«Сейчас возрастной контингент врага — 38–45 лет. Не факт, что сами пошли, может, и мобилизовали их. При возможности берем в плен. Кто-то сам, раненый, полз к нам, кто-то, увидев всю картину, выходил и сдавался», — рассказывает боец отряда «Шторм», ставшего частью именного татарстанского батальона «Алга». 12 месяцев штурмовики бьются на одном из самых тяжелых направлений — южном фланге Бахмута. Военкор «БИЗНЕС Online» Станислав Шемелов посещал «Алгу» в день захода бойцов на этот участок фронта и спустя год вновь приехал в гости к подразделению, которое стало авангардом наших Вооруженных сил. О том, чем живут и бьются штурмовики на артемовском фронте и как в наши дни куется воинская слава, — в его репортаже.
6 и 7 мая роты «Алги» вышли на штурм высот, которые прикрывали небольшие поселки Клещеевка и Андреевка
Как попали под Бахмут
17 апреля 2023 года батальон «Алга» в составе своей бригады впервые заступил на земли южного фланга Артемовска (Бахмута). Тогда город и окрестности еще не были освобождены штурмовиками ЧВК Вагнера, поэтому батальон готовился к боям на второй и третьей линиях обороны. Все изменилось через несколько дней, когда Бахмут был полностью зачищен от врага.
6 и 7 мая роты «Алги» вышли на штурм высот, которые прикрывали небольшие поселки Клещеевка и Андреевка. Оба населенных пункта находятся южнее Артемовска, бои за который на тот момент принимали финальную стадию. С юга Клещеевку и Андреевку подпирала уже освобожденная станция Курдюмовка.
Тактическое значение данных деревень переоценить трудно, они буквально удерживают трассу и железную дорогу, когда-то соединявшие Артемовск с Донецком. С другой стороны, российские части на тот период времени перешли канал Северский Донец и уже с юга угрожали другому небольшому городу — Часовому Яру. В этот же момент противник завершал свое приготовление к только еще предстоящему летнему наступлению, сохранившемуся в памяти как контрнаступ.
По сути, сражение за эти высоты было битвой за общее укрепление позиций и затруднение действий противника на данном участке фронта. Для киевских частей возвращение в Клещеевку и Андреевку было необходимо в рамках пропагандистской задачи. Тогда «фортеция Бахмут» была главным киевским нарративом, ради которого президент Украины Владимир Зеленский и экс-главком ВСУ Валерий Залужный штабелями складывали своих солдат. Учитывая, что город был почти освобожден, выход в его южный пригород не только замедлил бы продвижение российских частей, но и создал бы угрозу уже для стоящего в Артемовске российского гарнизона.
Так, в июне 2023-го батальон «Алга» вместе с бригадой полностью сменил ЧВК на данном направлении, тогда и начался активный контрнаступ. По соседству бились десантники, а нашим мотострелкам (тогда еще их называли так) помогали подоспевшие роты штурмовых групп под названием «Шторм Z», сформированных из бывших заключенных. Тогда началась активная оборона лесополос, позже перетекшая в штурмовые действия. Понемногу отряды «Шторма» закрепились за нашим батальоном, став частью полноценного штурмового подразделения.
«Мой первый штурм был в так называемый контрнаступ противника. Подготовились к нему удачно, вышли, пошли, отработали. Что-то получилось, что-то — нет. Конечно, не все складывалось так, как хотелось бы, но более-менее задачу выполнили», — рассказывает нам сегодня боец с позывным «Тихий». Он родом из Пензенской области, а после «Шторма» остался в татарстанском именном батальоне.
После контрнаступления противник на этом направлении темпа не сбавил. Враг проходил, пытался пробиться, но наши бойцы достойно противостояли ему. «Были тяжелейшие бои, складывались тяжелые обстоятельства. И вот мы здесь держим оборону, стараемся штурмовать позиции, которые пока что до сих пор под противником. Но это пока», — рассказывают нам штурмовики.
