«Да, мы лишились нефтянки, но и избавились от этнократии»: Шамиль Валеев об идеологии Башкирии

Шамиль Валеев: «Когда двойняшки между собой что-то делят, никогда не будет правого, никогда не поймешь, кто первый начал» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Мы не судетские немцы. И ничем никому в Татарстане не обязаны»

— Шамиль Римзилевич, давайте начнем с важнейшего вопроса: вы не боитесь, что все последние склоки между нашими двумя республиками закончатся тем, что в отношениях Татарстана и Башкортостана будет пройдена точка невозврата?

— Я абсолютно спокоен. Два наших 100-летних проекта — Башкирия, Татарстан (кстати, я слышал, что слово «Татария» у вас под запретом, это правда?) — переживали всякое. На моих глазах взаимные волны смешанных чувств возникали не раз. Потом все это успокаивается, налаживается. Тем более сүз куерту — сгущение слов и красок на данную тему — абсолютно элитарный процесс. Просто на новом цифровом этапе знакомое явление принимает немного карикатурные формы. И это вообще никак не касается ни отношений между республиками как субъектами РФ, ни отношений внутри глубинных народов.

— Но мы все равно обречены на то, что, скажем, перед каждой всероссийской переписью населения эта тема будет подниматься?

— Хм… Ориентация на перепись — статистическую процедуру — внешний локус контроля, который опять же к глубинным процессам не имеет отношения. Это связано с какой-то отчетностью. Налоговой ли, еще какой-то. И потом, у переписи ведь помимо этнического элемента есть возможность узнать, сколько и где у страны трудовых ресурсов и прочего. Этот аспект совершенно упускается. То есть где надо дорогу проложить, где помойку поставить, парковки открыть. Как будто перепись затеяли исключительно с целью переписать кого-то в кого-то. Мне кажется, у ВПН-2020, которая организована правительством страны, несколько иные задачи, чем учет народов. Ну и народы, которые живут от переписи к переписи и для переписи — нечто очень странное, не уверенное в себе. Как будто мы живем для сдачи анализов.

— У Казани и Уфы есть принципиально разная позиция по поводу того, «кто первый начал» в этот раз.

— Когда двойняшки между собой что-то делят, никогда не будет правого, никогда не поймешь, кто первый начал. Это тема тех, кто любит обижаться. А обижается-то не республика и не государственные власти, а группа интеллигенции, которых бы я условно назвал «примордиалистами». Среди них много торговцев виной и собственной обидой. Такое этнологическое, почти бытовое течение, которое предполагает, что народ как создан во времена Адама, так никогда и не меняется. А ты последний потомок Сююмбике или праправнук Салавата Юлаева, и на тебе сошелся весь эталонный генетический, культурный код.

И, не дай Бог, у тебя өчпочмак будет четырехугольный, а чак-чак красного цвета! Все, ты изменил генетический код, все поломалось, и земная твердь наскочила на небесную ось. Это примордиалистский подход.

Люди эти вполне узнаваемы у каждого поколения, хорошо друг друга находят поверх всяких условных границ и друг с другом хорошо общаются. Это те, кто, видимо, искренне считает себя последними из могикан. Они есть и на Казанке, и на Уфимке, как-то находят друг друга и эмоционально подкармливают.

Но мы же из теории этногенеза знаем, что все равно какие-то процессы происходят. Где сейчас печенеги, например? У нас идут сильные демографические процессы — межнациональные браки. Боюсь перепутать, но в Башкирии уже с 1980-х годов, наверное, четверть браков межнациональные, треть — межконфессиональные. И это началось не сейчас. Родилось целое поколение таких, условно говоря, Айратов Нарышкиных и Светлан Ишдавлетовых. Глядя на скуластую блондинку ростом 1 метр и 80 сантиметров, попробуй слету определи, кто она этнически. Посмотрите на супермодель Ирину Шейк. В нас давно уже совершеннейший «винегрет». Но в цифровое время этническое самосознание парадоксальным цифровым образом ведется, иногда даже обостряется. И вылезает там, где не ждешь. Человек «многокровный», многоэтничный, многородственный может начать играть в какие-то этнические игры, соотносить себя в разные периоды с одной или другой бабушкой. В принципе, это классно.

