Дмитрий Голубовский: «Все естественным образом обвалится летом 2024 года»

Дмитрий Голубовский: «Как человек, который связан с торговлей золотом, могу констатировать, что спрос резко подскочил после мятежа. Люди испугались и в ситуации неопределенности стали сбережения переводить в металл» Фото: Алексей Белкин

«Мятеж заставил людей занервничать, и это имело экономический эффект»

— Дмитрий Олегович, на ваш взгляд, чем запомнился 2023 год?

— В России самое запоминающееся, на мой взгляд, — это демарш Евгения Пригожина. Мне он запомнился очень хорошо. В тот день я отмечал день рождения своего близкого родственника в ресторане. Официанты бегали напряженные: «Мятеж! Танки едут на Москву!» Я сказал: «Они не доедут. Чего вы нервничаете?» В принципе, так и получилось — договорились. Но, видимо, что-то еще случилось, что привело этого политического деятеля к трагическому концу. Не хочу фантазировать, была ли это случайность или теракт против него, а врагов у него было много со всех сторон.

Так что самым запоминающимся в России в 2023-м было не экономическое событие, а политическое, потому что такого не было очень давно. Когда танки доехали в Москву, это было ГКЧП, последний год существования Советского Союза. Второй случай — танки против парламента в 1993-м, когда был конфликт законодательной и исполнительной власти. Подобных силовых эксцессов не было очень давно.

Мятеж заставил людей занервничать, и это имело экономический эффект. Быстрое падение рубля в район 100 рублей за доллар началось с этого момента, до это он топтался в диапазоне 80–85 рублей за доллар, и было ощущение, что он там и останется. Причем из правительства тоже шли такие месседжи, что 85 рублей за доллар — это нормально, все будут довольны — и бюджет, и экспортеры. После мятежа курс поехал, пошел реально отток капитала. Смерть Пригожина в этом случае вторична, это даже разрядка, потому что человека, который создал некую напряженность, не стало. Нет человека — нет проблемы.

— Еще не факт, некоторые считают, что он жив.

— Да, некоторые думают, что он физически жив. Но как политическая фигура Пригожин уже не существует.

Я знаю, что пошел отток капитала, от людей, которые занимаются трансграничными переводами и торговлей золотом. Торговля золотом тоже отток капитала, потому что если человек приносит деньги, покупает слитки и хранит где-то в подвале, то он перевел свои рубли в валютную ценность. Это можно засчитать как вывод капитала. Как человек, который связан с торговлей золотом, могу констатировать, что спрос резко подскочил после мятежа. Люди испугались и в ситуации неопределенности стали сбережения переводить в металл. Тенденция затухла осенью, когда стало понятно, что все более или менее стабильно.

— Вы связываете эти скачки с мятежом Пригожина. Почему это событие так отразилось на экономике?

— Потому что люди стали бояться. Мы находимся в нетривиальной ситуации. Страна вовлечена в военный конфликт высокой интенсивности. Страна находится в нетривиальной экономической ситуации напряженных отношений с конгломератом государств, которые по ВВП представляют собой треть мировой экономики. Но, самое главное, мы находимся в политическом процессе, который завершится весной выборами. Будет формирование нового правительства. Это у нас традиционно непрозрачный процесс, непонятно, чем он закончится для любых элитных групп, фигур.

Я так понимаю, что многие люди, которые так или иначе связаны с определенными элитными группами и фигурами, посчитали, что безопаснее вывезти деньги из страны или закопать клад. Сам Пригожин принадлежал к определенной группе, был связан с силовыми структурами, которые также помогали ему с комплектованием ЧВК Вагнера, вооружением. Причем связи его выходили за пределы России. Насколько я знаю, сфера деятельности ЧВК Вагнера по поставкам — это в том числе американские, израильские компании, и никакие санкции их деятельности не препятствовали. То есть люди умели выстраивать отношения так, что никто этому не мог помешать. А если вы посмотрите сферу интересов этой военной корпорации, то это половина Африки, Латинская Америка. Везде, где есть что-то интересное с точки зрения добычи сырья, они присутствовали. И продолжают присутствовать до сих пор. Но кто там всем этим руководит сейчас, я не вникал. Просто констатирую, что появилась очень крупная политическая фигура с большим ресурсом, за которой стояла какая-то элитная группа, которая хотела что-то изменить в политике. Но неудачно. Люди, которые с этой фигурой связаны, оказались в зоне риска. Возможно, они защищали свои деньги, решив, что на них это все отразится. Отразилось или нет, не могу сказать.

«У нас проводили социологические опросы по всей стране и задавали простой вопрос: сколько денег в месяц вам нужно для счастья? В среднем по стране это около 200 тысяч рублей» Фото: «БИЗНЕС Online»

«У нас экономика работает на полной занятости»

— Тогда что интересного было в экономической жизни в 2023 году?

— А в экономической жизни, за исключением этого события, все было лучше, чем ожидали. Экономика очень неплохо себя чувствовала, рост выше ожиданий, инфляция стала развиваться только под конец года, до этого вела себя более или менее прилично. Курс вышел за пределы прогнозов правительства. Но здесь экономическая причина простая. У нас экономика работает на полной занятости. Такой низкой безработицы, как сейчас, не было никогда.

— Может, есть скрытая безработица? Не все же встают на учет.

— Я думаю, что сейчас скрытая безработица тоже минимальна. Косвенным признаком является рост зарплат. Я обсуждал эту ситуацию с Андреем Кобяковым, который анализировал еще советскую экономику. Он сказал, что даже в СССР, если считать скрытую безработицу, не было такой полной занятости, как сейчас.

— С чем это связано?

— Есть два фактора. Первый — загрузка оборонно-промышленного комплекса, где денег не считают и рабочих мест создали очень много. Туда потянулись квалифицированные кадры и рабочие. Второй — контрактная армия, которая сейчас растет. Достаточно много людей решило, что это неплохой способ заработать. У нас проводили социологические опросы по всей стране и задавали простой вопрос: сколько денег в месяц вам нужно для счастья? В среднем по стране это около 200 тысяч рублей. Примерно столько и платят сейчас контрактникам в зоне СВО. То есть выяснили, за какие деньги люди готовы рисковать ради материального счастья, и поставили именно эту цену. Из тех, кто на это идет, много таких, кто здорово погряз в долгах. У населения действительно высокая долговая нагрузка, люди не умеют считать деньги. Здесь сработала плохая ситуация, когда во время пандемии ставки были низкими. Люди тогда набрали кредитов, которые, с одной стороны, были дешевыми, но, с другой — «плохими», потому что многие тогда потеряли источники доходов. Многие, у кого был малый бизнес, залезли в какие-то долги. Другие залезли в долги, потеряв работу. Тогда резко выросла долговая нагрузка, а потом резко выросли ставки, с началом СВО они бабахнули на 20 процентов. Эти долги стало тяжело рефинансировать, и многие попали в ситуацию, когда долговая нагрузка росла. Один из путей рассчитаться с долгами — пойти воевать. Причем, если человек квалифицированный, например водитель, или у него есть еще какие-то специальности, ему необязательно сидеть в окопах. Он может работать в военной логистике — это меньший риск для жизни за те же деньги. Сейчас очень многие задействованы в этом. В том числе это привело к дефициту кадров. У нас сейчас дефицит водителей.

— А еще был отток некоторых людей… Я имею в виду тех, кто сбежал от спецоперации и мобилизации, а также мигрантов, некоторые тоже уехали из России.

— Из тех, кто сбежал от мобилизации, половина вернулась, потому что у них кончились деньги. Все очень просто. Люди сбежали со своими сбережениями, которыми они еще и очень плохо управляли. Люди сбегали при курсе 120 рублей за доллар, продав то, что у них было на тот момент в России, очень дешево, если считать по валютному курсу. Свои вклады и сбережения сумели обменять где-то в обменнике, потому что банки уже валюту не выдавали. В те времена все люди хотели бумажки, а они были дороже, чем биржевой курс, их покупали и по 150 рублей за доллар. Люди потеряли на конвертации сбережений.

Далеко не все из тех, кто уехал с перепугу, нашли себя на новом месте. Не нашли себя и идейные противники, какие-то реальные оппозиционеры, которые пытались агитировать против Путина, против России, против СВО. Оказалось, что никому они за пределами РФ не нужны со своей агитацией. Они абсолютно неинтересны где-то в Вильнюсе, где они собираются на тусовки и рассуждают о том, как они обустроят Россию, которая потерпит поражение в войне. Тем более Россия в этой войне как минимум не проигрывает.

