Андрей Фефелов: «Нужна фабрика идеологий, которая выбрасывала бы из себя формулы со скоростью ракет С-400»

Андрей Фефелов — журналист, сын писателя Александра Проханова, главный редактор телеканала «День ТВ» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Русская печь и «Росатом» таинственным образом связаны друг с другом»

— Андрей Александрович, российские патриоты часто обвиняют государство в отсутствии внятной идеологии. Но есть ли такая идеология у самих патриотов? Как известно, эта среда очень разнообразна, и включает она в себя как православных сталинистов, так и монархистов, коммунистов, евразийцев и так далее. Так какую же идеологию выбрать?

— В вашем вопросе я бы выделил две линии. Первая: значение и миссия патриотической среды как таковой. Вторая: вопрос будущего. Насколько оно просматривается из сегодняшнего дня, каким оно окажется? Оно ведь наступит так или иначе, но оформить его некими именами и формулами — это отдельная задача. Может, в этом и состоит предназначение идеологов — чтобы безымянное неоформленное будущее постепенно превращать в некую узнаваемую конструкцию? 

Что касается патриотической среды: возможно, даже умирая, она выполняет свою миссию, как то зерно, которое, перегнивая, все-таки дает росток. Да, для патриотической среды характерны синкретизм и некоторая архаичность. Наши сегодняшние патриоты в основном цепляются за разные формулы прошлого. К примеру, существуют какие-то язычники, которые молятся Перунам и провозглашают, что существовала некая сверхдревняя Русь — забытая великая цивилизация, Тартария, не замеченная школьными учебниками и научными диссертациями. И что с правления князя Владимира Святого этой цивилизации якобы пришел конец и началась «оккупация». 

Есть и те, кто считает, что у нас была восхитительная домонгольская Русь, она являлась одной из самых передовых христианских держав и развивалась наравне с Западом, но потом пришли монголо-татары, ордынцы и все здесь перепахали и извратили. С их точки зрения, спасение лишь в том, чтобы вернуться назад, в эту утраченную Русь Андрея Боголюбского с прекрасным храмом Покрова на Нерли и другими святынями Владимиро-Суздальского княжества.

Есть и те, кто утверждает, что настоящим идеалом Руси является Московское царство с Иваном Грозным, его мистикой и мессианством, идеей Москвы как Третьего Рима, которая возникла еще до царя Иоанна Васильевича (сформулирована псковским монахом Филофеем в посланиях 1523–1524 годов — прим. ред.), но которую он поднял на свое знамя. Эта концепция, как известно, говорит об эсхатологическом значении Руси, призванной хранить в себе правильную (православную) христианскую веру. «Московиты», которые восхищаются Московской Русью и обычно очень любят читать Ивана Солоневича, полагают, что все хорошее в нашей истории закончилось с приходом к власти Петра I, который сделал западный выбор и перечеркнул все благородное и важное, что было сделано до него.  

Впрочем, кто-то (и мы хорошо знаем этих «кого-то») грезит именно Петербургской империей, ее европейским величием и значимостью. Обыкновенно их насмешливо называют «булкохрустами» (аллюзия на известную песню «Как упоительны в России вечера» — прим. ред.). Они страшно любят повторять полудворянский стиль «России, которую мы потеряли» — даже ходят иногда с тросточкой и в обращении часто употребляют слово «батенька». Яркий пример — наш Егорушка Холмогоров, одновременно и философ, и блогер, и актер. Когда я его вижу на каких-нибудь ток-шоу, так и тянет подойти и сказать: «Здравствуйте, батенька! Как поживаете, милостивый государь?». Само собой, сторонники Российской империи убеждены, что 1917 год подвел под отечественной историей страшную черту и что после этого никакой подлинной России уже не было, а появилось что-то другое, построенное «гуннами-пролетариями». Разумеется, есть и сторонники СССР, великих строек и пятилеток, которые считают, что 1991 год уничтожил нашу великую страну и началось вообще непонятно что. 

Нетрудно заметить, что в этом делении отечественных патриотов строго по историческим периодам есть некая идея «отстегивания» эпох. Думаю, такая идея деструктивна сама по себе. Что до меня, то мы с Владимиром Владимировичем Путиным выступаем за единство российской истории. Ведь единый поток истории и так есть по факту. Его, может быть, нет лишь в сознании адептов разных периодов, но единство истории существует, и от него не избавишься, даже если захочешь. 

