Гумер Усманов: «Надо не митинговать, а помогать»

Гумер Усманов (в центре, фото из книги Анвара Багаутдинова «О времени и о себе»)

ТРУДНОСТИ ВОСХОЖДЕНИЯ

Гумер Усманов установил рекорд России по пребыванию на посту главы правительства одной из ее автономий — 17 лет! В 1982 году после внезапной кончины руководителя ТАССР Рашида Мусина, ушедшего из жизни в возрасте всего 55 лет, Усманов возглавил Татарский обком КПСС.

Подробности его восхождения на республиканский «первый пост» рассказывает в книге профессора Булата Султанбекова доцент КФУ Булат Хасанов, сын Мансура Хасанова — ближайшего усмановского соратника, вице-премьера ТАССР, а затем первого президента Академии наук Республики Татарстан: «В конце сентября 1982 года, после скоропостижной смерти Р. М. Мусина, встал вопрос о первом секретаре обкома. Специальный посланник ЦК, кажется, в ранге заместителя заведующего отделом организационно-партийной работы ЦК, занимающийся кадрами, проводил индивидуальные беседы со всеми членами бюро обкома. Интрига заключалась в том, что было неизвестно, о чем все они рассказывали московскому начальнику. Назывались разные кандидатуры, и, насколько мне известно, единодушия по поводу Усманова не было. После отъезда представителя ЦК наступил период ожидания, который продлился почти месяц. Все ждали, кого же вызовут в Москву. Такая задержка, как потом стало ясно, была связана с тем, что секретарь ЦК по кадрам И. В. Капитонов находился на больничном. Хорошо помню те томительные недели ожидания — и по атмосфере, которая сложилась, и по рассказам отца.

В конце октября на Политбюро ЦК был вызван Г. И. Усманов. Как потом рассказывал Гумер Исмагилович, Л. И. Брежнев спросил его на заседании: «Как, вы разве не член ЦК?» На что Гумер Исмагилович ответил: «Нет, Леонид Ильич, но партийная организация Татарии неоднократно избирала меня делегатом съездов партии». Вскоре после этого на пленуме обкома Усманов единогласно был избран первым секретарем. И это было справедливо. Не было в республике более подготовленного и достойного человека... Хотя, думаю, далеко не все члены бюро обкома это приветствовали».

ЧЕЛОВЕК «ОТ ТРАКТОРА»

«Стал первым секретарем обкома Усманов, в общем, случайно, после неожиданной и довольно странной смерти Рашида Мусина, — полемизирует с ним Рашит Ахметов, главный редактор газеты «Звезда Поволжья», другой автор комментариев в книге «Секретарь ЦК Г. И. Усманов. Жизнь и «моменты истины». — Наступившая перестройка, чувствуется, вызвала у него крайнюю растерянность, вряд ли она ему нравилась, но выступать против начальства он не привык. Команда у него не возникла, да и особо близких друзей не было...

Усманов был рационалистом, технократом и сверхосторожным человеком, всегда стремившимся тщательно просчитывать ходы аппаратной партийной игры, как в шахматах. В какой-то степени «человеком в футляре» — такое было время. Характер у него был советско-татарский — максимально «не высовываться». Усманов был переходной фигурой — от табеевской эпохи к шаймиевской. И в этой переходности есть некий трагизм его правления и существования, когда человек многое понимает, не удовлетворен действительностью, но изменить существующее положение вещей не может, не решается: время еще не пришло.

Книга профессора-историка Булата Султанбекова «Секретарь ЦК Г. И. Усманов. Жизнь и «моменты истины»

Усманов формировался уже в брежневское время, которое требовало двойной, тройной осторожности, в отличие от Фикрята Табеева (первый секретарь Татарского обкома КПСС с 1960 по 1979 год — прим. ред.), который формировался в последние годы жизни Сталина и в годы хрущевской оттепели... У Табеева в характере был этот коктейль, смешивались здравый смысл и комсомольский задор, даже загул. Табеев проявлял иногда взрывную инициативу. Он окончил Казанский университет, был сталинским стипендиатом, лидером молодежи, дипломированным гуманитарием. Он был уверен в победе коммунизма, причем настолько, что даже заявил о неизбежном «отмирании» татарского языка при этой победе. В какой-то степени Табеев был коммунистическим фанатиком.