— Мне кажется, это низко — желать поражения своей стране.

— Они считают, что их страны уже нет. С их точки зрения были «святые 90-е», как в свое время кто-то выразился из них, когда была «демократия». Потом пришел Путин и все испортил.

— Встречала таких людей старше 50 лет. Они с ностальгией рассказывают про то, как прекрасно жили в 90-е годы в Москве.

— Люди, которые застали какой-то период в расцвете сил, всегда считают, что в тот период было неплохо. Например, люди, которые старше меня, считают времена Андропова прекрасными. Да, они были молоды, здоровы, им тогда было по 20–25 лет. Но я в тот период только входил в подростковый возраст. Я уже был наблюдательным человеком и помню, что времена тогда были непростыми. Когда патрули ходили по улицам и проверяли, почему вы не на работе. Помню, я со своим отцом как-то гулял днем по Москве, нас остановила милиция: «Ваши документы. Почему вы в рабочее время на улице?» Отец доставал справку о том, что в отпуске. Специфические были времена. Еще более старшее поколение считает, что во времена Брежнева было счастье.

— И те, кто считает, что во времена Сталина неплохо жили.

— Есть миф, что тогда было самое правильное время. Но миф живет, потому что мало осталось в живых тех, кто это время застал. Мой последний близкий родственник, помнивший те времена, умер несколько лет назад. И когда он вспоминал времена своей молодости, вопреки тому, что это должны были быть его лучшие годы, он говорил: «Не дай вам бог жить в те времена. Это было страшно». Да, имелись свои плюсы, было развитие. Победа в войне, восстановление страны. Но если кто-то что-то не то сказал, мог уехать в лагеря на очень большой срок.

Понятно, что есть люди, которые в 90-е годы находились в расцвете сил. Время было очень энергичным и давало очень много возможностей, которыми некоторые воспользовались. А кто-то это время не пережил. И с точки зрения социально-экономических показателей 90-е были самыми плохими со времен Второй мировой войны. В 90-е была фактически гражданская война, когда бандиты делили города и власть на местах. Я уж не говорю о Чечне.

Так вот, люди, которые ностальгируют по 90-м, считают, что тогда была свобода, а потом пришел Путин и все испортил. Он у них украл Россию, и эта Россия стала неправильной. Ее нужно убрать, нужна другая Россия. Однако народ — против, а также категорически против все те, кто в нашей стране сейчас управляет и принимает решения, потому что весь управленческий класс сформирован уже в путинское время. Это люди, которые приходили во власть в основном в начале нулевых, когда меняли старую бюрократию на эту технократию, которая приходила к власти вместе со спецслужбами. Тогда усиливались силовые структуры, сам Путин — выходец из силовых структур. Эти силовые структуры и озаботились наведением своего порядка в стране.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что есть люди, которые желают поражения стране. Они считают, что поражение свалит Путина и можно будет получить власть и переделать страну по своему разумению. И, наверное, как бы больше понравилось американцам. Но этого не будет, естественно.

— Мы с вами говорили про экономику и безработицу…

— Да, продолжу про экономику. Итак, 2023 год оправдал мои позитивные ожидания. Я говорил, что год будет хорошим. А раньше я также говорил, что и 2022-й будет хорошим, но никто не верил.

«То, о чем постоянно говорит Эльвира Набиуллина, на сегодняшний день довольно далекий горизонт. Имею в виду 4 процента инфляции» Фото: © Alexander Kulebyakin / Global Look Press / www.globallookpress.com

«Одна из трудных экономических задач будущих лет — как притормозить военные заводы, которые сейчас работают в четыре смены»

— Вроде в 2022 году был все-таки экономический спад.

— Спад по итогам года составил всего лишь около 2 процентов. После начала спецоперации говорили, что будет ужас, а я смотрел, как начала расти денежная масса, и говорил, что не только никакого ужаса не будет, а по итогам года может быть даже экономический рост, потому что деньги двигают экономику, а не ваши оценки, чувства и эмоции.

— То есть запустили тогда печатный станок.

— Тогда был резкий рост внутреннего кредитования, вброс денег в экономику, который заместил все западное финансирование, когда мы были отрезаны от рынка капитала. Правда, это нагнало в итоге инфляционную волну, которая выплеснулась сейчас.

С этим надо смириться. То, о чем постоянно говорит Эльвира Набиуллина, на сегодняшний день довольно далекий горизонт. Имею в виду 4 процента инфляции. Это правильная цифра. Можно сказать, эмпирически установленный факт: такая цифра соответствует хорошим темпам экономического роста, не стагнации, что характерно скорее для развивающихся стран, чем для развитых, для которых темпы роста в 1 процент — это нормально. С другой стороны, это необременительно с точки зрения финансового планирования. Когда инфляция 4 процента, рынок финансовых услуг не такой, как при инфляции 10 процентов. Когда инфляция 4 процента, развивается финансовое страхование, имеет смысл размещать какие-то долгосрочные ценные бумаги под разумный процент. Вообще, чем выше инфляция и доходность в экономике, тем больше волатильность.

При высокой доходности деньги концентрируются у наиболее надежных, которые доходность отдадут. Одно дело — вы занимали дешево, но сейчас занимаете дорого, но вы можете это делать. А другое дело — вы занимали недешево, а сейчас вообще потеряли эту возможность. У вас была возможность взять какой-то кредитный рычаг на развитие, на пополнение оборотных средств. Да, недешево, но, допустим, у вас есть какие-то планы. И вдруг вы теряете эту возможность не потому, что стали хуже, а потому что рынок теперь начал вас оценивать как-то, что выпало за границу оценки надежности. Если для первых нужно сокращать издержки, чтобы платить больше по займам, то для вторых нужно менять модель. Есть у вас кредитный рычаг или нет — совершенно разные вещи. Что вы должны сказать партнерам? Вы должны продавать куски бизнеса. Я таких людей лично знаю, которые в хорошие времена брали займы, а недавно приходят ко мне как к консультанту и говорят: «Найдите нам кредит на 250 миллионов рублей, у нас отличная производственная тема с потенциалом импортозамещения». Я отвечаю: «Условия сейчас такие на финансовом рынке: 30 процентов своих показываете, на 70 процентов я нахожу банкира. Покажите, что у вас есть. Ваши патенты не возьмут в качестве обеспечения под такую сумму, которую вы просите. Более того, я найду под ваше производство даже льготный кредит по какой-нибудь программе моногородов. Но вы покажите ваши деньги, стены, основные фонды, которые есть сейчас». А они показать не могут, потому что все — на аутсорсинге, они контролируют лишь техпроцесс. И они просят на 30 процентов еще кредит найти. Это как «сложная» ипотека: сначала берут потребительский кредит, чтобы первоначальный взнос оплатить, а потом все остальное. Я им отвечаю, что это не лучший путь. Даже если на эти 30 процентов вам дадут первый заем, то под 15 процентов годовых в самом лучшем случае. Вы уверены, что вы это вытянете? Поэтому нужно просто искать инвесторов, которые дадут вам деньги, а не кредит. Продавайте долю в вашем бизнесе, я вам найду партнера. Говорят: «Нет, это наше, не будем». Это менталитет остался с тех времен, когда ставки были относительно низкими, а при ставках выше 10 процентов нужно его менять. Я предполагаю, что наступит момент, когда эти ребята продадут часть бизнеса. До этого они будут тянуть какую-то долговую нагрузку, накапливать ее.

Эта ситуация в экономике сложилась именно в последнее время. Я думаю, у нас и высокая доходность, и высокая инфляция в силу, как я уже сказал, ситуации на рынке труда сохранится как минимум до тех пор, пока у нас будет идти спецоперация и будут высокие государственные расходы.

— То есть вы считаете, что инфляция будет высокой, пока идет спецоперация?

— Она останется и после этого высокой, потому что есть определенная инерция экономики. Если вы значительные производственные мощности создали, вы не можете их просто так законсервировать. Когда прекратится активная фаза боевых действий, чтобы экономика резко не охладилась, некоторое время еще придется поддерживать состояние «холодной войны», когда будут накапливаться боеприпасы, вооружение, хотя что-то продадут на экспорт. Одна из трудных экономических задач будущих лет — как притормозить военные заводы, которые сейчас работают в четыре смены, и сместить фокус роста на гражданскую промышленность.

