Сергей Глазьев: «ЦБ отбросил нас в архаику Средневековья»

Руслан Гринберг: «Сменяемость власти, похоже, единственный вариант изменения ситуации»

«ЛИБЕРАЛЫ» И «ПАТРИОТЫ» В ГОСТЯХ У АКАДЕМИКОВ

«Дела наши идут хорошо, но так дальше продолжаться не может», — цитировал научный руководитель Института экономики РАН Руслан Гринберг слова недавно избранного алтайского губернатора Виктора Томенко. Эту фразу можно было назначить девизом открывшегося накануне в здании РАН первого московского академического экономического форума (МАЭФ), участники которого то и дело предлагали свои версии ответов на вечные вопросы «Кто виноват?» и «Что делать с российской экономикой?». Удивительно, но это мероприятие, пожалуй, впервые собрало не только под одной крышей, но и за одним столом экономистов столь разных взглядов. Кажется, еще никогда не были так близки советник президента РФ Сергей Глазьев, ректор РАНХиГС Владимир Мау и глава федеральной антимонопольной службы Игорь Артемьев. Правда, близость была лишь пространственной: ни тот, ни другой, ни третий взглядам своим не изменяли, лишь чинно сидели в президиуме на сцене, не пытаясь даже поспорить друг с другом.

Вот только Глазьев быстро сбежал с первой части пленарной сессии, так что некоторые в зале всерьез заволновались. «Наверное, он пришел, увидел, где и с кем оказался, и ушел. Вы заметили, как он демонстративно встал?» — участливо спрашивал корреспондента «БИЗНЕС Online» мужчина с соседнего кресла (как оказалось, он сам являлся сотрудником РАН). К послеобеденной пленарке начинало казаться, что его прогнозы сбываются: место Сергея Юрьевича пустовало. К всеобщему облегчению, спустя полчаса после начала советник президента все-таки появился на сцене и уверенно уселся рядом с Гринбергом, с которым, как рассказал наш собеседник из академии, у Глазьева несколько лет назад был конфликт из-за должности главы Института экономики РАН. Руслан Семенович тогда освобождал кресло и, естественно, продвигал свою креатуру, а у Сергея Юрьевича были свои предпочтения. Теперь от обид прошлого не осталось и следа (во всяком случае, так выглядело со стороны): оба ученых мирно о чем-то беседовали. А вот их идеологических оппонентов как раз в зале после обеда уже не было, так что последнее слово оказалось за теми, кто остался, ведь, как выразился сам Гринберг, «не прав тот, кого нет». Но об этом чуть позже.

Пока же вернемся к началу МАЭФ, который своим названием напоминал московский экономический форум (МЭФ). Президент промышленного союза «Новое содружество» Константин Бабкин вместе с Гринбергом провел МЭФ 6 раз на базе МГУ им. Ломоносова, а в этом году с подобным форматом решили покончить, в том числе из-за некоторых политических разногласий организаторов, как рассказывал нам все тот же собеседник. Тут-то и появился новый экономический форум, но на этот раз с важным акцентом — академический. Видимо, данное волшебное слово сумело привлечь на площадку разношерстную публику, в том числе экономистов либерального толка, которые игнорировали МЭФ и довольствовались январским Гайдаровским форумом. Теперь дело пошло иначе: в адрес организаторов МАЭФ поступило даже приветственное письмо от президента РФ Владимира Путина.

Александр Сергеев заверял, что значимость ученых повышается, поскольку сегодня для страны важно жить не одним днем, а смотреть вперед — за горизонты

«В СТОЯЧУЮ ЭКОНОМИКУ НИ ОДИН ПСИХИЧЕСКИ ЗДОРОВЫЙ ЧЕЛОВЕК ДЕНЕГ НЕ ВКЛАДЫВАЕТ»

И так вот вчера весь день главным образом решали, куда и как надо идти России. Тема благодатная: обсуждать подобные вопросы можно до бесконечности. Президент РАН Александр Сергеев заверял, что значимость ученых повышается, поскольку сегодня для страны важно жить не одним днем, а смотреть вперед — за горизонты, где должны выйти на «траекторию устойчивого развития». А уж тут без академиков никуда! «Когда говорим о развитии на таких длинных траекториях, роль науки становится важной. Мы понимаем, какую функцию РАН должна играть в задачах стратегического планирования», — пояснял Сергеев. При этом он обращал внимание на то, что даже Путин в послании делал акцент на повышении качества жизни населения. «Народ должен почувствовать, что ситуация меняется к лучшему, а это и есть качество жизни… Но мы не можем его обеспечить без экономического роста и не сможем, если трудящиеся не почувствуют изменений к лучшему. Эти две траектории взаимосвязаны», — считает президент РАН.