Вопрос заключается лишь в том, насколько это огромное наследие; величие каждого из этих периодов, взятых по отдельности или в едином потоке, — насколько все это мешает или помогает нам двигаться в будущее? Все эти драгоценные формулы и атавизмы, весь этот восхитительный антиквариат, сверкающий своими алмазными гранями, на самом деле очень сильно отвлекает на себя внимание. А впереди — очень сложный и неопределенный период. И в этой неопределенности, в этом тумане сейчас тонут все мировые игроки, все международные структуры и цивилизационные кластеры. Думать о том, что есть некая сила, которая полностью моделирует нынешнюю ситуацию и специально напускает как можно больше тумана, несколько наивно. Конечно, напускает, но что из этого? Как писал Александр Блок в поэме «Возмездие»:

Но тот, кто двигал, управляя

Марионетками всех стран, —

Тот знал, что делал, насылая

Гуманистический туман.

Сейчас период перехода, трансформации во всем человечестве, и никто толком ничего не знает, кто и что грядет. Поэтому надо быть очень внимательным и наблюдать за будущим, как за территорией непознанного. Для ее познания требуется определенный инструментарий и понимание, что будущее — это то, чего не существовало вообще. 

Все вышеперечисленные группы патриотов ориентированы на прошлое, и они считают желательным и даже возможным возрождение одной из его форм. Но это на самом деле немыслимо. Разумеется, какие-то тенденции и очень важные факторы (климатические, геополитические, этнические и прочие) идут из прошлого. Мы с ними работаем и будем работать в будущем. Тем не менее одновременно возникает огромное количество новых неучтенных факторов. Это создает зону эксперимента, а любой эксперимент — это всегда риск, но он необходим. Нужна экспериментальная база, нужны открытия, в том числе в области словообразования. Если у нас есть к этому вкус и предрасположенность, то мы можем создать и новые идеологии, и новые смыслы. 

— Вы перечислили целую гирлянду наших патриотов, нанизанных, как на нитку, на некое единство российской истории. Но что обеспечивает это единство, что служит связующей нитью? Бытие государства, история народа? Ведь есть, к примеру, точка зрения, что сильное государство — это и есть идеология сама по себе и нужно просто ему служить, а не вешать на его фасад разные коммунистические, евразийские или белогвардейские лозунги.

— Путин однажды уже сказал, что наша идеология — это патриотизм. Но это, конечно, не идеология, а, скажем так, ее фундамент. Дом на этом фундаменте может быть любым, но ясно, что государство, которое мы чаще всего именуем империей, — это основы, наши азы. Мы все пляшем от одной печки, и эта печка и есть, собственно говоря, империя.

Кстати, сам по себе образ русской печи тоже является фундаментальным, поскольку это изобретение русского народа может считаться совершенно универсальной конструкцией. В нее заложены абсолютно разные элементы и смыслы. Печка и обогревает, и лечит, и служит для сна и отдыха, и позволяет готовить еду, и так далее. Это такой русский реактор. Думаю, печь и «Росатом» таинственным образом связаны друг с другом. Поэтому нам надо плясать от печки и постепенно двигаться вперед, но не наощупь, а создавая те или иные зоны для экспериментов. Насколько я помню, у Стругацких в «Сталкере» (в книжном варианте повесть называется «Пикник на обочине»), прежде чем двигаться вперед, бросали перед собой гайки. Это как двигаться по болоту с шестом, отыскивая наименее топкие и опасные места. Вот и нам надо создавать экспериментальные зоны, чтобы выстраивать траекторию движения. Для этого требуется включить русский реактор, вырабатывающий новые идеи. Надо, чтобы внутри патриотической среды (а другой среды, как мне кажется, у нас не должно быть в принципе) наличествовали элементы сверхмодерна, технократизма и цифровой футурологии. Пожалуй, моя личная задача состоит в том, чтобы этот футурологический дискурс поддержать. Но я думаю, что эта задача важна не только для меня, но и для всей нашей цивилизации, для нашей будущей бессмертной империи. 

«Внутри российского министерства обороны существует проект возрождения армейского института политруков» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Российские чиновники отправляются на пенсию, а не в кандалах в Сибирь или на плаху»

— Вы упомянули «Сталкер», и в связи с этим вспомнилось словечко «зона», которое и в книге, и в фильме часто звучало. У нас и сейчас есть особая зона — это зона специальной военной операции. Но кто в этом пекле способен быть сталкером? Может быть, военные священники? Кто те идеологи, кто поведет нас сквозь огонь, воду и медные трубы в окутанное пороховым туманом будущее?

