Искандер Хайруллин: «У Шекспира там тема хитрая, «Ричарда III» можно ставить и про Гитлера, и про Сталина»

Искандер Хайруллин (в спектакле «Ричард III»): «Мне сейчас скажут: «Конечно, можешь быть довольным — Ричарда сыграл!» Но можно сыграть и быть недовольным»

«ИЛЬГИЗ ЗАЙНИЕВ ЛЮБИТ КРОВАВЫЕ ПЬЕСЫ»

— Искандер, выбор одной из самых кровавых трагедий Шекспира, скажем так, не совсем привычен для репертуара татарского театра. Вы участвовали в выборе пьесы, это как-то обсуждалось в театре?

— Нет, я вообще об этом ничего не знал. Скорее всего, это был выбор режиссера спектакля Ильгиза Зайниева, он любит жесткие истории. Как вы знаете, Зайниев еще и драматург, и у него много жестких сюжетов. Театр пошел навстречу, очевидно, нашему главному режиссеру Фариду Бикчантаеву идея поставить «Ричарда III» у нас показалась интересной.

— То есть привлекла тема, касающаяся некоторым образом современного состояния нашей страны?

— Мне кажется, что дело даже не в теме. Много крови, много цветов, много любви — это не главный вопрос для театра. Для нас важнее качество драматургии. И в этом случае было так же, я думаю.

— Распределение ролей стало неожиданностью для вас?

— Я ничего и не ожидал. Сказали, что будут ставить «Ричарда III», и полгода ждали распределения ролей. А потом его вывесили — и все. Я репетирую Ричарда. Неожиданно, да.

— Но вам ведь, как я помню, уже приходилось играть в пьесах Шекспира?

— Да, у меня были эпизоды в «Ромео и Джульетте», потом в одной из лучших, на мой взгляд, режиссерских работ Бикчантаева — во «Сне в летнюю ночь», это был дипломный спектакль его курса, но мы, уже актеры, тоже в этом спектакле играли. Там были такие режиссерские придумки! Мы с таким удовольствием в этом спектакле играли, это был праздник. Потом еще был «Шейлок» в Качаловском театре, в этом спектакле была занята группа актеров Камаловского театра, я был среди них, главную роль играл Фарид Бикчантаев. Интересный эксперимент был.

«Много крови, много цветов, много любви — это не главный вопрос для театра. Для нас важнее качество драматургии»

«РИЧАРДА III» ПУБЛИКА МОЖЕТ И НЕ ПОНЯТЬ»

— Вам приходилось смотреть какие-то записи «Ричарда III» в постановке других театров?

— Посмотрел кое-что. Например, Константина Райкина в этой роли. Вначале боялся смотреть, Райкин все-таки глыба, такой актерище, такое явление! После того как увидишь такие работы, можно вообще на сцену не выходить. Смысла нет. Я не стал смотреть Райкина в начале нашей работы, посмотрел уже в конце, когда роль у меня была готова.

— Что-то взяли для себя?

— Ну что взял? Разве можно что-то взять?

— Ну, придумку какую-то его...

— Мне кажется, это было бы неприличным просто. Нет, ничего не взял. И потом, когда зритель смотрит работу артиста — это одно. Когда артист смотрит другого артиста — это все иначе происходит. Это другой уровень.

— На одной из пресс-конференций Бикчантаеву уже задавали вопрос о том, поймет ли наш татарский зритель этот спектакль. Как бы вы на него ответили?

— Может и вообще не понять. У любого спектакля всегда найдется свой зритель, это точно. У нас на эстраде, например, 90 процентов — это самодеятельность, но зритель это потребляет. И этот же зритель приходил к нам на «Ромео и Джульетту». Зритель всеядный отчасти, главное, чтобы он пришел. Хуже всего смотрит казанское мещанство. Те, кто считает, что они что-то понимают. Они где-то слышали, что надо делать анализ, но они его делать не могут, они не готовы. Они просто ищут плохих и хороших персонажей. Разве так можно? Ну, вот в сказке «Колобок», где там хорошие или плохие?

— Так сразу и не ответишь.

— Вот, даже в «Колобке»! А в серьезной пьесе? И вот эти казанские мещане, как я их называю, начинают искать хороших и плохих и сами себе мешают. Лучше всех смотрят серьезные, подготовленные зрители, интеллигенция наша. И есть еще одна категория, совсем уж, наверное, неожиданная. Эти люди в начале 90-х годов приезжали в театр в ботах. Они были из деревень, их привозили автобусами. Вот они смотрели и смотрят наши спектакли с открытым ртом. В основном это бабушки в платках, возможно, выйдя из зала, они говорят, что что-то было не то, но смотрят они бесподобно, всему веря по-детски. Они только шепчут: «Это что такое, это что такое?» Я сам это слышал, сидел с ними рядом как-то. Они все воспринимают на уровне эмоций, и это здорово.

