«ДЛЯ ПРАВИЛЬНОГО ОТОБРАЖЕНИЯ РУССКОГО ЯЗЫКА»

«Если нужны изменения в закон о государственном языке, то надо их готовить, - заявил Дмитрий Ливанов. - Право человека, независимо от той или иной формы написания фамилии, должно быть зафиксировано в законе. Проблему надо решать сто процентов, миллионы людей страдают». И действительно, сколько уж лет страдают от «проклятой» буквы (а иногда и вообще от письменности) на Руси.

А для чего она вообще нужна? Александр Реформатский, учебники которого по языкознанию выдержали, наверное, сотни изданий, объясняет это предельно просто: «После реформы 1917 года русский алфавит состоит из 33 букв (включая букву ё, которая до конца не узаконена, но является необходимой для правильного отображения в письме русского языка, что прекрасно понимали филологи еще в XVIII веке, предлагая ввести букву iо, впоследствии замененную Карамзиным знаком ё)». И потом, есть ведь и такой нюанс: сложность письма – история самого народа.

Да, в XVII веке этот звук писали как io. И, по легенде, на необходимости введения «франкообразного» «единого» «ё» настоял не Карамзин, а княгиня Екатерина Дашкова - директор Петербургской академии наук. В 1795 году новая буква впервые попала в типографии. При этом есть мнение, что употребление этой буквы (и звука) на письме и в устной речи многими воспринималось как проявление низкой речевой культуры.

Пишут, будто впервые «ё» официально утвердил в 1918 году декрет наркомата просвещения – употребление буквы признавалось «желательным, но необязательным». Но дело было несколько не так.

В 1904 году в академии наук была создана комиссия по вопросу о русском правописании, в том числе по его упрощению. 11 мая 1917 года, то есть уже при временном правительстве, были обсуждены и приняты разработанные орфографической подкомиссией постановления о реформе русского письма. В частности, подкомиссия признала употребление буквы «ё» желательным, но необязательным. Эти-то результаты и легли в основу того самого декрета о введении новой орфографии, утвержденного совнаркомом 10 октября 1918 года. Но что интересно: при этом большевики не взяли из постановления лишь пятый его пункт: «Признать желательным, но необязательным употребление буквы «ё» (нёс, вёл, всё)». «То, за что боролась академия наук, понимая необходимость обязательного употребления «ё», так и осталось неосуществленным», - пишут исследователи Евгений Пчелов и Виктор Чумаков.

«Ё» И КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ

А вот обязательной «ё» сделал – кто бы вы думали? Да, да, Иосиф Сталин. Нет, не в целях поднятия патриотизма (хотя и этот элемент был силен), как утверждают многие, когда говорят о введении «царской» военной формы и прочих атрибутов «былой» жизни. Приказ народного комиссара просвещения РСФСР Владимира Потёмкина о введении обязательного употребления буквы «ё» в школьной практике был обнародован… 24 декабря 1942 года – война диктовала избегать неясностей в написании и произношении фамилий военачальников, названий и прочего. «Но важность такого написания не была надлежащим образом разъяснена, - писал журнал «Наука и Жизнь», - а школьники, которых это коснулось в первую очередь, с большой неохотой стали ставить точки над е. Вместе с учениками возражали и учителя, и работники печати, которым тоже прибавилось работы. Так, постепенно, этот приказ «забылся», и ущербность русского письма восторжествовала». А ныне употребление «ё», согласно нормам, в большинстве случаев факультативно.

Но и здесь все не так просто.

В 1947(!) году правительство СССР создало орфографическую комиссию(вспомним царскую академию) – язык-то развивается. Комиссия пришла к выводу, что необходимо лишь упорядочить правописание, унифицировать орфографию и пунктуацию. Работа шла титаническая, и свод правил обнародовали для обсуждения лишь в 1954 году, т. е. после смерти Сталина. Опубликованы «Правила русской орфографии и пунктуации» были только в 1956 году. Причем не как закон, учебное пособие или справочник, а как основной источник для всех составителей учебников, словарей русского языка, специальных словарей, энциклопедий и справочников.

Был там раздел и о «ё», позволявший, так скажем, ее вариативное употребление. У нововведения нашлось немало противников, высмеивавших «ё»-реформу. Но если до ХХ съезда КПСС (февраль 1956 года) еще появлялись статьи в защиту «ё», то после постановления ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий» отважных уже не замечалось.

Как пишут авторы книги «Два века русской буквы Ё», исчезновение «ё» произошло на неофициальном уровне. Законодательной же отмены постановления 1942 года не было, поскольку оно могло встретить неодобрение сторонников буквы из числа авторитетных лингвистов. Т. е. случилось сокрытие факта, что отмена «ё» незаконна.

