Хамза Шарипов: «Искусство — это не точная наука, как математика, например, где дважды два четыре» Хамза Шарипов: «Искусство — это не точная наука, как математика, например, где дважды два — четыре»

«МНЕ НРАВИТСЯ, ЧТО Я ТАТАРИН»

— Хамза Маулиханович, что для вас значит искусство?

— Сейчас я делаю серию картин, про которые многие бы сказали, что они похожи одна на другую, но вариативные. Вообще, вариативность нужна человеческому мышлению. Искусство должно учить именно этому. Когда художник мыслит шаблонно — это все, конец. Искусство — это не точная наука, как математика, например, где дважды два — четыре. Находится порой какой-то чудик, который пытается доказать обратное, но это скорее исключение. Мое творчество, я думаю, дает основание считать, что у меня есть свои взгляды на мир. Искусство в этом плане является лакмусовой бумажкой. Если твои работы будут похожи на множество тех, которые уже кто-то сделал ранее, ты как художник не представляешь никакой ценности. В картинах любого художника должно быть отражено его мировоззрение. Сложить себя как личность — это дорогого стоит, на рынке такое не купишь. Нужно в творчестве идти наперекор общепринятому мнению.

— В чем ваше кредо как художника?

— Я татарин — и этим я интересен. Зачем нужен второй Репин или Шишкин? Тот, кто копирует творчество другого, никогда не станем лучшим. Нужно быть самим собой, нужно быть Хамзой. Мне нравится, что я татарин. Был бы я евреем — мне бы нравилось, что я еврей. Я должен показывать мир глазами татарина, именно в этом мое предназначение. Тем самым, если повезет, я внесу вклад в мировое изобразительное искусство от имени татарского народа.

Рисовать я начал достаточно поздно. В третьем классе я попал в больницу с отитом. Со мной в палате лежал мальчик по имени Марат, который срисовывал автобусы и троллейбусы с картинок из учебников. Я был просто в шоке. Ничего подобного я раньше не видел. С тех пор я начал срисовывать изображения с новогодних открыток, по-моему, в стиле палехской росписи. Потом принес свои рисунки в класс показать товарищам — мое творчество оценили восторженными возгласами. Это меня вдохновило, но особое рвение к искусству появилось после службы в армии в Москве. Потом я уехал в Питер, чтобы поступить на отделение художественного текстиля в Академии промышленного искусства имени Мухиной. Там я получил серьезное профессиональное художественное образование, основанное на работе с натуры. Но самая главная сложность для художника — это придумать изображение. Просто рисовать с натуры — это не то. Воспроизвести ранее увиденное — тоже не то. Важно придумать изображение, только тогда картина станет уникальной.

«Стилю моих работ свойствен крайний минимализм, выразительная простота художественных средств, а также знаковость образов» «Стилю моих работ свойствен крайний минимализм, выразительная простота художественных средств, а также знаковость образов»

«КАРТИНА ДОЛЖНА ЗАСТАВЛЯТЬ МЫСЛИТЬ»

— Поэтому вы отдаете предпочтение абстрактному искусству?

— Да, стилю моих работ свойствен крайний минимализм, выразительная простота художественных средств, а также знаковость образов. Так отзывалась о моем творчестве заслуженный деятель науки РТ и РФ Юлдуз Нигматуллина. Она писала: «Глубоко самобытное, национальное, прочно базирующееся на народных художественных традициях (вышивка, узорное ткачество, искусство намазлыка), оно связано и с восточным китайско-японским искусством, и с западно-европейским модернизмом начала ХХ века». Для меня национализм — это явление положительное. Когда малая нация пытается о себе заявить всему человечеству через культуру, от этого мир просто становится богаче. Только уважая свою нацию и себя, человек сможет уважать и других. Когда человек не знает своего родного языка, предков, историю, это пропащий человек! Когда человек любит свой народ, его обычаи, культуру, он делится этим богатством с другими.

— Вы считаете, что абстракция вызывает у людей больший интерес, нежели реализм?

— Понимаете, абстрактное искусство хорошо тем, что каждый воспринимает его по-своему. Видя такую работу, человек абстрагируется от деталей. Отбросив все условности, он начинает видеть глубинный смысл изображения. В этот момент у зрителя есть возможность стать соучастником творческого процесса. Если нарисовать березу в поле, каждый и увидит только березу и поле. Такой художник сужает полет фантазии и себе, и зрителю. В первую очередь картина должна заставлять мыслить.

«Абстрактное искусство хорошо тем, что каждый воспринимает его по-своему» «Абстрактное искусство хорошо тем, что каждый воспринимает его по-своему»

— Художественной росписью стен вы занимаетесь?

— Да, у меня есть опыт монументальных работ. Помню один случай, когда меня попросили закрыть батиком стену в музыкальном зале детсада. Я нарисовал снежные холмы, полосатые деревья, между которыми были зверюшки. Директору понравилась моя работа, и меня попросили сделать еще батик. Тогда я нарисовал крупные цветы, чтобы дети рядом с ними почувствовали себя дюймовочками.