— Внутри российского министерства обороны существует проект возрождения армейского института политруков. Кроме этого, безусловно, огромную роль играют военные священники, но они скорее ближе к военным психологам. Это люди, которые в тяжелейших условиях умащивают души и сердца солдат. Впрочем, в том, что Россия подошла к конфликту на Украине без четко оформленной доктрины будущего, есть даже что-то правильное. Если бы такая доктрина существовала, подобная ситуация не возникла бы вообще. В этой кромешности, непонятности и даже отчасти примитивности есть некий смысл. Невозможно наскоро и на ходу выдумывать какие-то максимы. Придется постепенно совершить эту труднейшую работу, и в этом новом мире, который на наших глазах рождается из мира старого, определить свое пространство и зоны влияния. Поэтому спецоперация при всей своей даже неуспешности (ясно, что она задумывалась в одном виде, а осуществляется совершенно в другом) все равно трансформирует страну и общество. Причем делает это в нужном направлении. Ясно, что конфликтность, заложенная в современном мире и связанная с распадом глобализации и неудачным экспериментом по созданию нового, «глобального», человечества, коснется не только России. Эти мины заложены практически по всему мировому ландшафту. Вопрос: как они станут взрываться — последовательно или одновременно? Скорее всего, все-таки последовательно. 

Но кто к этому готов? Так или иначе, но к этой конфликтности оказался не готов Китай. Также, впрочем, как и Тайвань. К конфликту не готовы Иран и Израиль, а также другие страны мира, которым, видимо, суждено во всем этом участвовать. К распаду глобализации не готова и Европа со своим дефицитом энергоресурсов и своей психологией гедонизма и постчеловеческого бытия, основанных на ЛГБТ, «зеленой» экономике и прочей толерастии. Так что это общая неготовность. Превратиться из неготового в готовое — субъективно довольно тяжелый процесс, как для пирожка, который подрумянивают в печке. Или можно вспомнить, как разогретая вода начинает закипать. Перед этим она проходит самые разнообразные фазы. Этот процесс нельзя просто так запустить — для этого требуется некая особая обстановка. 

Поэтому меня не перестают удивлять патриотические витии, которые еще недавно, ни за что, по сути, не отвечая и ни на что не влияя, били во все колокола с криками: «Мобилизация! Срочно нужна мобилизация!». И что? Вот она наступила, эта чаемая их сердцами мобилизация, и породила она самые разнообразные реакции со стороны не только пресловутых либералов, но и патриотов. Между прочим, в период пандемии, совершенно потрясающий по своему содержанию, ответ патриотической среды на происходящее тоже был неоднозначным и достаточно нелепым. Само собой, и спецоперация порождает неоднозначные отклики. 

Но в целом, как мне представляется, Россия движется в правильном направлении, и это направление связано прежде всего с внутренними изменениями в нашей стране, которые уже настолько явны, что их нельзя не заметить. Это касается вопросов собственности, зон влияния, разных мафий… Не секрет, что в нашем государстве все разделено на какие-то отдельные заимки, части, автономные ведомства, закрытые «гаражные кооперативы», так что нигде не пройдешь и ничего не проверишь. Система колоссально десинхронизована, все колесики вертятся в свою сторону и мнят себя «суверенными». Это, пожалуй, самое неприятное свойство современного Российского государства. И вот сейчас медленно, через нынешнюю смертную муку, начинается преодоление этой десинхронизации, потому что так дальше просто нельзя! Из разлаженного и расстроенного, как заброшенный музыкальный инструмент, целого начинает заново выстраиваться слаженный механизм. Есть такая формула Александра Горчакова — последнего имперского канцлера и однокурсника Пушкина по лицею, фигуры неоднозначной в отечественной истории, но, безусловно, интересной: «Россия сосредотачивается». Эта формула затерта, но она лучше всего передает нынешнее состояние. Расслабленная страна, смотрящая одновременно в самые разные стороны, вдруг начинает сосредотачиваться. Без жесточайших условий, в которые мы сегодня попали, без этого ощущения бездны, которая буквально дышит нам в лицо, ничего бы у нас не получилось.

— Как же государство, которое вы называете десинхронизованным, умудрилось просуществовать 30 лет? Если здесь каждое колесико вертится по-своему, каждое министерство и ведомство — отдельная заимка, а что не регион, то удельное княжество, то как мы вообще существуем?

— Существует некая точка сборки, и мы знаем, кто это, вплоть до имени, отчества и фамилии. Но детали государственного механизма нуждаются в слаживании, и этот момент я считаю принципиальным. Естественно, надо решать и вопросы нашего «феодального наследия», которое, вероятно, передалось нам еще со времен Ивана Калиты и разных «кормлений». В результате люди просто находятся не на своем месте и не соответствуют масштабу тех задач, которые перед нами сегодня возникают. Однако, для того чтобы сместить этих управленцев, требуется невероятная энергия — все уперлись, проросли в свои почетные кресла и переплелись корнями. У нас, как известно, действует особый чиновничий сговор — российские чиновники не отправляются в кандалах в Сибирь или на плаху. Нет, они отправляются исключительно на пенсию, и при этом им дают ордена, чтобы они не обижались. 

Я помню, когда в 2010 году мэра Москвы Юрия Лужкова настойчиво провожали в отставку с его должности, всех организовали, чтобы они били в тазы, а Сергей Доренко прямо колотился башкой о бубен под скандирование «Лужков — коррупционер». Выдавили Лужкова тогда с большим трудом, но, как только это произошло, Юрий Михайлович почти сразу превратился в эдакого благостного пенсионера, все его снова начали поздравлять и награждать, а когда в 2019 году наступил черед его хоронить, то делали это с воинскими почестями, порвали два баяна, плакали и погребли на Новодевичьем кладбище. Так был Лужков коррупционером или нет? Если был, то что это такое? Почему же его не наказали? Значит, существует некий чиновничий сговор, что есть привилегированный класс российских чиновников, поставленных в особые условия. С одной стороны, да, это гарантирует их лояльность — они, по крайней мере, в случае чего не побегут толпами все сдавать. Хотя кто их знает, побегут или не побегут? С другой стороны, это делает государство очень неэффективным. Поэтому насущной задачей является создание такого государственного механизма, где принимаются молниеносные решения и где управляемость процессов достигает более 50 процентов. Я, конечно же, говорю условно — у меня нет железобетонных данных о состоянии системы. Но, на мой взгляд, если управляемость больше 50 процентов, то это уже победа. 

А как этого достичь? Давайте предположим, что существует некая группа и она довольно слабо управляема. Если треть этой группы убить, то остальные две трети сразу начнут шевелиться? Они же видели, что треть расстреляли — соответственно, у них начинают коленочки дрожать, глазки бегать, руки вибрировать, на все распоряжения они отвечают: «Есть», — и так далее. Но иногда даже в этом случае они продолжают больше имитировать, чем что-то реально делать. Вероятно, ни на что иное они не способны. Значит, это не тот процесс, который нам нужен, — с убийствами, репрессиями и исключительно силовым давлением. Нам нужен подбор людей, которые были бы фанатично и даже фантастично заинтересованы в своем деле. Нам нужны новые люди и гении. В современной России необходимо выявлять и бережно выращивать гениев.

Тут важно понимать, что гениев рождают не гении. А если сами гении между собой начинают образовывать семьи, то, как правило, они не рождают новых гениев. Потому что здесь действует другой принцип. Нельзя представить себе касту гениев. Гений — это тот, кого рождает народ. Поэтому именно народ надо холить и лелеять и не давать ему скатываться в скотское состояние некоей социальной группы, получающей ренту. 

Как известно, у нас, в России, массы людей фрустрированы и реально живут на голодном пайке. Отсюда идея ренты стала всем удивительно близка. Все твердят: «Мы хотим получать свой процент от использования национальных природных ресурсов. И это и есть социальная справедливость и социализм». Но что может быть порочнее и бесперспективнее, чем превращать великий народ в какое-то подобие негритянского гетто, живущего на пособиях? Мы видели, как это происходит в пригородах Нью-Йорка и чем занимаются чернокожие, которым выплачивают так называемый вэлфер. Вы хотите, чтобы это повторилось у нас? 

Что до идеологий, то их ведь можно вчерне набросать с добрых полсотни. Пожалуй, сама патриотическая среда важна только тем, чтобы здесь, на фундаменте имперской патриотической доктрины, возникла бы некая фабрика идеологий, которая выбрасывала бы из себя формулы со скоростью ракет С-400. И тогда какие-то снаряды обязательно попадут в цель.

«Современную Российскую армию создавали под определенные задачи, а теперь нам нужна новая армия» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В России фактор суровой русской зимы формирует сознание, цивилизацию и даже религиозность»

— Мы говорим о необходимости сбережения народа, который один только и способен рождать из своей среды гениев. Но не является ли сегодняшняя спецоперация демографической катастрофой для российского народа — возможно, не сейчас, а в недалеком будущем, когда понесенные нами потери начнут чувствоваться в виде брешей, оставленных в целых поколениях?