Мне кажется, что Усманов как раз в победе коммунизма был не уверен особенно никогда, даже в годы юности. Он был практиком, человеком «от сохи», вернее, «от трактора», к красивым теориям относился скептически, да и вообще был крайне немногословен и молчалив, не любил звонкую фразу, политическую трескотню, эффектные жесты, тем более позы. Усманов скорее учитывал реалии жизни, но словно имел свой внутренний стержень, был крайне закрытым. Он казался больше инженером, чем чиновником. Совсем не случайно его дети пошли в далекие от гуманитарной и политической карьеры сферы: сын — врач, дочь — математик.

Усманов всегда стремился держаться в тени, отмерять семь раз при принятии решений и ориентироваться на математические законы природы, а не на партийные установки.

Усманов с 1966 по 1982 год (17 лет!) был председателем совета министров ТАССР (был назначен в 34 года), то есть лишь формально вторым человеком в обкоме, он был как бы «тенью» Табеева. Это был «татарский Косыгин». Он не принимал в это время окончательных решений, был удобен Табееву, который всегда был самоуверен в своих действиях и не потерпел бы рядом с собой критически настроенного соратника. Конечно, столь долгая «вторая роль» не могла не наложить отпечаток на характер. Усманов не был честолюбив и, наверное, этим тоже привлекал Табеева, тот не чувствовал, что Усманов стал бы претендовать на его пост.

Собственно говоря, горбачевскую перестройку Усманов воспринимал довольно скептически, хотя, например, в идеологический отдел обкома КПСС пригласил сильный состав, сформировав его из шестидесятников».

Удостоверение первого секретаря Татарского обкома КПСС Гумера Усманова

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ШАХМАТЫ

«Он произвел серьезную перестановку, замену и обновление руководящих кадров, начиная с обкома, — пишет профессор Султанбеков. — Следуя традиции, заложенной еще Игнатьевым (Семен Игнатьев — первый секретарь Татарского обкома КПСС с 1957 по 1960 год — прим. ред.) и продолженной Табеевым, привлек к руководящей работе во всех сферах молодые кадры, не занимавшие ранее номенклатурные должности. В частности, в области идеологической работы тогда весьма значимыми фигурами, заведующими отделами обкома, стали преподаватели Казанского университета А. Е. Бусыгин, В. Н. Лихачев, О. В. Морозов и его выпускник Р. С. Хакимов. Еще ранее, по согласованию с Ф. А. Табеевым, он пригласил на должность заместителя председателя совета министров М. Х. Хасанова, ставшего впоследствии организатором АН Татарстана и ее первым президентом».

«Я впервые увидел, как Гумер Исмагилович играет в шахматы, — вспоминает Булат Хасанов. — Они вместе с отцом проводили много времени за доской. При этом всегда собиралась внушительная компания наблюдателей. Гумер Исмагилович поражал меня знанием дебютов и различными шахматными присказками, одна из которых, если не изменяет память: «Конь на краю доски — позор для шахматиста». У меня сложилось впечатление, что он не любил проигрывать, это одна из его черт характера. Почти всегда после завершения партии они долго рассматривали различные варианты, одним словом, шло обсуждение».

Видимо, в этой политической партии под названием «перестройка», которая застала его почти врасплох, но надо было продолжать игру, шахматист Усманов сделал ставку на решительную атаку на кадровом участке. Забегая вперед, можно сказать, что именно кадровый ход — назначение Минтимера Шаймиева своим преемником (как показало время — более гибкого и решительного политика, чем он сам) — стал наиболее сильным в политической карьере Усманова.