Например, у нас сейчас очень популярен этнофолк в городской культуре, стритфуде, одежде, как и у вас, наверное. Девушки, далеко не только башкирские, носят нагрудники с национальными принтами. Очень круто! Наша башкортостанская самобытность происходит на закваске башкирской культуры. И у нас это уже лет пять очень модно. Или вот у нас есть такой парень — Владлен Окунев, он выпускает ржачную одежду из х/б уличного стиля с логотипом Ferrari — черный конь на желтом фоне и с надписью «казылык». Это как в анекдоте про башкирскую девушку, которая ждет принца на белом вкусном коне.

«Нам на пограничье свойственно «перетекать», тут нет темы предательства» Фото: © Milos Vujinovic/ZUMAPRESS.com/globallookpress.com

— То есть вы с конструктивистских позиций подходите к этническим вопросам?

— Угу. Папа (Римзиль Валеев — журналист и общественный деятель — прим. ред.) — знаковый для вашей республики татарин. Прадеды и прабабушки — башкиры и мещеряки, женат на кряшенке, патриот России и Башкортостана. Ни от одной своей части не собираюсь отрекаться, ни одну свою прабабушку, ни одного сыночка не сдам и не предам. Не буду отпиливать себе руку или ногу в угоду шовинистам и примордиалистам. Найду в родословной прибалта — буду его изучать и беречь в себе. Меня сильно трепали на протяжении биографии этноозабоченные граждане, сначала за татарское, потом за башкирское начало. И только укрепили духом.

Есть еще третий подход — инструменталистский. Он существует, насколько понимаю, в «лженауке» этнологии, которую начали изучать только после того, как этнопроблемы стали гексогеном для Советского Союза. Я знаю точно, что у одного из моих предков, у одного из прадедов, этносамоидентификация в течение жизни менялась раза два: то башкир, то татарин, причем за полвека до парада суверенитетов. Есть фотографии родных теток, которые позируют в 1940 году в роскошных расшитых бархатных камзолах и калфаках одновременно. Это дело личное и интимное.

Нам на пограничье свойственно «перетекать», тут нет темы предательства. Меня, кстати, как-то обвиняли в нем. Я присягал один раз — в 1994 году, когда студентом был, «пиджаком», на сборах нашей новой тысячелетней стране — Российской Федерации. Больше никому не присягал. Когда обнаружил свою башкирскую прабабушку и ее отца и начал высказываться публично насчет «мы тут у себя сами разберемся», на меня набросилась в «Фейсбуке» Фаузия-апа Байрамова, дай Аллах ей здоровья, и начала разными словами мою маму вспоминать, незнакомую ей, в моем геноме телепатический анализ проводить. Хорошо, что лексика и воззрения этой детской писательницы мне известны еще с 1991 года.

Мы не судетские немцы. И ничем никому в Татарстане не обязаны. Ни татарстанской этноэлите, ни татарстанской политической элите. Люди, которые всю жизнь прожили в Башкортостане и говорят на языке, похожем на урта диалект татарского, ничем не обязаны никому. Башкортостан — это наша родина. Я здесь, допустим, как минимум с конца XVIII века. Мой прапрадед Габразак, мещеряк, приехал сюда из окрестностей Мензелинска проповедовать — это только то, что знаю по документам.

«Речь идет о том, чтобы дать людям возможность изучить свои корни» 

— Если опять же обращаться к нашим «примордиалистам». Один из самых известных в Татарстане — Дамир Исхаков…

— Да, знаю его с детства.