—  Эти потери, какими бы трагичными они ни были, еще не являются демографической проблемой. Это другой вопрос, не в плоскости демографии. Современную Российскую армию создавали под определенные задачи, а теперь нам нужна новая армия. Что касается Украины, то для нее демографическая проблема, бесспорно, существует — хотя бы потому, что количество украинцев и количество русских несопоставимо. Часть людей просто покинули Украину (по самым скромным оценкам, более 16 миллионов человек), другая часть физически погибла или оказалась в госпиталях. 

Здесь правомерно говорить о другом. О том, что цена поражения в этом противостоянии слишком велика. Это приведет не только к демографической катастрофе, но и к полной дисперсии. Если мы проиграем эту битву с Западом, то нас попробуют растоптать, расчленить. Возможно, на целых 50 лет никакой России не будет…

— Почему на 50?

— Потому что, скорее всего, через 50 лет явится какой-нибудь гений, диктатор, который разметет врагов и заново соберет государство. Такое случалось в истории, и не только нашей страны. Что касается демографических проблем как таковых, то они являются для человечества определяющими. Дело в том, что человечество вступило в фазу демографического упадка. Это связано с урбанизацией, которая разворачивается по всему миру и идет двумя путями. Первый — это концентрация населения в больших городах, мегаполисах, а второй — тот, который можно назвать духовной урбанизацией. К примеру, даже в современной России существует энное количество деревень (согласно статистике, число сельских населенных пунктов в РФ — около 150 тыс. — прим. ред.), которые вроде бы не обезлюдели, но при этом там отсутствует деревенское население. В деревнях живут те же городские люди, причем не могу сказать, что они приехали туда из города. Нет, они родились в деревне, и их предки жили на том же месте. Но они обладают совершенно другим сознанием — городским по своей сути. В этом плане могу сказать, что я, к примеру, застал последнее поколение деревенских людей. Я их хорошо помню. У них был другой язык, другая психология, другое понимание времени и мира, другое отношение к природе и к животным. 

— Как так получилось, что у людей, которые вроде бы живут в деревнях не вахтовым методом, а постоянно — сознание городского человека? Вот и философ Александр Дугин призывает массово переселять жителей России из городов в сельскую местность. Но стоит ли серьезно относиться к таким прожектам?

— Я даже не знаю, как произошла эта трансформация, — возможно, через телевизор, через изменение условий труда. Может быть, этот социальный слой настолько измельчал, что уже не мог хранить в своей глубине прежний деревенский космос. И даже если мы сейчас возьмем всех городских жителей и по примеру «уважаемого» Пол Пота надумаем насильно переселить в сельскую местность, то ничего не изменится. 

Конечно, Пол Пот — это радикальное, кризисное управление. Если мы возьмем более мягкие варианты, то существует, к примеру, идея создать новую деревню из загородных коттеджных поселков. Процесс переселения из города в загородные дома происходит объективно, и вроде бы местности кругом прекрасные. Однако жители коттеджей также не становятся деревенскими людьми. Деревенский уклад настолько уникален, что вырастить его посреди комфортабельного коттеджного поселения немыслимо. Сейчас же никто не рубит дрова, не пытается противостоять природе как главной тотальной уничтожающей силе, с которой деревенскому человеку приходилось бороться. Между тем в России фактор суровой русской зимы является определяющим, формирует сознание, цивилизацию и, пожалуй, даже религиозность. «Идет — по деревьям шагает, / Трещит по замерзлой воде, / И яркое солнце играет / В косматой его бороде», — писал Некрасов. Мороз — от слова «мор». Для того чтобы выжить в трудных природных условиях, России потребовались государство, национальный характер и все прочие вещи, которыми мы сегодня обладаем. Когда пришла современная цивилизация (а она впитывалась постепенно), прежнее деревенское сознание вынуждено было отступить. Хотя еще сталинская империя была государством деревенских людей. Это была крестьянская империя. И возглавлял ее тоже крестьянин. Между прочим, в паспорте у «красного монарха» Сталина было написано: «крестьянин Тифлисской губернии». В советское время предпочитали говорить о рабочем классе, но на самом деле именно крестьяне сделали промышленную революцию. Это были двужильные люди с абсолютно другой психологией и возможностями. Их дети, внуки уже совершенно другие.

— Я ни в коем случае не претендую на звание «двужильного», но, будучи абсолютно городским человеком, дрова я все-таки колоть умею. И даже люблю это дело. Так что не все навыки, о которых вы говорите, нами утрачены.

— А вы знаете, в какое время года лучше всего рубить дрова?

— Когда бы ни срубил, все равно хорошо горит. Подозреваю, что был особый крестьянский календарь на этот счет, но мне он неведом.

