«Кланы – это не историческое наследие Северного Кавказа»

Арест сенатора от Карачаево-Черкесии Рауфа Арашукова на неделе стал главным внутриполитическим событием Фото: ©Владимир Песня, РИА «Новости»

«МОСКВА УПОРНО ГРОМИТ РЕГИОНАЛЬНЫЕ КЛАНЫ»

Арест 32-летнего сенатора от Карачаево-Черкесии Рауфа Арашукова на неделе стал главным внутриполитическим событием. Его обвиняют в краже газа через своего отца, занимающего важное место в системе ООО «Газпром межрегионгаз», создании ОПС, убийстве, вымогательствах и прочих преступных деяниях. В иные времена это была сенсацией на месяцы, но сегодня событийный поток столь стремителен, что можно не сомневаться: через неделю арест самого молодого члена Совета Федерации и его отца с братом укатится на информационные задворки. Аресты бывших, а в момент задержания и действующих членов СФ мы видели. Правда, арестовать их непросто, необходимо, чтобы коллеги по верхней палате парламента проголосовали за снятие неприкосновенности. Никто не сомневался, что Арашукова этой привилегии лишат. Все было выполнено в лучших сценариях итальянских кино про мафию. Арест произвели прямо в зале СФ. Эпично. Картинка впечатлила.

Официальная версия звучит так: разгром клана Арашуковых — это системная борьба с коррупцией, такую задачу поставил президент РФ Владимир Путин. По формальным основаниям так оно и есть, но по сути мы становимся свидетелями несколько иной мотивационной конфигурации. Москва зачищает северокавказские кланы не сколько в рамках борьбы с коррупцией, потому как странно, что где-то ее ведут, а на других участках она цветет и не думает увядать, сколько для того, чтобы окончательно разобраться с любыми проявлениями некой автономии от федеральных силовых корпораций. Это первое. Второе: в условиях сужающейся ресурсной базы многочисленные группировки во власти усилили борьбу за них и съедают самых слабых и уязвимых. Пищевая цепочка. Третье: в начавшейся кампании по трансферту власти идет перекройка групп влияния, кто-то попадает под раздачу, кто-то набирает очки.

Ашаруковы дружили со многими членами высшей политической элиты, пишут, что у них в поместье частенько бывал сам глава следственного комитета Александр Бастрыкин и что глава КЧР Рашид Темрезов едва ли не находится с ними в преступной связке. Короче, компромат тут же волной хлынул в информационное пространство. Говорят, что разрабатывали Ашаруковых долго, а санкцию на арест выдал Путин. Никто не сомневается, что украсть газ на 30 млрд рублей невозможно без высокого покровительства и эти покровители сидят в самых влиятельных кабинетах.

Любят рассуждать про запредельную коррупцию и правовой беспредел на Северном Кавказе, но забывают упоминать, что часто эти криминальные спруты связаны с московским головным офисом. Внушительный процент денег, добытых преступным путем, оседает в карманах федеральных сановников. Одни добывают, другие покрывают. Коррупция в нашей стране имеет системный характер, ею пронизана вся вертикаль: с низу до верху. У нас, как известно, не подмажешь — не решишь. Россия по итогам 2018 года заняла 138-е место в рейтинге восприятия коррупции Transparency International. За год РФ потеряла в рейтинге три позиции. Мы делим 138-е место с Гвинеей, Ираном, Ливаном, Мексикой и Папуа — Новой Гвинеей. Излишне тут что-то комментировать.

Москва упорно громит региональные кланы. Так произошло с Дагестаном, где после долгих попыток что-то сделать было принято решение о привлечении в республику варяга — Владимира Васильева. Ее до сих пор сотрясают многочисленные аресты и скандалы на коррупционной почве. Поволжские республики, за исключением Татарстана, тоже прошли через сито губернаторских арестов и отставок. Именно региональные элиты, даже в ослабленном виде, представляются для Москвы угрозой. Традиционно принято винить регионалов и лиц какой-то национальности, которые якобы так и норовят организовать этнократию.

«У РОССИИ, КОНЕЧНО, «ОСОБЕННАЯ СТАТЬ», НО ЭТОГО ЯВНО НЕДОСТАТОЧНО»

Есть укорененное представление, что клан — это нечто природное для кавказских реалий, но это не так. Клан — это не род, не «тухум», из которых якобы состоит кавказское общество. Родовые структуры традиционного типа остались, пожалуй, только в Ингушетии. Там роль старейшин влиятельных фамильных домов по-прежнему высока и их авторитет непоколебим. Последний политический кризис в республике в связи с передачей части ингушской земли Чечне — лишний довод в копилку наших утверждений. Ингушские власти оказались в моральном смысле бессильны против позиции старейшин.

Кланы — это не историческое наследие Северного Кавказа. Клановая система возникла на осколках распавшейся советской номенклатурной модели, нужен был какой-то регулятор отношений. Государственные институты в конце 80-х — начале 90-х стремительно деградировали, их место занимали неформальные структуры, которые не позволили выйти ситуации на просторы хаоса и породить проблему «войны всех против всех». Роль регуляторов взяли на себя сообщества публичных политиков, криминала, чиновников. И родственные связи у них не являлись определяющими. Природа, как известно, не терпит пустоты. Часть этих кланов дожила до сегодняшнего дня, обзаведясь связями в Москве и силовых структурах.

Но Кремлю они страшны тем, что представляют, как мы уже выяснили выше, альтернативный, самостоятельный полюс власти. Авторитарный характер центральной власти не подразумевает наличия других центров, пусть и не столь влиятельных. Более того, выгодно то и дело пенять на «криминальный Кавказ», «этнические кланы», «жирующие национальные республики, которые притесняют русский язык». Все это позволяет отводить волну общественной критики от себя. Но, как мы видим, и эта схема стала давать сбои. Россияне стали меньше доверять пропаганде, больше размышлять и расставлять правильные акценты. Согласно последнему опросу «Левада-Центра», 45% жителей РФ считают, что страна движется в неправильном направлении.

С арестом Арашукова взялись за демонизацию Совета Федерации. Но кто все эти годы трудился над тем, чтобы палата региональных представителей, каковой она была до путинской реформы, превратились в собрание «свадебных генералов» и сомнительных персон, ищущих себе там неприкосновенный статус? Не сама ли центральная власть довела Госдуму до состояния «бешеного принтера» и источника язвительных шуток и анекдотов? Моральное и функциональное банкротство этих ключевых институтов политического представительства не означает, что они не нужны, совсем наоборот. Они необходимы для устойчивости и сбалансированности системы, как прививка от авторитарной узурпации.

В стране стремительно деградируют все государственные институты: суды, парламенты, исполнительные органы, фискальные службы, политические партии. Резко падает рейтинг президента, который выступал скрепляющим механизмом государственной системы и арбитром многочисленных кланов и группировок. Это значит, что резко повышается неконтролируемый сценарий трансферта власти. Системный кризис углубляется, скоро нам будет не до Венесуэлы с Мадуро. Текущая политическая конструкция обветшала окончательно. В постиндустриальном мире другие подходы, а мы все грезим тем, что модель взаимодействия власти и общества, хозяйствования, экономики и политической системы XIX века будет работать бесконечно долго. Но пора уже прозревать. У России, конечно, «особенная стать», но этого явно недостаточно.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции