Роман Шкурлатов: «Для киевского режима будущее стало туманнее…» Роман Шкурлатов: «Для киевского режима будущее стало туманнее…» Фото: соцсети Романа Шкуратова

«В «элитные» соединения уже вливают маршевые батальоны»

— Роман Карэнович, как вы оцениваете состояние фронта на текущий момент?

— Моя оценка того, что происходит на линии боевого соприкосновения, выглядит так: в большинстве районов идут позиционные бои, но с плотной инициативой ВС РФ. Мы двигаемся, да, быть может, не так быстро, как нам хотелось бы, но уверенно. Местами происходят неожиданные прорывы, как, скажем, в Очеретино, благодаря которому появился термин «очеретенский цветок». Это резкий прорыв на определенную глубину обороны противника, после чего этот цветок раскрывается вправо и влево фланговыми атаками. Подобный цветок мы видим в Нью-Йорке, к сожалению, не в том объеме, в котором хотелось бы, но в небольшом городке на Украине происходит точно такой же «очеретенский цветок». Нашим там тоже удалось глубоко вклиниться в оборону противника.

Все внимание притягивает, конечно, харьковское направление. Наша группировка войск «Север» действует там уже не первый месяц. К сожалению, резкое наступление остановилось, перешло в тупиковую стадию, но инициатива за нами. Все попытки противника контратаковать и как-либо отодвинуть Вооруженные силы России проваливаются. В итоге противник сжигает ресурсы. ВСУ и НГУ (нацгвардия Украины — прим. ред.) перекинули на харьковское направление значительные ресурсы с других фронтов в попытке сдержать «северян». В какой-то степени у них это получилось, но из-за этого они оголили иные направления. Скажем, под Часовом Яром они сняли несколько бригад, перекинули их на Харьковщину, и теперь у них большие проблемы уже под Часовом. По отдельным оценкам, нашим подразделениям уже удалось выйти к каналу Северский Донец – Донбасс, а где-то даже и форсировать его. Впрочем, пока эта информация не подтверждена.

Роман Карэнович Шкурлатов — подполковник запаса, военный журналист, председатель правления общероссийской организации «Офицеры России».

В 2000 году окончил факультет журналистики Военного университета министерства обороны РФ. Проходил службу в СМИ и информационных структурах Вооруженных сил, в том числе в руководящих должностях.

На протяжении нескольких лет являлся шеф-редактором журнала «Офицеры», потом возглавлял сначала пресс-службу, а затем — информационно-издательский центр общероссийской общественной организации «Офицеры России».

С 2019 года — главный редактор информационного агентства «Силовой блок».

Член союза журналистов России, член союза писателей России.

На Херсонщине надо отдать должное: противник до сих пор не признает потерю плацдарма в Крынках, что впрочем, уже очевидный факт. Он был выбит оттуда, потеряв от 2 тысяч до 2,5 тысячи единиц живой силы ради этого неудавшегося военно-политического проекта. С военной точки зрения, к слову, непонятно, зачем удерживался плацдарм в Крынках. Было же все очевидно, что никакого военного продолжения у него нет и быть не может. Но в угоду неким политическим целям, амбициям киевского режима, персонально Зеленского, продолжали его удерживать ценой неимоверных потерь. Сейчас они, повторюсь, не признают, что они вынуждены были ретироваться, но факты — вещь упрямая.

Сейчас основные действия на этом участке переместились на острова. Наши вооруженные силы давят врага там. Нужно отдать должное, там они все еще сопротивляются, хотя им труднее, чем в Крынках — в тех хотя бы подвалы оставались, здания там давно разрушены. На островах ни подвалов, ни строений никаких нет, поэтому организовать там устойчивую оборону крайне сложно. Думаю, что, когда закончат с островами (не могу сказать, как скоро это будет, но динамика положительная) — вот после этого можно будет говорить о выдвижении на правый, высокий берег, где стоит русский город Херсон.

Там противнику не удалось создать вменяемой линии обороны. Причина тому — работа нашей артиллерии, реактивной и ствольной, операторов FPV-дронов, которые не дают создать там противнику какие-то фортификации. После того, как отобьем острова, видимо, есть какие-то шансы на продвижение.

Авдеевское направление (вернее, уже те земли, которые находятся за Авдеевкой) остается тем фронтом, где мы движемся наиболее активно. Пока противнику там не удается создать каких-то устойчивых рубежей обороны, пока все очень зыбкое, и он откатывается, стабилизировать фронт не может. Посмотрим, насколько это долго продлится, куда-то мы, конечно, упремся рано или поздно, в какую-нибудь естественную преграду. Думаю, впрочем, что и там противнику закрепиться не удастся. Налицо тенденции и проблемы, с которыми сталкивается враг — это и низкое качество, и количество живой силы, сильно демотивированной, да и поставки вооружений… Несмотря на то что они начались после заминки, но все-таки они не вышли на достаточную мощность и пока не сильно помогают.