— Дрова рубят только в определенный месяц. И горят они далеко не одинаково. Для того чтобы из чушек нормально заготовить дрова, требуется определенный период в феврале, когда рубится не валежник, а деревья. У них в этот период меньше соков. Тогда же, кстати, рубится и строевой лес, чтобы не гнил. Срубленные деревья распиливаются на чурбаны, и делать это несравненно легче, чем в другое время года. Потому что одно дело пилить сухое бревно, а другое — мокрое, тут можно спятить. Что до февральского дерева, то соки в нем остановились, и оно легче всего поддается рубке. Это колоссальная культура, которая на сегодняшний день полностью исчезла. Не знаю, стоит ли ее оплакивать, как это делали писатели-деревенщики. Однако это огромное количество знаний в самых разных областях, которые позволяют выжить в условиях, близких к экстремальным. Где-то это связано со строительством, где-то — с сельским хозяйством, рыбной ловлей, заготовкой того или иного впрок или на зиму… Именно специализация во многих сферах обеспечивает универсализм. Так же, как и крутые перемены русского климата: холодные снежные зимы и горячие зеленые летние периоды очень разнятся между собой, это практически два разных мира. Можно приехать в какое-то место зимой, и потом совершенно не узнать его летом. Такое разнообразие также обеспечивает колоссальную творческую базу для русского человека.

«Возьмем того же Лаврентия Берию. Вместо того чтобы распространять о нем грязные слухи — о том, как он охотился на девочек на улицах и в гастрономах, — лучше признать, что сейчас мы держимся за счет Берии» Фото: unknown, wikimedia.org, Общественное достояние

«Сейчас мы держимся за счет Берии. Он один из главных организаторов нашего атомного проекта»

— Значит, пресловутый генерал Мороз сыграл огромную роль в формировании русской цивилизации и национального генотипа.

— Генерал Мороз и генеральша Жара. Конечно, это банальные вещи, но о них все равно надо помнить. Кстати, упомяну здесь еще один момент: ясно, что изнеженная западная цивилизация «элоев» так и не смогла вырулить на понимание ценностей материальной культуры. Интересно, что при этом вроде бы провозглашается строительство общества потребления, материальных ценностей и комфорта. Однако современные социумы, преимущественно западные, обожествляя комфорт, при этом совершенно не ценят ту инфраструктуру, которая этот комфорт порождает. Безусловно, людям вообще-то свойственно забывать, откуда течет горячая и холодная вода. Это ежедневное чудо, что в доме есть горячее и холодное водоснабжение, батареи греют и люстры сверкают, превращается в человеческом сознании в некую привычную банальность, так что появляется желание бороться за «зеленую» экономику, защищать природу, выйти на митинг и прокричать: «Долой цивилизацию!» Однако, когда в домах отключают воду, а вместе с ней и канализацию, как правило, наступает коллапс. 

К чему я это говорю? К тому, что уважение к цивилизации и к культуре, ее привычным основам должно стать в России идеологической базой. Колоссальные усилия многих поколений по созданию инфраструктуры нашей страны должны быть учтены и должным образом оценены. Мы должны быть благодарны первопроходцам, которые, грубо говоря, своими лаптями прокладывали дороги, по которым потом пройдет Транссибирская магистраль (построена в 1891–1916 годах — прим. ред.). Не исключаю, что дореволюционные крестьяне шли в этом случае дорогой, проложенной еще каменным топором далеких предков. Но я говорю не только о нас. Достижения греко-римской цивилизации, равно как и достижения цивилизации европейской, должны цениться нами. Что до достижений наших ученых и строителей, то они вообще должны быть возведены на пьедестал. А сейчас об этом как-то забывают. 

Между тем благодарность — это отдельная большая идеология. Возьмем того же Лаврентия Берию. Вместо того чтобы распространять о нем грязные слухи — о том, как он охотился на девочек на улицах и в гастрономах, — лучше признать, что сейчас мы держимся за счет Берии. Понятно, что не только за счет него, и все же давайте еще раз это скажем: он один из главных организаторов нашего атомного проекта. И я думаю, что в каждом российском городе должен стоять памятник нашему атомщику, создавшему национальный ядерный щит. Без этого нас бы давно раскатали в лепешку! А так они боятся к нам подходить. Вдруг нажмем? 

Впрочем, я говорю не только о Берии и тех, кого сегодня мы можем вспомнить поименно. Целые безымянные поколения создавали нашу нынешнюю техногенную цивилизацию. Скажем, русская изба — это тоже часть русской техногенной цивилизации, просто такая была тогда техногенность. Жил когда-то человек, который первым придумал эту избу. Был и тот, кто первым придумал русскую печь. Понятно, что потом это все изменялось и модернизировалось.