Все дороги по пути испещрены воронками и ямами от тяжелой бронированной техники, а вдоль обочин — блиндажи и укрепления, сохранившиеся со времен знаменитого «дебальцевского котла»
Дорога до батальона: мимо «дебальцевского котла» и города с атмосферой Припяти
Военкор «БИЗНЕС Online» посетил батальон «Алга» спустя год после первого нашего визита — в апреле 2024-го, когда Вооруженные силы РФ перешли к своей фазе наступления. За год менялись комбриги, комбаты, структура бата. Конечно, в лучшую сторону поменялись и условия жизни, хотя они по-прежнему суровые.
Сам бат (именно так бойцы называют батальон) расположен в красной зоне, т. е. на территории, вплотную прилегающей к фронту. Все дороги по пути испещрены воронками и ямами от тяжелой бронированной техники, а вдоль обочин — блиндажи и укрепления, сохранившиеся со времен знаменитого «дебальцевского котла». Казалось бы, прошло почти 10 лет после ожесточенных битв за транспортный хаб (город Дебальцево), но до сих пор поля сохранили боевой рельеф от снарядов и окопов, хоть они и поросли травой. Здесь в 2015 году вооруженные силы ДНР завершили разгром частей ВСУ, у которых потери перевалили за тысячу. Еще тогда Киев планировал использовать этот плацдарм, чтобы перерезать сообщение между Донецком и Луганском. Сегодня район помогают отстаивать российские войска.
С каждым километром покинутые блиндажи у дорог выглядят все более свежими, а поток гражданских машин сменяется военными транспортными средствами
Проехав котел, понимаешь, что история повторяется, но уже на другом участке фронта. Ровная дорога резко сменяется грунтовой и разбитой — война близко. На обочинах начинают виднеться останки взорванных в клочья танков и прочей техники. С каждым километром покинутые блиндажи у дорог выглядят все более свежими, а поток гражданских машин сменяется военными транспортными средствами. Вот танк промчится мимо тебя на крейсерской скорости, вот старенькая «мотолыга», лязгая гусеницами, провезет мимо тебя бойцов, сидящих на броне и скрывающих лица подручными тряпками от облаков пыли. Вот проскочит пара грузовиков «Урал» с надписями «300» на лобовом стекле — там везут раненых в медицинские батальоны. То и дело звучат разрывы — работает как наша, так и вражеская артиллерия.
Ближе к красной зоне встречаем Светлодарск. Это маленький городок, в котором десятки дворов окружают местное водохранилище. По сути, озеро и река — единственное, что разделяет последний «мирный» населенный пункт от шумной, боевой территории. Когда проезжаешь мимо, удивляешься детям, которые как ни в чем не бывало катаются по улицам на велосипедах и бегают по дворам мимо зданий, полностью уничтоженных HIMARS. Останавливаемся, слышим разрыв кассетного боеприпаса не в таком уж далеке, а детям все равно — привыкли. Сам городок буквально откидывает тебя в 80-е, уж настолько здесь все по-советски. В 2010 году тут даже снимали два художественных фильма о последствиях аварии на Чернобыльской АЭС — «В субботу» Александра Миндадзе и франко-украинскую «Землю забвения» (в оригинале La Terre Outragée) Михаль Боганим. Оба режиссера выбрали городок исключительно из-за его советского вида, напоминающего Припять 80-х.
Живут «штурмы́» в маленькой комнатке с двухэтажными лежанками из дерева
Жизнь под «кассетами» и дронами-камикадзе
Добираемся до «Алги». Еще год назад нас встречали бойцы с символикой батальона. Сегодня ее стало меньше — на патчах (нашивках) часто видим надпись «Шторм» с номером бригады. Спрашиваем у наших. Оказывается, с недавнего времени разведывательная «3-я мотострелковая рота», которая, к слову, пережила трагедию под Угледаром в феврале 2023-го, стала «1-й штурмовой ротой», фактически тем самым «Штормом». Отсюда и нашивка. При виде нее соседние подразделения сразу понимают, что боец — штурмовик батальона «Алга». По сути, «Шторм» стал негласным синонимом «Алги» на данном участке фронта. Порой патчи носят парно.
По разбитым дорогам попадаем в расположение штурмовиков. Все чисто, ухожено, складировано: в помещениях нет мусора и прочего. Через кухню, где варится обед, попадаем к самим бойцам, отдыхающим после боевых задач. Живут «штурмы́» в маленькой комнатке с двухэтажными лежанками из дерева. Посередине стол, на выходе буржуйка, пропитанная сажей насквозь, как и стены вокруг. У каждой кровати — аккуратно сложенная броня: жилеты, каски и прочее тяжелое обмундирование. Пока привыкаем к «новому дому», общаемся со «штурма́ми».