Следом научный руководитель Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Виктор Ивантер настаивал, что повышать ВВП так или иначе придется. «Экономический рост может происходить за счет инвестиций, но все дело в том, что в стоячую экономику ни один психически здоровый человек денег не вкладывает», — развел руками академик. По оценкам его института, потенциал роста в России — 4,8% ВВП в настоящее время. «При этом вклад чистого экспорта — 0,8 процента, валовое накопление — 2,6 процента, госпотребление — 0,3 процента, потребление домашних хозяйств — 1,1 процента. По направлениям: инфраструктура — плюс 1 процент, ввод жилья — 0,8 процента, эффективность экспорта — 0,7 процента, модернизация машиностроения — 0,8 процента, экономическая инерция, которую мы сохраняем, — 1,5 процента», — разложил Ивантер.

Игорь Артемьев предпочел рассуждать о конкуренции как об основе эффективности экономик во всех странах

«КАРТЕЛЬНЫЕ СОГЛАШЕНИЯ ПОДПИСЫВАЮТСЯ НЕ В БАНЯХ, ИХ ЗАКЛЮЧАЮТ РОБОТЫ»

Глава ФАС Игорь Артемьев предпочел рассуждать о конкуренции как об основе эффективности экономик во всех странах. И тут, как ни странно, негативную роль сыграла пресловутая цифровизация. «Сегодня картельные соглашения подписываются не в банях, не в ресторане представителями бизнеса, а роботами с помощью специальных вредоносных программ. Роботы действуют самостоятельно в сети интернет, сами заключают горизонтальные соглашения, которые приводят к росту цен», — пояснил он. При этом чаще всего картельные сговоры происходят на рынке медикаментов и строительства. По словам главы ФАС, его ведомству уже дважды удавалось не только провести расследования по таким делам, но и довести их до Верховного суда РФ. Особая сложность в том, считает главный антимонопольщик, чтобы выявить не только сами соглашения, но и тех, кто за ними стоит. «Ущерб от монополизации рынка составляет около 2 процентов ВВП», — подчеркнул глава ФАС.

А вот президент российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) Александр Шохин решительно объявил, что бизнес готов инвестировать в нацпроекты, но лишь при условии возможности мониторить ход их реализации и вносить в них корректировки. «Одно из узких мест — отсутствие ясных стимулов для частных инвестиций, хотя треть из совокупного финансирования (7 триллионов рублей) приходится на внебюджетные источники. Понятно, что это средства частных инвесторов», — пояснил он.

В целом бизнес, по его словам, несмотря на улучшение инвестклимата, по-прежнему озабочен нехваткой кадров, избыточным давлением при надзорно-контрольной деятельности, ростом фискальной нагрузки. Единственная радость для главы РСПП — удалось продвинуть идею о том, что все законопроекты, меняющие фискальную или административную нагрузку на бизнес, принимаются Госдумой за 6 месяцев до начала финансового года. «Конечно, в рамках этого позитива мы получили рост 2 процента НДС, тем не менее мы давно настаивали, чтобы не к 1 декабря принимались законы, а как минимум в рамках весенней сессии», — добавил Шохин. Также бизнес рад выводу движимого имущества из-под налогообложения. Но есть загвоздка — идет дискуссия с регионами о том, что под этим понимать. «Они в понятие недвижимого имущества готовы вписывать большие категории машин и оборудования. Если так случится, то сохранится налог на модернизацию», — печалился глава РСПП. Наконец, отношения с силовыми структурами — еще одна головная боль предпринимателей.

Владимир Мау с ходу заявил, что экономический рост в принципе возможен и без роста благосостояния, но таким он нам не надобен Фото: «БИЗНЕС Online»

«У НАС НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НОРМАЛЬНОГО РОСТА ИНВЕСТИЦИЙ БЕЗ КАЧЕСТВЕННОГО УЛУЧШЕНИЯ ИНСТИТУТОВ»

Мау с ходу заявил, что экономический рост в принципе возможен и без роста благосостояния, но таким он нам не надобен. «Надо делать оговорку, что рост нужен не сам по себе, а сопровождаемый поднятием благосостояния. Во-вторых, он должен идти с технологической модернизацией. В-третьих, обязан продолжаться в средней и долгосрочной перспективе, а не стать ростом, который есть в ближайшие два года, после чего экономика 10 лет падает, как при нашей жизни был такой период. В-четвертых, экономический рост не может обеспечиваться макроэкономической и социальной дестабилизацией», — подчеркнул он, указывая, что «важно вырабатывать политику экономического роста». Короче говоря, по мнению ректора РАНХиГС, имеет смысл только тот экономический рост, который сопровождается ростом благосостояния.