Но в любом случае это наши светочи, наши гении, хотя от них и не осталось имен. На них надо строить наше будущее. Тем более что нация постоянно их рождает, воспроизводит из своей среды. И этот конвейер гениев на самом деле бесконечен. Потому что, пока нация живет, она их в той или иной пропорции обеспечивает. Но часто этих гениев не успевают даже подхватить — их затаптывают или спаивают какие-то одноклассники, и они теряются внутри общественного организма, необустроенного и лишенного нормальных социальных лифтов. Поэтому я и говорю, что требуется их вовремя выявлять, так же, как и выявлять открытия. Тема открытий вообще должна стать определяющей. Кстати, Китай с этого и начинал свои великие реформы. Взяли и объявили: «Китайцы, мы собираем патенты на открытия!» И тут миллионы китайцев бросились писать наверх всякую ерунду вроде: «Мы придумали, как лучше отрывать ножки у мух, выдайте нам патент». Все буквально было завалено этим безумием, которое, конечно же, никто не читал. Однако таким образом была создана творческая атмосфера, которая позволяла выдвигать идеи и усваивать их. 

— В постсоветской России господствовал скорее отрицательный отбор — то, что писатель-фантаст Иван Ефремов назвал «стрелой Аримана». Наверх выходили наследники советских цеховиков и криминалитета вкупе с не самыми принципиальными комсомольцами и бывшими коммунистами, которые предпочли заделаться олигархами. Вряд ли это была плеяда гениев.

— Понятно, что общество проходит через разные фазы развития. Скажем, советский период делится на две фазы — до войны и после. Сама по себе война была колоссальным надломом. После нее писатель Андрей Платонов (умерший в 1951 году) написал, что в России еще сто лет ничего не будет. В его понимании это просто выжженная земля. Действительно, советский проект после войны стал другим. Причем это не сразу поняли — начали осознавать только при Леониде Брежневе. Началось увядание, а увядающие империи и идеологии сводятся к отрицанию самих себя. Таковой, кстати, была и поздняя Российская империя с ее сибаритствующими сенаторами, которые потом, после февраля 1917 года, давали показания на допросах Чрезвычайной Следственной комиссии Временного правительства, и поэт Александр Блок, редактировавший стенографические отчеты, искренне поражался, насколько это ничтожные люди. 

— Кстати, о поэзии. В последнее время в сети активно распространяется стихотворение «Послушник», приписываемое Сталину и датируемое 1949 годом. Никакого подтверждения авторства «отца народов», разумеется, нет. Но эти стихи снова дали повод говорить о Сталине как о мистике, чье сознание было далеко от марксистко-ленинского…

— Знаете, одной из моих задач всегда было не скатиться в абсолютную мифологизацию и откровенный бред. Современное медиапространство переполнено фейками — можно сказать, это один сплошной «фейкомет» чудовищной силы. Мне постоянно присылают какие-то диковинные ссылки, и я в основном их не читаю, поскольку все это просто невозможно. Меня постоянно пытаются вставить в какое-то чужое пространство смыслов и образов, которого я не заказывал. С другой стороны, когда достаточно серьезные люди, которые в советском прошлом работали в ЦК и писали экспертные записки, присылают мне похожие вещи, я порой просто поражаюсь, откуда они вообще взяли этот бред и как они могли не отделить фейк от реальности.

Конечно, стихотворение, которое вы упомянули и которое сейчас массово приписывают Сталину, — это чистейшей воды выдумка. Возможно, это вообще часть какого-то аудиоспектакля — почему нет? Там нет ничего из того, как мог бы Сталин думать и писать в действительности. Это просто литературный вымысел. Причем довольно ярко выраженный и обостренный. Видно, что это часть некоей условной среды. Наверняка в этом аудиоспектакле есть и Троцкий, который говорит что-нибудь вроде: «Хотел я русский народ бросить в топку, но русский народ оказался промокшим от слез и не загорелся. Топка не состоялась…» Все литераторы обычно обращаются к определенным схемам, а все художественные произведения, по своей сути, муляжи. Поэтому все художественные конструкты являются этакими романтическими трафаретами.

