Царизм или сталинизм: как России избежать нового распада?

Максим Горюнов: «В российской Конституции оба названия — и Россия, и РФ — указаны как идентичные. На практике это два разных проекта» Фото: Алексей Белкин

КУРИЦА И ЯЙЦО

За минувшие 100 лет от Москвы дважды уходили окраины. Эстония, Латвия и Литва дважды, в 1918 и 1991 годах, объявляли о своей независимости. Страх еще одного, уже третьего по счету, ухода окраин витает над московскими дискуссиями о будущем страны. Будет ли новый пересмотр границ? Можно ли его избежать? Если да, то как?

Условная «русская партия» считает, что во всем виновата «нерусская партия» с ее амбициями. Если бы не «чрезмерные» амбиции «нерусских» элит, страна была бы едина, была бы мощнее и богаче, уверены они. 

«Нерусская партия», в свою очередь, упрекает «русскую партию» в «великодержавном шовинизме». Если бы не ее «имперские замашки», страна и в самом деле была бы мощнее и богаче, отвечают они. 

Спор «русских» с «нерусскими» о том, кто виноват и кто первый начал, похож на спор о курице и яйце. Без курицы не было бы яйца, без яйца не было бы курицы. «Амбиции» окраин пробудили «великодержавный шовинизм» или «великодержавный шовинизм» центра стал причиной «амбиций»? В этих дискуссиях Россия и Российская Федерация — это два конкурирующих ответа, два рецепта того, что нужно делать, чтобы избежать повторного «парада суверенитетов». 

РОССИЯ ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Как пишут эксперты, Россия — это ассиметричная федерация. Ее субъекты не равны друг другу. У автономного округа больше прав, чем у рядовой области. У национальной республики больше прав, чем у округа. 

С точки зрения «русской партии», ассиметричная федерация, как и вообще федерация, — это путь к новой катастрофе. Если не сегодня, то уж точно завтра. Федерация подразумевает дробление территорий по национальному признаку. Две прошлые волны отделений прошли по национальным границам. Стало быть, дабы избежать третьей волны, надо отменить федерацию и убрать национальные границы внутри страны. 

Если отменить республики и округа, если перевести их жителей на русский язык, исчезнет главный повод для отделения — нерусские идентичности. Отмена федерации и окончательная русификация спасут страну, уверена «русская партия». Унитарные страны с единственной идентичностью, такие как Македония и Норвегия, не распадаются. 

В этом смысле замена обязательного преподавания на татарском и других нерусских языках на добровольное — это шаг в сторону Чехии и фундаментальный вклад в сохранение целостности страны. Если в итоге получится превратить Россию в Чехию, вопрос отделения будет закрыт навсегда. 

История с отменой обязательного преподавания государственных языков — это не про конфликт Москвы с Казанью, а про конфликт России с Российской Федерацией как двух моделей устройства страныФото: «БИЗНЕС Online»

РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ ПРОТИВ РОССИИ

В силу очевидных причин с этими планами не согласна «нерусская партия». Вообще, надо быть выдающимся идиотом, чтобы одобрять планы по лишению тебя национальной идентичности и отдельной Конституции. «Нерусская партия» уверена: Российская Федерация — это единственный способ сохранить целостность страны. Движение в сторону унитарного государства — это и есть то самое движение к катастрофе, которое так всех страшит.  

Аргументы «нерусской партии» чуть сложнее. С их точки зрения, в нашем мире союзы неизбежны. Жить в гордом одиночестве, как Северная Корея, согласна только сама Северная Корея. Остальные страны открыто ищут возможность вступать в союзы. Если у Москвы будет хорошее конкурентное предложение, республики и округа останутся с ней навсегда. 

Эстония, Литва и Латвия, оставив Советский Союз, сразу подали заявки на вступление в Европейский союз. Так же поступила Словения, маленькая славянская страна между Австрией и Хорватией, когда вышла из состава югославской федерации. 

Членство в ЕС невозможно без отказа от части суверенитета. Члены союза ограничены в своих действиях пакетом соглашений. Для Таллина, Риги, Вильнюса и Любляны это не стало проблемой. Они легко и охотно ограничили себя. У нас на глазах Черногория, еще одна бывшая национальная республика из состава югославской федерации, уже 10 лет пытается стать частью ЕС. Опять же добровольно и без принуждения. 

Словения была в составе Федеративной Республики. Литва, Латвия и Эстония были членами Советского Союза. Теперь они члены Европейского союза.  