— И как раз он говорит о том, что на самом деле в Башкирии уже далеко не первый год ведется системная работа по подготовке к той же переписи, создаются специальные организации для этого, например Институт стратегических исследований при Академии наук и так далее. Задача — увеличение численности башкирского населения в РБ.

— Думаю, это как раз взгляд поверх заборов и поверх толпы, когда одни друг друга находят, друг с другом общаются, а остальные могут и не слышать их разговоры и не понимать. Я с уважением отношусь к Дамиру Мавлявиевичу, с интересом читаю. Его публикации и высказывания побуждают разбираться в собственных историях самостоятельно, без подсказок добрых друзей.

Что касается цифр. Я себе не очень представляю механизмы, как их можно искажать: перепись — дело общенациональное и федеральное, под контролем, там какие-то сервера, гаджеты, защищенные каналы связи. Не представляю, как можно переписать человека принудительно.

Другое дело — большой внутренний процесс. Речь идет о том, чтобы дать людям возможность изучить свои корни. Речь о проекте «Башархив», на который, например, я зашел и нашел своего прадедушку. Меня никто не уговаривал, никто не стимулировал. Было написано: «Файзрахман Ахметшин — башкир». Зайдите на «Башархив», посмотрите Старокалмашево, Чекмагушевский район… Я изучил на всякий случай все 400 страниц сельхозпереписи 1917 года по маминой деревне. Там есть и татары Акчурины и Мамлеевы, дворяне, татары — государственные крестьяне, тептяри. И если бы там было, допустим, написано, что все башкиры, я бы усомнился. Но нет, это многонациональная моя деревня, на том уровне, на каком она могла быть в 1917 году. Я таких деревень, пока искал своих предков, прошерстил глазами довольно много. Их картина гораздо сложнее, чем представляется на уровне советского разделения, условно, на татар и башкир, на ТАССР и БАССР. А потом куда-то девались мещеряки, мишари… Это слово не под запретом в Татарстане случайно?

— Нет. Недавно в институте имени Марджани презентовали книгу о мишарях, туда приходил Фирдус Тямаев.

— Вот и хорошо. Хочется хоть немного узнать про дедушкиных дедов: мне говорили, что у мишарей 9 пар ребер всего и что башкиро-мещерякское войско — это и есть Северные Амуры, которые покорили Париж и отдельных парижанок.

«Как в пословице, поскреби любого русского — татарина найдешь, получается, поковыряй любого татарина — башкира найдешь, и наоборот» Фото: © Xinhua/ZUMAPRESS.com/globallookpress.com

«Эта история совсем не про Татарстан»

— Еще один момент, о котором сейчас в Казани говорят. Якобы вот это все напряжение последних месяцев началось с того, что в соседней республике стали активно развивать тему северо-западного диалекта башкирского языка…

— Я с удовольствием говорю на своем родном языке, хотя окончил русскую школу. Сезнең беләндә рәхәтләнеп, авыз тутырып туган телемдә сөйләшәм. Когда меня зовут на интервью на башкирском и просят говорить на родном языке, я с удовольствием даю комментарии, стараясь с бытового разговора подняться на уровень общественно-политической лексики… И никто не спрашивает, с хвостиком ли у меня буквы или нет, никто не требует от меня межзубных звуков. Радий Хабиров как-то сказал на съезде учителей, чтобы тем, кто пытается говорить на родном языке, включая его самого, не спешили ставить двойку, после этого филологические цензоры, которые отсекали от медиа «неправильно говорящих», поджали хвосты… хвостики.

— Просто есть опасения, что результатом этой работы может стать резкое уменьшение числа татар по итогам переписи на северо-западе Башкортостана.

