Франц Клинцевич: «Как НАТО до конца еще не раскрылось — так и Россия не выступила еще в полную силу. Многие же до конца не понимают президента, который заявил: «Мы еще даже не начинали» Франц Клинцевич: «Как НАТО до конца еще не раскрылось, так и Россия не выступила еще в полную силу. Многие же до конца не понимают президента, который заявил: «Мы еще даже не начинали» Фото: «БИЗНЕС Online»

«У них всего навалом, и они бьются весьма достойно»

Франц Адамович, какова ваша оценка состояния линии фронта на текущий момент?

— Я считаю, что она достаточно стабильная. Решение, которое было принято в свое время, а именно — занятие этой линии обороны и ее удержание, систематически проводя, скажем так, активную оборону, которая приводит к практически ежедневному продвижению, оказалось верным. Это все назвали «мелкой моторикой фронта». Вот она дает возможность нашим войскам постепенно выравнивать линию обороны и эффективно решать возникающие проблемы.

У нас много диванных экспертов, которые возмущаются: «Отчего мы не наступаем? Отчего мы не делаем ряда действий?» А мы не наступаем потому, что у нас проходит специальная военная операция и мы бережем людей. А второе — мы ждем. Окно Овертона открыто, а о НАТО, полагаю, не сегодня, так завтра мы узнаем очень много интересных вещей. Они уже участвуют, поставляют технику, вооружение, личный состав, штатные подразделения. Я думаю, что эта ситуация будет только интенсифицироваться.

Франц Адамович Клинцевич родился 15 июня 1957 года в деревне Крейванцы Ошмянского района Молодечненской области БССР.

В 1972-м окончил крейванцевскую сельскую 8-летнюю школу, в 1974-м — среднюю школу №1 Ошмяна.

С 15 декабря 1974-го по 24 января 1975 года работал учителем черчения, труда и физкультуры в крейванцевской сельской 8-летней школе.

В 1975 году призван на службу в Вооруженные силы СССР и направлен в разведывательный батальон гарнизона военного городка Печи города Борисова. В 1976-м направлен в Свердловское высшее военно-политическое танко-артиллерийское училище, которое окончил в 1980 году, и был распределен на службу в литовский город Алитус — это всего в 100 км от дома. Затем служил в Кишиневе.

В 1975–1997 годах находился на действительной военной службе в рядах Вооруженных сил, полковник запаса. Служил в воздушно-десантных войсках.

В 1986-м окончил 10-месячные курсы офицеров-политработников по иностранным языкам министерства обороны СССР.

В 1986–1988 годах служил в 345-м отдельном парашютно-десантном полку 40-й армии, участвовал в боевых действиях в Афганской войне в качестве старшего инструктора политотдела по специальной пропаганде. По воспоминаниям сослуживцев, руководил спецгруппой, основной задачей которой было общение с местным населением с целью определения политического настроения и доверия к руководству ДРА, а также сбор информации о бандформированиях.

Был слушателем Военно-политической академии им. Ленина, заместителем командира парашютно-десантного полка в городе Капсукасе (сейчас Мариямполе, Литва).

С 1990 года — заместитель председателя российского союза ветеранов Афганистана, а с 1995-го — председатель правления.

В 1991-м окончил Военно-политическую академию им. Ленина.

С 1992 года — в Москве. Сначала был ведущим специалистом правительственной комиссии по социальной защите военнослужащих, затем — старшим офицером управления командующего воздушно-десантными войсками.

В 1995-м избирался членом совета общероссийского общественного движения «Реформы — новый курс».

В декабре 1999 года на выборах избран депутатом Госдумы III созыва по списку избирательного блока «Единство», представляя Народно-патриотическую партию России. Член комитета Госдумы по труду и социальной политике.

В 2000-м стал председателем московской городской организации «Единство».

В 2001 году стал членом президиума генерального совета партии «Единая Россия».

В 2001-м в Российской академии государственной службы при президенте РФ защитил кандидатскую диссертацию на тему «Личностно-психологические особенности россиян с низким и высоким уровнями дохода». Кандидат психологических наук.

В 2002 году — секретарь регионального отделения партии «Единая Россия» в Чечне.

В 2003-м на выборах в Государственную Думу IV созыва Клинцевич баллотировался в депутаты Госдумы по списку «Единой России» от кавказской группы (Республика Дагестан, Республика Ингушетия, Карачаево-Черкесская Республика, Чеченская Республика), в которой он шел первым из 7 кандидатов. Вместе с ним в группе шел Руслан Ямадаев. По итогам выборов в кавказской группе единороссов депутатские мандаты получили все 7 кандидатов.

