«ДАЖЕ ТЕ, КТО ГОВОРЯТ НА УКРАИНСКОМ, ПРЕКРАСНО ОТНОСЯТСЯ К РОССИЯНАМ»

Вчера широкой общественности стало известно о том, что уроженка Набережных Челнов, выпускница журфака КФУ и в прошлом — корреспондентка казанского телеканала «ТНВ» Мария Князева (девичья фамилия — Саушкина), работающая в Москве на телеканалах «Россия 1» и «Россия 24», еще 18 июля была выдворена из Киева сотрудниками службы безопасности Украины. Девушку схватили несколько мужчин и увезли на пятичасовой допрос прямо на киевской улице, после чего вывезли за украино-российскую границу. Позднее СБ опубликовало пресс-релиз, в котором говорилось, что журналистка, «используя связи с пророссийски настроенными представителями украинских СМИ и экспертами», якобы собирала информацию о ситуации в государстве, деятельности высших органов власти, силовых структур страны и использовала эти данные «для тенденциозного освещения ситуации на Украине».

«БИЗНЕС Online» пообщался с землячкой, которая сейчас восстанавливает силы в отпуске за рубежом.

— Как вы оказались по работе на Украине? Это командировка, или вы работали там специальным корреспондентом?

— На Украину я приехала в середине мая в качестве журналиста. В командировке выполняла задание редакции — освещать все события, которые происходят там. То, с чем я столкнулась... Когда ты что-то видишь своими глазами, гарантированы непередаваемые ощущения.

— Что вы имеете в виду? Что вы видели шокирующего, чего мы не видим в России?

— Любой журналист пропускает материал через себя. Ты общаешься с людьми, слышишь, как они говорят, видишь, как они запуганы. Они боятся многие вещи говорить. Мы общались много с людьми на улицах, на западе Украины. Мы ездили в Харьков, Чернобыль. Для меня это стало открытием. Раньше я не смотрела в таком объеме украинские телеканалы. Когда я начала смотреть телевизор в Киеве, показанное там мне показалось чем-то диким, наверное. При том, что людям насаждают то, что Россия — это зло, именно россияне — зло, не политики, все равно все говорят на русском в Киеве или на суржике. Даже те, кто говорят на украинском, прекрасно относятся к россиянам. Этот диссонанс стал для меня удивительным — когда людям говорят одно, а они все равно думают по-другому. Но высказывать свое мнение... Очень жаль людей. Для меня это больно.

— Мария, расскажите про формат вашей работы. Что входило в ваши обязанности?

— Было все. Мы делали и большие репортажи на 7 минут для «Вестей недели». Когда появлялись новостные поводы, например встреча Порошенко с лидерами Европарламента, мы делали новостные репортажи для вечернего выпуска. Холдинг «ВГТРК» очень большой, в основном мы работали на два канала — «Россия 1» и «Россия 24». Для последнего мы практически ежедневно делали прямые включения по новостным поводам. Я считаю, что Киев — безумно красивый город, здесь прекрасные люди, но та обстановка, в которой они живут последние три года, накладывает определенный отпечаток. Поэтому сложно работать, чувствуешь давление... Сложно это объяснить!

— Когда вы узнали, что вас отправляют в командировку на Украину, не пытались ли вы отказаться?

— Ни в коем случае... Во-первых, люблю Киев. Во-вторых, считаю украинцев нашим братским народом. Поэтому никаких сомнений не было. Единственное — предупредить просила семью, и уже на следующий день отправилась в командировку. Это была одна из лучших поездок в моей профессиональной деятельности. Даже лучшая, она открыла глаза на многие вопросы, дала понять, что люди думают на самом деле. Для журналиста это очень важно — не доверять каким-то источникам на 100 процентов, а проверять и смотреть своими глазами, составлять собственное мнение. Не доверять опасным словам и каким-то данным. Нет никакой вражды среди народа: ни один человек среди обычных людей не отнесся ко мне плохо за это время. Несмотря на то, что им могло что-то быть после разговора, люди говорили, что они думают. Конечно, с болью в глазах, осознавая, что потом им может что-то навредить, их семьи. Так и получалось, к сожалению. Сейчас я понимаю, что на мне большая ответственность. Все те, кто рассказывал нам про дружбу народов, про то, что мы должны быть вместе, про чепуху на украинских каналах, было понятно, что́ может быть...