— Отвечу так: мне о подобных планах неизвестно. Я думаю, эта тема — новый источник вдохновения для обидчивых примордиалистов: им нравится обижаться, искать заговор, там они находят силы. У людей есть возможности и выбор изучить свои корни и самостоятельно определиться, это во-первых. Во-вторых, эта история совсем не про Татарстан и намерения отнять у татарстанской элиты башкортостанских татар. Есть такой подход, будто Башкирия — это такая «кладовочка», где всегда есть Салаваты Фатхутдиновы, сырье, человеческие ресурсы, мозги для Иннополиса, Альметьевска, Челнов и так далее. И всегда есть в Башкортостане какие-то люди, которые готовы приехать и своими талантами укреплять, скажем так, экономический и интеллектуальный статус Татарстана. Вам такие люди хорошо известны. Но это история про то, чтобы собрать Башкирию из такого состояния некой неопределенности…

Как в пословице, поскреби любого русского — татарина найдешь, получается, поковыряй любого татарина — башкира найдешь, и наоборот. Это такая наша внутренняя история, для того чтобы убрать взгляд через грязное матовое стекло друг на друга внутри республики.

Допустим, два угла Башкирии — юго-восточный и северо-западный. Из-за того, что 100 лет назад поделили республику и сформировали литературный башкирский язык на базе юго-восточных диалектов с вот этими твердыми буквами и межзубными гласными, людей, которые говорят мягче и у которых буква «җ» с хвостиком, их отнесли к татарам, и все. А тех, кто говорит более твердыми звуками и у кого хвостик у буквы «Ҡ», «Ғ», — те, значит, правильные башкиры, носите елян и шапку лисью, костюм, придуманный для ансамбля Файзи Гаскарова Борисом Ториком. Вы — земледельцы, вы — кочевники. Вы — за «Ак Барс», вы — за «Салават Юлаев». Так не бывает, мир гораздо сложнее и интереснее.

В общем, это история внутрибашкортостанской консолидации. Сложной, многокомпонентной, не очень линейной. Наша внутренняя история, с которой мы стараемся наладить связь. Это для Илишевского и Баймакского районов, а не для Туймазинского и Бавлинского. Это наша внутренняя скрепа. Вот она органично прорастает в людях. И они начинают ездить друг к другу в гости, чтобы посмотреть друг на друга, себя показать. Что в этом такого, что способно вызывать ноты протеста со стороны официальной Казани?

«Пока мы делим тут чак-чак и баурсак, в это время наши дети будут жениться на индианках и готовить карри. Культура административного принуждения в вопросах любви не работает» Фото: © Milos Vujinovic/ZUMAPRESS.com/globallookpress.com

«Да, мы лишились нефтянки, но и избавились от этнократии»

— Внутрибашкортостанская консолидация — идеология команды Радия Хабирова или это так или иначе происходит с начала 1990-х?

— Напомню вам, что был такой период — 2008–2010 годы. Тогда был демонтирован режим, основанный на этнократии и на том, чтобы людям, не входящим в какие-то клановые этнические группировки, не давать возможности себя реализовать. Демонтирован в том числе и с участием Хабирова, его команды и отчасти вашего покорного слуги. Вы благодаря везению, мудрости Минтимера Шариповича, крепким GR-позициям миновали этот болезненный период.

Да, мы лишились нефтянки, но и избавились от этнократии. И сейчас у нас крайне резкие группировки, скажем так, башкирского толка, они загнаны за печку. Они не влияют на официальную повестку дня каким-то магическим образом. Потому вот эти примордиалистские штуковины у нас отпали. А у вас еще нет.

— В Татарстане тоже должны отпасть в обозримом будущем?

— Пока мы тут делим чак-чак и баурсак, в это время наши дети будут жениться на индианках и готовить карри. Культура административного принуждения в вопросах любви не работает. Если ты чувствуешь, что ты маленький народ и тебе кто-то что-то недодал, у тебя есть один выход — стань таким охренительным, хорошим, чтобы с тобой хотелось познакомиться, брать у тебя по телефону интервью, разделять с тобой творчество, труд и трапезу.

