«Тефлоновый» рейтинг президента Владимира Путина неизбежно будет передан преемнику со значительным ослаблением. Непопулярные меры и решения, а также появление различных «черных лебедей», которых население прощало Путину, не будут прощены новому лицу «Тефлоновый» рейтинг президента Владимира Путина неизбежно будет передан преемнику со значительным ослаблением. Непопулярные меры и решения, а также появление различных «черных лебедей», которых население прощало Путину, не будут прощены новому лицу» Фото: kremlin.ru

Транзит власти и после него

В России приближается транзит власти. Хотя формально он не объявлен, в СМИ и интернете уже идет обсуждение его сценариев и последствий. С нашей точки зрения, главными последствиями будет ослабление (вероятно, временное) центральной власти и углубление идеологической поляризации общества.

Логика нашего анализа такова. Существуют политические и идеологические тренды, которые развиваются и будут развиваться сами по себе, по собственной логике. Транзит власти их не меняет, но служит для них мощным катализатором. Свою задачу мы видим в описании как самих трендов, так и результатов их ускорения под влиянием политического «катализа».

Ослабление легитимности власти

Легитимность власти во многом определяется персональной легитимностью первого лица. Особенно это касается персоналистских режимов, в которых первое лицо длительно находится у власти и сосредоточило на себе все рычаги государственного управления. В этом случае оно обладает так называемой накопленной легитимностью, или, говоря языком рекламы, накопленным рейтингом.

«Тефлоновый» рейтинг президента Владимира Путина неизбежно будет передан преемнику со значительным ослаблением. Непопулярные меры и решения, а также появление различных «черных лебедей», которых население прощало Путину, не будут прощены новому лицу. Преемник уже не будет защищен накопленным рейтингом.

Начиная с 2016 года «тефлоновая» защита снижается и у самого Путина, хотя пока еще остается достаточно прочной. Тем не менее в стране растут протестные настроения. Возник тренд падения персональной и институциональной легитимности власти. Преемник, не обладающий накопленным рейтингом, займет свою должность с ослабленной не только личной, но и институциональной легитимностью. Принимать решения ему придется с большей оглядкой на реакцию населения и позицию своего собственного окружения.

Дополнительное снижение легитимности произойдет в том весьма вероятном случае, если возникнет некий вариант «коллективного руководства», в котором принятие решений будет деперсонализировано, но ответственность сконцентрирована на первом лице. Такая политическая структура неустойчива и чревата олигархической войной.

В любом случае процесс делегитимизации власти на сегодняшний день выглядит необратимым. С одной стороны, это связано с объективной сложностью экономической и политической ситуации, из которой не видно легкого выхода. С другой — на политическом поле не просматривается лиц, способных поднять авторитет власти путем повышения персональной легитимности.

В итоге приходится сделать вывод, что страна входит в длительный период взаимного отчуждения власти и населения. Предстоящий транзит усилит эту тенденцию. «Любовный роман» власти и населения, пик которого пришелся на 2000–2004 годы и длившийся, хотя и в ослабленном варианте, в последующие годы, заканчивается. Наступил период длительного взаимного отчуждения. Транзит поставит в этом процессе окончательную точку.

Слабое государство может репрессировать любого отдельного члена общества, но неспособно противостоять давлению групп интересов и не может реализовать сколько-нибудь серьезные реформы либо проекты «Слабое государство может репрессировать любого отдельного члена общества, но не способно противостоять давлению групп интересов и не может реализовать сколько-нибудь серьезные реформы либо проекты» Фото: «БИЗНЕС Online»

Слабое государство

Тезис о слабости тогда еще советского государства первым высказал в 1980 году юрист Борис Курашвили. По его мнению, слабое государство может репрессировать любого отдельного члена общества, но не способно противостоять давлению групп интересов и не может реализовать сколько-нибудь серьезные реформы либо проекты. Примером из советского прошлого может служить продовольственная программа, из современной России — «Дальневосточный гектар» или судебная реформа, которая, по выражению Виталия Найшуля, превратилась в терминальную проблему.