— Получается, что сейчас именно оборонка тащит нашу экономику?

— Да, драйвером роста является оборонная промышленность. Она же является источником роста потребительского спроса в стране. Пока что все это укладывается в очень разумные цифры бюджетного дефицита, то есть это не наносит ущерб финансам государства. Но это приводит к тому, что у нас достаточно большой объем рабочей силы производит не товары массового спроса и не услуги, то есть мы им платим, а они не дают того, что мы сами потребляем.

— И это плохо…

— Если вы безопасность засчитываете за услугу, то уровень нашей безопасности растет, так как у нас больше самолетов, ракет, более профессиональная армия. Сейчас, наверное, ядерные испытания начнутся. Значит, ядерный арсенал будут модернизировать. Это хорошо для нас с вами? Для долгосрочных перспектив выживания государства — хорошо. Но мы же не чувствуем это «хорошо» как еду в холодильнике. Безопасность — это нечто, что существует, но мы не можем это количественно оценить. Когда государство дает возможности больше и лучше есть, больше и лучше одеваться, это вам понятно, это наглядно: люди улучшают жизнь. А когда государство просто вас лучше охраняет в историческое время очередного передела мира, то это классно, но я этого не чувствую. С этой точки зрения, когда пропадет явная угроза, народ не будет долго терпеть высокие оборонные расходы, тогда как его уровень благосостояния не растет. Пока что он особо не падает, потому что есть значительный профицит торгового баланса. Мы войну оплачиваем экспортом. Но в 2023-м цены уже были не те, что в 2022-м, и профицит не тот. Потому и курс рубля уже не тот. Плюс у нас есть некоторый бюджетный дефицит.

— Кстати, этот бюджетный дефицит еще в рамках приличия?

— Да, он не больше 2 процентов ВВП.

— Как думаете, не будет увеличиваться?

— Думаю, что не будет. За этим очень строго следят, у нас фискальная дисциплина жестче, чем в Европе, где нормой считают 4 процента. Так же жестко у нас следят за инфляцией, она может быть повышенной, но выйти намного больше 10 процентов никто ей не даст.

— Вам возразят: официальная инфляция — 7,5 процента, а если прийти в магазин, то ощущение, что цены выросли значительнее. Пример — яйца, мясо.

— Есть понятие «год к году». Некоторое время цены стояли на те же яйца. Потом они выросли, и вы это отметили — на 10 процентов они подскочили сразу, а до этого год не менялись. Именно поэтому у людей обычно оценка инфляции выше реальности. Поскольку люди обращают внимание на скачки цен, то психологическое ощущение у потребителей во всем мире такое: цены растут быстрее, чем официальная статистика. Она, конечно, подкручивается, но говорить, что она как-то чрезмерно врет, я бы не стал. Поэтому реальный уровень инфляции в стране не 7,5–8 процента, как говорит официальная статистика, а около 11, если смотреть среднее год к году по чувствительным группам товаров. По опросам потребителей к концу года — 15, и это, на мой взгляд, несколько завышенная оценка. Выше этого уровня ей выйти не дадут.

«Возникает вопрос: к чему приведет милитаризация для гражданской экономики? Кредит будет стоить дороже для гражданских отраслей, потому что когда выделяют льготные кредиты военным, то денег не считают» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Пока спецоперация продолжается, идет переток ресурсов из гражданских отраслей в военные»

— Тогда чего можно ожидать в 2024 году в экономике?

— 2024-й будет хуже, потому что у нас экономика работает на пределе занятости. Возможности роста за счет эффективного использования имеющейся рабочей силы исчерпаны. Дальше наращивать выпуск можем только благодаря росту производительности труда. Если во внешней торговле все будет точно так же, как в этом году, то для того, чтобы нам расти, нам нужно быть более производительными. А рост производительности — процесс небыстрый. Тем более это не делается быстро в той же оборонке, которая почти полностью локализована. Там нельзя купить более производительные станки, если они отечественные. Их надо разработать. А если не свое, а импортное, то новое импортное не продадут или продадут, но с очень высокими транзакционными издержками. Даже если просто работает старое импортное оборудование, то это уже счастье, потому что там отключены системы контроля и каким-то образом налажен серый импорт расходников. Те же немцы, которые продавали нам высокоточные станки, по идее, должны были ставить на них чипы, удаленно контролирующие их работу. Эти системы защиты либо сломали, либо убрали. Все санкции так или иначе обходятся, но все становится дороже, чем раньше.

Кстати, в наших ракетах до сих пор платы nVidia стоят, и в США по этому поводу не парятся, просто через Турцию продают. У кого-то это вызывает возмущение, но на самом деле американцы втихаря этим довольны, они просто зарабатывают деньги с двух сторон — на нас и на Европе, которая больше всего выделяет финансирования Украине. А эти деньги куда уходят? Белый дом, когда в конце года защищал необходимость выделения Украине очередных десятков миллиардов долларов, в числе прочих приводил аргумент, что эта помощь создает рабочие места в США, так как 90 процентов всей этой помощи реально не покидает американскую экономику. Я уж не говорю о военных поставках морально устаревшей техники. Они должны были платить за утилизацию, а так они нашли способ продать ее в числе прочего за европейское финансирование. В Европе тоже по этому поводу скандалы, что Макрон какую-то старую рухлядь под тему помощи Украине списал на общеевропейский бюджет. Колесные танки 80-х годов выпуска оформил по полной стоимости и послал их туда. Франция на этом заработала. Каждый наживается как может.

Я возвращаюсь к ситуации в нашей экономике. Пока спецоперация продолжается, идет переток ресурсов из гражданских отраслей в военные. И эта ситуация будет закрепляться, чем дальше, тем больше. Тогда возникает вопрос: к чему приведет милитаризация для гражданской экономики? Кредит будет стоить дороже для гражданских отраслей, потому что когда выделяют льготные кредиты военным, то деньги не считают. Но общий объем денег в экономике очень жестко контролируется. Когда вы переводите деньги в нечто, что не возвращается товарами и услугами, у вас растет инфляция. Но, для того чтобы эту инфляцию задавить, вы будете держать высокую ставку. Некоторые считают, что предел достигнут и Центральный банк не будет больше повышать ставку. Это не факт, ставка может расти и дальше, именно в силу того, что у нас большие расходы не в гражданских отраслях. Это отражает процесс перераспределения ресурсов. Если вы хотите, чтобы здесь они были дешевы, то в гражданке будут дороги. Поэтому там станет расти стоимость кредита, падать качество рабочей силы и не будет роста зарплат, и это может создать перекосы в экономике, которые нежелательны в долгосрочной перспективе.

Хорошо, если в это же время будут высокие цены на нефть. Это, в принципе, может быть, потому что на Ближнем Востоке неспокойно, а также федеральный резерв вроде бы закончил с подъемом ставки, а это — конец сильного доллара. Значит, доллар будет слабеть, и в этом смысле может повториться ситуация, которая была в начале нулевых, когда доллар от максимумов падал, причем очень серьезно. Это провоцировало отток капитала США, рост развивающихся рынков, а это рост сырья. То есть рост потребления периферии мировой экономики — это рост потребления топлива, развитие инфраструктуры, стройки где-нибудь в Бразилии, Индии и так далее. В прошлый раз локомотивом был Китай, сейчас локомотивом может быть Индия. Тогда у нас было 7 «тучных» лет — с 2001 по 2008 год.

Если так будет, то мы оплатим низкие темпы роста в гражданских отраслях импортом. Просто меньше будем производить у себя и больше купим на нефтяные доходы.

— Если нам еще что-то продадут.

— Продадут, никаких проблем не будет, те же китайцы, индусы, бразильцы. Кстати, те же бразильцы производят весьма неплохие товары массового спроса, а китайцы производят все что угодно, весь автопром. Я смотрю, что парк такси уже почти весь китайский.

Хуже будет, если этого не случится по какой-то глобальной экономической причине. Если, допустим, после прихода к власти республиканцев разразится кризис. Я думаю, что до их прихода к власти постараются кризис оттягивать, не дадут кризисным явлениям в американской экономике развиться, а после этого могут начаться эксцессы, потому что у них нарастают проблемы со стоимостью обслуживания госдолга.