У каждой кровати — аккуратно сложенная броня: жилеты, каски и прочее тяжелое обмундирование
«У нас отличные условия. Утром встаешь, кормят, идешь на полигон, чтобы тело привыкало к тому, что ждет на „передке“. Ставят задачи — выезжаем, по возможности выполняем», — кратко говорят «алгинцы».
И правда, пока ведем беседу, слышим треск автоматов и пулеметов где-то поодаль, где к штурму готовят новые группы. Тут и слаживание, и тренировка с оружием. Подготовка идет недолго — максимум полторы недели, после чего группа из 10 человек (две пятерки) отправляется на штурм сменять других. Интенсивность штурмов высокая: только группа зашла на позиции, как на помощь ей нужно отправлять другую. Пока общаемся, слышим непонятный шорох в углу. Заглядываем — коробка, а внутри сидит кошечка с новорожденными котятами. «Вот пришла к нам рожать. Тут тепло, безопасно, а еще и накормят», — смеются бойцы.
Пока общаемся, слышим непонятный шорох в углу. Заглядываем — коробка, а внутри сидит кошечка с новорожденными котятами
Не успеваем договорить, как где-то недалеко в воздухе разрывается очередная «кассетка» — враг пытается дотянуться до «располаг». Звучат снаряды этого типа характерно: сначала свист от рассечения воздуха, потом громкий хлопок где-то в выси, а потом спустя пару секунд начинается канонада разрывающихся на земле боеприпасов. Похоже на городские салюты, когда сначала взрывается большой фейерверк, а после с треском шумят маленькие. Только вот сотни осколков от этих «фейерверков» пронзают все на своем пути. А бойцы привыкли: «Ну прилетело. Главное — не по нам». После передовых позиций, где на них с неба летит вообще все подряд без остановок, такие залпы вообще звучат буднично.
Выходим на улицу осмотреться и поехать на другую точку. Как назло, в тот день именно над расположением батальона было солнечно, хотя в соседних районах — пасмурно. Суть в том, что при плохой погоде БПЛА особо не летают, потому что из-за облаков ничего не видят, а если спускаются ниже, то их сбивают. Пока говорим, все равно смотрим в небо на всякий случай, а пока одним ухом слушаем собеседников, вторым пытаемся уловить жужжание, характерное для дрона.
Долго ждать, увы, не пришлось. Едва сели в машину и поехали на другую точку, как почти в том месте, где мы стояли, раздался хлопок. По словам бойцов, оставшихся на месте, ударил БПЛА самолетного типа. Взрыв был, впрочем, несильным. «Как мина 80 миллиметров», — говорят наши. Поиски осколков, чтобы идентифицировать тип БПЛА, успехом не увенчались — нашли лишь три аккумулятора рядом с прилетом.
На улице уже смеркалось. Штурмовики готовились к выходу на позиции, ведь только в ночное время реально до них дойти: враг бьет преимущественно по подходам, чтобы группы не могли попасть на место боевой дислокации. Ночью это сделать проще — «ночных глаз» у врага значительно меньше. Территория вокруг «располаг» тем временем редеет, а мы ретируемся на более безопасные точки, ведь ночью начинается настоящая катавасия от артиллерии противника. Добравшись до точки, весь вечер слышим свист и разрывы кассет. Причем некоторые не срабатывали полностью, раздавался лишь хлопок-удар о землю боеприпаса, который по тем или иным причинам не смог отделить от себя «фейерверк».
Добраться до позиций, говорят штурмовики, сложнее, чем воевать на них
«Дороги жизни» через «ноль»
Пока мы отдыхаем и слушаем канонады, штурмовики заходят на позиции. «На Андреевке сейчас ничего нет, все разрушено. Сейчас там серая зона, нет никого. Наши позиции находятся примерно на том направлении. Жизнь там требует особой внимательности от всех вариантов развития событий — „птичек“, „камикадзе“. Противник изобретает все новые-новые взрывчатые вещества, которые считаются самодельными. На позициях никто не спит», — говорят нам бойцы.