Характерным признаком ослабления государства является деградация института независимой экспертизы, подмена ее лоббизмом экономико-политических группировок. Ограниченная способность противостоять лоббистскому давлению влечет за собой дезинтеграцию государства, которое, по выражению экономиста Юрия Яременко, превращается в совокупность мафий, бесконтрольно поглощающих государственные ресурсы.

По выражению Найшуля, сильная легитимная власть должна обладать способностью «стрелять по своим». Сходного мнения придерживается экс-премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю, сказавший, что правитель, стремящийся к подлинным реформам, должен начать с ареста нескольких ближайших друзей, связанных с коррупцией. На постсоветском пространстве такую политику проводил Михаил Саакашвили и пытается проводить Владимир Зеленский, которых российское телевидение изображает «клоунами», вместо того чтобы внимательно изучить их опыт.

Маловероятно, что предстоящий транзит власти в России усилит государство. Ослабленная легитимность преемника, его ожидаемая аппаратная безынициативность и безыдейность, усиление влияния «коллективного руководства» оставляют мало надежд на способность власти противостоять лоббизму олигархов. Последние будут одновременно опорой и угрозой новому режиму.

Путин, обладавший в 2000–2004 годах огромным ресурсом легитимности, не использовал его в реформистских целях и не оправдал ожиданий населения, которые сам усиленно создавал (другими словами, «не навел порядок»). Второй такой шанс российской власти в обозримом будущем может уже не представиться.

Политический ландшафт

Существует три группы идей, претендующих на формирование стратегического курса развития страны. Это экономический либерализм, мобилизационная и социально-популистская идеологии. Внутри каждой есть подгруппы, но их описание требует отдельного анализа.

Либеральную и мобилизационную идеологии роднит то, что они рассматривают население как «трудовой ресурс» или «вторую нефть», необходимую для экономического развития. В этом смысле обе они могут быть названы правыми. Однако средства для достижения названной цели у них принципиально различны, что порождает идейный конфликт. Обе правые идеологии обещают, что рост ВВП, если он состоится, повысит уровень жизни населения, однако произойдет это лишь в отдаленном будущем.

Социально-популистская идеология настаивает на повышении благосостояния населения здесь и сейчас по принципу «надо делиться». В этом смысле она является левой.

По понятным причинам правые идеологии в большей степени свойственны власти, а левые — населению. Однако эта привязка не жесткая. Правые идеологии могут проникать в сознание населения в виде индивидуально-достижительных (либеральных) или имперских (мобилизационных) идей.

Левые идеи могут проникать во власть как вследствие политического лоббизма и пропаганды соответствующих политических структур, так и в виде реакции власти на потенциальную опасность возникновения протестных движений. Полный идейный консенсус достигается редко, но острота противостояния может колебаться в широких пределах.

Идеологии во власти и обществе находятся в состоянии динамического равновесия, которое по разным причинам может сдвигаться. На сегодняшний день идейный баланс видится следующим.

Экономический либерализм в России находится в отступлении как во власти, так и в восприятии населения. Это показывают, в частности, и социологические опросы.

Либерализм утратил идейную инициативу. Признаков тому много, мы ограничимся анализом выступлений неформального лидера российских либералов Алексея Кудрина, главные предложения которого сводятся к двум пунктам.

