«Умер – закопали, а для чего тогда жил, и не понял даже»: последнее интервью Павла әти

Павел Павлов: «У любого народа есть свои апостолы. Вот и к кряшенам вера пришла не через князя, а через миссионеров, через апостолов, через посланников» Фото: Сергей Елагин

«К КРЯШЕНАМ ВЕРА ПРИШЛА НЕ ЧЕРЕЗ КНЯЗЯ, А ЧЕРЕЗ МИССИОНЕРОВ, ЧЕРЕЗ АПОСТОЛОВ»

— Павел әти (именно так обращаются кряшены к священникам — прим. ред.), наше интервью выходит в День Крещения Руси. А что этот праздник значит для православных кряшен?

— Вы знаете, есть такое священное предание и даже конкретный день, когда община и люди, которые в нее входили, были участниками этого события. Крестился князь Владимир, крестились высокопоставленные вельможи, славянская знать. Церковь с этим считается, а иначе откуда бы мы знали, что русской православной церкви более тысячи лет? Вот есть эта дата — 15 июля по юлианскому календарю, 28 июля по григорианскому.

Но что представлял собой славянский мир 10 веков назад? Это было одно из племен, выживавшее и только пробивавшее себе дорогу к славе. Тем не менее у этого племени, а потом у народа, в генетической, исторической и даже в литературной памяти это сохранилось, князь крестился и сказал: «Кто мне друг, тот пойдет за мной». Потому что князь Владимир в данном случае выступал как отец. Другое дело, что он не может выступать в роли отца к инородцам, для них он может быть только опекуном. Рассказывать о вере, показывать ее красоту. Однако в любом случае для славянского мира День Крещения Руси — это огромное событие.

— А для тюркского мира в целом и кряшен в частности?

— Для кряшен… В нашем случае не крещение князя Владимира имеет значение, а работы миссий, которые приходили сюда еще с VII века, во времена булгарских князей, из Антиоха (город в Древней Сирии, один из центров христианства, сейчас турецкая Антакья — прим. ред.) и из Константинополя. Причем это были официальные миссии, я не говорю о раскольниках, которые бежали от преследования, о монофелитах, монофизитах и прочих, они тоже создавали вокруг себя более или менее древние общины. Но я говорю о православных миссиях, которые имели конкретные адрес и цель — откуда они пришли, с какой задачей. И целью было не завоевание территории, а желание привести людей к богу, в данном случае к Христу. 

— Вы хотите сказать, что кряшены приняли православие раньше, чем крестили славян? Существуют две основные версии происхождения кряшен. Одни считают, что они появились после захвата Иваном Грозным Казани в 1552 году, и это татары, которые раньше были мусульманами. Другие придерживаются мнения, что кряшены приняли христианство еще при булгарах.

— Я второго мнения и придерживаюсь, потому что есть исторические книги, особенно тех специалистов, которые занимаются Востоком, Древней Сирией, сирийским православием, и в их работах все это ясно прослеживается. Если бы это было просто мое мнение, то оно ничего бы не значило, но об этом говорят крупные ученые. Да, приходили сюда на камскую землю…

Церковь не может быть не апостольской, то есть всегда должны быть те, кто проповедует идеи и ценности. У любого народа есть свои апостолы. Вот и к кряшенам вера пришла не через князя, а через миссионеров, через апостолов, через посланников. Вот церковь, допустим, кого-то рекомендует… К тем же славянам приходили, например, Кирилл и Мефодий, и к нам приходили. 

Да, у нас, может быть, растянулось на долгие века, потому что ни с кем не сравнишь деятельность Николая Ильминского (русский востоковед, педагог-миссионер — прим. ред.), который в XIХ веке со своей группой и с святителем Макарием Невским сделал для кряшен, для Казанского края в деле христианизации так много, что эта работа дала такой стержень крепкий. 

«В любом случае для славянского мира День Крещения Руси — это огромное событие» Фото: ©Игорь Онучин, РИА «Новости»

«ЕСЛИ НАШ ЯЗЫК ИЗ САКРАЛЬНОГО ПРЕВРАТИТСЯ  В БЫТОВОЙ, ПРОФАННЫЙ, ТО ОТ НЕГО НИЧЕГО НЕ ОСТАНЕТСЯ»

— Противники теории происхождения кряшен, которой придерживаетесь и вы, вспоминают что вся религиозная кряшенская терминология имеет исламскую основу. Бог — Аллах, ангелы — это  пирешта, производное от «фәрештә». 