— Вы все еще верите в победу Рона Десантиса, как это было летом?

— Нет, потому что политическая ситуация изменилась. Дональд Трамп его уделал. Была надежда, то Трамп не будет зарубаться, что республиканцы внутри себя договорятся, что Трампа не выпускают, а выпустят умеренного, за которого точно все проголосуют. У них нет внутрипартийного консенсуса. А Трамп — человек амбициозный, и он пошел в бой. Похоже, он действительно решил, что он какой-то национальный герой, который за правду.

— Как Пригожин.

— Да, он такой. Мне кажется, он искренне играет свою роль, действительно верит в то, что Америку надо спасать.

— Как мы знаем, почтовая служба может его победу подкорректировать.

— Если будет пандемия. Или какой-то форс-мажор, который сильно изменит внутриполитический расклад. Но если все будет благополучно, то заканчивается подъем ставки ФРС, и после рецессии, которая выглядит неизбежной, начинается рост развивающихся рынков, рост нефти, которая за несколько лет уходит на 150 долларов и выше, если сравнивать с прошлым циклом. Значит, у нас на среднесрочном историческом горизонте куча денег, мы спокойно можем эту войну не только тянуть, а усиливать. И у нас нет никаких проблем.

«Некоторое время мы выезжали только на продаже золота, нефть была никому не нужна, глушили скважины» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Инверсия кривой доходности указывает на будущую рецессию»

— В какой ситуации все не будет так хорошо, как вы описываете? Вы же говорили, что 2024 год будет хуже, чем 2023-й.

— Я думаю, 2024 год окажется хуже ожиданий. Например, Goldman Sachs прогнозирует больше 2 процентов мирового роста и около 2 процентов у нас в 2024-м. А я думаю, что этого не будет, будет просто ноль, а может, и минус. Есть риски, которые стоит учитывать. Риск номер один — новая пандемия, которая сейчас, похоже, начинается в Китае.

— Но, может, мы не будем реагировать на нее так же, как на коронавирус?

— Неважно, как мы будем реагировать. Важно, как будут реагировать потребители нефти. В 2020-м было неважно, сидим ли мы на карантине, а важно, что все сели на карантин. Некоторое время мы выезжали только на продаже золота, нефть была никому не нужна, глушили скважины. Это серьезный фактор, более того, о вероятной новой пандемии я начал говорить еще весной, а на ряд явных попыток раскрутить эпидемиологическую повестку в своих обзорах указываю с августа. Если ФРС не сможет до конца задавить инфляцию, это может сделать новый карантин. Нет проблем раздуть из какой-то очередной азиатской заразы катастрофу. Коронавирус существует. Но я всегда говорил, что вся истерика вокруг него — это «заговор» в пользу банков и фармацевтических компаний. Вопрос в том, что вы из этого сделаете: примете просто как очередную эпидемию, которая периодически возникает, и не будете драматизировать ситуацию, либо превратите все это в мировую катастрофу, реакция на которую будет более катастрофической, чем сама болезнь, но в интересах каких-то групп. Если посмотреть, как реагировали на пандемию в 2020 году, ясно, что это было в интересах финансового сектора, банков и фармацевтической мафии, которая заработала огромные деньги. Плюс там заработали поставщики цифровых услуг, потому что резко выросла интернет-активность людей. Электронная коммерция очень хорошо выросла, а классический ретейл потерял, как и авиаперевозки, круизные компании, отели.

Для спада были свои экономические причины. Я не буду на них здесь останавливаться. Для их прикрытия и для решения проблем финансовой системы создали неэкономические причины. Но кризис должен был произойти в любом случае.

— Столько лет его все ждали.

— Да. С 2008 года все растет и нет обвала — так не бывает. Вопрос был в том, как этот обвал оформить. Можно было дать всему обвалиться, говорить, что банкиры виноваты, правительство плохое. А тут китайцы виноваты. Это политически совершенно другая ситуация. Плюс еще создали ситуацию, в которой можно очень сильные политические изменения провести в самой Америке. Если бы не коронавирус, то Трамп пошел бы на второй срок. Коронавирус его свалил, потому что демократы сумели создать такое общественное мнение, что Трамп, который сначала пытался вести себя как здравомыслящий человек и призывал не паниковать, ошибается. На Трампа повесили смертность, то есть протолкнули такую идею, что если бы отреагировали, как китайцы, то умерло бы меньше людей. Какая-то часть людей это «съела», и Байден на этом выиграл.

Нынешняя политическая ситуация похожа, потому как есть потребность фальсифицировать выборы — это раз. Два: с точки зрения снижения инфляции есть целесообразность сильно снизить потребление, потому что долгосрочные инфляционные ожидания американцев, несмотря на все усилия федерального резерва, не особо снижаются. Это парадокс: инфляция снижается, а ожидания нет, то есть люди не воспринимают снижения темпов роста цен, что во втором полугодии в Америке идет, и достаточно явно. Но они считают, что это временное явление. Именно с этим связано, например, то, что даже при ставке по 30-летней ипотеке около 7 процентов годовых в США все равно покупают дома и цены растут. Притом что цены на недвижимость уже очень высокие, они умудрялись в этом году расти темпами около  0,5 процента в месяц с весны вопреки высоким ставкам. Цены на недвижимость, по-моему, на историческом максимуме по отношению к реальным располагаемым доходам американцев. По этому показателю сейчас самая дорогая недвижимость в Америке за всю историю, даже больше, чем на пике ипотечного пузыря 2008 года. И люди все еще покупают. Это называется бегством от денег, когда вы верите, что дальше все будет дорожать, инфляция останется сравнительно высокой на горизонте 10 лет. Банки на депозиты дают очень небольшие проценты, поэтому вы не будете держать деньги на счетах в банке, а будете искать, куда их приткнуть.

Есть два варианта. Первый — какой-нибудь фонд денежного рынка, который даст 4–5 процентов годовых сейчас. Но дальше федеральный резерв будет снижать ставку, а инфляция, кажется, не будет снижаться. Тогда эти инвестиции не будут эту инфляцию компенсировать. Второй вариант — залезть в фондовый рынок, купить акции. Американцы сидят в акциях по уши. Более того, объем кредитного плеча по отношению к свободному кешу тоже на историческом максимуме. Они не просто сидят в акциях, а сидят в кредит, под те самые 4–5 процентов годовых. Они могут сидеть в опционах, то есть делать ставку на рост через деривативы. В последние годы очень развилась торговля опционами на небольшие объемы, то есть американцы покупают не акции, а делают ставку на рост. Это изменение инвестиционного поведения, которое говорит, что народ стал более азартным. Но для рынка эта ситуация опасна, потому что такое кредитное плечо может привести к большому и резкому падению.

Американская экономика находится в следующей ситуации: на фондовом рынке люди сидят с плечом, ипотечный кредит дорог, потребительский дорог, средние ставки по кредитным картам в Америке на историческом максимуме, выше 25 процентов годовых. Цифры, к которым привыкли в России, но не в США. Мой хороший знакомый живет в Калифорнии, я спрашивал, как они там живут с такими кредитами. Он про свою семью отвечает: «Мы прекрасно живем, просто все гасим в беспроцентный период. Мы эти проценты не платим». Но кто-то же тянет долги. Норма сбережений, которая была при Трампе накоплена, когда деньги раздали, упала до нуля. Норма сбережения в Америке сейчас, как в начале нулевых. Весь тот запас денег, который возник за время пандемии, проеден.

— То есть в Америке уже кризис?

— С точки зрения потребительского спроса. Вот почему я говорю, что 2024 год будет плохим. Я не верю во все эти разговоры о том, что худшее позади, потому что американские потребители чувствуют себя невесело, о чем говорят опросы. Потребительская уверенность падает. По всем последним опросам Мичиганского университета, инфляционные ожидания высокие, ставки высокие, а ипотечная нагрузка самая большая за всю историю. Индекс опережающих индикаторов от The Conference Board падает весь год, указывая на будущую рецессию. Инверсия кривой доходности указывает на будущую рецессию. И рецессия будет.

— Когда все обвалится?

— По моим оценкам, все естественным образом обвалится где-то летом 2024 года. Но могут быть варианты. Могут ускорить обвал каким-нибудь карантином, чтобы сказать: «Это не мы виноваты». Или могут, напротив, затормозить его, дотянув ситуацию до президентских выборов, авансом смягчив денежную политику.