— Ваш сын Таир пошел по вашим стопам и тоже стал художником?

— Да, у него с детства проявился талант к рисованию. Он очень любил рисовать машины, были сотни рисунков, хорошо прорисовывал мельчайшие детали... Эти машины были очень гармоничны. Но данное качество стало постепенно стираться, когда он поступил в художественную школу. Общие знания — они же стереотипны, а творчество вне рамок. К моей радости, Таир сумел остаться со своими взглядами на искусство и сейчас успешно реализует себя в живописи и графике.

— Насколько нам известно, вы владеете техникой художественной эмали?

— Первые уроки работы в этой технике я получил в Чебоксарах у знаменитого на весь мир художника Праски Витти. В 2011 году удалось при поддержке министерства культуры Татарстана и бывшего мэра Челнов Василя Шайхразиева поработать в международных эмальерных мастерских в Венгрии. В 2017 году я стал лауреатом международной биеннале эмали «Зеркало мира» в Санкт-Петербурге.


«МЫ С БЫВШИМ ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ СОЮЗА ХУДОЖНИКОВ ВСЕГДА В КОНТРАХ БЫЛИ»

— Насколько в Татарстане развиты арт-рынки?

— Их просто нет. Так исторически сложилось, менталитет народа таков. Арт-рынок — это когда сформирован определенный покупательский спрос, а у нас не так много ценителей искусства, что очень прискорбно. В столицах — совсем другое дело. Арт-рынок там уже достаточно развит. Но там это дело ангажировано, у салонов и арт-дилеров сформирован определенный круг своих художников, в эти галереи сложно пробиться. Для этого нужно быть не столько талантливым художником, сколько арт-менеджером и пиарщиком своего творчества. Вот, например, известный в медийном поле Никас Сафронов продает на выставках свои работы за миллионы рублей. Не откажешь в таланте менеджмента. Но в кругу серьезных художников и понимающих искусство людей, я думаю, немало тех, кто не считает его за художника.

— Расскажите о том периоде, когда вы были председателем союза художников Челнов.

— Если не ошибаюсь, то я им был в 2001 году. Правда, совсем недолго, хотя многие мечтают заполучить такую должность. У меня был определенный организаторский опыт. Я по жизни активный человек. Хорошо проявил себя в армии, мне через полгода дали сержанта и назначили замкомвзвода, в вузе был командиром стройотряда. Так вот бывший в то время председателем союза художников Георгий Иванов говорит: «Давай Хамза, больше некому». Много тех, кто пишет прекрасные картины, но административную работу вести не все может. Два с половиной года я поработал — и на этом все. Сложно было в 90-е. У меня были субарендаторы, которые деньги не хотели платить, так как дружили с бывшим председателем. Много было текущей административной работы, которую я не любил. Пригласили исполнительного директора. Совместная деятельность пошла хорошо, начались продажи картин, моих в том числе. В это время вступил в союз художников России. Я проработал два с половиной года вместо положенных пяти, понял, что больше так не могу. Мы с бывшим председателем всегда в контрах были. У меня получилось вести дела так, как у него не выходило. Когда я решил уйти, он меня спросил, не из-за него ли. «Если, — говорит, — из-за меня, не уходи, я сам из правления уйду». Но я ушел, потому что мне некогда было писать картины. Понял, что без творчества дальше не могу. Параллельно организовалась творческая группа «Тамга», где я стал руководителем. Группа ставила целью развитие национального искусства. Нашлись еще художники, которые придерживались подобных взглядов.

«Художник стремится не просто копировать окружающий мир, а понять и отразить его суть, и в этом поиске он непременно приходит к знаку» «Художник стремится не просто копировать окружающий мир, а понять и отразить его суть, и в этом поиске он непременно приходит к знаку»

— А что означает «Тамга»?

— «Тамга» — это древнее тюркское слово, значение которого — «символ, родовой знак». Родовой знак должен обозначать характер рода, то, что отличает его от остальных. Символ — это концентрированное выражение сущности вещей. Художник стремится не просто копировать окружающий мир, а понять и отразить его суть, и в этом поиске он непременно приходит к знаку. Потому, наверное, наше искусство более условное, более абстрагированное, однако не в такой степени, чтобы быть оторванным от жизни. Художники группы убеждены, что все богатство общечеловеческой культуры образуется из национальных культур. Группа объединяет художников с непохожей манерой письма. Но есть и общее — все их картины, без сомнения, национальны. В «Тамгу» входят мастера кисти из Казани, Уфы, Чебоксар, Набережных Челнов и Елабуги.

— Какой была самая дорогая картина из проданных вами?

— Я хорошо помню, какую картину мне не удалось продать (смеется). В советское время я выставил одну из своих картин. Точнее, это был мини-гобелен. Одному художнику он очень приглянулся. Тот предложил мне за него 200 рублей. Это были неплохие деньги по тем временам. Я посчитал, что моя работа должна стоить дороже, и не продал. А вот в Турции арт-рынок неплохо развит. Например, за месяц можно привезти пару тысяч долларов, притом нет языкового барьера, если знаешь татарский.