— Аллах — ведь даже не арабское имя, оно, скорее всего, еврейское, общее Эль. Тем более Элохим — это множественное число. Потом, учитывая, что к нам это пришло из Сирии, а сирийские христиане на нашем же языке почти и говорили: «Элохим, что же ты оставил меня…» Очень похоже было, что корни-то одни, а «пирешта» — это персидское слово.

— И тем не менее отличия кряшенского языка от татарского очень незначительные. Например, «звезда» — не «йолдыз», а «жондыз»…

— Здесь не об орфографии идет речь, у нас ведь все имена под греческим даны , мы говорим: «Иисус Христос», — а не «Гайся». И не «Ибрахим», а «Авраам».

— А кряшен в принципе можно назвать религиозным народом? Что по этому поводу говорит история?

— Религиозный, религиозный. И это не я так считаю, так считают специалисты, такие как архиепископ Андрей Ухтомский — очень крупный специалист по миссионерской деятельности. Он считал, что среди поволжских народов кряшены — глубоко религиозный народ. Чичерина — известная путешественница — также отмечала в своих записях, что  религиозность кряшен на порядок выше, чем у удмуртов, например. Я сам встречался с удмуртскими батюшками, они говорили, что удмурты больше понимают по-кряшенски, чем на своем родном удмуртском языке.

— А сейчас продолжает ли православие оставаться важнейшим элементом идентичности вашего народа?

— Конечно, религия — везде. Даже возьмем грузинские племена: там в результате того, что страна находилась под властью Османской империи, образовались так называемые аджарцы. А какая разница между грузинами и аджарцами? Только религия!

«Религия — везде. А какая разница между грузинами и аджарцами? Только религия!» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Гаяз Исхаки предсказал 100 лет назад, что через 200 лет татар может уже не быть. Кряшенам это не грозит?

— Нет таких опасений, потому что в русской православной церкви и на это обратили внимание — это многоязычная церковь, и наряду с церковнославянским здесь употребляются и языки местных племен. На Алтае, допустим, алтайский язык, якуты говорят на якутском, чуваши — на чувашском, а кряшены — на кряшенском. У нас в этом плане к тебе никто не будет лезть с вопросом: а на каком языке ты должен служить? Другое дело, если из этих народов никто не будет собираться к алтарю и не приносить свои молитвы на родном языке…

— То есть обрусение паствы все-таки чувствуется?

— Даже не обрусение, а скорее люди больше обращаются в татарскую среду. Теряют особенности нашего употребления. Если наш язык из языка сакрального превратится  в бытовой, профанный, базарный язык, то от него ничего не останется.

«ЕСЛИ БЫ БЫЛИ УСЛОВИЯ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ СВЯЩЕННИКОВ, МОЖНО БЫЛО БЫ ГОТОВИТЬ ПЕВЦОВ, ЧТЕЦОВ»

— Насколько в Татарстане созданы условия для развития кряшенской веры, культуры. Хотелось бы вам, чтобы по каким-то направлениям работа шла более интенсивно?

— Для того, чтобы мы как приход существовали, у нас все условия есть. Служить есть где, у нас больше 30 храмов, даже священников не хватает. Если бы были условия для подготовки священников, можно было бы готовить певцов, чтецов. Но надо заниматься этим, а так все есть. Каких-то особых условий ждать откуда-то не надо.

— Знаю, что есть проблема: нет священников, владеющих кряшенским церковным языком. Вынуждены в кряшенских приходах привлекать к работе попов, кто более-менее знает татарский.

— Проблема есть, конечно. Ведь любую интеллигенцию же надо воспитывать, начиная с семьи, со школы. Вот до революции была своя школа, она давала воспитанников в центральную кряшенскую школу, а оттуда они выходили либо учителями, либо священниками. А сейчас этого звена нет, по крайней мере у кряшен оно отсутствует.

— Какие у вас взаимоотношения с довольно активной кряшенской общиной Татарстана?