— Хотелось бы, чтобы уперлись не в реку, а в границу с Беларусью…

— Можно и в Польшу.

— Хотел уточнить о Волчанске. Мы действительно бодро выступили, а после противнику перекинули ресурсы, и мы остановились. Насколько большие силы там сосредоточил противник, чтобы нас остановить? И не было ли это поспешным его решением?

— На мой взгляд, это не было фальстартом. Просто потому, что никаких глобальных и стратегических целей руководство страны не ставило. Президент сказал (и не раз), что целей по освобождению Харькова на данном этапе СВО не стоит. Мы все понимали, что, скорее всего, стояло две цели. Первая — это создание буферной зоны, отодвинуть противника от старой границы территории России, чтобы минимизировать обстрел городов и деревень Белгородчины. Вторая — это, конечно, отвлечь противника, сосредоточить его ресурсы на этом направлении, вынудить его оголить иные фронта.

На мой взгляд, первая задача еще не выполнена: обстрелы, конечно, минимизированы, но остались. А вот вторая задача вполне себе успешна. [В пример] тот же Волчанск, где сейчас идут позиционные бои в пользу нашей стороны. Медленно, но верно мы терзаем улица за улицей врага. Есть некое движение. Противник, повторюсь, стягивает резервы. Они стянули туда достаточно значительные ресурсы, как минимум несколько пехотных и мотопехотных бригад, в том числе с часоваярского направления и морпехов из Херсонщины.

Проблема у них в ином — в результате работы наших ВКС достаточное количество мостов через водные преграды было уничтожено. ФАБы — вещь опасная, кроме того, работает высокоточное вооружение. Логистика затруднена, и они не могут подтащить бронированную технику. Поэтому во многом у них все идет на уровне мясных штурмов, попыток контратак. Поэтому чаще всего это заканчивается просто массовой гибелью мобилизованных. О том, что сосредоточенные там подразделения противника несут большие потери, свидетельствует то, чем их пытаются компенсировать.

Они в «элитные» соединения уже вливают маршевые батальоны из состава насильно мобилизованных и зэков. Не секрет, что киевский режим также пошел по пути привлечения к военной службы людей отбывающих наказание. И вот они уже возглавляют отдельные соединения, в отдельных случаях до 40–50% процентов личного состава — это либо отловленные ТЦК, либо заключенные. Это свидетельствует о том, что все резервы, которые они задействуют, в том числе на волчанском направлении, несут серьезные потери.

— А если посмотреть пониже, на купянский участок: там также у нас значительное продвижение — местами до 3–4 километров. Что там происходит? Можно ли предположить, что там фронт начал обваливаться?

— Да, там положительная динамика. Купянск для нас — важный населенный пункт. Во-первых, мы там уже были, и это дело нашей чести — вернуть все назад. Во-вторых, это важный логистический узел для противника, освободив который, мы нарушим его пути снабжения, подвоза и создадим большие проблемы для группировки войск врага в целом. Поэтому, конечно, командование сосредотачивает на этом участке значительные усилия. Не готов сказать, как быстро это выльется в некие прорывы или обвалы фронта, но пока мы видим, что противник, к нашему сожалению, не так чтобы потерял боевой дух, но отчаянно сопротивляется, и я не вижу предпосылок для обвала фронта вообще где бы то ни было. К сожалению, конечно. Но ситуацию нужно оценивать трезво, а не заниматься шапкозакидательством.

«Форма успеха — это сплав военной удачи, профессионализма и неожиданности для врага» Фото: © Евгений Биятов, РИА «Новости»

«Это был для Киева политический проект»

— Мы уже затронули «Очеретенский выступ». За, пожалуй, последний год кампании это было самое стремительное и неожиданное продвижение. Вдруг взяли Авдеевку, а дальше буквально за несколько месяцев вышли настолько на дальние рубежи, что уже и Авдеевка стала тыловым городом. В чем успех этой операции?