Добраться до позиций, говорят штурмовики, сложнее, чем воевать на них. В военной терминологии существует фраза: «зайти на ноль» или «выйти на ноль». «Ноль» — это та точка, от которой до позиций добраться можно только пешком. Никакая техника, даже эвакуационная, дальше не заедет, т. к. все обстреливается тяжелыми снарядами и дронами-камикадзе. Да и сам «ноль» крайне небезопасен. К примеру, к штурмовикам мы приехали на «УАЗе», который ветеран «Алги» с позывным «Нельсон» передал им. К слову, транспортное средство купили на деньги мецената, который прочитал стенограмму одного из круглых столов «БИЗНЕС Online» с представителями гуманитарного движения. К сожалению, уже через неделю машина была уничтожена дроном-камикадзе — как раз на «нуле». Все, кто находился внутри, выжили.
Еще одна фишка ВСУ на этом участке фронта — маленькие «ежи», сваренные из арматуры, которыми боевики забрасывают подъездные пути. Техника, наезжая на них, «разувается» и останавливается, после чего ее добивают артиллерией либо дронами-камикадзе.
Порой от «нуля» до позиций нужно пройти пешком со всем обмундированием и боекомплектом километры. Раненых тоже необходимо сначала доставить на «ноль», после чего их под ударами «арты» и БПЛА эвакуируют уже на технике. Дойдя до позиций, многие бойцы выдыхают, мол, самое сложное позади. Бывало так, что из двух «пятерок» до окопов добиралась лишь половина бойцов. Но сегодня ситуация немногим лучше. «Двухсотых», т. е. погибших, в батальоне практически нет. Так что пути от «нуля» до позиций называют «дорогами жизни» или «дорогами смерти». В зависимости от настроения.
«Окопами» позиции назвать сложно — это небольшие ямки, которые бойцы роют под себя, находясь порой буквально в десятке (!) метров от таких же ямок противника
Окопная война: что происходит за «нулем»
Как выглядят позиции и как на них воюют? Детально описать мы — по соображениям безопасности — не можем.
«Окопами» позиции назвать сложно — это небольшие ямки, которые бойцы роют под себя, находясь порой буквально в десятке (!) метров от таких же ямок противника. В этих ямках солдат и ест, и отдыхает, и залечивает раны, и даже ходит в туалет. По этим ямкам лупят вражеские минометы, тяжелая артиллерия, пытаясь выкурить огнем штурмовиков. В ответ наши расчеты посылают еще больше снарядов уже на вражеские позиции. Все поля, все дороги напоминают поверхность луны — все в кратерах от разорвавшихся снарядов. Только выйдешь из окопа — прилет, только перебежишь в соседний — прилет. При этом надо как-то умудриться штурмануть позиции врага.
«Противник работает всем: минометными установками, артиллерией, но в основном это беспилотные летательные аппараты. Они очень затрудняют нам жизнь. Но и им наши БПЛА крайне сильно затрудняют жизнь», — делится Тихий.
Все поля, все дороги напоминают поверхность луны — все в кратерах от разорвавшихся снарядов
В паре десятков метров от наших позиций под корнями снесенного шквальным огнем дерева находится вражеский пулеметный расчет, который не дает поднять головы нашим штурмовикам, поэтому передвигаться между позициями можно только в полуприседе, причем под поддержкой своих бойцов. «Сейчас прямые стрелковые бои — редкость. На позициях мы создаем высокую плотность огня, чтобы противник знал, что здесь сидят бойцы и не надо сюда идти», — говорят нам «штурмы́».