— А китайцы?

— Да, от них зараза какая-то пришла. Это базовая гипотеза. Я не ясновидящий, не знаю, как на самом деле будет. Может, все сложится хорошо, а американская экономика какую-то невиданную силу покажет и даст высокие темпы роста. Но у них уже были высокие темпы роста после пандемии, когда было восстановление после провала.

— Но к ним же сейчас переезжают многие компании из Европы.

— Да, один из бонусов, которые получили американцы от всей этой истории, — это то, что они из Европы практически забирают промышленность, заводы останавливаются там и открываются в Америке. Более того, американцы еще создали условия, если вы переводите трудовые коллективы и так далее, то выделяются деньги на переезд. Европейцы этим возмущены, но сделать уже ничего не могут. Сталевары вяло пытаются спорить по квотам, а химпром уже сдался. Немцы говорят открыто: «Наша химическая промышленность мертва, мы не конкурируем с американцами, потому что у них дешевая энергия по сравнению с Европой».

— Но Европа сама отказалась от нашего газа.

— Да, у американцев свои энергоносители, они просаживают Европу и за счет этого сами неплохо выплывают. Но смогут ли они осуществить ту самую мягкую посадку, о которой сейчас все говорят? Этот год был самый худший год на рынке облигаций за всю историю Америки. Самый жестокий обвал рынка облигаций за всю историю его существования. В ноябре был очень хороший отскок, когда все выдохнули с облегчением, допадали до критических уровней, у всех уже назревала паника. Джером Пауэлл на прошлом заседании федерального резерва сказал, что будут действовать осторожно, мол, все понимаем. И все решили, что давить не будут, поверили в светлое будущее, что ставка больше расти не будет, что с весны ее будут снижать. 20-летние бонды взлетели сразу аж на 10 процентов за месяц, и народ выдохнул: вроде хуже уже не будет. Не факт. В каком смысле не факт? Для рынка облигаций, может, хуже уже не будет. Если снова начать гнать доходность вверх, то правительству будет очень плохо, потому что очень большой бюджетный дефицит у Америки и есть большая проблема, связанная с тем, что расходы растут, а доходы нет. Поэтому для казначейства нельзя, чтобы доходность дальше росла, и я думаю, ФРС сделает так, что она не будет расти. Но вы же должны откуда-то деньги забрать в тот же бюджет? Вы должны схлопнуть фондовый рынок, а он сейчас радостно растет на идее, что доходность падает, значит, акции будут расти, маржинальный кредит подешевеет, дивиденды снова станут интересными. Я думаю, что эта история не сработает, а оптимистичные прогнозы не оправдаются, потому что деформации, которые были вызваны инфляционным шоком и ростом доходности, сохранятся на какое-то время в виде изменений ожиданий людей. То, что фиксирует Мичиганский университет, это дело показывает. Цены тормозятся, потому что потребительская активность падает, а инфляционные ожидания остаются высокими. Получается еще один психологический феномен: если вы чувствуете себя хуже, чем вчера, вы начинаете верить в плохое. А плохое — это рост цен. И будет большой проблемой переубедить людей, что все будет, как в старые добрые времена, когда ставка была 2 процента.

Как можно реально снизить цены? Например, заболеть. Может сыграть китайский вирус либо что-то другое. Если этого не будет, то, скорее всего, период высокой инфляции сменится периодом дефляции за счет охлаждения спроса из-за исчерпания пределов роста зарплат. Экономика будет охлаждаться под тяжестью накопленной высокой доходности. До 2029 года американской экономике надо рефинансировать половину долга. Пять лет назад доходность была нулевая, они тогда заняли половину всего долга, который есть в экономике, а сейчас это 4–5 процентов. Посмотрите, насколько резко выросли издержки.

«Что Китай готовится к войне — это факт»

— В таком случае будет ли закрываться Китай из-за вируса?

— Если проблему вируса раздуют. Приземление в любом случае неизбежно. У Китая ведь тоже проблемы в виде пузыря на рынке недвижимости и общей перегруженности экономики долгом. Перекосы в экономике у них приличные. Си Цзиньпин вроде как все политические проблемы решил, консолидировал всю власть в своих руках. Надо решать экономические проблемы.

— Зато проблему Тайваня пока не решил.

— Если вы хотите готовиться к войне, хотите милитаризации экономики, то там та же проблема, что у России: нужен переток ресурсов из гражданских отраслей в военные, надо просадить гражданское потребление. Для этого новая пандемия, кстати, хорошая тема. А то, что Китай готовится к войне, — это факт. Я это вижу по косвенным признакам. Индекс промышленного производства в Китае растет выше тренда, который был до пандемии. При этом потребительское кредитование не восстановилось до тех уровней, как и экспорт. Если внутри Китая спрос не соответствует промышленному росту и вне Китая тоже не соответствует, то я задаю вопрос: что же это за промышленный рост? Значит, это промышленный рост не в гражданских отраслях.

— Может, его просто рисуют?

— Это можно отследить по косвенным признакам типа производства электроэнергии, грузоперевозок. Похоже, что не рисуют. Может, пририсовывают, но активность есть. Я думаю, что они просто оружие накапливают. Может быть, они делают для продажи нам… Говорят, что мы купили что-то у Северной Кореи. Я думаю, Китай под видом Северной Кореи продал нам какие-нибудь ракеты для системы РЗСО. Или откуда у нас столько дронов? Мы сами столько не делаем. Собираем здесь, но не делаем же для них чипы. Может быть, промышленность Китая сейчас работает на Россию, тем более американцы постоянно обвиняют Пекин в военных поставках, хотя предъявить ничего не могут. Скорее всего, Китай работает не только на Россию, но и на себя. Я думаю, он готовится к каким-то эксцессам.

Продолжу тему, какие могут быть проблемы. Про вариант, что может быть кризис, который спровоцирован искусственно, я сказал. Если он не будет искусство спровоцирован, то пойдет естественным путем, потому что ситуация на рынке недвижимости похожа на ту, что была перед 2008 годом. Ставки по ипотеке запредельные, обороты на рынке падают, стоимость недвижимости по отношению к реальным располагаемым доходам очень высока. Это должно схлопнуться с точки зрения экономической логики. Значит, мы можем получить ипотечный кризис №2 в США. Причем сейчас он еще зацепит, скорее всего, коммерческую недвижимость. Об этом люди из фонда Уоррена Баффета предупреждали еще весной 2023 года. Они говорили, что если будет волна банковского кризиса, то она будет спровоцирована проблемными активами в коммерческой недвижимости. Первая волна банковского кризиса в 2023 году не дала сейчас рецидива, и это большая удача. Я, как и они, думал, что какие-то проблемы будут уже осенью. Проскочили. Может, за счет перетока капитала в США из Европы, может, хорошо сработал федеральный резерв, который очень гибко реагировал на состояние ликвидности рынка трежерис, то есть давая казначейству занимать. Если смотреть, как он управляет балансом, он все время останавливает сокращение баланса, когда казначество размещает новый долг. Они действуют очень согласованно, скоординированно. Сейчас в этом есть плюсы и минусы. Плюс заключается в том, что они реально контролируют ситуацию, не дают проявиться шоку. А минус в том, что перестают верить в их независимость.

Пауэлл пытается от таких обвинений отбиваться. Если послушать его последние речи, то он прямо начинает просто оправдываться. С другой стороны, когда человек говорит, что мы не можем прогнозировать будущее, наши прогнозы эволюционируют, мы действуем по обстоятельствам и будем корректировать политику в соответствии с поступающими данными, то это говорит о том, что у человека нет плана. А раз нет плана, значит, он должен быть у кого-то другого. У американского казначейства план есть — заимствований, расходов. Значит, федеральный резерв — подчиненная структура, и это все понимают. С точки зрения долгосрочной репутации для доллара, как основы сбережений центральных банков, это плохо.

— Будет ли идти дальше дедолларизация?

— Да, в пользу золота в первую очередь.

«Я смотрю, что делают люди, центральные банки, крупные инвестиционные структуры — покупают золото. Цена имеет тенденцию к росту, хотя пока еще есть планка в 2 тысячи долларов за унцию, выше которой если золото пробивается, то его опускают обратно» Фото: © Gennadii Khameliyanin / Russian Look / www.globallookpress.com

«Мы получим проблемы для рубля, который может уйти в 2024 году выше 100 на какое-то время»

— Вы в золото верите?