Стань классным, и к тебе народ потянется. Если ты играешь в группе System Of A Dоwn, все благодаря тебе знают и относятся положительно к армянам. Или если ты делаешь лучшие хинкали и чакапули в мире, то, думаю, больше сагитируешь за Грузию, чем любыми уговорами, слезами и петициями.

Думаю, как раз к этому мы должны подойти и сохранить вот такие элементы, многообразие нашей планеты, нашей России — общей и великой. Чтобы наши яркие краски никуда не подевались и даже пережили более мощные этапы глобализации. Хотя с этой пандемией сейчас трудно предугадать. А этноозабоченному человеку я предлагаю приготовить какое-нибудь блюдо или выстрелить из лука, например, в мишень, чтобы выяснить, кто лучше стреляет. Или даже спеть что-нибудь, а не бубнить в интернете и размещать таргетированную рекламу на территории Башкортостана на деньги людей, которые нам тоже известны.

«В рамках российской государственности мы свой выбор сделали 450 лет назад»

— Мы знаем, что вы прочитали редакционную статью «БИЗНЕС Online», вышедшую в прошлое воскресенье. Вы считаете, что призыв в ней прекратить безумие относится только к одной стороне?

Плюньте на перепись: почему татарам и башкирам пора прекратить безумие

— У каждого инспирированного конфликта есть п-образный график развития. Есть бюджет — много контента, нет — он исчезает.

— Получается, что тема национальных республик, которые должны обладать особым статусом среди регионов России, Уфу совсем не интересует?

— Опять же напомню, что действующая команда Хабирова, включая меня, пережила потерю своего Башкортостана. Мы вынужденно оказались в эмиграции в Москве, где можно сколько угодно бубнить, что я вот такой самобытный, что меня в 2002 году ущипнули и с тех пор я хромаю на одну ногу, а второй интересно приплясываю. В Москве почему-то это всем по барабану — там все какие-то особенные. И когда ты глобально перемалываешься, когда твое деревенское, местечковое сознание тебя покидает, начинаешь мыслить масштабами страны, масштабами столетий, десятилетий. И все вот эти мелкие истории отпадают. Начинаешь видеть себя в рамках общероссийской и гражданской идентичности. Ну как Пушкин, который эфиоп. Или Сергей Шойгу, который тувинец по папе.

— Просто здесь, в Казани, многие бы возразили, заявив, что такой подход грозит потерей татарского языка, размыванием татарской культуры, идентичности и так далее.

— Эти силы, я думаю, надо тратить на то, чтобы писать на татарском языке или на башкирском, чтобы внедрять языковую практику, книжки. Я окончил русскую школу, не знаю, какой у меня диалект, но, когда спросят, могу ответить на родном языке и сделаю это с огромным удовольствием.

— То есть современный Башкортостан точно не будет объединяться с Татарстаном под эгидой защиты всех национальных меньшинств России?

— Ну какие меньшинства — 5 миллионов и 2 миллиона человек?! В рамках российской государственности мы свой выбор сделали 450 лет назад. Может быть, это произошло другим путем, не таким, как в Татарстане, но мы данную историю прожили. И если надо, будем Родину защищать — большую нашу Россию. Соответственно, башкирский выбор не изменился за последние несколько веков.

Уверен, Радий Хабиров заинтересован в том, чтобы решить наши общие демографические проблемы. Они не носят этнический характер Фото: glavarb.ru

«Сепарация все-таки нужна, это нормально даже среди братьев»

— При этом Радий Хабиров на одной из встреч с журналистами сказал, что он башкир, значит,  хочет, чтобы башкир было больше и чтобы им хорошо жилось (точная цитата Хабирова звучала так: «Я же башкир, и меня как руководителя республики волнует судьба башкир: будущее, культура, история», — прим. ред.). То есть тема национальности все равно остается.