В Госдуме IV созыва — заместитель руководителя фракции «Единая Россия» и член комитета по обороне.

В 2004 году с отличием окончил факультет переподготовки и повышения квалификации Военной академии Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации.

В декабре 2007-го избран депутатом Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации V созыва. В Госдуме V созыва назначен первым заместителем председателя комитета по делам ветеранов.

С 2008 года — председатель центрального координационного совета сторонников партии «Единая Россия», руководитель чеченского республиканского отделения партии «Единая Россия».

В сентябре 2011-го вошел в список кандидатов в депутаты Госдумы, выдвинутый партией «Единая Россия» на выборах в Государственную Думу VI созыва. Баллотировался от Смоленской области, был первым в списке из четырех кандидатов. По итогам выборов, состоявшихся 4 декабря 2011 года, «Единая Россия» набрала в Смоленской области 36,23%, и из единороссов депутатский мандат получил лишь Клинцевич.

В Госдуме VI созыва Клинцевич был назначен заместителем председателя комитета по обороне. Был также членом комиссии по правовому обеспечению развития организаций оборонно-промышленного комплекса Российской Федерации.

Депутатские полномочия сложил досрочно в связи с переходом в Совет Федерации.

В 2015–2020 годах — член Совета Федерации РФ.

Что касается отдельных деталей, негативных. Говорю о том, что я знаю, по крайней мере. На войне всегда есть субъективный фактор, много нюансов. Всегда так было, всегда так бывает, что нарушается логистика, где-то чего-то не хватает. Но в целом я считаю, что там всего достаточно, все стабильно. Единственное, что хотел бы отметить, — это то, что я крайне негативно отношусь к широко распространенному мнению, по которому украинские вооруженные силы выдохлись, что там армия деградировала, что у них не хватает боеприпасов и прочего. Они не выдохлись, у них всего навалом, и они бьются весьма достойно.

Хотя, конечно, существуют такие моменты, что на уровне внутреннего гражданского общества, процессов, которые происходят внутри, есть много недовольных. Гражданское общество, которое буквально еще пару лет назад на 99 процентов относилось негативно к России, меняет сегодня свое отношение. И меняет отношение к своим руководителям и всем процессам, которые происходят на Украине. К концу года, я думаю, там ситуация и вовсе будет критичной. И вот тогда это окажет очень серьезное влияние на морально-психологическую обстановку на фронте.

Пока что путем «мотивационных войск», говоря по-старому, заградотрядов, и жесткой работы с родственниками они сегодня пополняют людские резервы, поставляя новые части на фронт, которые расходуются уже как пушечное мясо. К сожалению, расходуются они очень интенсивно. Это большая беда нашего общества, но иного выхода нет. Только огнем артиллерии и иного вооружения можно исправить эту ситуацию. Иных вариантов нет. Иначе эта проблема, которую нам устроил так называемый коллективный Запад, растянется на века.

Если посмотреть на карту, то видно, что у нашей группы войск «Центр» имеется большой успех. Там войска прошли настолько далеко, что даже недавно освобожденная Авдеевка постепенно становится не передовой, а тылом. С чем, на ваш взгляд, связан этот успех?

— Успех связан с рядом факторов. Первый и ключевой — российская тактика. От нее вооруженные силы Украины отошли, приняв натовские стандарты. В итоге сейчас проигрывают во всем и везде. [Проигрывают] и от того, что на переднем крае нет офицеров, и от того, что боевые действия ведут, как того требуют американцы, по принципу экспедиционных корпусов, сильно упирая на те технические средства, которые им поставляют. Второй момент — они постоянно проводят наступательные действия, все время требуя «перемогу», они теряют большое количество людей. Это очень плачевно сказывается на общей обстановке на фронте. Несмотря на то что они такие же, как и мы, русские люди, умеют и могут воевать, эти проблемы, конечно же, есть.

Я не вижу, как некоторые у нас говорят, что у них там недостаток боеприпасов, продовольствия, обмундирования — с этим у них полный порядок, всего хватает. Но вот по тактике, мужеству, способностям они проигрывают. И в последний год у них на фронт приходит очень много неподготовленных бойцов. Все, что ими было достойно подготовлено, вооруженными силами России уже утилизировано. А вот те, которые идут сейчас, — их отработанным навыкам в лучшем случае неделя. Им объяснили, как стрелять — и на передовую. А иногда бывает, что и такого нет. Да и, прямо скажем, там далеко не все проходили службу в вооруженных силах. Поэтому здесь у них имеется очень большая проблема. По большому счету все это не облегчает жизнь нашим бойцам, но весьма значительно увеличивает их собственные потери.