— Нормальные, но у нас нет общих мероприятий. Мы сами по себе проводим, они — сами по себе. В этом году, например, мы отпраздновали 150-летие нашей общины в Казани. Ей, начиная с Ильминского и отца Макария, действительно, уже полтора столетия стукнуло. Они пришли, поинтересовались, но никто не выступал. Даже не пришли из ИЯЛИ, хотя они же занимаются историей кряшен, нагайбаков…

— Нагайбаки, по-вашему, тоже кряшены?

— Кряшены, они себя и считают кряшенами, просто у них и второе имя сохранилось по месту расположения крепости. Это казачье сословие кряшен.

«Они плачутся: «Что будет, если кряшены потеряют свой татарский язык?..» А мы об этом не плачем. Просто каждый имеет свою задачу, поэтому они и считают, что Питрау — их праздник, светский» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Как вы относитесь к Питрау, в народе больше известному как «кряшенский Сабантуй»? На днях известный артист Виталий Агапов заявил, что это светский праздник, на котором не место священнослужителям.

— У нас же два центра кряшенских, религиозный и светский, они тут рядом. Проблема в том, кто кого ведет. Они плачутся: «Что будет, если кряшены потеряют свой татарский язык?..» А мы об этом не плачем. Просто каждый имеет свою задачу, поэтому они и считают, что Питрау — их праздник, светский. Но, если в глубь посмотреть, Петров день связан все-таки с религией. Это же день смерти апостола, первого признанного ученика Иисуса Христа, поэтому и Питрау көне.

— Скоро нас ожидает всероссийская перепись населения, в Татарстане довольно распространено мнение, что выделение кряшен как отдельной этнической группы — это попытка разделения татар и уменьшения их численности. Что вы думаете об этом?

— Я придерживаюсь того, что мы все из булгар. От них отпочковались и чуваши, и кряшены, и татары. И финно-угры частично были связаны с булгарскими племенами. Что-то сохранилось, что-то не сохранилось. По языку булгары были ближе к чувашам, а по одежде, по культуре ближе к удмуртам. Это был непростой союз.

— Вы себя считает булгаром?

— Отцы наши булгары, себя мы считаем кряшенами. Мы не татары, даже такой ученый, как этнограф Николай Воробьев, который изучал кряшен в XX веке, писал, что мы стали таковыми, минуя ислам. Татар все-таки создала исламская религия, объединив вокруг Корана. Разные народы причем, ведь там и кряшены есть среди татар, целыми деревнями переходили в исламскую веру, по 30 деревень в год. И русские переходили, и мордва, а чуваши и марийцы — это вообще повально. Здесь чисто исторические вопросы.

Я рос в то время, когда и отец  у меня жив был, и мать; помню, как к нам обращались. Допустим, мы с работы идем, а там татар малае к отцу обращается: «Эй, дядяй, там». Отец остановится и говорит: «Какой я тебе дядяй, син бит татар». Если бы он еще правильно обращался, не «дядяй» сказал бы, а «агай»…. Потому что старшего ты должен звать агай, а энекәш — тот, кто меньше тебя по возрасту. 

— Но бытовых конфликтов на этой почве, национально-религиозной, не было?

— Нет, даже если человек переходил в другую веру, многие об этом даже и не знали.

«Митриполит Феофан искренний, как монах и как администратор, он ищет, как больше принести» Фото: «БИЗНЕС Online»

«...ПОТОМ ИЗ СТОРОЖА ПОЛКОВНИК СТАЛ СВЯЩЕННИКОМ: КОНЕЧНО, ЧЕЛОВЕК ЖЕ ГРАМОТНЫЙ, МОЖЕТ ПОТЯНУТЬ»

— С появлением митрополита Казанского и Татарстанского Феофана РПЦ все ярче себя проявляет в Татарстане. Владыка Феофан действительно такой крутой?

— О батюшке уж не говорят, что он «крутой»… Он искренний, как монах и как администратор, ищет, как больше принести. Это же не так просто, нужно не только быть начальником, но чтобы из этого вышла польза. Сейчас церковь как раз на это обращает внимание. Нынче время не разбрасывать, а собирать камни. Всех, кого можно объединить вокруг церкви, вокруг духовности, вокруг бога, нужно объединять. А чем можно объединить? Молитвой, любовью, добрыми делами. Я заболел, допустим, — мне помогли; кто-то заболел — тому помогли. Вот так мир идет, а церковь в этом плане свою социальную роль выполняет. Храмы, что строятся, не только за счет бюджета возводят; многие храмы — это благотворительность. Очень много меценатов и по сей день.