— В «Ричарде» у вас будут какие-то ассоциации с сегодняшним днем?

— У Шекспира там тема хитрая, «Ричарда III» можно ставить и про Гитлера, и про Сталина. Этот герой, он часто бывает актуальным персонажем. Кто хочет, тот всегда что-то найдет.

— В 90-е годы прошлого века мягкие сапоги и трубка были атрибутом многих героев — дорвались.

— Да, кому было не лень, все шли туда. Я тоже прошел через это. А сейчас... Наверное, будут искать схожее с Украиной, с событиями в Одессе.

В спектакле «Голубая шаль»

«ШАНСОВ НЕ БЫТЬ АКТЕРОМ НЕ БЫЛО»

— У вас была возможность выбрать иную, кроме актерской, профессию?

— Я как-то об этом и не думал. Просто пришло время, и я выбрал профессию. И курс в это время набирали.

— Как я понимаю, вы, повторяя судьбу многих актерских детей, росли в театре?

— Конечно. А как могло быть иначе?

— Мама ваша — красавица, известная актриса, как это в детстве воспринималось?

— Приходил маленький в театр, а мама в главной роли, в красивом платье... Нет, не гордился, это воспринималось как что-то естественное. Ну, а лет в 17 кто гордится родителями? В этот период думаешь, что я-то лучше! А на первом курсе думаешь: о, как же я много знаю! Но каким же я буду классным на третьем курсе! Приходишь на третий курс — и ничего. Ничего не знаешь. Но надеешься, вот на пятом курсе... Получаешь диплом, и, боже мой, что делать? Я же ничего не умею. Вот так всю жизнь и пытаюсь что-то смочь.

— Кто были ваши педагоги?

— Марсель Хакимович Салимжанов был руководителем курса, а Фарид Бикчантаев — педагогом. Фарид Рафкатович как приехал из ГИТИСа, сразу включился в работу. Семьи у него тогда не было, он был свободен, он репетировал с нами целыми днями и даже ночами. У него была потребность с нами работать, ему много чего хотелось рассказать.

— У вас никогда не было мыслей попробовать себя в Москве или Петербурге?

— Там таких как я... Как говорит один герой в «Рыжем насмешнике»: «Лучше быть нужным здесь, чем ненужным там».

— А в кино сняться?

— Нет. У меня с фотогеничностью проблемы.

— У вас была отличная работа в «Черной бурке». Когда спектакль сходит с афиш, жалко?

— Это не тот случай. Хотя роль не надоела, нет, работа над ней ведь никогда не останавливается. Недавно опять вспомнил о «Черной бурке», нет, не заскучал, просто подумал, что и как мог бы сейчас сделать. Подумал, что столько лет в этом спектакле играл, а вот что-то не увидел. А скучать по роли, нет, такого нет. «Черную бурку» мы уже пару лет просили снять с репертуара. Тяжело уже было.

— Ваш переход в несколько иную возрастную категорию прошел безболезненно?

— Думаю, что да. Хотя мне как большинству людей в мыслях кажется, что я еще не взрослый. Но вот иногда увидишь свои фотографии и подумаешь: «А что это за пузатый мужик?»

— Кстати, вы похудели. Это от работы над ролью Ричарда?

— Нет, я бросил курить, поправился на 8 килограммов, 2 смог скинуть. Пока.

В спектакле «Черная бурка»

«У НАС В СЕМЬЕ ВСЕ В АДЕКВАТЕ»

— Легко или тяжело работать всей семьей в одном театре?

— Нам нет. Мне кажется, в моей семье все адекватно относятся и к себе, и к профессии. Мы не витаем в облаках, работа есть работа. В ней каждый день надо продвигаться.

— Вы вообще сторонник репертуарного театра или проектного?

— Репертуарного, я так воспитан. Хотя проблемы в нем есть. В прошлом сезоне у нас вышел «Банкрот», и как-то мы общались с людьми из издательства. Они говорят: «А почему вы не написали, что это версия?» Что это? Почему версия? Если уж на то пошло, то любой спектакль — это версия пьесы. Эти люди когда-то увидели в нашем репертуарном театре «Банкрота», тот спектакль устарел и сошел со сцены, но им кажется, что он должен быть воссоздан полностью. Они относятся к театру как к музею. В репертуарном театре есть плюс — это репертуар, самый разный. Боюсь сказать слово «комфортно», потому что мне возразят, что в искусстве не должно быть комфортно. Актер должен быть голодным и немножко избитым. Но нам действительно комфортно в репертуарном театре. Если кому-то удобно существовать вне комфорта, то это и есть его комфорт.

— Вы смотрите работы столичных театров?