Ну и хотел бы сказать, что учиться на войне — это не контрпродуктивно. Когда происходит ротация, Вооруженные силы России в тыл не просто отходят, получая возможность выспаться, но днем они постоянно занимаются, проводят тренировки, отрабатывают тактические задачи. Наши Вооруженные силы занимаются выявлением своих недостатков и работают над ними. Все это дает российским Вооруженным силам преимущество на поле боя.

Конечно, там есть еще и проблема, связанная с логистикой. Сегодня по вооружению и технике мы находимся в значительно лучшем положении, чем вооруженные силы Украины. У НАТО ведь весьма серьезные проблемы с логистикой, транспортным плечом. Это приводит к дополнительным затратам, скажем, к удорожанию боеприпасов. Война — это прежде всего экономика. Из-за нее происходят иногда и некоторые срывы. Наши очень успешно и быстро на все такие проколы реагируют.

Последний момент, который, конечно, не самый характерный, но о многом говорящий. Недавно в одном освобожденном населенном пункте наши сделали очередной подкоп на несколько километров, провели по ним штурмовые группы с боеприпасами и смогли нанести удар противнику с тыла. Когда я посмотрел, в каких условиях это происходило, то обомлел. Это неимоверно тяжелый труд, помноженный на невероятное мужество тех, кто это организовал и реализовывал. Такую операцию провести очень тяжело, особенно в XXI веке.

Ну а так: как НАТО до конца еще не раскрылось, так и Россия не выступила еще в полную силу. Многие же до конца не понимают президента, который заявил: «Мы еще даже не начинали». Разговор же идет о серьезных боеприпасах в предъядерном исполнении, которые сегодня периодически также испытываются. Эти боеприпасы ждут натовские войска, по ним в ближайшее время будут принимать определенные решения. [Следует ожидать] и мобилизации украинцев, находящихся за границей, которых заставят мобилизоваться «добровольно» с последующей отправкой на фронт. А как? К сожалению, для них это неизбежно.

«Учиться на войне — это не контрпродуктивно» «Учиться на войне — это не контрпродуктивно» Фото: © Станислав Красильников, РИА «Новости»

«Подготовка офицера — дело дорогостоящее»

Владимир Путин недавно заявил, что противник теряет значительное количество личного состава. По словам президента, в прошлом месяце было до 50 тысяч потерь. Происходящая у противника мобилизация не позволяет увеличивать численность войск, иногда даже и восполнять потери. Как долго Киев сможет воевать в таком режиме?

— Американские специалисты, говоря об этой проблеме в кулуарных разговорах с министерством обороны, президентом Украины, четко сказали: «Ребята, мы содержим ваш аппарат, мы кормим вашу армию, мы поставляет боеприпасы — вы защищаете НАТО, потому что „российский агрессор“ хочет уничтожить НАТО. Пожалуйста, имейте в виду, что мы знаем, что у вас еще 6,8 миллиона мобилизационного резерва, тех человек, кто может вести боевые действия. Хотите в НАТО — проводите мобилизацию».

Подвешенная морковка перед Украиной обязательно приведет к тому, что они весь этот мобилизационный ресурс выгребут. Скажем, уже на многих предприятиях, где раньше недопустимо было работать женщинам, начали брать их на работу. Мужское население, к сожалению, так и будет продолжать утилизироваться, избежать этого не получится.

Вы сказали, что их офицеры находятся в тылу, а не на передовой. С чем это связано и насколько влияет на эффективность действий противника?

— У них сегодня американцы тестируют искусственный интеллект и возможности сетецентрической войны с применением космической группировки, полевого интернета Starlink и прочего. Большие возможности у личного состава, не только командиров отделений, а у всего личного состава, который имеет доступ к информации и готов ею пользоваться.

У НАТО есть серьезное убеждение: подготовка офицера — дело дорогостоящее для государства, а значит, он должен находиться в более безопасном месте, ведя все наблюдение с беспилотников и по связи осуществляя все управление войсками. У них в таких условиях находятся все офицеры, вплоть до командиров взводов, что для нас практически немыслимо. У нас принято управлять и координировать войска, находясь прямо в строю, видя своими глазами, как все происходит.