Тот факт, что, обретя независимость, они не замкнулись в национальном аутизме, а вошли в ЕС, говорит о том, прибалты и словенцы и не думали об абсолютном суверенитете, как у Северной Кореи. Никто из них не собирался выживать в одиночку, рассчитывая только на свою экономику и свою армию, как учил Ким Ир Сен. Суверенитет для них важен. Это высшая ценность, но не в северокорейской трактовке. Речь идет о праве по своему разумению выбирать, с кем заключать союзы. 

Условия Советского Союза были менее выгодными. Условия Европейского союза — более выгодными. Отсюда и выбор. 

Нужно принять в расчет и тот факт, что в 1991 году Словения стала независимой впервые за 1200 лет. Два словенских княжества — Карантания и Карниола — пали под натиском франков в 822 году, и с тех пор у словенцев не было своего государства. У Эстонии и Латвии история чуть лучше. Они были зависимы 7 веков. Тем не менее печальное прошлое не помешало им выбрать именно союз, а не бетонный забор вдоль границы и глухую изоляцию.

Сейчас много слухов о грядущем фиаско Европейского союза. Известный болгарский политолог Иван Крастев написал об этом книгу, полную сдержанного пессимизма. С его точки зрения, ЕС в самом деле переживает кризис, неясно, что будет далее. Крастев уверен в том, что единая Европа — это лучшее, что случалось за последние века. 

Несмотря на слухи, Таллин не собирается уходить из ЕС. Несмотря на кризис, он остается среди сторонников Брюсселя. Такая же позиция у Вильнюса, Риги и Любляны. Это успех проекта единой Европы. И он говорит о том, считает «нерусская партия», что, если условия внутри Российской Федерации будут равны или станут приближаться к условиям внутри Европейского союза, двадцать одна национальная республика и четыре автономных округа останутся с Москвой. 

«У Сталина на вопрос о том, должна ли Россия быть федерацией, ответ был один: да, обязательно. К планам по русификации и отмене границ он относился резко отрицательно»Фото: ©Артем Житенев, РИА «Новости»

ЧТО О ФЕДЕРАЦИИ ДУМАЛ ИОСИФ СТАЛИН?

У Сталина на вопрос о том, должна ли Россия быть федерацией, ответ был один: да, обязательно. К планам по русификации и отмене границ он относился резко отрицательно. В этом вопросе он был абсолютно солидарен и с Лениным, и с Троцким. Прочитать об этом можно в сборнике его избранных статей и речей «Марксизм и национально-колониальный вопрос». Наряду с резолюциями конференции ЦК по национальному вопросу, состоявшейся в июле 1923 года, эти тексты определяли национальную политику Кремля вплоть до 1953-го. 

В 1920 году в статье «Политика советской власти по национальному вопросу в России», опубликованной в газете «Правда», Сталин пишет, что Романовы своей грубостью отпугнули окраины от столицы. Окраины помнят и русификацию, и экономический гнет. К Февральской революции стало ясно, что между окраинами и столицей исчезло доверие. Окраины перестали видеть в столице партнера, уважающего их. Они видели метрополию, которая их эксплуатирует. Отсутствие доверия рождает желание уйти. Отсюда парад суверенитетов в 1917 году: «Царизм стеснял, а иногда просто упразднял местную школу, театр, просветительные учреждения для того, чтобы держать массы в темноте. Царизм пресекал всякую инициативу лучших людей местного населения. Наконец, царизм убивал всякую активность народных масс окраин. Всем этим царизм породил среди местных национальных масс глубочайшее недоверие, переходящее иногда во враждебные отношения, ко всему русскому».

Когда Керенский пытался не допустить выход Финляндии из империи, Сталин бы на стороне финнов. 

При этом Иосиф Виссарионович был уверен, что 9/10 народов Евразии не прочь остаться с Москвой. Если Москва сможет вернуть себе доверие, они охотно заключат с ней новый договор. 

С точки зрения Сталина, доверие можно вернуть одним путем: радикально порвать с имперским прошлым, признать нации юридически и перейти к федеративному устройству. Цель — «нужно ликвидировать… недоверие, нужно создать атмосферу взаимного понимания и братского доверия».

На этом пути Москву ждет целый ряд препятствий. 