  1. Увеличить государственное финансирование здравоохранения и образования. Это не либеральная, а социальная идея. Требование такого рода выдвигают и сторонники КПРФ, и прочие левые. Российский либерализм утрачивает идейную целостность и становится эклектичной доктриной, выдвигающей предложения ad hoc («специально для этого» — прим. ред.). Если же рассматривать вопрос вне идеологии, в предложении Кудрина есть своя правота, поскольку в ходе «оптимизации» социальной сферы государство накопило огромные социальные долги перед этими отраслями. Их погашение является насущной необходимостью. Однако открытым остается вопрос, как сделать указанные отрасли эффективными реципиентами получаемых средств. Анализ институциональных вопросов, традиционно являющийся сильной стороной либеральной доктрины, отсутствует. В частности, не прояснен вопрос о соотношении гарантированных (бесплатных) и платных услуг этих отраслей.
  2. Приватизация госкомпаний под лозунгом повышения их конкурентоспособности и эффективности. Это классический либеральный тезис, однако он может быть справедливым только при соблюдении определенных институциональных условий. Данные условия не анализируются. Более того, в реальной российской практике они отсутствуют. Сегодня мы наблюдаем процесс, обратный приватизации: предприятия, формально оставаясь частными, все больше встраиваются в систему государственного регулирования с помощью регуляторных актов, налогового законодательства и мер уголовного характера. В этих условиях приватизация может превратиться в псевдоприватизацию, негативные эффекты которой превысят положительные (последних может вообще не быть).

Либералы обычно жалуются на то, что власть не слышит их предложений. Однако приходится констатировать, что в сложившихся условиях они утратили способность выдвигать конструктивные предложения.

Сегодня у либералов во власти остался последний бастион — жесткая (относительно) антиинфляционная политика ЦБ России под руководством Эльвиры Набиуллиной. Целевой уровень инфляции 4% уже достаточно велик, однако проинфляционное давление, оказываемое на нее, беспрецедентно. В перспективе можно ожидать, что этот «бастион» падет, открыв дорогу инфляции и одновременно с ней росту государственного долга (латиноамериканский вариант).

Мобилизационная экономика. Согласно общепринятому определению это экономика, ресурсы которой сосредоточены в центральной власти и используются для достижения определенной цели либо противодействия угрозам. Такая экономика предполагает усиление государственного вмешательства, разработку плана или программы достижения цели, реализацию мегапроектов, руководство деятельностью предприятий независимо от формы их собственности (дирижизм).

Ослабление позиций либеральной и усиление мобилизационной идеологии заложено в Стратегию национальной безопасности, утвержденную указом президента РФ 2 июля 2021 года. В частности, в этом документе провозглашен принцип «реализации масштабных инвестиционных и инновационных программ и проектов… для долгосрочного экономического развития Российской Федерации и дальнейшего укрепления национальной безопасности».

Мобилизационная экономика может достигать значимых успехов, связанных с созданием производственных мощностей, но она же сопряжена с серьезными рисками. Главный из них — иррациональность принятия крупных инвестиционных решений, иногда политически мотивированных, иногда просто ошибочных. Примером первых может служить выдвинутая в нулевые годы идея превратить поставки природного газа в «газовое оружие». Авторы данной идеи тогда так и не объяснили, зачем это нужно делать, какую конечную цель они преследуют. Примером возможной ошибочной стратегии может стать чрезмерное инвестирование в «водородную энергетику», которая может оказаться тупиковым направлением, поскольку во всем мире идет активный поиск менее затратных способов аккумулирования энергии.

Мобилизационная экономика требует идеологической поддержки со стороны населения, которое должно верить, что приносимые им жертвы не напрасны. К сожалению, эта вера чрезмерно эксплуатировалась как в советские, так и в постсоветские времена. Сегодня данный ресурс можно считать исчерпанным.

Дополнительные риски возникают в условиях слабого государства. Такое государство превращается в кормушку для лоббистских структур, бессмысленно тратящих и ворующих ресурсы. В случае снижения нефтегазовых доходов источником необоснованных трат станут эмиссионные и заемные средства, что негативно скажется на перспективах экономического роста.

Социальная идеология. Если две предыдущие были идеологиями власти, то социальная — это идеология населения.

Сбалансированная идеологическая ситуация состоит в том, что социальная идеология частично (но не чрезмерно) становится идеологией власти, а идеология власти в большей или меньшей степени разделяется (признается справедливой) населением.