— Посмотрите, как меняются резервы. Я верю, потому что верят другие. Я же вижу, что вера не на пустом месте. Я смотрю, что делают люди, центральные банки, крупные инвестиционные структуры — покупают золото. Цена имеет тенденцию к росту, хотя пока еще есть планка в 2 тысячи долларов за унцию, выше которой если золото пробивается, то его опускают обратно. В целом к ней поджимают. Когда идет сужающаяся тенденция, как правило, идет выход вверх. Скорее всего, в 2024 году это может случиться. Это к вопросу о перспективах золота.

На мой взгляд, долгий кризис начался в конце 2019-го. Он был бы в любом случае, но его списали на коронавирус. И дальше началась болтанка — дефляция, крах, печатание денег, инфляция, рост доходности, и этот цикл может повторяться. Эта ситуация сохраняется. Военно-политические проблемы в мире, которые обычно соответствуют таким периодам, остаются. В мире очень много противоречий, которые будут сейчас выстреливать. С этой точки зрения нельзя говорить, что мы выходим из кризисного периода. Поэтому период высокой инфляции может смениться новым провалом, новым падением и новым кризисом в США, который может иметь искусственные причины либо естественные. А еще он может иметь политические причины, то есть в Америке может быть настолько острая внутриполитическая ситуация, которая спровоцирует реакцию экономики. Наконец, она может иметь глобальные причины в виде столкновения на Ближнем Востоке или в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Все это может произойти и в 2024 году или в обозримом будущем.

В 2024-м, я считаю, накопленные глобальные финансовые проблемы, с высокой долей вероятности, сработают и Россия получит проблемы в виде провала экспорта и цен на нефть. Наш торговый баланс может ухудшиться. Соответственно, мы получим проблемы для рубля, который может уйти в 2024 году выше 100 на какое-то время. Это же качели, потом будет волна укрепления. Но этот период болтанки остается. Поэтому мы получим всплеск инфляции. Если в это же время мы будем продолжать военную операцию, то для гражданских отраслей это будет нехорошо, это будет дополнительным стрессовым фактором для нашей экономики.

— То есть спецоперацию надо скорее закончить?

— Можно делать более или менее интенсивной в зависимости от текущей конъюнктуры. Сейчас у нас началось наступление — интенсивные боевые действия под Донецком. Но можно по мере необходимости снова переходить к оборонительной тактике, которая несколько менее затратна. В любом случае у нас экономика войны будет зависеть от глобальных факторов. Если в глобальной экономике дела пойдут хуже, в нашей тоже пойдут хуже, то, скорее всего, интенсивность наступательных действий будет падать. Может быть, будет заморозка конфликта. Но я считаю, и я об этом говорил с вами летом, что о заморозке можно говорить только со следующей администрацией.

— Есть эксперты, которые считают, что там не с кем договариваться и вообще выборов в классическом смысле там не будет.

— Формально выборы будут, это конституционная процедура. То, что их могут подделать, сфальсифицировать, проигнорировать мнение избирателей, то, что это может вызвать протесты избирателей, эксцессы, — все может быть. Но формальности будут соблюдены. На этот счет я не сомневаюсь. По сути своей электоральные процедуры могут быть выхолощены, тогда это будет имитация или симуляция.

Так что следующий год может быть непростым для Америки, Китая. Как следствие, он может быть непростым для нас. Когда все были пессимистами, я говорил: «Чего вы боитесь? На самом деле все идет неплохо. А война — это стимулирующий фактор для экономики и технологического развития». Но сейчас я считаю, что хорошая конъюнктура может закончиться. С этой точки зрения нам нужно очень здорово задуматься о росте производительности труда и повышении эффективности.

— Вы же сами говорите, что быстро это невозможно получить.

— Задуматься хотя бы надо. Быстро невозможно, но всегда нужно иметь план действий и что-то, что давало бы веру в будущее. Поэтому если сейчас времена наступят тяжелее, чем были, но у вас есть вера в будущее, то вы переживете. А если у вас веры в будущее нет и вам непонятно, когда это закончится, — а шаткая ситуация в глобальном мире будет сохраняться до начала 2030-х как минимум — вы сломаетесь.

«Скорее всего, будет рецессия, никуда Америка от нее не денется»

— Наши читатели спросят: когда же мы будем жить хорошо?

— Все познается в сравнении. Мы сейчас живем очень неплохо в сравнении тем, как жили бы, допусти Центральный банк и правительство в прошлом году какие-то серьезные ошибки в кризисном управлении. Конечно, какое-то количество наших сограждан пострадали от боевых действий, были убиты или ранены. Это очень печально. Но в остальном мы пока что проходим этот период, всю эту ситуацию с минимальными потерями и очень благополучно.

— Резюмируем прогноз на 2024 год. Нефть…

— Нефть может упасть.

— Но может и вырасти.

— Если будет какой-то ближневосточный конфликт. Но экономические факторы говорят, что, скорее всего, она упадет. Вероятнее всего, будет рецессия, никуда Америка от нее не денется. Об этом говорит кривая доходности госдолга, которая ни разу еще людей не обманывала, это индикатор, который работал в 100 процентах случаев. Сейчас почти все перестали в это верить, и это типичная ситуация последнего квартала перед падением. Посмотрите историю: перед падением рынка, перед финансовым кризисом последние пару кварталов все часто становились оптимистами. Они боялись, боялись, боялись, что вот-вот будет кризис, индикаторы показывали, потребители в унынии, ставки высокие. И вдруг что-то происходит, и народ перестает бояться: все, вроде ничего не будет, ждали и не дождались. Фух! И прилетает…

Кривая доходности всегда предсказывала кризис, но она однажды может ошибиться. Тогда я скажу, что это случилось в первый раз, а я был неправ. Я же не ясновидящий, а основываюсь на опыте, на моих знаниях всех предыдущих таких ситуаций. Я изучал разные рецессии. Две прошел непосредственно на собственном опыте. Первая, которая была на моей практике, это был 2008 год. Я ее хорошо знаю, как обвал начинался, в чем его причины. Коронавирусный кризис я тоже наблюдал, знаю, как развивалось, в чем причины и что ему предшествовало. Я своим клиентам об этом писал в сентябре 2019 года, о том, что через полгода все рухнет. Это было понятно по тому, что творилось тогда со спредами и с операциями РЕПО в США. Когда идет цунами, сначала поднимается рябь, потом идет волна, в полный рост она становится, когда уже к берегу подходит. Сейчас я тоже вижу некоторые симптомчики.

«До сих пор покупают квартиры, так как боятся, что сократятся программы льготного кредитования. На самом деле они никуда не денутся. В 2024 году, когда рынок, скорее всего, упадет, будет вам новая льготная ипотека» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Это не то время, когда вы можете рассчитывать на устойчивый рост акций»

— Что же нам тогда делать?

— Смотря как вы привыкли реагировать. Во-первых, наверное, не покупать сейчас квартиры. Уже слишком дорого и ипотека дорогая. До сих пор покупают, так как боятся, что сократятся программы льготного кредитования. На самом деле они никуда не денутся. В 2024 году, когда рынок, скорее всего, упадет, будет вам новая льготная ипотека.

— На новостройки — да. Вторичку, мне кажется, уже никто не купит.

— Вторичка уже пошла вниз, начинает дешеветь. А новостройки разбирают, продажи бьют рекорды, в том числе по этим ставкам, что есть сейчас. Я считаю, что сейчас с точки зрения кредитования и цен не лучшее время. Самое главное, с точки зрения перспектив возможного провала спроса в 2024 году. Скорее всего, можно будет купить дешевле, потому что рынок недвижимости не растет плавно, в нем есть волны. Я считаю, что будет волна вниз и будет хорошая возможность именно в 2024 году купить жилье, но не прямо сейчас.