— Я эту цитату не слышал. Уверен, он заинтересован в том, чтобы решить наши общие демографические проблемы. Они не носят этнический характер. Демографический провал — больший вызов чем то, что предполагает примордиалистская элита. Для нас башкиром является, в принципе, любой человек, который любит Башкирию и своим трудом и талантом в нее вкладывается.

— Еще про внутрибашкирские дела. Насколько сейчас для республики актуален лозунг «Догнать и перегнать Казань, Татарстан», который выдвигался на заре появления у власти Хабирова?

— От этого никуда не денешься. Я был в Южной Корее, и там они всю жизнь гонялись за Японией. И ничего, в какой-то момент стало получаться. Гоняться с Татарстаном — глобально это невыгодно. Потому что идти чужим протоптанным путем значит подбирать остатки. Нам глобально это не очень интересно. Здесь у нас внутри, в Башкирии, ментальность немножко другая, направленная не на самопрезентацию. То есть мы скорее не фронт-офис, а бэк-офис, который сидит внутри и придумывает что-нибудь такое время от времени. У нас свой путь, сокровенный, внутренний. Но до этого надо еще дойти. Пока, естественно, элемент сравнения еще есть.

Скажем, в 1990 годы сравнивали цены на хлеб, на колбасу. Я помню, отец мне показывал талоны на еду, из Казани привозил. Это неизбежно, у братьев это всегда так. Но в то же время сложно сравнивать двух братьев, если один темно-русый, а второй рыжий. Кто лучше? Я не знаю. У меня у самого дети двойняшки. Так что повторю, мы ищем свой путь, который в том числе опирается на соперничество, но это не главное. Мы и так прикольные.

— Тогда насчет братьев. Когда слушаешь и вас, и того же Ростислава Мурзагулова, складывается ощущение, что вы предлагаете максимально рационализировать наши отношения. То есть что Татарстан, что Костромская область или Пермский край — все примерно одно и то же для Уфы. Не так?

— Ну для начала прекратим шерудить друг у друга в кладовке и через забор перекидывать лебеду и дохлых крыс времен «муртазазоя». Бывает, сближаемся… Но сепарация все-таки нужна, это нормально даже среди братьев. Это по крайней мере весело, как я это вижу, на уровне эстрадных визгов. А что такого? Нынче таков уровень конфликтной культуры, скорее комичный, чем трагический. И это есть хорошо.

«Да, в Башкирии сейчас не очень удобно, здесь пока не особо прибрано, но мы стараемся. И это впервые за долгие годы» Фото: Shadowzpaev, CC BY-SA 4.0, commons.wikimedia.org

«Мы чуть не остались без республики при Хамитове»

— Вы говорили, что Башкортостан больше не «powerbank для подзарядки татарстанского телефона». Но ведь человек ищет там, где лучше, а ему может быть комфортнее в Татарстане.

— Ну это не только национальное. И другие могут сказать, что у них жилье дешевле, Иннополис ближе и еще что-то. Я, например, остался в Башкирии и не поехал никуда, даже когда меня отсюда изгоняли, «тактично» предлагали переехать к отцу в Татарстан после той самой фразы в 2002 году. Не переехал, вернулся из Москвы, потому что Башкирия — моя родина, это мой проект. Пусть кричат: «Уродина!»

Если ты в Нью-Йорке устраиваешься в какое-то хорошее место, то будешь участвовать в проекте Рокфеллера. И делать то, что до тебя уже придумали, опять же Рокфеллер, Энди Уорхолл, Джулиани, Гугенхайм или Барышников — те, кто до тебя был в Нью-Йорке. А здесь у тебя прекрасная возможность создавать свои проекты.

— То есть нынешняя руководящая команда в Башкортостане пытается достучаться до земляков: «Лучше ты останься здесь, и у тебя будут возможности, чем уедешь куда-то».