Омоложение как обкома, так и руководства на местах велось масштабно и решительно. «Пришли тогда «во власть» за два-три месяца, можно сказать, мощным «кадровым залпом» сразу 18 новых первых секретарей [районных комитетов КПСС]», — вспоминает Марат Ахметов, заместитель премьер-министра Татарстана — министр сельского хозяйства и продовольствия РТ. Предложения делались Усмановым в категорической форме, безапелляционно. «Первая личная встреча с ним запомнилась навсегда, — продолжает Ахметов. — Я тогда еще всего лишь год с небольшим проработал вторым секретарем Балтасинского райкома, буквально 3 января 1985 года меня приглашают на собеседование к первому секретарю обкома КПСС Г. И. Усманову в связи с выдвижением на должность первого секретаря Балтасинского райкома КПСС. Видимо, из-за скромности, когда он сделал такое предложение, я засмущался и пытался говорить, что я еще не достаточно готов, всего лишь один год проработал в райкоме. Но он очень серьезно сказал мне, что я как будто притворяюсь, и заявил как отрезал: «Ты что это, хочешь, чтобы тебя уговаривали?!» И после этого он мне на все времена запомнился как очень жесткий, требовательный руководитель, но в дальнейших наших взаимоотношениях я с его стороны чувствовал только доброту, уважение, и каждый мой даже незначительный успех он старался увидеть и нередко приводил в пример другим. Впрочем, так он поступал не только по отношению ко мне».

Олег Морозов

«Я САМ, ЧТО ЛИ, ПРОСИЛСЯ НА ЭТУ РАБОТУ?»

Олег Морозов, член Совета Федерации, вспоминает: «Мы познакомились в 1986 году. Я был доцентом Казанского университета, у меня не было никакого особого опыта партийной работы. Самое большее, я год проработал освобожденным заместителем секретаря парткома университета, одновременно работал на кафедре.

Совершенно неожиданно меня пригласил в обком тогдашний секретарь по идеологии Раис Киямович Беляев и сделал предложение. Он предложил мне стать заведующим отделом пропаганды. Для меня это было как неожиданный дождь в летний день, гроза. Честно говоря, я ничего не понимал, почему такое предложение делается без моего опыта партийной работы. Но он сказал: «Новые времена сейчас. Усманов разделяет мою точку зрения». И он повел меня к Усманову. Я видел его живьем в первый раз, это был конец ноября, а уже 7 декабря на бюро обкома партии меня утвердили в должности. До этого я съездил в Москву на собеседование.

И вот первая встреча в кабинете Гумера Исмагиловича. Она была очень забавная, потому что я очень робел. А Гумер Исмагилович был человеком очень напористым во всех отношениях. Я не знал, как реагировать на его шутки. Например, он говорит: «Ты сам об этом что думаешь?» Что тут думать. Сказать правду, что я не понимаю, что происходит, было неловко. Ну и что-то я там лепетал. Что попробую, может быть, справлюсь. А он эти мои сомнения не принимал, говорил: «Что значит попробую? Надо, чтобы ты шел с готовностью. Вот сегодня прямо уезжаешь в Москву. Сегодня вечером. Бери билет, езжай в Москву на собеседование».

Я поехал в Москву. И первая встреча была у меня в орготделе ЦК КПСС, где мне сказали: что ты приехал, у тебя никаких шансов нет, мы тебя зарубим. Почему-то это вызвало у меня внутренний протест, и я начал пикироваться с этим очень взрослым человеком. Сказал такую фразу: «Слушайте. Я сам, что ли, просился на эту работу? Раз на мне выбор остановили, я отсюда просто так не уеду». Прошел все собеседования. Они были позитивные. Вернулся в Казань. И в декабре 1987 года на бюро обкома КПСС меня утвердили в этой должности. И, собственно, началось мое общение с Гумером Исмагиловичем.

Я не знаю, был бы Гумер Исмагилович сегодня таким же успешным и эффективным менеджером, потому что времена сильно изменились, но для своего времени это был выдающийся государственный деятель, очень рано ставший главой правительства республики и уже проработавший к тому времени, когда я с ним познакомился, несколько лет в качестве первого секретаря обкома».

Гумер Усманов, Минтимер Шаймиев и Фикрят Табеев

УРОКИ ЖИЗНИ ОТ ГУМЕРА УСМАНОВА

«Он был жестким человеком, очень жестким, — продолжает Морозов. — В то же время я могу сказать о моих личных и служебных отношениях с ним, которые продолжались пять лет. А потом до конца его жизни мы с ним общались практически постоянно, созванивались. Когда я приезжал в Казань, он всегда говорил: «Обязательно меня найди, мы с тобой походим». Я подъезжал к его дому, мы выходили с ним и гуляли по улице. Он рассказывал мне о том, как он видит какие-то процессы, которые происходят в стране, я ему рассказывал о том же с московской колокольни, поскольку уже работал в Москве. Повторю, для своего времени это был выдающийся государственный деятель.

У него была такая черта: если по каким-то причинам казалось, что человек недостаточно активно работает, что он не выбирает полностью свой ресурс, свой потенциал, он это воспринимал крайне негативно, крайне критически и очень жестко. Мог повысить голос, мог очень жесткие слова сказать в адрес такого человека. В то же время за пять лет нашего с ним служебного общения я не помню случая, ну так получилось, чтобы на меня он повысил голос. В наших отношениях с ним этого не было ни одного раза. Более того, я чувствовал его отеческую заботу, что он меня растит, учит, дает уроки жизни.

Кстати говоря, ровно так же, параллельно с ним, я общался с Минтимером Шариповичем, там был совершенно другой стиль. Но это тоже была отеческая забота, когда тебя немножко, очень деликатно поправляют, подсказывают, что надо делать...

Никогда не забуду, как Усманов готовил пленум по национальным отношениям. Это был последний пленум перед тем, как я ушел работать в ЦК КПСС. Я сижу в кабинете, мы пишем к его докладу материалы, и вдруг раздается звонок. Усманов говорит: «Зайди». Я поднимаюсь на 8-й этаж, захожу к нему в кабинет, и он меня спрашивает: «А сколько татар учится в Казанском химико-технологическом институте?» Я отвечаю: «Процентов 40 - 45». «А что у тебя написано в тексте?» И показывает мне бумагу, которая только что вышла из моих рук. А я, действительно, несколько последних страниц, которые ему отдали, не успел вычитать. Он говорит: «Ты это читал?» Я был вынужден сказать правду, что не успел прочитать, черновики читал, а последний вариант не читал. Он говорит: «У тебя написано 18 процентов в тексте». И добавляет: «Ну я ведь знаю, что ты не сам это писал. Кто это написал?» А я-то знаю, кто написал. Он говорит: «Уволь этого человека через пять минут. Спускайся вниз и увольняй. Он не только тебя подставил, он и меня хотел подставить. Представь себе, что я не заметил бы эту цифру и произнес на пленуме по межнациональным отношениям на всю республику». Ты можешь представить последствия такой цифры, которая влетела бы в печать из моих уст? Я отвечаю: «Понимаю». Он жестко: «Иди увольняй». Я в ответ: «Нет, увольняйте меня. Я руководитель отдела, поэтому несу ответственность за это».

«Дурак ты, дурак, — говорит он по-отечески, — тебе же с этим человеком дальше работать. Он же тебя еще раз подставит. Нельзя держать таких людей. Ладно, иди исправляй». Не стал дальше нажимать».

В ДУХЕ АНДРОПОВСКОЙ «САНАЦИИ»

«Ряд усмановских выдвиженцев занимали впоследствии видные посты и после распада СССР и ликвидации КПСС и внесли весомый вклад в создание новой России и Татарстана, — пишет Султанбеков. — А О. В. Морозов стал даже одним из руководителей Госдумы РФ и администрации президента РФ. Одновременно Г. И. Усманов перевел на другие менее ответственные должности ряд руководящих работников обкома, а некоторые были отправлены на пенсию.

В числе последних оказался и самый именитый обкомовский «старослужащий», всесильный и «непотопляемый», как казалось многим, заведующий финансово-хозяйственным отделом А. П. Бушнев... Отмечу; что Бушнев действительно был талантливым хозяйственником, и люди его склада и способностей в 90-е годы становились даже олигархами. Но в КПСС такое пока еще не приветствовалось, и Усманову, как он мне рассказывал, с большим трудом удалось отправить его на пенсию, несмотря на слезные мольбы, уверения в преданности и звонки покровителей из ЦК, которыми он обзавелся во время многочисленных поездок с «образцами промышленной продукции республики». Так это тогда именовалось и поощрялось некоторыми довольно влиятельными функционерами среднего звена в верхах. А. П. Бушнев получил персональную пенсию союзного значения, но, конечно, был обижен до глубины души. Помню, как-то увидел его на улице, и он, подойдя, сказал: «Дорогой мой, а все-таки я ушел ведь на коне», — но подтекст его разговора выдавал огромную обиду.

Гумер Усманов

Эту усмановскую «санацию» кадров, а она была в русле андроповских веяний, коснувшихся всех звеньев руководства, от районного до республиканского уровня, до сих пор, например, не может простить одна уважаемая пенсионерка. Она занимала довольно заметные посты в партийных и государственных органах района, а затем республики и была отправлена Усмановым на пенсию, а теперь выплеснула в мемуарах свои обиды в довольно резкой, а местами некорректной форме. Впрочем, Г. И. Усманов отозвался о ее воспоминаниях весьма корректно: «Помню ее весьма пробивным и успешным руководителем районного уровня, она претендовала на гораздо большее, но не получилось по объективным причинам. Поэтому в книге обида явно взяла верх над реальностью».

Да и родственники, потомки и друзья лиц, удаленных им из партийных органов или от руководящей работы, конечно, отрицательно относятся к деятельности Усманова. Но, наверное, такова судьба всех первых лиц. Впрочем, со временем и сам он начал по-новому смотреть на отдельные свои кадровые решения, считая некоторые из них ошибочными».

«БЕЛЯЕВСКИЙ ПЕРЕГИБ»

«Незадолго до ухода из жизни Гумер Исмагилович говорил мне, что, очевидно, иногда он действовал чересчур размашисто, — продолжает Султанбеков. — В частности, в отношении Р. К. Беляева, легендарного организатора строительства КАМАЗа, ставшего секретарем обкома по идеологии. Сказал, что, очевидно, надо было сохранить его на партийно-государственной работе и дать более высокую должность, соответствующую его блестящим организаторским способностям, правда, не сказав, какую. Я, разумеется, что он имеет в виду, спрашивать не стал, могу только догадываться.

Тогда чуть ли не до вселенских масштабов раздули бокалы с шампанским и рюмки коньяка, которыми отметили в Москве свой успех организаторы мероприятия, связанного со 100-летним юбилеем Габдуллы Тукая, прошедшего в Колонном зале Дома Союзов. В число «штрафников» попали и заместитель председателя Совмина М. Х. Хасанов, и заведующая отделом культуры обкома Д. Х. Зарипова. Но главным виновником нарушения входившего в моду сухого закона «назначили» Беляева, тем более по этому поводу, как сказал Усманов, был и звонок председателя комитета партийного контроля при ЦК КПСС М. С. Соломенцева с требованием принять самые строгие меры к нарушителям.

Он получил выговор и потерял должность секретаря обкома по идеологии. Но судьба яркой личности Р. К. Беляева, его взлеты и падения — предмет отдельного разговора, а может быть, и книги. Скажу только, что он стал после удаления из обкома ректором Института культуры. Там ему пришлось выдержать новую серию нападок, а один демагог, ранее юливший перед ним, даже потребовал исключения его из партии, но получил отпор коллектива.