— Среди кряшен много меценатов?

— Есть, все наши храмы построены меценатами, кроме тех погоревших, — помните, была история с поджогами? Рустам Минниханов распорядился, чтобы эти храмы восстановить. А там из пяти пострадавших церквей большинство были кряшенские приходы.

— Среди самых известных меценатов-кряшен называют обычно главу «Ак Барс Холдинга» Ивана Егорова…

— Да, это так, но у него нет конкретного храма, а так он очень помогает. Кроме него, в селе Иванаево Рыбно-Слободского района есть один кряшен Баширов — строит церковь. В Кряш-Серде Николай Мухин был меценат, недавно умер…

— В целом, на ваш взгляд, как меняются роль и авторитет церкви в России? С одной стороны, ее традиционно называют среди тех социальных институтов, которым доверяют люди, с другой, много разговоров о роскошной жизни, которую ведут некоторые отцы церкви.

— Что там чужие деньги считать, если они есть. У кого их нет, у того их нет. Патриарх, к примеру, ведь на себя ничего не тратит: все, что он делает, — для церкви. Отец Дмитрий Смирнов говорил, что любая женская обитель хочет угодить патриарху своему тем, что шьет ему облачение и просто дарит. Что, патриарх Кирилл не должен в новом службу вести? Тем более сейчас такие возможности есть, компьютер все делает, всякие узоры на религиозную тему можно заказать…

— Охотно ли сейчас молодежь избирает церковь своим призванием?

— Я думаю, сейчас не очень охотно, сейчас нет такой героизации, что ли, когда священник был как учитель либо как такой подвижник или врач…

— В перестроечные времена многие тянулись в религию.

— Это было потому, что многих увольняли, люди стали  никому не нужны, вот они и устраивались при церкви. Был у нас полковник, он командовал в Сибири военной группировкой, их расформировали, сюда приехал — никуда на работу не берут. Он устроился простым сторожем в церковь. Потом из сторожа полковник стал священником: конечно, человек же грамотный, может потянуть. Были времена, когда церковь могла воспользоваться их знаниями. Но не все смогли остаться в церкви. 

«Сейчас нет такой героизации, что ли, когда священник был как учитель либо как такой подвижник или врач…» Фото: Сергей Елагин

«ТУДА 20 КИЛОМЕТРОВ ПЕШКОМ ИДЕШЬ, ОБРАТНО ПЕШКОМ — ТЕБЯ НИКТО НЕ ПОДБРОСИТ»

— Расскажите, как вы решили стать священником. Ведь это была эпоха развитого социализма, где для религии особого места не было.

— У нас в семье день всегда начинался с молитвы и кончался молитвой. Я себя не видел ни в какой иной роли. Помню, мы с отцом шли со службы, была Троица, или Жапрак-байрам, как у нас говорят, — участковый сделал замечание отцу, мол, ребенка к религии приобщаете, развращаете его. Отец сказал, что не считает это развращением, просто вместе в храм пошли. Туда 20 километров пешком идешь, обратно пешком — тебя никто не подбросит. Летом 10 километров из 20 можно доехать на трамвайчике водном. Мы так ходили на службу каждую субботу и воскресенье, ни одни выходные не пропускали. Ни буран, ни дождь не могли быть помехой.

— Это в назидание тем, кто, живя в Казани, жалуется, что не может к вам прийти в Старо-Татарскую слободу. Мол, далеко…

— Да, это так. А мы 20 километров ходили, считали, что это нормально, так и должно быть. Кто тебе в каждом дворе храм будет строить...

— Вы себя с детства видели именно кряшенским священником?

— Нет, в нашем приходе батюшка сам был чувашином, там и по-чувашски читали и пели, и на кряшенском, и на церковнославянском. Батюшка в этом плане был очень продвинутый. А так, что я буду кряшенским священником, таких мыслей не было. Я этого не понимал даже, а понял только, когда в семинарию поступил. Мне подарили образ Ильминского и говорят: вот, просветитель кряшен Ильминский. А я до этого даже не слышал о нем. С нами ведь никто просветительской работы не вел.

— Какой язык у вас был главным дома?

— По-русски мы даже в то время мало разговаривали. Даже с родителями. А в школу я ходил в русскую, у нас не было татарской. Я даже избегал татарской школы, мне казалось… Я всегда позиционировал себя как не татарина. Мне говорили: «Оставайся на ваш урок», — а я отвечал, что не татарин.

— Почему вы не захотели стать монахом, ведь считается, что тем самым человек больше посвящает себя богу?

— Желание было, наверное. Так сложилось, сейчас трудно сказать об этом. Потому что и обстоятельства так выстроились, и родители так хотели. У нас в семье патриархальное воспитание было. То, что скажет отец, то и выполняли.

— На какие деньги живет ваша церковь?

— Только на пожертвования — мы служим, ходим с тарелкой и собираем. Все это идет и на газ, и на содержание, на оплату. В некоторых церквях положение получше, у нас похуже.

«Наша церковь живет только на пожертвования —  мы служим, ходим с тарелкой и собираем» Фото: Сергей Елагин

— В русских церквях получше?

— Да, у нас похуже, потому что к нам только кряшены ходят. Один храм на весь город, добираться не так просто, а русские церкви ведь везде по городу. Это тоже имеет значение, не все до нас доезжают. К нам едут, скажем так, фанатичные кряшены.

— Много ли среди ваших прихожан тех, кто раньше был мусульманином, а потом принял христианство? Или, наоборот, кто-то из ваших прихожан перешел в ислам?

— Недавно мне одна кряшенская бабка про своего сына сказала, что он перешел в ислам. Что я мог ей сказать? Молись за него, он ведь крещенный человек, Ходай үзе акыл бирер, где лучше. Все-таки любой кеше өзли, где лучше. Бывают, девушки замуж за мусульман выходят. Я говорю, в этом вопросе должно быть понятие: в чем-то можно уступить, а в чем-то, наверное, не надо. Может быть, в вопросах веры нужно быть посерьезнее. Они говорят: «Нет, он меня любит». Так ведь женщины любят ушами. А потом начинается недопонимание, остается терпеть: а куда деваться? Сама же выбрала.

«ДАЖЕ ЕСЛИ ПОЛЬЗЫ ТЫ ОСОБОЙ НИКОМУ НЕ ПРИНЕС, ТО УЙТИ БЫ С МИРОМ»

— Батюшка, по-вашему, когда человек уходит из этого мира, что самое главное он оставляет после себя? И часто ли мы вспоминаем об этом в суете мирской жизни?

— Ничего не оставляет, потому что голым пришел, голым и уходишь отсюда. Если я буду думать, что моими плодами кто-то воспользуется… Хорошо, если воспользуются, а может быть, что и дети не воспользуются, а возможно, они даже пользу от этого не получат.  Говорится ведь: «Помни, последняя твоя и во веки не согрешишь» («Язык кылмас өчен, үзеңнең күчү вакытын истә гел тот»). Самый страшный грех — это грех, который разлучает нас с богом. Язык аркасында син Ходайны жугалтырга можешь.

Даже если пользы ты особой никому не принес, то уйти бы с миром. Чтобы никто бы на тебя не обижался, чтобы врагов не было, чтобы с богом было такое отношение, как с отцом небесным. А вот западная цивилизация учит нас обратному — что и смерти нет вроде, и жить надо как будто так, что умирать не надо. Умер — закопали, а для чего тогда жил, и не понял даже. Вот это плохое состояние.

«Если ты в Европе хочешь сделать карьеру, то объяви только, мол, я родился такой, у меня склонность к однополым отношениям… И тогда ты моментально взлетишь» Фото: Сергей Елагин

— На Западе сильны антиклерикальные настроения, в развитых странах число атеистов весьма высоко — скажем, в Швеции 85 процентов населения причисляют себя к безбожникам…

— Потому что западный христианский мир сейчас в глубоком кризисе. Всякие однополые браки распространены. Если ты в Европе хочешь сделать карьеру, то объяви только, мол, я родился такой — у меня склонность к однополым отношениям… И тогда ты моментально взлетишь. Всё сделают для твоего взлета, а это же против божеского закона: содомия, грех, который бог истребил через потоп, через серу. Ходай этого не терпит.