— У тебя появятся трудности, но и возможности тоже. У тебя будет причастность к большому делу. Потому что кто бы из нас ни уезжал, но он же получил опыт потери любимой Башкирии и возвращения на «белом вкусном коне». И пока Ралиф Сафин не отстроит деревню Уяндыково в Илишевском районе на мотив Куршевеля маленького, потому что там горка спускается под бережок 25 метров, ну он недостаточный нефтяник. Да, в Башкирии сейчас не очень удобно, здесь пока не особо прибрано, но мы стараемся. И это впервые за долгие годы. Потому что до этого, я говорил, мы чуть не остались без республики при Хамитове. Когда люди просто забыли, где находятся, и стали разъезжаться в разные стороны с большей силой. А мы начали возвращаться. Такой тренд. Потому что работать дома — большое счастье.

— А почему при Хамитове чуть не была потеряна республика? В этом его конкретная вина?

— Он тоже человек мультиидентичный, во-первых. Во-вторых, он малость пасовал и перед башкирскими «нациками», дал им разрастись вместо того, чтобы выруливать заброшенное Зауралье, создавать там рабочие места. Ну и у него задачей была как бы «антимуртазинская» утилизация, региональная. После тяжеловеса всегда бывает такая история демонтажа. С этим он справился, но параллельно люди начали забывать, где они проживают.

— Вы действительно считаете, что нельзя теперь быть одной ногой в Казани, а другой — в Уфе?

— Это мой личный опыт. И действительно, если ты думаешь: «Ай, если ничего не получится, поеду в Казань, Москву, Питер»… Неужели так можно найти счастье? Как раньше говорили в Уфе: «Это здесь ты татарин, а в Казани ты г…»

— Айдар Галимов в Татарстане много выступает, а у Элвина Грея дом в Салмачах…

— Гастролировать можно хоть где, пожалуйста, хоть в Лос-Анджелесе, дома можно покупать хоть на озере Гарда, хоть в Дербышках. Но сердце у обоих — здесь.

— А последние эксцессы с артистами из РТ в РБ — это все часть «перекидывания лебедой»?

— Это какая-то фигня, которая, думаю, закончится очень скоро. Она, скорее, про повышение узнаваемости людей из жанра, которым я, например, не увлекаюсь. Мне нравятся Led Zeppelin, Metallica, Стинг и U2. Вот за них я поперек кортежа лягу.

— Просто конкретно эту историю можно разрубить, отменив маршрутные листы в Башкортостане.

— Я все-таки не из этой сферы и не в курсе, что там у разных людей из мира культуры происходит, что у них и у их эсэмэмщиков накопилось.

«Он [Ильшат Аминов] очень талантливый абзый, и у него получилось. Приравнять 45-секундную телепомеху суточного вещания к информационной блокаде не у каждого выйдет» Фото: «БИЗНЕС Online»

«При нашем Бабае до 2010 года никакого ТНВ на территории Башкирии в принципе не было»

— Перепись уже не за горами, и известно, что всемирный конгресс татар заключил контракт с адвокатским бюро Гульнары Сергеевой — известного юриста, бывшего татарстанского министра, депутата. Она должна защищать интересы татар, прежде всего, как мы понимаем, в Башкортостане. Вы не ждете каких-то эксцессов по этой линии?

— Думаю, что это интересный PR-ход, мы знаем, что есть такой замечательный юрист.

— Ну и как, будет работа у Гульнары Сергеевой в сентябре?

— Это зависит от бюджета, который целевым образом будет выделен через ВКТ и/или другие структуры. И, судя по геотаргетингу материалов с резкими высказываниями Ильшата Аминова на территории Башкортостана, такие средства в каких-то структурах Татарстана заложены.

— Мы так понимаем, Ильшат Аминов для Уфы стал лицом всего происходящего для башкортостанской стороны?

— Он очень талантливый абзый, и у него получилось. Приравнять 45-секундную телепомеху суточного вещания к информационной блокаде не у каждого выйдет. При нашем Бабае до 2010 года никакого ТНВ на территории Башкирии в принципе не было. Сейчас: вещай — не хочу, хоть годами.