Владимир Александрович вспоминал 2000-е годы, когда экономика страны росла высокими темпами. «По сути, это было восстановление докризисного уровня 1989 года. В данном смысле задача была простой и более понятной. Когда у вас есть свободные мощности, незанятая рабочая сила, политическая и макроэкономическая стабильность, высокий экономический рост достигается сам собой», — признался Мау. По его мнению, торможение началось, когда экономика уже достигла докризисного уровня. Так что, если бы даже не случилось мирового кризиса, а потом и санкций, модель того роста все равно была уже исчерпана.

Однако сейчас, указал ректор, несмотря на хорошую макроэкономику, отсутствие долга, профицитный бюджет, «счастья нет». «У нас хорошая макроэкономика при плохих институтах», — конкретизировал он. В ситуации, когда Россия находится между развивающимися и развитыми странами, для нее важны два пути. Развивающиеся страны растут за счет быстрых инвестиций, а развитые —  за счет улучшения качества управления. «По большому счету нам нужно и то, и другое. У нас не может быть нормального роста инвестиций без качественного улучшения институтов», — объяснил ректор РАНХиГС.

А тут еще одна проблема — отсутствие доверия «всех ко всем», без чего, уверен Мау, экономика тоже не может развиваться. «Инвестиции — скорее следствие факторов, связанных с доверием, а не их предпосылка», — добавил эксперт.

На пути к экономическому росту он увидел и риски. Первый из них — это фетиш краткосрочных темпов роста. «В советской экономике появилось такое понятие, как плановый фетишизм. Оно было связано с тем, что если нужно решить какую-то задачу, то надо включить показатель в план и дать денег. Сейчас у нас [аналогично] многие риски состоят в том, чтобы установить KPI и дать денег, а вовсе не создать условия, которые позволят экономике расти», — пояснил ректор РАНХиГС.

Андрей Клепач задался вопросом, ценой чего страна сможет обеспечить темпы роста

«ЕСЛИ БЫ 100 МИЛЛИАРДОВ УШЛо В РОССИЙСКУЮ ЭКОНОМИКУ, ТО РОСТ БЫЛ БЫ 1,5–2 ПРОЦЕНТА»

Главный экономист Внешэкономбанка (ВЭБ) Андрей Клепач задался вопросом, ценой чего страна сможет обеспечить темпы роста. «Мы говорим, как догнать и перегнать когда-то Португалию, а теперь по темпам роста мировую экономику», — усмехнулся эксперт. По мнению Клепача, все имеет две стороны медали. Например, хвастовство о том, что мы отвязались от колебаний нефтяных цен, тоже имеет свою цену. «Действительно, бюджетное правило обеспечивает тот уровень бюджетных расходов, который есть. Курс в рамках плавающей системы колеблется сильнее, чем это было в середине 2000-х годов, но тоже является относительно стабильным. Но возникает вопрос: что это дало для экономического развития?» — спрашивал он коллег и подсчитал, что за последние три года в результате роста цен на нефть и газ экономика России получила дополнительно около $100 миллиардов. «Какой эффект эти деньги дали для развития экономики или кому они достались? Примерно 50 миллиардов за последние два года ушло в бюджет, на 25 миллиардов увеличился отток капитала. Из данного прироста, по сути, в экономику влилось примерно 25 миллиардов. Это дало за два года прирост ВВП где-то на 0,5 процента. Если бы целиком 100 миллиардов ушло в российскую экономику, то рост был бы 1,5–2 процента с учетом „сил трения“, — уверен главный экономист ВЭБ. — На самом деле мы, стабилизируя и повышая устойчивость финансовой системы, лишили нашу экономику существенной части экономического роста и доходов и не позволили превратить рост мировых цен в те технологические, структурные и социальные изменения, которые могли бы быть получены».

Теперь же, как опасается экономист, может возникнуть и нестыковка обозначенных целей с принятыми нацпроектами. Тем более, по его словам, расходы на образование и здравоохранение по отношению к ВВП все равно не достигнут уровня даже 2010 года; прирост расходов будет только в части транспортной инфраструктуры. «Все выступают за инвестиции в образование, здравоохранение, развитие транспортной инфраструктуры, но нет консенсуса, как подобное реализовать в нашей бюджетной конструкции, какое здесь соотношение пропорций. Главный вопрос: насколько это совместимо с бюджетным правилом и проводимой денежно-кредитной политикой?» — отметил Клепач. Сам он уверен, что экономический рост можно ускорить до 4% ВВП, однако предлагает менять подходы к экономической политике. «Нацпроекты не решают проблему отставания в оснащенности оборудованием наших образовательных учреждений от европейского уровня. Мы ниже Италии, Литвы и прочих», — привел пример Клепач.