Второе — я бы осторожно относился к фондовому рынку. Я наблюдаю некую аномалию, кстати, как на американском, так и на российском рынке. Облигационный рынок рухнул, а акции не падают, как будто их кто-то где-то держит. Я не склонен верить в теории заговора, скорее всего, их держит психология людей, потому что обычный клиент доминирует и на российском рынке, и на американском. На американском высокое кредитное плечо, поэтому, скорее всего, он может пойти вниз или как минимум не будет роста, хотя все верят в рост. Что касается российского рынка, я задаю себе вопрос: если вы в квазигосударственном долге, долгосрочном, сейчас можете получить около 15 процентов годовых к погашению. Например, берем облигации ГТЛК, длинный долг с погашением в 2030-х. Зачем вам сейчас акции? Особенно с учетом того, что ставка Банка России через какое-то время все-таки будет ниже, чем сейчас, и тогда вы еще заработаете на переоценке самой облигации. Вам такую дивидендную доходность по акциям никто не даст. Ну привилегированные акции «Сургутнефтегаза» дадут больше 20 процентов, но в будущем это не гарантировано, зависит от переоценки валюты на балансе компании. Кто у нас еще сейчас дает сопоставимые со ставкой ЦБ деньги? «Магнит» 14 процентов дает, «Татнефть» — где-то рядом, МРСК Москвы, «МРСК Центр», кажется, дают. Сбер может дать 13–14 процентов годовых. Да, это хорошая идея — привилегированные акции Сбера, тем более они сейчас дешевеют. В общем, достаточно небольшая номенклатура ценных бумаг, которые могут сейчас конкурировать с доходностью облигационного рынка. Это не то время, когда вы можете рассчитывать на устойчивый рост акций. Если покупать акции, то тех, кто вам с высокой вероятностью будет платить дивиденды. А это опять Сбер, «Татнефть», «Лукойл»… С другой стороны, если с нефтью в 2024 году будут проблемы, то покупать нефтянку не лучшая идея.

— Так стоит ли выходить на фондовый рынок тем, кого там еще нет?

— Нет, я бы не советовал, потому что может повториться история 2020 года. У нас народ азартный, но сколько можно его сбивать с пути? В 2020 году завалили рынок, в 2022-м завалили. А сейчас Санкт-Петербургскую биржу завалили. Кто-то еще умудрялся торговать иностранными акциями после всего того, что случилось. Впарили уже китайские акции, а они тоже оказались заблокированными. Приплыли. В 2024 году, вполне возможно, будет еще один завал.

Я профессиональный спекулянт, но больше ориентируюсь на облигации, у меня основная доля портфеля — это то, что мне приносит купонный доход. Акции — это игрушки. Я никогда большую долю в эти истории не помещаю, всегда действую исходя из того, какая там ожидаемая дивидендная доходность, я не хочу ловить эти колебания.

— Но если кто-то хочет не спекулятивно заработать, а покупает акции лет на 20?

— Тогда покупайте Сбер. Он и через 20 лет будет работать, причем будет контролировать такую же долю в экономике с точки зрения кредитования. Подождите немного, может, он еще подешевеет, тогда это будет отличная долгосрочная инвестиция.

На долгосрок мне нравится еще одна тема — это «Норильский никель». Это тоже вечно живущая тема, потому что платина, палладий, никель — то, что они добывают, будет востребовано. Это хорошая дивидендная тема.

— А нефтяные компании под вопросом?

— Но я же боюсь, что 2024 год может оказаться для нефти проблемным. Зато после этого будет хорошая история, потому что в долгосрочной перспективе нефть будет дорожать, причем сильно. Но до этого еще надо дожить.

— А если валюту покупать?

— Вы можете покупать ее в разных формах. Во-первых, вы можете купить золото в монетах или на бирже. Есть такой инструмент — GLDRUB. Правда, он иногда ведет себя странно, то есть, например, на мировом рынке золото дорожает, а внутренние цены у нас на бирже могут и не расти. Я даже на эту тему писал в Центральный банк: «Объясните мне, каким образом эти котировки функционируют. Во всех валютах у вас есть официальный валютный курс Центрального банка. А почему официальная цена золота, которую устанавливает ЦБ, не соответствует этому инструменту? Кто неправ: вы или те, кто этим золотом на бирже торгует и котирует?»

Этот рынок узколиквидный, но в целом в долгосрочной перспективе отклонения усредняются. Поэтому можно купить золото на Московской бирже. Оно обычно дешевле, чем мировая цена в пересчете через валютный курс, потому что есть санкционные барьеры. Когда российское золото вывозят из России, его переплавляют, ставят на него клеймо других производителей, иначе в Лондоне не будет признаваться. Видимо, есть 2–3 процента издержек, которые в эту цену заложены.

Что в России стоит дороже мирового рынка, так это серебро, опять же если посмотреть на котировки Московской биржи. На мой взгляд, это тоже хорошая тема, чем можно владеть долгосрочно. Тем более у металла есть хорошие перспективы в связи с «зеленой» энергетикой. Но вы переплатите относительно глобальных цен, и ликвидности там еще меньше, чем в золоте.

Что у нас дальше? Вы можете покупать так называемые замещающие облигации — это облигации, которые индексируются по курсу валюты, но они не связаны с валютными рисками. Очень много выпусков есть у «Газпрома», есть «Лукойл», «Фосагро». Там достаточно много хороших идей, которые дадут вам 6 процентов годовых. Если вы хотите что-то с привязкой к валюте, то это хорошая идея, особенно на тренде укрепления рубля, когда их начинают продавать. Поскольку ликвидность там небольшая, то доходность по ним растет, и вы можете получить доходность в валюте 10 процентов, когда поймаете такой момент.

— То есть доллары и евро теперь не стоит покупать?

— А зачем? Вы же их никуда не вложите. Если вы просто купите доллары, они просто будут лежать. Во-первых, есть долларовая инфляция, те же 4 процента годовых, то есть у вас цены в долларах будут расти. Во-вторых, есть краткосрочная доходность рублевая, которая сейчас 15 процентов годовых, долгосрочная — выше 10. Вы уверены, что доллар в долгосрочной перспективе будет дорожать все время к рублю больше 10 процентов в год? Я не уверен. Рубль скорее упадет в 2024 году, куда-то до 110 курс добьет. Может, даже до 120, где был максимум в 2022-м. Но после этого будет откат, а у вас останутся эти бумажки, на которые вам никто ничего не начислил. Успеете ли вы их вовремя продать? Это искусство.

Поэтому ищите доходность. Доходность — это облигации, которые привязаны к доллару и евро, но которые котируются в рублях. Доходность есть, инфраструктурных (санкционных) рисков нет. Или просто высокую рублевую доходность.

— А депозиты в банках?

— Рублевые депозиты — это выгодная тема, но именно сейчас, в будущем по ним доходность может снизиться. Опять же, по депозитам сейчас интересная ситуация возникла: на короткий срок доходность высокая, на средний она ниже, а на долгий срок у Сбера она опять высокая. Поэтому вы либо можете воспользоваться конъюнктурой на короткий срок, либо вам нужно морозить деньги года на три, но тогда вы берете на себя риск, что инфляция может за этот срок вырасти.

Еще одна тема, которая в этом смысле может быть интересна, — это облигации с плавающим купоном. ОФЗ, где купон привязан к ставке денежного рынка. Ставка доходности растет, соответственно, купоны больше, падает — купоны меньше. Есть также индексируемые по инфляции облигации. Но когда вы покупаете эти бумаги, вы доверяете Росстату, что он правильно считает инфляцию. К индексируемому телу долга сейчас добавляется еще 3–4 процента доходности. На самом деле эти 3–4 процента доходности — это то, что из инфляции Росстата делает инфляцию настоящей, то есть фактически вы получаете действительно индексируемую по инфляции бумагу без доходности, просто для сохранения денег. Но официальная инфляция плюс 3–4 процента — такую долгосрочную доходность вам даст золото. А хранить под подушкой валюту — это плохая идея.

Если исходить из моих ожиданий, что у нас будут какие-то неприятности, то я бы владел акциями Сбера, энергетических компаний, которые дают доходность меньше, но это понятная история. Тарифы растут, в каком-то смысле у вас тоже это просто индексируемая по инфляции история. Вы владеете акциями «Мосэнерго», оно тарифы поднимает, у вас растут дивиденды. Я на эту тему как-то шутил: если вы не хотите платить за электричество, купите акции «Мосэнерго», чтобы они платили вам дивиденды. Получится, что «Мосэнерго» само за вас оплачивает себе свет.

— Это же на сколько надо накупить акций.

— Нужно посмотреть по дивидендной доходности. На самом деле приличную для обывателя сумму придется туда загнать, тысяч 200. Зато у вас будет «бесплатное» электричество.