В очередной выход из окопа пара бойцов гуськом вдоль обочины добегает до противника, который плотно засел на другой стороне дороги. Пока оставшиеся штурмовики прикрывают их огнем, они выкапывают ямку в 5 (!) м от врага, таким образом заставляя его показаться из окопа. И это сработало — вээсушники высовывают головы, раскрывая свою точку. Но вскоре по паре штурмовиков начинает работать миномет ВСУ, даже несмотря на то что он накрывает своих же. Вскоре позицию приходится оставить, но «пробив» при этом крупную точку вооруженных сил противника, куда уже через некоторое мгновение ударил крупный артснаряд, разбросав ошметки вещей и самих бойцов ВСУ по округе. Нельзя не упомянуть, что все вокруг позиций усыпано телами погибших, причем как вээсушников, так и наших. Вытащить их практически невозможно, опять же из-за шквального огня минометов и артиллерии. Т. е. воевать приходится, еще и превозмогая трупный запах разлагающихся тел. Самоотверженные группы эвакуации работают в первую очередь с ранеными. Их перевязывают, латают по-быстрому раны и тащат на тот самый «ноль», где «трехсотыми» занимаются уже медики.
Рядом с прошлыми позициями наших мы видим разбитые танки ВСУ. В разгар контрнаступа украинские боевики решили на технике взять наши позиции накатом, но их встретили противотанковые расчеты, поразив и технику, и живую силу врага. ВСУ тогда настолько опешили, что не смогли сразу отступить, долгое время кружа на одном месте. Два сгоревших танка стоят у Андреевки до сих пор — как памятник неудавшемуся контрнаступу вооруженных сил Украины.
Сегодняшние позиции не сильно отличаются по своей сути от прошлогодних. Разве что «азовцы»* перешли на другое направление и противник стал менее «наглым». «Сейчас возрастной контингент врага — 38–45 лет. Не факт, что сами пошли, может, и мобилизовали их. При возможности берем в плен. При мне было 9 пленных. Кто-то сам, раненый, полз к нам, кто-то, увидев всю картину, просто выходил и сдавался», — рассказывает Тихий. Но работа артиллерии, минометов и камикадзе врага не стихает ни на час.
Что нужно бойцам: техника, средства радиоэлектронной борьбы и БПЛА
В конце апреля США одобрили новый пакет помощи Украине, так что в ближайшее время стоит ждать усиления боевых действий на всех фронтах. «Если враг начинает применять вместо ВОГ и гранат самодельные боеприпасы… По сравнению с летом того года кратность обстрелов уменьшилась, но все у них есть, слабину давать не стоит», — говорили нам штурмовики «Алги» незадолго до выделения помощи Украине.
Еще одно отличие от 2023-го — кратно возросшая роль беспилотников. На линии боевого соприкосновения небо буквально усыпано БПЛА и дронами-камикадзе. На себе они несут серьезные снаряды, те же мины и выстрелы РПГ. Удар одного камикадзе может вывести из строя любую технику, не говоря уже о живой силе. «Каково нам воевать? Сначала непривычно, но потом начинаешь привыкать к обстановке, к тем, кто с тобой воюет, после чего все окружающее становится единым целым. Есть стереотип о штурмовиках, что они живут два дня или еще меньше. Но при хорошей подготовке такого не бывает. Конечно, есть потери, есть раненые, без них на войне никуда», — отмечает Тихий.
Взвод медиков работает ежедневно, готовясь в любой момент выдвинуться на «ноль», чтобы забрать раненых, но, как мы писали выше на примере с нашим «УАЗом», технику выводят из строя постоянно. «Буханки» здесь самое ценное из того, что есть, ведь на них вывозят раненых ежедневно.
Чтобы хоть как-то обезопасить машины и самих бойцов от дронов, штурмовикам нужны средства радиоэлектронной борьбы, дефицит которых мы ощутили на своей шкуре. К счастью, батальону продолжают помогать татарстанские власти и гуманитарщики. То и дело мы замечали коробки с надписями «„Алге“ от района» с разными локациями из Татарстана либо посылки от волонтеров с подписанным адресом «Максимова-1» и от группы «Поддержка батальона „Алга“». Бойцы радуются, когда видят подарки с малой родины: вся усталость от боевой рутины на их лицах сменяется улыбкой, и мы начинаем с ними говорить не о потерях и бесконечных штурмах, а о доме и каких-то жизненных моментах. Вместе смотрим на открытки, которые нарисовали учащиеся татарстанских школ и детсадов, умиляемся детскому почерку.
Несмотря на потери, на «штурмовую переквалификацию», батальон «Алга» живет, бьется до последнего патрона, бьет врага до последнего снаряда и поддерживает штурм до последнего дрона.
* члены запрещенной в России террористической организации
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 26
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.