— Что касается успеха очеретенского маневра, то, в принципе, нечто похожее было в Часовом Яре, в том, что наша десантура туда заскочила на морально-волевых каких-то качествах, вопреки, быть может, тактике, тактической целесообразности, логике развития событий. Когда люди начинают предпринимать не то чтобы необдуманные, но не очень прогнозируемые со стороны противника действия… Лихого маневра, в общем-то, никто не отменял, война есть война. Противник привык идти шаг за шагом, поступательно. А тут вдруг неожиданный прорыв. Все зависело от конкретного командира на месте и военной удачи. Когда подразделения вопреки складывающейся обстановке и неожиданно для противника осуществляют маневр с прорывом в глубину обороны, это ставит противника в тупик. Так случилось в Часовом Яре в микрорайоне Канал. Наши туда вошли очень неожиданно для врага, а уже потом стали подгонять фланги, чтобы не окружили.

В Очеретино произошло нечто схожее. Наши неожиданно ворвались на глубину до 2 километров, противник растерялся, так как не ожидал прорыва на такое расстояние, и в итоге посыпалась оборона, стали заходить фланги. Форма успеха — это сплав военной удачи, профессионализма и неожиданности для врага. Нельзя действовать предсказуемо, и наши повели себя крайне неординарно, чем и поставили врага в неловкое положение. А наградой стало продвижение.

— Вопрос по Крынкам. Киев опубликовал данные по погибшим, где указал цифру — чуть больше тысячи человек. В реальности, мне кажется, она должна быть существенно больше, раз речь шла об утоплении почти целой бригады. Сейчас мы можем уже говорить, зачем это нужно было противнику?

— На мой взгляд, да и многие коллеги, военные эксперты, политологи говорили то же самое — это был для Киева политический проект. В самом начале пресловутого контрнаступа прошлогоднего они рассчитывали, что этим маневром отвлекут наши силы, что, возможно, мы вынуждены будем перебрасывать туда дополнительные силы. Все это было в рамках наступления на запорожском направлении. Тогда это было относительно логично. Попытка показать, что и здесь есть отвлекающий маневр. Если бы у них хоть что-то получилось, то они бы начали рассматривать возможность наступления на этом участке. Там короткое плечо — 60–70 километров до перешейка Крыма по прямой.

Но у них ничего не получилось. Крынки остались мертворожденным плацдармом. Все, что они там могли делать, — это регулярно и в больших количествах умирать. И это живая сила достаточно высокого класса, две бригады морской бригады по островам скакали и пытались добраться до плацдарма. Уже потом, конечно, Крынки были стерты с лица земли. В общем, получилась тут политическая история, смысл которой — показать хоть какой-то успех. Чего это стоило, мы прекрасно понимаем, но противник не считался ни с какими потерями, ставя наперед эту политическую целесообразность.

Когда они поняли, что цена слишком высокая, они все-таки перегруппировались, и плацдарм был оставлен.

— Насколько я слышал, там были уничтожены одни из лучших «эфпивишников» Киева…

— Речь шла о «птахах Мадяра», но их, насколько знаю, в итоге передислоцировали. На уровне слухов были даже заявления, что его самого грохнули, но что-то не верю в это. Там наша десантура стояла, а я как раз с ними поддерживаю контакт. В итоге кое-какие данные знал в режиме онлайн. По сведениям моих источников, там ВСУ до последнего сидели по подвалам. И ничего особо делать там не могли, просто обозначали свое присутствие. Выкурить их оттуда было проблематично.

— Почему нас эта ситуация не устраивала? Они подвозят — мы зачищаем.

— Да просто в такой ситуации острова оставались за ними. А когда мы их выкурили из Крынок, мы могли уже двигаться на острова, где сейчас идут активные боевые действия. Надо двигаться дальше, нельзя при этом оставлять в тылу даже минимальный плацдарм противника. Поэтому как с Крынками закончилось, то стало возможно полностью сосредоточиться на объектах, находящихся дальше.

«Все упирается в излишне забюрократизированную систему поставки вооружений на фронт. Если не убрать эту составляющую, то хотя бы минимизировать, а дальше, я думаю, наши кулибины и частники просто завалят фронт техникой разной номенклатуры» Фото: © Станислав Красильников, РИА «Новости»

«Трех семерок» уже давно в сводках не встречал»

— Каждую неделю по сводкам министерства обороны считаю потери противника. Заметил такую тенденцию, что у противника все меньше САУ и все больше буксируемой артиллерии. У них заканчиваются самоходки?

— Я эту тенденцию не отслеживал, может быть, не обратил внимание, но по логике в любом случае самоходная артиллерия и дороже, потому что себестоимость выше, и ее всегда меньше, чем буксируемой артиллерии. Наверное, действительно противник применяет больше «буксирок». Но самоходки — всегда приоритетная цель для контрбатарейной борьбы. Во-первых, противник их просто бережет (как и вообще западную технику), поэтому они меньше попадают в сводки. А, во-вторых, буксируемой артиллерии в любом случае больше.