Беляев активно начал реформирование института и говорил мне, что сделает его «КАМАЗом культуры». Но преждевременная смерть в расцвете сил помешала осуществлению его грандиозных планов. Наверное, и недавняя кампания по компрометации — а ему приписывали и новые грехи на прошлой работе, его фамилия фигурировала и в центральной печати — не прошла даром. Впрочем, это было в самый разгар «сухозакония», в каждом регионе создавали «общества трезвости», ставшие частью госструктур. Тогда даже свадьбы стали называться безалкогольными, на столах были только газированные напитки и квас. Правда, гости нередко выходили в коридор или на вешалку, сославшись на какую-то срочную надобность, и возвращались в весьма приподнятом настроении.

Усилилось тогда самогоноварение и употребление спиртосодержащих жидкостей, выпускаемых для технических нужд, что нередко приводило к печальным последствиям, и многое другое. В общем, очень нужное и полезное дело отрезвления общества скомпрометировали обычные для нас торопливость, «кампанейщина» и стремление к немедленному решению проблемы».

Назиб Жиганов

«РУКИ ПРОЧЬ ОТ ЖИГАНОВА!»

«Мне в качестве секретаря парткома вуза, а затем заведующего кафедрой несколько раз приходилось обращаться к Г. И. Усманову с просьбой о приеме по различным вопросам, — пишет Султанбеков. — Как правило, он принимал без проволочек, однажды сказав в шутку: «Знаю, что ни квартиру, ни машину или хотя бы пропуск в столовую обкома просить не будешь». В частности, два раза пришлось просить его прекратить травлю в печати выдающегося советского композитора и общественного деятеля, ректора консерватории Н. Г. Жиганова. Он обещал умерить пыл разоблачителей и слово сдержал. Посоветовал также более подробно рассказать о сложившейся вокруг консерватории и ее ректора нездоровой обстановке, подпитываемой завистью некоторых музыкальных и особенно «околомузыкальных» деятелей, секретарю обкома по идеологии Н. Х. Кадырметову и редактору газеты «Республика Татарстан» Е. А. Лисину, что я и сделал, встретив полное понимание со стороны Кадырметова, удивительно скромного до аскетизма человека, к сожалению, ушедшего из жизни очень рано. Несколько унял разоблачительный антижигановский пыл ретивой журналистки и Е. А. Лисин, которому я до сих пор благодарен за то, что он охотно публиковал мои историко-политические опусы...

Одной из своих удач он считал, что, узнав об уникальном благотворителе, рядовом казанце А. Г. Галимзянове, встретившись с ним, сумел добиться через ЦК награждения его орденом Трудового Красного Знамени. Как он сказал, это был первый случай награждения рядового человека не за доблестный труд, а за предпринимательскую деятельность, весь доход от которой он отдавал детским домам и малоимущим семьям. Благородная и бескорыстная деятельность А. Г. Галимзянова была впоследствии поддержана М. Ш. Шаймиевым и Р. Н. Миннихановым и получила общероссийскую известность и признание. Сейчас в центре Казани, неподалеку от Кремля, ему установлен оригинальный прижизненный символический памятник, ставший одной из популярных достопримечательностей города».

ГДЕ БЫЛИ КИСЕЛЬНЫЕ БЕРЕГА?