Идеологическая разбалансировка — взаимное отчуждение власти и населения, радикализация сторон. Со стороны власти это выражается в использовании силового и пропагандистского ресурса, а также приписывании населению негативных характеристик типа пьянства, лени, завышенных требований и т. п. Со стороны населения — тотальный негативизм в отношении властей, какие бы действия они ни предпринимали, плюс выдвижение социальных требований, не совместимых с объективными возможностями экономики. Причем если социальные требования, даже нереалистичные, являются хотя бы рационально сформулированными, то негативизм — эмоциональной реакцией, против которой бессильны любые аргументы и действия властей.

В России очевиден процесс нарастающей идеологической разбалансировки. Его индикатором является успех КПРФ на выборах в сентябре 2021 года. Рост рейтинга КПРФ при отсутствии такового у других партий зафиксирован опросами ВЦИОМ примерно за полтора месяца до выборов.

Власть, не имея возможности остановить идеологическую радикализацию общества, пытается противодействовать ей манипулятивными и силовыми мерами, но одновременно и некоторыми социальными уступками. Тем не менее социально-негативистское давление нарастает. Сегодня выразителем этой тенденции сделалась КПРФ. Возможно, с помощью политтехнологических мер власти удастся потеснить на политическом поле этот концентратор социального напряжения, но, по законам социальной физики, появятся новые центры кристаллизации. Предстоящий транзит может дать определенные шансы «народному» лоббированию.

«Эпоха политического застоя в России заканчивается. Государство и общество должны пройти через кризис. Остается уповать, что для населения он будет не слишком глубоким, а в результате возникнет сбалансированная политическая структура»Фото: «БИЗНЕС Online»

Перспективы

В России наблюдается идейное и эмоциональное противостояние власти и населения, сопровождаемое ростом взаимного недоверия и радикализацией сторон. Либеральная идеология уходит с политической сцены, мобилизационная — способна сконцентрировать ресурсы, но не в состоянии воодушевить население. Давление на власть со стороны социальной идеологии будет усиливаться. В ходе предстоящего транзита власти названные идеологические процессы ускорятся.

Опасность возникшей ситуации состоит в нарушении идеологического баланса, при котором правая идеология навязывается силой (включая административно контролируемый пропагандистский ресурс), а левая становится массовой идеологией населения, причем не в рациональном, а в эмоциональном варианте. Результатом может стать радикальный идеологический переворот, который способен обернуться политической дестабилизацией и обрушением хотя и относительного, но все же реально достигнутого экономического равновесия.

О возможных вариантах развития событий мы уже писали. Первый состоит в постепенном усилении левопопулистских политических структур, в роли которых сегодня выступает КПРФ. Что касается провластных партий, возникновение в идеологически мотивированном варианте (в либеральном или имперском) вряд ли возможно из-за тотального недоверия к ним. В общественном сознании обе эти идеологии «умерли».

Второй теоретически возможный вариант состоит в создании властью правой «революционной» партии, позиционирующейся как партия социальной мести. Потенциальная возможность ее создания базируется на том, что восстановление доверия к власти невозможно без наказания «виновных». Социальная месть — единственный политический мотив, который пока еще остался незадействованным в реальной политике. Ослабить этот мотив невозможно, ему можно только дать реализоваться.

Для реализации «революционного» проекта элите придется принести в жертву какую-то часть своего персонального состава. В отношении некоторых лиц оно может быть обоснованным с юридической и государственной точек зрения, но осуществимо только в ходе войны элит, которая может возникнуть при ослаблении государства. Но если такая война возникнет, то в ней, как известно, «горе побежденным».

В любом случае можно констатировать, что эпоха политического застоя в России заканчивается. Государство и общество должны пройти через кризис. Остается уповать, что для населения он будет не слишком глубоким, а в результате возникнет сбалансированная политическая структура.

Сергей Белановский
Анастасия Никольская