В тезисах к XII съезду РКП(б) «Национальные моменты в партийном и государственном строительстве» Сталин, описывая дурное наследие империи, утверждает: «Это наследство состоит, во-первых, в пережитках великодержавного шовинизма, являющегося отражением былого привилегированного положения великоруссов. Эти пережитки живут еще в головах наших советских работников, центральных и местных, они гнездятся в наших государственных учреждениях, в центральных и местных… Практически они выражаются в кичливо-пренебрежительном и бездушно-бюрократическом отношении русских советских чиновников к нуждам и потребностям национальных республик».

Москва слишком долго была империей. Доставшийся большевикам в наследство от Романовых административный аппарат заражен шовинизмом. Чиновник привык видеть в нерусском, в «инородце» человека второго сорта. Шовинизмом заражена и масса русских. Как и чиновники, они не считают татар и удмуртов равными себе, приучены к империалистическому высокомерию. Рефлексы романовских чиновников и привычки русских отталкивают окраины. 

Прочность страны Сталин напрямую связывал с тем, насколько большевикам удастся преодолеть это дурное наследие: «Многонациональное Советское государство может стать действительно прочным, а сотрудничество народов в нем — действительно братским лишь в том случае, если эти пережитки будут вытравлены в практике наших государственных учреждений решительно и бесповоротно. Поэтому решительная борьба с пережитками великорусского шовинизма является первой очередной задачей нашей партии».

Поскольку народы на севере Евразии находятся на разных ступенях развития, федерация должна быть эластичной. В уже упомянутой выше статье для газеты «Правда» он пишет, что федерация должна быть: «От узкой административной автономии (немцы Поволжья, чуваши, карелы) она переходит к более широкой, политической автономии (башкиры, татары Поволжья, киргизы), от широкой, политической автономии — к еще более расширенной ее форме (Украина, Туркестан), наконец, от украинского типа автономии — к высшей форме автономии, к договорным отношениям (Азербайджан)». С точки зрения Сталина, эластичность (или, если пользоваться современным языком, ассиметричность) федерации является условием ее устойчивости. 

Кроме признания права наций на самоопределение Москва предлагала им участие в строительстве коммунизма. Иосиф Виссарионович, как и его партия, был уверен в том, что «нужно дать народным массам вкусить от материальных благ революции». Как тогда казалось, коммунизм — это достижимая цель. Общество, в котором не будет нужды и угнетения, — от участия в таком проекте трудно отказаться. 

К тому же Москва сразу показала твердость своих намерений, оказав помощь окраинам в создании системы образования и органов власти на родных языках. Это был невероятно широкий жест. Партия осознавала это. 

Как пишет историк Тамара Красовицкая в книге «Этнокультурный дискурс в революционном контексте февраля – октября 1917 года: стратегии, структуры, персонажи», ни одна партия не планировала дать народам империи там много свобод, как большевики. Дальше обещания начального образования на родном языке никто не заходил. Большевики, лучше чувствуя настроения на окраинах, говорили о неизбежности федерации народов. 

Опыт Гражданской войны в России и наблюдение за распадом Османской и Австро-Венгерской империй убедили их в правильности избранного пути. 

Большевики сделали ставку на сочетание уважения к родным языкам и национальным чувствам с привлекательным проектом будущего. На тот момент это было очень щедрое предложение. Неудивительно, что оно имело успех и большевикам удалось привлечь окраины на свою сторону.  

ТАК ЯЙЦО ИЛИ КУРИЦА?

Судя по опыту большевиков, в 1917 году «первыми начали» все-таки «русские шовинисты», а не «инородцы». Если бы до этого столица вела себя не так грубо, если бы предлагала окраинам участие в большом гуманистическим проекте, а не тупое феодальное подчинение, Финляндия и Прибалтика остались бы с ней. Увы, центр был слишком увлечен своими успехами в высшей лиге и не смог увидеть, как изменилась ситуация. Мероприятия по укреплению на поверку оказались мероприятиями по разрушению. То, как быстро Хельсинки и Варшава ушли в свободное плавание, то есть вошли в другие союзы, свидетельствует об ошибочности курса на «единую и неделимую» идентичность.

Опыт первых лет СССР говорит о том, что «светлое будущее» есть только у Российской Федерации: у отношений, основанных на свободе, на почтении к инаковости, на просвещении и на федеративном контракте. Если, не дай бог, в итоге победит Россия, нет никаких гарантий, что это будет победа именно России, уже без участия Федерации. У монархических партий, оккупировавших Государственную Думу накануне Февральской революции, так и вышло: они потратили много сил на, как им казалось, единение империи, а в итоге мечта о суверенитете появилась у всех народов, включая белорусов — возможно, самый флегматичный народ Восточной Европы.