«Помню, в Казань прилетел член Политбюро ЦК КПСС Вадим Медведев, — рассказывает Ахметов. — И мы, стихийные демократы, кучкой встретили Усманова и Медведева у входа в оперный театр с плакатами, на которых были требования отменить 6-ю статью Конституции СССР, где была провозглашена руководящая роль КПСС, и отменить цензуру, полностью опубликовать в СССР «Архипелаг ГУЛАГ» и лозунги в поддержку Ельцина. Конечно, было там крылатое: «Егор, ты не прав!», адресованное Лигачеву, который считался махровым партийным консерватором. Медведев заявил: «Статью 6-ю отменить надо, партия должна править с помощью свободных выборов, а вот «Архипелаг ГУЛАГ» никогда на территории СССР не будет опубликован, я вам гарантирую: враждебное, антисоветское, подрывное произведение». Сегодня сказали бы, что Солженицын — экстремист. Глаза у Усманова стали растерянными, он заметался, ему явно не хотелось ничего говорить, он хотел остаться в стороне, неизвестно, как все повернется. Но, пересилив себя, Усманов полностью поддержал Медведева: «Свобода должна быть связана с ответственностью. Вы должны помогать КПСС преодолеть недостатки, а не митинговать. Не брать пример с Прибалтики». Он полностью согласился с вышестоящим начальством. Хотя было видно, что без энтузиазма. Вообще, сложилось впечатление, что его своеобразными кумирами были Косыгин и Дэн Сяопин и что реформы по китайскому образцу его бы больше устроили, то есть рынок под контролем коммунистической партии. А вспомним любимую фразу Дэн Сяопина: «Неважно, какого цвета кошка, главное, чтобы она ловила мышей». Вот эта фраза отвечала характеру Усманова.

Именно по распоряжению Усманова началась работа по повышению статуса Татарстана с автономной республики до союзной. Усманов все время говорил: автономный Татарстан производит больше продукции, чем три союзные республики Прибалтики. И Шаймиев эту политику продолжил. Но тот же Усманов всегда говорил: хочу видеть Татарстан в составе России. И что всегда удивляло: при Усманове Татарстан добывал по 100 млн. тонн нефти в год начиная с 1971-го. С 1971 по 1981 год, при Табееве и Усманове, в Татарстане добыли миллиард тонн нефти! Но «московского обеспечения» в Казани не было. Город был нищим. С середины 70-х пошли талоны. Это при 100 млн. тонн добываемой нефти в год! Ни в одном нефтяном регионе страны, даже в соседнем Башкортостане, такого скудного обеспечения не было. Сравните уровень жизни в ТАССР и в Прибалтике, которая давала меньше продукции. Казанцы ездили за продуктами в соседний Волжск, в Чувашию и в Москву.

Меня поразили слова Усманова: «У нас тогда в Татарстане было 426 тысяч дойных коров, доили по 3 300 литров на корову в среднем и не знали, куда масло девать». Когда в Татарстане были эти молочные реки и кисельные берега, когда это было, кто ел это масло, куда его девали? Так даже ордена руководителям Татарстана особо не давали за нефть и масло. Они, бедные, от постоянного тыкания в глаза в Москве татаро-монгольским игом даже от отчаяния придумали переименоваться в Булгарию, считали, что тогда к Татарии будут относиться, как к Башкирии, более мягко. Башкирского же ига на Руси не было! Партийные принципы не помешали отказаться от прадедов. Прекрасно зная, что миллиарды тонн нефти ушли из Татарстана безвозвратно и безвозмездно, при этом Гумер Исмагилович говорил: «Я за Татарстан в составе России». Но ведь статус союзной республики, за который он боролся, за что ему честь и хвала, означал выход из состава РСФСР.

Конечно, время было сложное. Времена не выбирают. Если что-либо сказал против аппарата ЦК КПСС, в которой в 70-е годы расцвел махровый шовинизм (вспомним книгу «Память» Чивилихина), мигом вылетишь из кресла...»

Подготовил Михаил Бирин

Продолжение следует.

Читайте также:

• Гумер Усманов: «Я не хотел работать секретарем. Быстро уволился и подался в Казань...». 1 часть
• Гумер Усманов: «У нас в республике жизнь ключом била... Как нефть!». 2-я часть
• Гумер Усманов: «Был закончен проект метро в Казани, но работы пришлось приостановить». 3-я часть