Есть множество стихов, которые приписываются тому же Есенину или Пушкину. Чтобы распознать подделку, надо обладать чувством слова. Я обычно очень болезненно реагирую на все фейки, потому что они искажают пространство подлинного искусства. Один из моих главных принципов — «увидишь фейк — убей его». Вот есть охотники за крысами, а есть охотники за фейками. Я один из них. Причем часто эти фейки проползают и на мой канал. Был такой человек, который рассказывал, что не было никакой Римской империи, что собор святого Петра в Риме построен еще во времена Юлия Цезаря и так далее. Я потом, конечно, это все «убил», но мифологемы, зеленые человечки и прочие неподтвержденные вещи все равно продолжают проникать как тараканы. Они штурмуют мое сознание, а я пытаюсь в меру силы отбиваться. То вещают о каком-то загадочном завещании Сталина, то о его тайном советнике, который действовал, чуть ли не находясь внутри белой эмиграции, в рядах бывшего белого офицерства. Был такой писатель Владимир Успенский (1927–2000, автор романа «Тайный советник вождя» — прим. ред.). В свое время мы с ним однажды встретились на лесной дорожке на Истре, и я его спросил: «Это вы написали эту фантасмагорию?» Он ответил: «Да, конечно. Людям ведь страшно хочется услышать что-то необычное». Вроде того, что все, о чем писали и говорили ученые в последние годы, — это ложь, но есть некая святая правда, и вот мы сейчас вам ее расскажем. О том, как инки и ацтеки летали в космос, но пришел злой Кортес и уничтожил великую цивилизацию. Вроде бы все люди взрослые, тем не менее на это западают. 

— Но был ли Сталин носителем религиозного сознания, которое ему приписывают?

— С таким же успехом можно спросить, было ли у Троцкого иудейское религиозное сознание. Я думаю, у Сталина как у человека, который родился в крестьянской семье, который учился в духовной семинарии, несомненно, были какие-то элементы христианского сознания и миросозерцания. Ясно, что Сталин был сложным, а ни в коем случае не одномерным. Он прожил долгую насыщенную жизнь, повидал множество смертей на своем веку. Но говорить о том, что он был православным христианином и тайно молился в храме, я бы не стал. Думаю, это скорее внутреннее ощущение личности Сталина, его восприятие, чем какая-то реальность. Тем не менее такое ощущение действительно регулярно возникает, и это о многом говорит.

С другой стороны, мы знаем, что существует прямо противоположная интерпретация Сталина — как некоего оторванного от жизни мясника и маньяка, страшного чудовища и тирана. Демонизация Сталина начиналась еще внутри Третьего рейха, и над этим особенно потрудился Геббельс. Потом эти наработки заимствовали для своих целей англосаксы, а уже затем, в третью очередь, советские партаппаратчики, которые на ХХ съезде запустили тему культа личности. А в эпоху перестройки это все приобрело очертания огромной вороньей стаи, каркавшей над сталинской могилой. «Сталин посадил полстраны», «Одна половина советского народа сидела, а другая — охраняла» — эти штампы хорошо знакомы нам с тех чудовищных времен. Между тем даже в самые суровые годы репрессий в тюрьмах и лагерях находилось едва ли более 2 процентов от всего населения СССР. 2 процента от населения гигантской страны, которая постоянно росла в своих масштабах! О каком «мяснике» и «тиране» здесь можно говорить?

— 18 февраля исполнился ровно год со дня смерти философа и публициста Шамиля Султанова. Этот человек равно дорог как редакции газеты «Завтра», где он постоянно печатался и какое-то время был заместителем главного редактора, так и «БИЗНЕС Online». Как бы вы определили его значение? Был ли он в первую очередь мусульманским философом? Писателем? Журналистом?

— Честно говоря, я не знал Шамиля Султанова как мусульманского мыслителя. Безусловно, такое измерение в нем было тоже, но я с этим просто не сталкивался по ряду причин. Как интеллектуал, мыслитель, знаток неоплатонизма (известно, что Шамиль Загитович написал книгу о Плотине) Султанов представлял собой ярчайшую звезду нашего пула, нашей группы. Между нами были, конечно же, определенные противоречия, но они не носили принципиального характера. Кроме того, Султанов отличался повышенным романтизмом. Обычно в людях романтизм вспыхивает, а затем гаснет, замызгивается, превращается в свою противоположность, откровенный цинизм. Связано это, как правило, с тем, что романтические представления не оправдываются, жизнь их переворачивает с ног на голову. А Шамиль до конца прошел свой путь блестящего и возвышенного интеллектуала и остался романтиком. Я его, кстати, считаю русским интеллектуалом. Понятно, что его татарское происхождение и мусульманское мироощущение в нем присутствовали, но как мыслитель и публицист он целиком включен в контекст великой русской культуры.