— Всегда стараюсь смотреть. Просто прежде чем посмотреть, стараюсь узнать мнение людей, чьему вкусу я доверяю. Я очень боюсь увидеть что-то не то. Не скажу, что в таком случае впадаю в депрессию, но мне потом просто работать не хочется. Когда видишь хороший спектакль — сразу хочется сделать что-то хорошее свое. Тебя просто закручивает. А после плохого спектакля возникает ощущение, что и у тебя все плохо, и на фига все это надо.

— В казанские театры ходите?

— Не хожу, и это плохо. Надо ходить и смотреть. Но боюсь разочарований, их было много.

— Ваш театр — это действительно театр-дом, отношения как в семье. Это хорошо или плохо, как вы полагаете? Это стирает остроту отношений между людьми и мешает в работе или, наоборот, гармонизирует?

— Ну что значит, стирает остроту отношений? Работа есть работа, вышел на сцену — работай. А семья, разве она может быть плохой? Семья — это всегда хорошо. Семья — это самое главное для человека. То, что у нас в театре есть семья, — это супер. Это очень хорошо.

— Если ваши дети выберут актерскую профессию, как вы к этому отнесетесь?

— Да мне все равно, кем они будут. Главное для меня, чтобы дети были здоровы и счастливы.

— Известно, что Марсель Салимжанов пестовал каждого актера в труппе. Что он для вас значил?

— Ну, какой вопрос... Он тянет на главу в книге.

— Ничего, вы справитесь.

— Не знаю, как говорить, чтобы было непафосно. Не бог, конечно, но... Как фильмах Копполы...

— Крестный отец?

— Да, крестный папа. Его никем не заменить.

— Что дал вам Салимжанов в профессиональном плане?

— Практически все. И он, и Фарид Бикчантаев. Иногда говорят, что Салимжанов был жестким, что ставил практически каждое слово, но это не так. Конечно, если актер не мог нормально работать над ролью, Салимжанов ему роль выстраивал — до каждой фразы. Но он для чего это делал? Ему надо было, чтобы спектакль звучал, а не для того, чтобы додавить человека. Если же он видел, что актер нормально работает, он вообще его не трогал. Вообще. Просто чуть-чуть в рисунке спектакля направлял. Удивительный человек он был. Это большое счастье, что я его встретил.

В спектакле «Принцесса Турандот»

«С ЧЕГО ВЫ ВЗЯЛИ, ЧТО Я ПОПУЛЯРЕН?»

— Вы социально активный человек, сидите в соцсетях?

— Нет, хотя страничка в Facebook у меня есть. Но дружить там я не могу.

— Политика вас интересует? Украина, например? И что вы думаете по этому поводу?

— Да я, честно говоря, уже сомневаюсь, что мы сейчас живем в такое время, что можно говорить вслух все, что ты думаешь по этому поводу. Скоро, наверное, нельзя будет говорить даже то, что я сейчас сказал. Россия так закольцована — 1914 год, 1917 год, 2014 год... Не дай бог.

— Вы очень популярный в Казани артист...

— Нет, с чего вы взяли?

— Как это нет? Искандера Хайруллина все театралы знают. Поклонницы донимают?

— Ну, какие поклонницы? Поклонницы донимают, когда тебе 25 лет, потому что поклонницы — это девчонки, настоящие поклонники и поклонницы, они просто ходят в театр, не пропускают премьер. Их не видно, с ними не общаешься, они покупают билеты и идут в зал. Любят и смотрят наши спектакли.

— Вы преподаете?

— Нет, конечно.

— Почему «конечно»? Папа у вас преподает.

— Это надо уметь, папа вот умеет, а я нет. Я же не клон своего папы. А он может не уметь то, что я умею.

— Как бы вы определили своего зрителя? Какая категория людей ходит сейчас к вам в театр? И стоит ли расширить этот диапазон в сторону русскоязычного зрителя?

— Кого вы имеете в виду?

— Этнических русских. Обидно, когда люди много лет живут в Казани, но обходят Камаловский театр стороной.

— Я знаю этнических русских, которые считают дурным тоном не ходить к нам на премьеры. Мне бы хотелось, чтобы к нам приходили разные зрители, тем более что у нас есть наушники и хороший перевод. Татары, которые не знают родного языка, ими тоже пользуются.

— Вы довольны тем, как складывается ваша жизнь в театре?

— Слава богу, хорошо складывается. Да и вообще, все слава богу! И это ведь не главное.

— А что главное?

— Да самое простое: здоровье, семья, дети. А работа... Надо уметь быть довольным тем, что есть. Мне сейчас скажут: «Конечно, можешь быть довольным — Ричарда сыграл!» Но можно сыграть и быть недовольным. Я очень люблю репетиции, даже больше, чем спектакли.