А их командиры командуют из тыла, орут на своих бойцов, пугают штрафами, снятием денег, а в иных случаях и расстрелами с последствиями для родных и близких. Там полностью соблюдается натовский подход к подавлению и управлению личностью. Это, естественно, не мотивирует и не мобилизует людей. Командуют там сержанты, которые имеют дополнительное денежное довольствие.

Потом мы получаем информацию о том, что бригада N полностью разгромлена, что она официально выводится в тыл. Что происходит? Офицерский состав остался, но набирается новый личный состав. И так по несколько раз. В результате в ряде бригад уже по 4–5 обновлений личного состава. Людей буквально превращают в пушечное мясо, а офицеры все отсиживаются. Это очень сильно мешает боевым действиям.

Я знаю несколько случаев, когда теряли управление. А если начинают трусить, то это практически полная потеря всей ситуации, деградация всех взаимосвязей и, как правило, бегство и паника в итоге.

— Насколько сегодня так называемые мотивационные войска нужны Украине? Настолько ли это важный элемент в киевских войсках?

— Если раньше этим занимались подразделения «Кракен»*, «Азов»* и схожие по убеждениям подразделения, находящиеся на неонацистских позициях, считающие своих людей не вполне людьми, то в данном случае все очень легко — все взаимоотношения сводились к нажатию на курок.

Сейчас начали чаще использовать иностранных наемников, которым вообще наплевать, до лампочки, в кого стрелять. Те люди, которые там находятся, которые столкнулись с этими «вопросами», понимают, что, находясь на переднем крае, если ты никуда не бежишь, а патроны у тебя закончились и пришли русские — тогда ты останешься жив. А если побежишь и скажешь: «Я не хочу, мне там надоело», — тогда 100 процентов тебя утилизируют.

Поэтому такая ситуация имеется. Знаете, я хочу первый раз сказать такую мысль. Наши называют цифру в 600 тысяч потерь, но, по моим подсчетам, эта цифра значительно больше — Киев потерял вплоть до 1,2 миллиона человек. Вторая цифра негласная, у нас соотношение раненых 1 к 10. То есть из 10 раненых один в итоге погибает. А на Украине соотношение обратное: из 10 раненых бойцов выживает только один. Это все логистика. У нас те, кто получил ранение, попадают в военный госпиталь, а там их просто довезти не могут.

Когда говорят о мотивационных войсках, которые имеют в том числе беспилотники (это показывается не столько в наших, сколько в их пабликах), то это обычно просто убийство всех, кто сдается или пытается сдаться в плен с поднятыми руками. Та морально-психологическая обстановка, которая создалась на территории Украины и в ее вооруженных силах, логика действий этих мотивационных войск носят угрожающий, устрашающий характер. Бойцы все чаще начинают понимать, что на переднем крае, в случае если кончатся боеприпасы, есть только один шанс остаться в живых — это если придут русские, которые гарантированно тебя не расстреляют. Если же побежишь назад, вне зависимости от количества (рота это или батальон), все будут уничтожены. Такое уже было, такая информация доводится до личного состава ВСУ.

«США по завышенной в 6-7 раз цене продают и передают технику, которая уже морально устарела и только и ждала списания. А тут есть возможность получить большую выгоду» «США по завышенной в 6–7 раз цене продают и передают технику, которая уже морально устарела и только и ждала списания. А тут есть возможность получить большую выгоду» Фото: © Игорь Зарембо, РИА «Новости»

«Американская тактика»

Прошло почти четыре месяца, как Киев сменил главкома, поменяв Залужного на Сырского. Есть ли какие-то изменения в тактике противника ввиду этой замены?

— С точки зрения образования и опыта они оба квалифицированные и опытные генералы, имеющие все необходимые знания. Но Залужный стал политическим деятелем, с ним достаточно плотно работали американцы. Поведенческие функции Зеленского, его истерики вызывали у Залужного неудовольствие. При этом среди войск у него крайне серьезно вырос авторитет. Здесь дело не в квалификации, а в мотивации. А мотивация проста — сохранить власть, поставить подконтрольных людей. И вот Сырский полностью зависит от Зеленского, стоит перед ним на задних лапках, говорит и делает то, что хочет Зеленский. В конечном итоге от этого страдают вооруженные силы.