Кроме того, главный экономист ВЭБа обозначил слабые места нынешней профицитной конструкции бюджета. «Но это своеобразный профицит, потому что, чтобы финансировать нацпроекты (а данное финансирование выше, чем напрямую вытекает из бюджетного правила), бюджет занимает, то есть мы увеличиваем наш долг. Если такую политику продолжать, то мы к 2035 году выйдем на госдолг примерно 30 процентов ВВП — в 2,7 раза выше, чем сейчас. Мы не столько инвестируем, сколько продолжаем избыточные государственные сбережения, по большей части размещенные в валютных активах за рубежом, а не вложенные в свою собственную экономику», — объяснил Клепач. Попутно он заметил, что, согласно соцопросам, в обществе есть запрос на масштабные и кардинальные изменения экономической политики. «Надеюсь, это произойдет», — скромно добавил эксперт.

Сергей Глазьев привычно троллил Центробанк и правительство Фото: «БИЗНЕС Online»

«У НАС АБСОЛЮТНО НЕАДЕКВАТНАЯ ДЛЯ ЭТОГО ВРЕМЕНИ ПОЛИТИКА»

Следом Глазьев привычно троллил Центробанк и правительство. «Их цифры прогнозов рывком не назовешь, они даже ниже среднемировых», — усмехался он, ставя в пример Китай и Индию. Сам Глазьев в оценках был даже оптимистичнее Клепача, убеждая в том, что Россия может расти темпами и выше 5% ВВП. «Все объективные оценки показывают, что мы можем дать темпы роста не меньше 7 процентов, а может, 8 процентов в год», — уверенно бросил он. По словам советника президента, у страны нет ограничений ни по одному из факторов производства. По его оценке, мощности загружены не более чем на половину, а скрытая безработица составляет 20%. Тем более нет ограничений по низко- и среднеквалифицированному труду из-за общего ЕАЭС, а высококвалифицированные специалисты, уверен Глазьев, большим потоком едут с Украины. «А когда хорошее нововведение по выдаче российских паспортов будет расширяться, мы снимем и ограничения по высококвалифицированным специалистам», — добавил экономист.

Помимо природных ископаемых и обширных земель, он нашел у России инновационный потенциал. «Продолжается утечка умов. Мы не можем использовать наш научно-технический потенциал в полной мере. Вероятно, он применяется где-то на одну четверть», — прикинул советник президента. Тем более что при переходе к новому технологическому укладу идет бурное развития разных технологий, которые должны стать локомотивом роста. «Наблюдаем отставание нашей страны по базовым производствам нового технологического уклада, что обрекает нас на дальнейшее нарастание отставания по мере его дальнейшего расширения. Вход на эту технологическую траекторию будет становиться все более дорогим», — сожалел он.

Для рывка, уверен Глазьев, не хватает только денег, которые «мы сами создаем». По его мнению, главным условием экономического чуда, которое совершали, например, Сингапур и Южная Корея, было расширение внутреннего кредита. «Деньги в XX веке стали инструментом экономического развития. Не только в СССР никогда не было проблемы нехватки денег, потому что Госбанк их создавал. Ни в одной стране мира сейчас, кроме нас и Бразилии, тоже нет проблемы: денег создается столько, сколько нужно. Мы видим, что все крупные страны на кризис, который настиг мир в 2007–2008 годах, ответили резким наращиванием эмиссии. Объем мировых денег увеличился втрое за всего лишь 10 лет. Процентные ставки упали практически до нуля в странах, которые столкнулись со структурным кризисом. У нас, как видите, абсолютно неадекватная для этого времени политика. Она архаичная, потому что наш ЦБ вместо того, чтобы создавать деньги для развития экономики,изымает их», — объяснил советник президента. Таких изъятых средств он насчитал на 10 трлн рублей. Словом, имея ресурсы для роста, Россия не может их связать между собой из-за отсутствия денег и кредитов. «ЦБ отбросил нас в архаику Средневековья, когда экономика работала без кредита и не могла расти», — сделал печальный вывод Глазьев.

«Я думаю, наш правящий дом никак не заинтересован ни в каком изменении ситуации, — стал развивать этот пессимистичный настрой Гринберг, но внезапно признался. — Если бы я был на месте Путина, я бы тоже кивал: „Все хорошо, но пока не будем“. А почему? Потому что мир у нас в турбулентной зоне и неизвестно, что с нами будет. На самом деле это неправильно. Сменяемость власти, похоже, единственный оставшийся вариант реального изменения ситуации».