Владислав Сурков Владислав Сурков Фото: kremlin.ru

«ВЫХОД ПУТИНСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МАШИНЫ НА ПОЛНУЮ МОЩНОСТЬ ДАЛЕКО ВПЕРЕДИ»

Действующему российскому президенту суждено стать в веках вровень с Иваном III, Петром I и Лениным, считает известный политик Владислав Сурков, которого пресса в прежние времена называла «серым кардиналом Кремля» и «отцом суверенной демократии». Об этом Сурков поведал в своей сегодняшней программной статье «Долгое государство Путина» для «Независимой газеты», которая сразу же попала в топ новостей. И неудивительно: февральские тезисы скромного помощника президента РФ претендуют на то, что определить курс страны не просто на какой-нибудь следующий избирательный цикл, а на целую эпоху вперед. Причем Владиславу Юрьевичу заранее известно, что эта эпоха, какой бы долгой она ни была, пройдет под знаком Владимира Путина.

«Русской истории известны четыре основные модели государства, — пишет Сурков. — Они могут быть названы именами их создателей: государство Ивана Третьего (Великое княжество/Царство Московское и всей Руси, XV–XVII века); государство Петра Великого (Российская империя, XVIII–XIX века); государство Ленина (Советский Союз, ХХ век); государство Путина (Российская Федерация, XXI век)».

Несложно заметить, что, назначая путинскими предшественниками двух могущественных царей и одного энергичного председателя Совнаркома, Сурков вписывает в контекст русской истории все минувшее постсоветское тридцатилетие. Ларьки и бандитские «крыши», две чеченские войны и строительство властной вертикали оказываются где-то рядом с Софьей Палеолог, стоянием на Угре, Полтавской битвой и штурмом Зимнего. В каждую из описанных эпох приходили люди «длинной воли» и создавали «большие политические машины», которые, «сменяя друг друга, ремонтируясь и адаптируясь на ходу, век за веком обеспечивали русскому миру упорное движение вверх».

«Большая политическая машина Путина только набирает обороты и настраивается на долгую, трудную и интересную работу, — интригует читателя автор статьи. — Выход ее на полную мощность далеко впереди, так что и через много лет Россия все еще будет государством Путина, подобно тому как современная Франция до сих пор называет себя Пятой республикой де Голля, Турция (при том что у власти там сейчас антикемалисты) по-прежнему опирается на идеологию «Шести стрел» Ататюрка, а Соединенные Штаты и поныне обращаются к образам и ценностям полулегендарных «отцов-основателей».    

Собственно, к изложению своих новых/старых взглядов Сурков приступает с загадочной цитаты, сказанной, по его замечанию, полтора десятилетия назад, когда путинская политическая машина еще только начинала собираться из беспорядочно разбросанных Борисом Ельциным винтиков и гаечек. «Это только кажется, что выбор у нас есть», — сообщает президентский помощник, закавычивая свой первый тезис. По его мнению, эти «поразительные по глубине и дерзости», но забытые ныне слова являются первой аксиомой новой российской государственности, на которой основана вся актуальная политика. Ибо забытое, как сообщает нам Сурков, по законам психологии влияет на нас гораздо больше, чем-то, что мы помним.

Называя свободу выбора «важнейшей из иллюзий» и «коронным трюком» западной демократии, Сурков считает, что именно отказ от этой «импортированной химеры» открыл перед Россией «пути свободного государственного строительства» и остановил ее «невозможный, противоестественный и контристорический распад». «Обрушившись с уровня СССР до уровня РФ, Россия рушиться прекратила, начала восстанавливаться и вернулась к своему естественному и единственно возможному состоянию великой, увеличивающейся и собирающей земли общности народов», — констатирует Сурков. При этом память о той «нескромной роли», которая отведена нашей стране в мировой истории, не позволяет нам «уйти со сцены или отмолчаться в массовке». Сегодняшнее российское «государство нового типа» успешно проходит стресс-тесты, поэтому «его своеобразие и жизнеспособность очевидны».

«РОССИЯ ПЕРЕШЛА В ИНФОРМАЦИОННОЕ КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ НА ЗАПАД»

Следуя прихотливой сурковской мысли, Путин — это родоначальник путинизма, но сам он не обязательно должен это осознавать. Как Маркс не марксист, так и нынешний российский президент не путинист, пишет Сурков, но разобраться в явлении путинизма нужно «для всех, кто не Путин, а хотел бы быть, как он». Таковых может найтись великое множество, причем не только в России, но и далеко за ее пределами, поскольку путинская политическая система «пригодна не только для домашнего будущего, она явно имеет значительный экспортный потенциал».