Несмотря на то, что западные поставки идут, речь идет все-таки еще о советской технике, во всяком случае, если говорить о «стволке». Скажем, «трех семерок» уже давно в сводках не встречал…

— Судя по ним, там в основном Д-20, Д-30…

— Верно, Д-20, Д-30 есть. А вот «самоходочки» у них как раз западные. Своя там — разве что какая-нибудь «Богдана».

— Достаточно много «Гвоздик» и «Акаций».

— Советские. А вот «Крабы» и «Цезари» (наименования западных самоходных артиллерийских установок — прим. ред.) давненько не фиксировались в сводках. Поэтому предполагаю, что противник либо бережет, держит в резерве с надеждой на что-то, уж не знаю на что. Если раньше Зеленский заявлял, что они готовятся к очередному контрнаступлению в 2025 году, то сегодня в связи с изменившейся политической обстановкой, которая еще и в ноябре изменится после выборов Трампа… В общем, для киевского режима будущее стало туманнее. Так что я уже не очень понимаю, зачем они резервы копят, которые в бой все равно не бросают.

— Появляется большое количество сообщений, что у нас большая просадка по FPV-дронам. Насколько это соответствует действительности?

— Много общаюсь с ребятами, которые непосредственно на передовой, сам не так давно был там в командировке. Действительно, все говорят (да и по своим наблюдениям) — соотношение 1 к 6 не в нашу пользу, к сожалению. Но ситуация меняется каждую неделю. Вообще, чем характерен этот вооруженный конфликт? Изменением событий и очень быстрым. Если неделю назад было одно соотношение, то вполне возможно, что через пару недель оно будет иным. Но, повторюсь, малое небо остается за противником.

Что мы этому может противопоставить? Можем противопоставить хорошие средства РЭБ — начиная от тактического уровня, армейского, заканчивая, понятно, оперативным. Наш РЭБ признан одним из лучших в мире. Касаемо окопного РЭБ, который защищает на уровне опорного пункта и меньше — тут, к сожалению или к счастью, все работает с разным качеством. На этом надо сосредоточиться, о чем уже много раз говорили и эксперты, и военнослужащие, которые выполняют задачи. Нужно усиление РЭБа окопного звена и наращивание количества ударных дронов. Пока здесь у противника превосходство.

Противник этим компенсирует дефицит артиллерии, высокоточного оружия, да и в целом боеприпасов. Поэтому ударные дроны для них стали, можно сказать, спасением в сложившейся ситуации. У нас нехватки боеприпасов не прослеживаются, во всяком случае в последние полгода. Но FPV-дрон все равно остается важным фактором на поле боя, поэтому нужно делать какие-то шаги в сторону того, как выйти из этого положения.

Здесь все упирается в излишне забюрократизированную систему поставки вооружений на фронт. Если не убрать эту составляющую, то хотя бы минимизировать, а дальше, я думаю, наши кулибины и частники, которые занимаются разработкой оружия, просто завалят фронт техникой разной номенклатуры.

«Дрон, уничтожающий технику за несколько миллионов долларов — конечно, это оружие XXI века. Надо учиться ему что-то противопоставлять, находить пути защиты» Фото: © Станислав Красильников, РИА «Новости»

«Победит тот, кто сократит бюрократические проволочки»

— Стал ли FPV-дрон главным хищником этой войны?

— Да, с очевидным сложно спорить. Кроме того, FPV-дроны стали открытием этой войны, хотя существовали они до СВО и даже применялись до нее. Но все это было в сотни раз в меньшем количестве, и весь потенциал этого оружия раскрыт не был. Воспринималось, как некая экзотика. А вот на фронтах СВО FPV-дроны пережили свое второе рождение. Все осознали, что это действительно очень эффективное и недорогое оружие, точное и позволяющее выводить из строя дорогостоящую технику, артиллерию, связь.

К сожалению, у противника этого оружия много, и он его не экономит. Скажем, на одного нашего военнослужащего они могут себе позволить потратить несколько таких дронов. Современная война — это в любом случае экономика, дебет и кредит, цена и качества. Поэтому дешевый дрон, уничтожающий технику за несколько миллионов долларов — конечно, это оружие XXI века. Надо учиться ему что-то противопоставлять, находить пути защиты. Прежде всего, это РЭБ, работа на разных частотах. Нужно уметь определять их в режиме реального времени.