Из второго эшелона Московский кредитный банк — хорошая фишка, недооцененная. Хотя уже дорожает. Но это более рисковая тема, чем Сбер. Так что Сбер, который заработает на высоких процентах, энергетики, которые заработают на росте тарифов, возможно, ретейлеры, хотя они уже подорожали. Все, что отыгрывает инфляцию. Но надо держать в голове, что могут быть неприятности и провалы рынка акций. Поэтому не нужно лезть туда на большие объемы ваших сбережений. При той доходности, которая есть сейчас, и при перспективах рубля основа портфеля — замещающие облигации, короткий рублевый долг, драгметаллы — как диверсификация на случай роста глобальных финансовых рисков.

«2024 год будет холоднее, чем 2023-й. С точки зрения финансового планирования не лезьте в долги, потому что финансовые условия не улучшатся» Фото: Алексей Белкин

«Если у нас конъюнктура будет ухудшаться, не исключено повторение ценовой войны, которая существовала в начале 2020-го»

— В таком случае кредитование, ипотека умерли? Тем более Эльвира Набиуллина постоянно ругала застройщиков за ипотеки с нулевыми ставками.

— Этих условий не будет, тем более ЦБ станет душить сейчас этот рынок. Это именно политика Эльвиры Набиуллиной, которая говорит, что рост долговой нагрузки ее беспокоит.

— Но тогда в стройке случится провал, а это тоже один из драйверов роста.

— Я думаю, строители без дела не останутся, просто деловая активность перекочует в другие места, и стройка в значительной степени перепрофилируется на строительство инфраструктуры, в том числе военной. Но мы в данном случае говорим о том, какие перспективы есть у рядовых потребителей. Рядовому потребителю в долг дальше залезать не дадут. Идея о том, что инфляция ваши долги сожжет, не сработает, потому что инфляция не будет такой, чтобы ваши долги сжечь. Поднимут процентные ставки, и вам эти долги труднее будет дальше тащить. Не играйте в эти игры, это плохая идея.

2024 год будет холоднее, чем 2023-й. С точки зрения финансового планирования не лезьте в долги, потому что финансовые условия не улучшатся. Они улучшатся в Америке, там ставки могут резко упасть, но сначала просядет экономика. А в России — нет. У нас финансовые условия останутся жесткими, более того, они могут и дальше ужесточаться. Сейчас есть консенсус: в декабре был последний рост ставки. А я считаю, что нет.

— По вашему мнению, в какой перспективе мы можем вернуться к инфляции в 4 процента?

— Года через три, причем в лучшем случае. С другой стороны, у нас много интересных возможностей открывается. Для научно-производственной деятельности — сколько угодно. Пожалуйста, если вы люди, которые компетентны в производстве дронов, если вы люди, которые могут стать подрядчиком в оборонке, или если вы занимаетесь кибербезопасностью или импортозамещением в сфере программного обеспечения, то для вас открываются золотые времена.

У нас запускается нацпроект «Экономика данных». Я уже говорил, что нам нужна новая цифровая идея. Как раз летом 2023 года начал формироваться этот нацпроект. Это то, где могут быть большие инвестиции и результат. Самое главное, что это потом может изменить лицо экономики, потому что если в России появится свой IBM, то это то же самое, что своя атомная бомба, с точки зрения изменения статуса страны, значимости и возможностей проведения своей политики. Сейчас по программному обеспечению мы все еще зависимы. Платформа и архитектура от американцев. То, что у нас свое, — надстройка. С позиции кибербезопасности это дырявый щит. Последние скандалы, которые были в минцифры, это только подтверждают, так как люди занимались симуляцией. Реально у нас хорошо «цифру» развивают корпорации, но они решают прикладные задачи, а надо решать системные. Если это будет сделано, то у нас появится новая отрасль, которая по доходам и выручке будет сопоставима с нефтянкой. Тогда я скажу, что цена на нефть для нас не так важна.

Пока ее нет, я буду смотреть на то, о чем думают в Саудовской Аравии и других местах, потому что, если у нас конъюнктура будет ухудшаться, не исключено повторение ценовой войны, которая была в начале 2020-го. На последнем собрании ОПЕК договорились о сокращении квот снова. Но как долго арабы будут терпеть ситуацию? У американцев объем добычи вырос. Сланцевая добыча подстраивается под тот уровень инфляции, который есть. Так что посмотрим, как дальше будет.

Если фактор с «цифрой» не сыграет, то у нас возникнут сложности с тем, что у нас расходы на безопасность высоки, внешняя конъюнктура может ухудшиться, и это создаст нам проблемы, которые станут решаться за счет людей — за счет удорожания кредита, сокращения в реальном выражении зарплат в гражданских отраслях. Может быть, но это вряд ли, за счет какой-то оптимизации административных расходов. Чтобы оптимизировать расходы на администрирование, нужна более эффективная система управления, а это цифровизация. Пока о ней только говорят. Совершенно точно никто не будет сокращать армию, внутренние войска, расходы на силовые структуры будут только увеличиваться. Значит, будет сокращаться или как минимум не будет расти социалка и доходы в гражданских отраслях. Если потребуется еще высвободить какие-то мозги или высококвалифицированные кадры, чтобы оборонка дальше могла расти, то я сейчас уже не представляю, откуда их быстро взять. Тогда их нужно откуда-то завозить, как во времена советской индустриализации завозили иностранных специалистов. Тогда завозите китайцев, чтобы они строили автомобильные заводы. Может такое быть? Теоретически — да.

У нас главная проблема, в которую мы сейчас уперлись, заключается в том, что наша экономика раскочегарена, дальше некуда, у нас полная занятость, и у нас единственная возможность расти дальше — повышать эффективность. Повышать эффективность можно двумя путями. Первое — это производительность труда, то есть это лучше подготовленные кадры, лучшее оборудование. Второе — сокращение издержек в экономике за счет улучшения цифровизации, за счет создания цифровых платформ. Тогда вы можете резко сократить издержки, то есть у вас будет лучше работать логистика, у вас будут меньше транспортные издержки за счет оптимизации грузопотоков, меньше издержки в управлении, и тогда вы сократите управленческий персонал, который уйдет в сферу услуг. Вот два направления, в которых можно действовать.

Или третье — молиться на то, чтобы нефть дорожала в скором будущем. Рост цен на нефть будет, но до него надо дожить. Когда начнется новый суперцикл. А это может занять и 3–4 года. Если мы доживем, тупо затянув пояса, то это неинтересно. Самое главное, потом, когда эти нефтяные деньги к нам пойдут, не будет мотивации что-то улучшать, опять все расслабятся. Мне бы хотелось, чтобы возможное ужесточение условий послужило стимулом создания каких-то новых отраслей. Тогда вся военная ситуация будет проходить легче, потому что многие вещи мы могли бы делать сами. Кстати, мы и делаем. Если посмотреть на начинку тех же дронов, то раньше стопроцентно был Китай, а теперь есть китайские компоненты, но пайка уже здесь. Потихоньку все локализуется.

Но я был бы счастлив, если бы у нас умели свои процессоры делать. Пусть они будут 130 нанометров, но это будет свое, а не Taiwan Semiconductor.

— Недавно Антон Силуанов обещал, что мы и 28 нанометров сделаем.

— Силуанов может говорить что угодно, но вы сделайте хотя бы 130, хотя бы Pentium Northwood. Для того чтобы дронами управлять, этого хватит. Чтобы в автомобилях стояла собственная электроника. Это значительная экономия валюты, если мы просто переведем все кассовые аппараты на отечественную электронику. Для решения бытовых вопросов не нужна передовая техника. А для решения передовых вопросов, где нужны мощные системы, пока что придется добывать чипы через серый импорт.

У нас действительно будет проблема с вычислительными мощностями, и это очень большой вызов программистам. Нам нужно воссоздавать собственную школу, которая бы решала задачи создания высоконагруженных систем в условиях дефицита вычислительных мощностей. Если мы эти задачи решим, то у нас все будет хорошо. Да, цены на нефть нас в итоге снова вывезут. Никуда углеводороды не денутся. Чтобы зарядить электромобиль, вам все равно на электростанции нефть надо сжечь. Города будут чистыми, без смога, но не более того. Но хотелось бы, чтобы эта ситуация простимулировала развитие. Так что 2024 год окажется жестче, скорее всего, но это должно стать стимулом к каким-то решениям, которые должны двинуть нас вперед.