Чтобы понять, что такое путинизм, Сурков совершает небольшой «дайвинг» в недавнюю историю, когда «великая американская мечта о мировом господстве уже почти сбылась и многим померещился конец истории с финальной ремаркой «народы безмолвствуют» (напомним, о конце истории, завершившейся победой «западного образа жизни» во всем мире, заявлял в свое время американский философ Фрэнсис Фукуяма — прим. ред.). И тут «в наступившей было тишине вдруг резко прозвучала Мюнхенская речь», патетически вспоминает Владислав Юрьевич, что тогда это путинское выступление «показалось диссидентским», а «сегодня же все высказанное в этой речи представляется само собой разумеющимся».

Россия вмешивается не в выборы и референдумы по всей планете — она вмешивается в мозг западного обывателя, констатирует Сурков. С тех пор как в провальные 1990-е «наша страна отказалась от идеологических займов», она «перешла в информационное контрнаступление на Запад». И ныне, если следовать этой логике, наши информационные войска уже стоят где-то при дверях Белого дома и Бундестага. Более того, отход от идей глобализации и «плоского мира без границ», английский Brexit, американский «#грейтэгейн», антииммиграционное огораживание Европы — это все свидетельства того, что путинизм годится на экспорт.

Поскольку американская система однополярного мира дала очевидный сбой, обещанный с падением СССР «конец истории» так и не наступил, а западный обыватель вдруг обнаружил вокруг себя «глубинное государство» (deep state), которое распоряжается им абсолютно недемократическими методами, то он взгрустнул, и стал смотреть по сторонам «в поисках иных образцов и способов существования». И тут увидел Россию.

ГЛУБИННЫЙ НАРОД ПРОТИВ ГЛУБИННОГО ГОСУДАРСТВА: НЕДОСЯГАЕМ ДЛЯ СОЦОПРОСОВ, НО ВСЕГДА НА ПРЯМОЙ СВЯЗИ С ПРЕЗИДЕНТОМ

По сравнению с Западом, пишет Сурков, наша система «смотрится не изящнее, зато честнее», и потому «не лишена притягательности». «Государство у нас не делится на глубинное и внешнее, оно строится целиком, всеми своими частями и проявлениями наружу, — образно излагает Владислав Юрьевич. — Самые брутальные конструкции его силового каркаса идут прямо по фасаду, не прикрытые какими-либо архитектурными излишествами». В РФ не прячут «военно-полицейские функции государства», а традиционно демонстрируют, поскольку «Россией никогда не правили купцы» (за исключением нескольких месяцев в 1917-м и ряда беспокойных лет в 1990-е), а потому «некому было драпировать правду иллюзиями, стыдливо задвигая на второй план и пряча поглубже имманентное свойство любого государства — быть орудием защиты и нападения».

Зато вместо глубинного государства, по мнению Суркова, в России есть «глубинный народ». «На глянцевой поверхности блистает элита», а вот «глубинный народ всегда себе на уме, недосягаемый для социологических опросов, агитации, угроз и других способов прямого изучения и воздействия», описывает Сурков. «Понимание, кто он, что думает и чего хочет, часто приходит внезапно и поздно, и не к тем, кто может что-то сделать»: именно этот народ определяет и ограничивает форму государства, а не наоборот. И именно «умение слышать и понимать народ, видеть его насквозь, на всю глубину и действовать сообразно — уникальное и главное достоинство государства Путина».

Собственно, приподнять завесу над новым термином — «глубинный народ» или deep people — Сурков не спешит. «Редкие обществоведы возьмутся точно определить, равен ли глубинный народ населению или он его часть, и если часть, то какая именно?» — рассуждает он. Говорит ли Сурков при этом о «молчаливом путинском большинстве», которое противопоставляется всевозможным меньшинствам — политическим, этническим и сексуальным» Вспоминает ли о «народе-богоносце», о котором грезили еще славянофилы? «В разные времена за него принимали то крестьян, то пролетариев, то беспартийных, то хипстеров, то бюджетников, — констатирует Сурков. — Его «искали», в него «ходили». Называли богоносцем, и наоборот. Иногда решали, что он вымышлен и в реальности не существует, начинали какие-нибудь галопирующие реформы без оглядки на него, но быстро расшибали об него лоб, приходя к выводу, что «что-то все-таки есть».

Так или иначе, но «народность предшествует государственности», признает помощник президента РФ. Тем не менее многоуровневые политические учреждения, перенятые на западе, заведены для проформы, чтобы не раздражать соседей, а по существу же «наше общество доверяет только первому лицу», у которого имеется особая, телепатическая связь с «глубинным народом». При этом это вера не столько в «доброго царя», сколько в эйнштейновского Бога, который «изощрен, но не злонамерен». «Современная модель русского государства начинается с доверия и на доверии зиждется, в этом ее отличие от западных моделей и в этом ее сила», — пишет Сурков и заключает, что Россия будет и дальше идти своим путем, «получая призовые места в высшей лиге геополитической борьбы», а Западу придется с этим смириться, ибо «это только кажется, что выбор у них есть».

«Независимая газета»