Нужно понимать в моменте, когда дрон атакует, давить частоту, когда он подходит — вот к этому надо стремиться. Победит тот, кто сократит бюрократические проволочки и откроет дверь умельцам с альтернативными изобретениями в реальных боевых действиях. А уже дальше пойдет естественный отбор, что эффективнее, лучше и дешевле — тому и дорога.

— А что у нас с БПЛА самолетного типа?

— Надо отдать должное, здесь у нас есть существенный перелом. Если за малое небо мы спорим, то вот за среднее небо (это дальние разведывательные дроны, Zala и прочие) мы удерживаем лидерство. Скажем, противник не может понять, каким образом мы находимся на глубине 70-80, а иногда и 100 км на территории противника. Они с этим ничего поделать не могут, а мы регулярно видим кадры объективного контроля. Те, кто занимается разведкой на БПЛА самолетного типа — это и поставщики, и операторы. Все они большие молодцы. В связке с ВКС, артиллерией, ракетами — это очень хорошо играет. Это действительно очень неприятно для противника.

«Варианты, которые предлагают на Западе, что F-16 должны взлетать из Румынии и Польши — это уже другая история, это повод к войне. Я думаю, что Запад на это не пойдет. Посмотрим, к чему это приведет» Фото: By Staff Sergeant William P. Coleman — US Air Force Public Affaris, Public Domain, commons.wikimedia.org

— На саммите НАТО Зеленскому пообещали самолеты F-16. Когда их стоит ожидать и в каком объеме?

— Где-то год назад, я прогнозировал, что к концу 2023 года у противника появятся эти самолеты, но оказался не прав. Сейчас я тоже не стал бы говорить, что они появятся вот-вот, хотя те, кто дает им обещания, представители блока НАТО, отдельных западных стран, вроде бы обещали сделать это до конца лета. Факт остается фактом — на момент нашего разговора в небе над Украиной их до сих пор нет, и когда они появятся, я затрудняюсь сказать. Но мы, естественно, готовились к этому появлению, и наши ВКС тоже не сидели, сложа руки. Все аэродромы, которые мало-мальски могли бы принимать самолеты данного типа, уже неоднократно были подвергнуты атакам. Это и Миргород, и Староконстантинов. Понимаю, что залатать взлетно-посадочную полосу после удара не так сложно, но есть и другая инфраструктура для истребителей — вот ее восстановить гораздо сложнее. Правда, там уже неоднократно звучали голоса, хоть и бывших генералов ВСУ, что надо все трассы переделать под взлетно-посадочные полосы для F-16. Наверное, такое тоже возможно.

Все аэродромы, которые сегодня могли бы теоретически принять и обслуживать F-16, находятся под нашим плотным контролем. Средства ПВО, которые вокруг них сосредоточены, в том числе западного производства, как мы видим, не очень справляются со своими задачами. Цели там регулярно поражаются. А значит будем смотреть. Варианты, которые предлагают на Западе, что они должны взлетать из Румынии и Польши — это уже другая история, это повод к войне. Я думаю, что Запад на это не пойдет. Посмотрим, к чему это приведет.

Даже если F-16 будут поставлены, а я склоняюсь, что они там появятся, то их количество не выдерживает никакой критики. Зеленский попросил 128 единиц, чтобы как-то переломить ситуацию. Но я пытался прикинуть, сколько им передадут. Из реальных обещаний это 20-25, ну может 30 бортов при самом хорошем раскладе. Да и то они появятся не одномоментно, а будут растянуты во времени. Что сможет это изменить на поле боя, я не знаю.

— Скорее всего, они будут заняты террористическими атаками, увеличив количество одновременно запускаемых ракет по нашим объектам.

— Они нужны как носители западного высокоточного ракетного вооружения. Соответственно они будут охотиться за носителями наших ракет, но и в первую очередь за теми нашими самолетами. которые являются носителями ФАБов. Они им уже поперек горла, они им ничего противопоставить не могут. Посмотрим, насколько это у них получится. Наше ПВО тоже дремать не будет. Как только они появятся, то, наверное, через неделю кадры с первыми подбитыми F-16 увидим. Глобально их постигнет то же, что и танки Leopard. Конечно, приятного от этого будет мало, проблем-то они доставят, но, повторюсь, глобально это ничего не изменит.

Кстати, большой вопрос — кто будет сидеть за штурвалами. Насколько я знаю, украинские экипажи по пальцам пересчитать, там человек 10, а кто будет сидеть за остальными самолетами — большой вопрос. Понятно, что западные специалисты, но вопрос — в каком качестве. И тогда надо думать, как это трактовать.