Отменило ли «Правила орфографии и пунктуации» 1956 года постановление наркомпроса РСФСР от 24 декабря 1942 года об обязательном употреблении буквы «ё» в школьной практике? Нет, не отменило - об этом в правилах ни слова не сказано. Таким образом, на официальном уровне был завершен процесс, начатый еще в 1904 году, но одновременно была заложена и та самая половинчатость, которая так мешает сегодня. На деле размытость рекомендаций свода, его неопределенность, нечеткость привели к тому, что даже в необходимых случаях букву «ё» упорно продолжают не писать. Что ж, таков удел любой юридической неопределенности, справедливо отмечают авторы книги.

«ОРФОГРАФИЮ, ИСТИННО ХАМСКИ НАВЯЗАННУЮ…»

Если брать шире, то уже лет 10 говорят о создании нового свода правил русского правописания. Эксперименты проводятся, но где свод-то? Не есть ли все эти «ё»-разговоры некий зондаж под большой «лингвистический» проект?

И здесь хотелось бы обратиться к оценке опыта той, почти столетней давности «реформы», уничтожившей все эти «контрреволюционные» «яти», «фиты», данной двумя большими русскими писателями – Иваном Буниным и Александром Куприным.

Бунин, как известно, до конца жизни писал по-старорежимному, хотя эмигрантская молодежь ничего «такого» в советском правописании не видела. Например, в 1920-х в Праге выходил русский эмигрантский журнал «Своими путями». В одном из номеров поместили анкету «Писатели о современной русской литературе и о себе». Вместо ответа на вопросы Бунин послал в редакцию следующее письмо: «Весьма благодарю за любезное приглашение. Только простите - не имею представления о вашем журнале и о том, кто именно будет в N 8/9. М.Б., будете добры сообщить и, кроме того, выслать один или два N журнала? Впрочем, если журнал печатается по новой орфографии, не трудитесь присылать: тогда я во всяком случае не смогу принять участия. С почтением Ив. Бунин» (цитируется по книге,собравшей эмигрантские статьи Бунина, Ольги Василевской «Великий дурман: Неизвестные страницы»). Журнал, конечно, выходил по-новому.

Старую орфографию Бунин называл у себя «пунктом помешательства» и добавлял, что не согласится писать по новой «даже за миллион долларов». Почему? «Не могу, не хочу - уже хотя бы потому, что по ней написано за эти десять лет все самое низкое, подлое, злое, лживое, что только есть на земле». Говоря об одном из оппонентов, он пояснял: «Он дивится, что я назвал орфографию, истинно хамски навязанную России большевиками, заборной. Но как же она не заборная, когда именно забор и в точном, и в переносном смысле этого слова так долго служил ей? Он говорит, что новая орфография явилась «результатом» ученых работ при академии. Но как же она могла явиться «результатом», когда эти работы не были закончены к началу революции? Но дело-то, повторяю, совсем в другом - в том, что именно «невежда и хам», большевик, приказал под страхом смертной казни употреблять только эту орфографию».

«НО УЖЕ ДАВНО СОВЕТОМ НЕВЕДОМЫХ ТОВАРИЩЕЙ РЕШЕНО УНИЧТОЖИТЬ ВСЕ ПАМЯТНИКИ»

Ниже газета «БИЗНЕС Online» впервые после 1917 года опубликует совсем маленький, в пару абзацев, газетный фельетон Куприна. Книжной публикации этой вещи никогда не было – переписано от руки в каком-то московском зале периодики. Заметку Куприн написал для петроградской газеты «Свободная Россия», в дни февральской революции писатель соредактировал ее с Петром Пильским и вел цикл заметок «Пестрая книга» (а вскоре ушел с армией Николая Юденича за границу).

Дело было в следующем. После заседания упомянутой выше орфографической подкомиссии коллега по цеху - журналист Осип Слицан довольно глумливо попрощался со старым алфавитом: «Девушка без «ять», победа - через «е»! Кто полюбит бедную девушку через «е», кому нужна бесславная, худосочная победа?»

26 мая 1917 мая вышла «Свободная Россия» с «Пестрой книгой V». Куприн на этот раз был редкостно краток и гневен:

«Товарищ Слицан, со свойственным всем фельетонистам легкобрейством, пишет остроумный фельетон об отмене буквы ять. Сквозь строки его забавной статьи, однако, сквозит полное равнодушие к рудиментарным формам языка, и его этапам, и его истории.

Вяземский однажды сказал: «Твердый знак существует для того, чтобы отличать грамотного от безграмотного».

Но, да простит меня товарищ Слицан, я продолжу мысль друга Пушкина.

Юсы большие и малые – носовые звуки – оставили свой след в строении письменной речи.

«Ъ» ничуть не хуже французской é, ê, è, â и т.д.

Фита, классическая фита адресного стола, была нужна в продолжение столетий, как придыхательный византийский звук.

И так далее.

Но уже давно советом неведомых товарищей решено уничтожить все памятники. А, кстати, и памятники слова.

Министр «чего-то» только сказал:

«Бей мельчей, подбирать ловчей».