«СТРАШНО БЫЛО. Я НЕ ПОНИМАЛА, КУДА МЕНЯ ВЕЗУТ»

— В последние месяцы работы, если исключать последние события, к вам вообще вопросы от правоохранителей возникали?

— Нет, не возникало вопросов. Мы свободно перемещались в Харьков, под Чернобыль, нас проверяли на пропускных пунктах. На границе меня даже не спросили, зачем я еду. Это нормально. У меня не было с собой ничего запрещенного.

— Какой ваш сюжет мог стать переломным, запустившим «машину правосудия»? Может, это один из сюжетов, который вы снимали для Дмитрия Киселева? Вы же знаете, как к нему относятся правоохранительные органы Украины.

— Да... Про Дмитрия Киселева как раз и говорили. Несколько репортажей было. Три, как я понимаю. Для меня было удивительно, что у них были записаны мои прямые включения. Были фотографии, скриншоты, спрашивали про три репортажа в основном.

— Что это за репортажи?

— Первый репортаж был про ограничение доли русского языка на украинских телеканалах. 75 процентов должно быть на украинской мове. Только 25 процентов на других языках. Конечно, это ущемляет права не только русскоязычного населения, но и других народов, проживающих в стране. А Украина — многонациональная страна. Мы спрашивали, как к этому относятся украинцы, телеведущие, легионеры телевидения, которые приехали из России, например Евгений Киселев. Еще один репортаж — про закон о религии. Киевская власть хочет контролировать православную церковь. Это не открытие, поскольку все, в том числе и мирового формата, были против этого категорически. Это происходило в середине мая, мы об этом делали репортаж на западе Украины, где было очень больно. Украинцы — братья по крови. Не все согласились говорить в силу обстоятельств. Их поссорили в одном селе. Это очень тонкий вопрос. Ездили мы еще в Харьков, местные начали писать, что под угрозой срыва начало отопительного сезона. Для нас это было дикостью: от центрального теплоснабжения отключают целые районы. Мы решили поехать и проверить. Выяснилось, что проблем на месте гораздо больше. Предприятия стоят. Бабушки начали рассказывать, что они должны поставить отопительные котлы за свой счет. Это странно: июль месяц, отопительный сезон.

— Вы не могли бы вспомнить и рассказать нам о событиях последних дней? Кто и когда за вами пришел, что вам говорили, давали ли возможность связаться с посольством или адвокатами?

— Нет-нет, вот по поводу адвокатов — категоричны они [сотрудники СБУ] были, сказали, что права на адвоката я не имею, поскольку я не преступник. Поэтому право на адвоката — это не для меня. Все произошло 18 июля. Я выходила из такси, окружили люди спортивного телосложения, взяли меня под руки, забрали телефон. Попросили предъявить паспорт, я предъявила, они его забрали. Мне сказали, что сейчас повезут на допрос.

Это было здание без флагов, опознавательных символов, каких-то вывесок. И допрос длился четыре часа. Его записывали на бумагу, на видео, два человека стояли у дверей, смотрели, чтобы я не убежала. А один задавал вопросы. Но что я хотела бы отметить — и это очень важно! — когда был перерыв во время допроса, ребята, которые его проводили, СБУ, сказали о том, что они устали задерживать журналистов. И сами устали от того режима, который творится.

— А что вы им ответили на эту реплику?

— Ну, знаете... Это была приватная беседа. Тут, наверное, слова-то не требуются. Тут и так понятно. Я понимаю, что такие вещи могут навредить самим, а то, что я рассказываю, может навредить самим ребятам. Мне их очень жаль. Они делают не то, что думают, и от этого очень больно. Больше я, к сожалению, рассказывать не могу, это было бы неэтично с моей стороны. Но я считаю очень важным, что они так и сказали, говорили о том, когда же все это закончится.

— А в рамках допроса чем вообще интересовались следователи и какие к вам претензии-то были?