Вместе с тем в последнее время стала появляться информация уже о недовольстве в том числе и Сырским. Оно вызвано тем, что киевские войска не выполняют главную задачу, поставленную их верховным главнокомандующим: наступать и захватывать русскую землю. У них это не получается, отчего, боюсь, в ближайшее время Зеленскому придется менять и Сырского.

Украина придерживается тактики тотальной обороны любого небольшого населенного пункта, совсем не отходя, не перегруппировываясь. Почему выбрана именно такая тактика?

— Линия обороны состоит из укрепленных населенных пунктов, которые они превращают в крепости. Тактика такова: заняв оборону в населенном пункте, в домах, копают траншеи, в подвалах жилых домов, а также в больницах и детских садах, пробивают ниши, где они организуют склады, штабы и прочее. Они понимают, что напрямую русские не будут бить в больницу или школу.

Почему так происходит? Потому что территория Украины крайне урбанизирована, там огромное количество населенных пунктов, и, чтобы прорвать оборону, приходится биться за каждый такой дом. Но так как среди жилых домов, во дворах школ, возле больниц стоят артиллерийские системы, танки, естественно, Вооруженные силы России наносят по ним точечные удары, которые повреждают частично и здания. Сколько у нас случаев было, когда националистические батальоны закреплялись в давно неработающей больнице. Но когда туда наносили удар, зная, что там находятся только они, то оттуда сразу начинали выносить раненых и убитых бойцов, а потом разыгрывали спектакль, что якобы удар наносился именно по больнице. Хотя по факту это был давно заброшенный объект.

Точно так же произошел сход ракеты Patriot с курса. Находясь в жилом квартале, ракета сбилась с курса и попала в больницу. По траверсу, по конфигурации видно, что это ракета ПВО, а не Х-101 какая-нибудь российских Вооруженных сил. Тем не менее они, не стесняясь, говорят, что русские ракеты ударили по больнице.

Организовывать оборону на сильно урбанизированной местности среди населенных пунктов значительно легче, чем держаться за позиции в голом поле. Это американская тактика. Они же не будут это восстанавливать, им неважно, что там кто-то пострадает. Это они дают команду, где и как занимать оборону.

Еще с 1941 года мы перед крупными городами на расстоянии 5–10 километров устраивали линию обороны, закапывались и не давали возможности врагу зайти в город, чтобы могло пострадать мирное население. У натовцев, американцев, англичан все совсем по-другому. Ну а глупые мартышки, которые называют себя «укропами», к сожалению, копируют все их методы полностью.

В апреле в США подписали документ, согласно которому на поддержку Киева выделяется 60 с лишним миллиардов долларов. Сейчас ощущается влияние этого пакета?

— Когда говорят о выделении денег, то надо понимать, что там несколько каналов, по которым они выделяются. Есть американские, есть европейские, а есть деньги крупных корпораций, которые порой проходят через так называемые международные, гражданские и общественные институты, например такие как Красный Крест. Немыслимо говорить, что Красный Крест закупает боеприпасы для Украины, но, к сожалению, такое имеет место.

Что касается непосредственно Украины, то эти деньги выделяются на следующее: поддержку государственных институтов, денежное довольство министерства обороны и силовых ведомств, а также на приобретение вооружения и необходимых боеприпасов. То, что направлено на государственный аппарат, силовые ведомства, денежное довольствие представителям вооруженных сил, передается и немного контролируется отдельными специалистами, прибывшими из Америки. А вот что касается вооружения, то там роль украинцев заключается только в составлении запросов американцам, которые отправляют заказы на свои оборонно-промышленные предприятия или передают боеприпасы, которые сегодня хранятся на натовских складах. Они их вывозят из США, Франции, Германии. Оборонка понимает, что таким образом ее запасы заканчиваются, в том числе и по старым образцам вооружения, немодифицированным. Тогда она (оборонно-промышленный комплекс — прим. ред.) запускает систему перевооружения, требуя финансирования на новые образцы.

Выигрывают от этого прежде всего сами США — у них от таких операций очень хороший гешефт. Для них все удачно. Они по завышенной в 6–7 раз цене продают и передают технику, которая уже морально устарела и только и ждала списания. А тут есть возможность получить большую выгоду. Плюс государство, ВПК получают возможность запуска перевооружения, но уже не для украинских войск, а для собственных частей, которые находятся внутри США, на иностранных базах и в Европе.

Тут ничего личного, только деньги. Так англосаксы жили, живут и будут жить. А то, что там умирают русские парни, — это ими только приветствуется.