— Но ведь считается, что в странах с распространением протестантизма уровень жизни выше, чем в католических, тем более в православных странах.

— Протестанты, в отличие от православных, не признают тех, что ли, идеалов, о которых говорил Христос: «Блаженны нищие духом». «Ну, как ты можешь быть счастлив, когда у тебя ничего нет?» — думают они. Как так — ты плачешь, а счастлив... Протестантский мир этого не принимает. Само слово «протестантизм» —от «протест», это движение началось с бунта. Они взбунтовались на Библию, на Бога, на Христа и реформу провели, поэтому стараются любым методом стать успешным, добиться успеха. Но ты ведь все равно не сможешь стать успешным…

— То есть нельзя стремиться жить в хорошем доме, ездить на престижной машине?

— Стремиться можно, но это не главное.

— Владимир Познер заявил, что главной бедой России стало то, что она не выбрала протестантство. Сейчас была бы развитой страной…

— На тех, у кого бог Мамона, мы равняться не будем. Все-таки мы не должны стремиться к тому, чтобы обогащаться любыми путями — правдой или неправдой.

— Потому что за все придется держать ответ?

— Даже не потому, что за все нужно держать ответ: это ведь и опасно, не всякий человек может вынести. К примеру, скромный такой работяга — это одно состояние, а когда у меня все есть, тогда я могу сказать: «А зачем мне бог? У меня все есть, я и сам хороший». Вот к чему это все может привести. Поэтому в православии мы все-таки этого держимся: все пути, которые господь дал человеку, — это план, который мы должны реализовать. И не зря он дан. 

«Все пути, которые господь дал человеку, — это план, который мы должны реализовать. И не зря он дан» Фото: Сергей Елагин

«ИНОГДА НАС УПРЕКАЮТ ЛЮБИМЫЕ НАШИ ЖЕНЫ: «БОГ МЕНЯ ЛЮБИТ, А ТЫ МЕНЯ НЕ ЛЮБИШЬ...»

— Вы хотите сказать, что от богатства до безбожия всего один шаг?

— Да, именно так.

— А атеист может быть хорошим человеком?

— Атеист может быть порядочным человеком, но он никогда не будет святым. А что такое «святой»? С греческого переводится как внеземной, то есть не дорожит земными понятиями. Ну как Иоанн Кронштадтский — ему утром принесли облачения, какой-то бай пожалел его и решил подарить; смотрит — а уже вечером отец Иоанн опять в старом. Он уже кому-то подарил его. Вот такой должен быть человек — не прилепляться ни к чему материальному, потому что материальные вещи потом становятся твоими хозяевами. Они начинают тобой командовать. Сколько, допустим, мне ложек сахара  в чай положить — а уже рецепторы требуют повкуснее… Уже командуют, а так не должно быть.

Эго командует, а церковь как-то ограждает, ограничивает страсти, с ними борется через покаяние, через исповедь.

— А можно победить страсти?

— Своими силами нет, можно только с божьей помощью. И то это дается не всем. 

— Еще говорят, что бог отвернулся от России.

— Нет, бог никогда ни от кого не отворачивается. Ни от России, ни от Запада, даже сомалийцев бог не оставил. Одно дело, что спрос будет разный. Если у тебя религия шаманская, то что с тебя спросить-то.

— Есть у вас свой секрет счастья?

— Человеку многого не надо — нормальная семья, дети, служба, работа любимая. Вроде совсем немного надо, но это должно быть настоящее. Иногда нас упрекают любимые наши жены: «Бог меня любит, а ты меня не любишь...» А я хочу ответить: «Я больше Бога люблю, чем тебя». Ну обман же? Нет, конечно. Но любовь — это не каждый день цветы дарить. Это какой-то своей частичкой жертвовать для нее, внимание оказать, вовремя позвонить, что ты на работе задержался, сказать об этом: «Я останусь, ты не беспокойся». Из таких вот мелочей складывается счастье настоящее.

— А любить надо все-таки больше Бога?

— Да, но у нас это не получится…

— Можете назвать для себя главную проблему на данный момент?

— Проблем особых нет, а если и есть, то не считаю, что их надо озвучивать. Если же говорить о приходе, то его состояние зависит от того, какой батюшка: если он деятельный, то люди будут приходить.