— Понятно, что им были даны инструкции. Задавали они вопросы, что «вот, вы же понимаете, что ваша страна — агрессор, что вы портите имидж нашей страны в глазах мирового сообщества». Я говорю: «Подождите, а каким образом я одна порчу имидж в глазах всего мирового сообщества? Как это возможно?» Они говорят: «Ну, ваш же канал смотрят не только в России, но и по всему миру». Это, конечно, мне было очень лестно, приятно: весь мир смотрит — это здорово.

Я сказала: «А чем же разрушила, я же ничего не придумывала?» Они говорят: «В том-то и дело, что вы портите имидж, и поэтому мы вас депортируем». Еще сказали, что я угрожаю национальной безопасности.

Все это 18 июля произошло. Повезли меня на границу трех государств — России, Украины и Беларуси. Ночью. Четыре СБУшника таких крепких. Меня держали. Как они себе представляли, что я убегу? Куда? Без денег, без телефона, который они у меня отняли, без паспорта.

Очень, конечно, страшно было. Я не понимала, куда меня везут, как я буду добираться в таком формате до Москвы. Задержали меня еще днем, когда была жара, а ночью стало прохладно. А я без вещей, вообще без всего. 10 процентов на аккумуляторе телефона, без зарядки, без всего. Просто не представляла, что и куда.

Когда мы подъехали к границе трех государств, увидели пропускной пункт «Три сестры», таможенный пункт. Они вспоминали, ребята эти [таможенники], там присоединились к ним еще пограничники местные. И они вспоминали, как раньше на границе трех государств проходили праздники союзного государства, приезжали белорусы, украинцы и русские, ставили палаточный городок, все общались. И они с таким теплом в душе вспоминали вот эти праздники. И мне опять было нестерпимо больно за то, что действительно братьев, людей с общими предками, вот так смогли поссорить.

«В МОИХ РЕПОРТАЖАХ САМОЕ ГЛАВНОЕ БЫЛО НАЙТИ ТОЧКИ СОПРИКОСНОВЕНИЯ С УКРАИНЦАМИ»

— Что было после того, как вы оказались на территории Беларуси? Наверное, сразу связались с родственниками?

— Когда мне дали телефон, был, наверное, час ночи уже. До этого мне дали один раз позвонить маме. Я, конечно, там брыкалась, плакала, требовала позвонить. Звонил бесперебойно телефон, я не выходила на связь часов 8 - 9.

Меня сняли, записали это обвинение и сотрудники региональной безопасности сказали: «Слава Украине!» Я сказала: «Слава России!» Они сказали, что уж извините нас, мы выполняем свой долг, это наша работа. Я сказала, что, конечно, их понимаю.

Они сняли, как я перехожу границу. Я иду в сторону России и понимаю, что мне хочется бежать просто и целовать российский флаг, обнимать людей, обнимать российских таможенников. Я понимала, что этого делать нельзя: примут за неадекватную. Но вот такое у меня чувство было, чувство спасительного.

Таможенники мне помогли, меня довезли до Брянска. Тут же, конечно, руководство [канала] полностью взяло на себя обязательства по доставке на родину. Руководство нашей телекомпании, наверное, самое лучшее. Потому что я позвонила в полвторого ночи, и тут же мне начали звонить, бронировать все. То есть у нас ВГТРК — как машина, крейсер, команда, которая всегда вместе.

До Брянска меня довезли москвичи, которые жили в Беларуси, а сами из Украины. Символично. Там я переночевала, мне нужно было поспать — был дикий стресс. И днем я на поезде поехала в Москву. Без паспорта, правда, но все меня поняли, все помогли. Паспорт у меня отобрали. И я добралась до Москвы.

— Сейчас вы находитесь в отпуске?

— Да, мне дали отдохнуть, чтобы я как-то восстановила силы. Их уходит много.

— Последний вопрос: какие у вас профессиональные планы, и, конечно, если у вас будет еще одна возможность отправиться в командировку на Украину, воспользуетесь ли вы ей?

— Конечно воспользуюсь. Если такая возможность будет — с большой радостью! Потому что, несмотря ни на что, в моих репортажах самым главным было каким-то образом примирить и найти общие точки соприкосновения с украинцами — с обычными людьми.