Альфрид Бустанов Альфрид Бустанов Фото: «БИЗНЕС Online»

Что такое ханафитский мазхаб?

Словосочетание «ханафитский мазхаб» в целом находится на слуху в информационном поле в постсоветском пространстве. Принято считать, что тюркские народы России и Центральной Азии исторически связаны с ханафитским мазхабом, его упоминание нередко связывается с еще одним понятием — «традиционный ислам». Оба выражения по большому счету служат в публичном поле синонимами для описания древности, укорененности и преемственности локализованной исламской традиции. Более того, в последние десятилетия разговоры о ханафитском мазхабе оказываются завязаны с национальной исключительностью — якобы выбор именно этого направления в исламе объясняется его либеральностью, терпимостью к народным традициям и фольклору (спойлер — это не так).

Что такое ханафитский мазхаб? Речь идет об одной из правовых школ внутри ислама, сформировавшейся в IX веке. Среди мусульман-суннитов в разное время существовали правовые течения, однако только четыре из них выдержали проверку временем. Правовые школы описывают повседневность человека в его отношениях с Создателем и другими людьми, начиная с деталей поддержания ритуальной чистоты, заканчивая размером выплат на благотворительность. Для непосвященных эти предписания и споры могут показаться странными, но для верующих важен любой нюанс религиозной практики, ведь от него может зависеть успех в этом мире и в будущем.

Любая правовая школа внутри ислама не является сводом застывших правил и подходов. За сотни лет развития в различных исторических контекстах даже внутри одного ханафитского мазхаба формировалось множество порой противоположных мнений по одним и тем же вопросам. И это нормально не только для богословской истории — любая интеллектуальная традиция развивается именно так: через внутреннюю критику взглядов и положений. Бесконечные дискуссии со временем привели в тому, что представление о ханафитском мазхабе стало политизироваться. Одни авторы могли поддерживать свое мнение авторитетом богословской школы (мол, так принято у ханафитов), даже если такая связка оказывалась на поверку ложной. Другие авторы, напротив, делали мазхаб объектом для нападок в силу ограниченности его методологии.

Считается, что верующему лучше придерживаться принятого мнения внутри одной богословской школы. Иначе может получиться так, что человек будет подстраивать религию под свои желания, выбирая подходящие мнения из разных школ. В реальности, надо сказать, так и происходит. Скажем, шафииты могут в определенных вопросах брать мнения ханафитских богословов, и наоборот. Основной аргумент — упрощение повседневной практики. Кроме такого взаимоопыления между правовыми школами, существует и традиция, действующая помимо мазхабов. Как я уже упоминал, все это правовое пространство всегда и везде было проникнуто духом полемики. Любой мазхаб — это не учебник с правильными ответами, а совокупность контекстуальных мнений со своей интеллектуальной генеалогией.

Любая правовая школа внутри ислама не является сводом застывших правил и подходов «Любая правовая школа внутри ислама не является сводом застывших правил и подходов» Фото: «БИЗНЕС Online»

«От Адама до Потсдама»

Что мы знаем об истории исламского права у татар? Не так много, как может показаться. Известно, что в Золотой Орде были представлены не только разные религии, но и разные правовые школы ислама, включая шафиитскую. Однако подробного представления о значении и функциях мазхаба в этот период у нас, скорее всего, никогда не будет. Максимум это история права на государственном уровне, но она далеко не сводилась к исламу.

Может быть, нам известно что-то о ханафитском мазхабе у татар в XVII–XVIII веках? Здесь тоже ответ отрицательный. Ранние богословские тексты, созданные уже внутри Московского государства и Российской империи, касаются только элементарных правовых предписаний и фокусировались в большей степени на этике и практике суфизма. Поэтому в своих трудах Муртаза ал-Газани (умер около 1723 года) описывает каждодневную молитву, милостыню и паломничество и не уходит в подробности доказательной базы и соответствующей полемики. Даже если ученые того времени считали себя ханафитами, это могло быть лишь названием без тесного взаимодействия с корпусом ханафитского права. Поскольку у нас нет специальных исследований о циркуляции правовых текстов в это время, могу только поделиться интуитивной гипотезой: представление о ханафитском праве тогда было поверхностным как в части знакомства с идеями в мире, так и в плане применения теоретических положений на практике. Этика и основы ислама — вот что, на мой взгляд, определяло исламский ландшафт в стране до формирования мощной образовательной инфраструктуры.

Из опыта фронтальной работы с татарской рукописной традицией у меня сложилось впечатление, что ханафитский мазхаб как правовая система доводов и решений сложился в татарской среде в течение XIX века, когда сформировалась сеть медресе, появились целые династии богословов, специализировавшихся на тех или иных аспектах мусульманского права. В рукописях того времени мы видим циркуляцию и усвоение классических ханафитских текстов, определение спектра мнений, подходящих для местного контекста, и вынесение самостоятельных правовых решений татарскими правоведами. Именно в этот период местные богословы начинают говорить о «нашем мазхабе» и стремятся облечь свои взгляды в оболочку ханафитской правовой школы. В это время приверженность мазхабу доходит до такой степени, что любое, даже риторическое, отклонение от него считается чуть ли не вероотступничеством. Ничего подобного в более ранних текстах мы не наблюдаем. Именно с начала XIX века сохранился целый комплекс текстов, позволяющий понять, как ханафитская интеллектуальная традиция артикулировалась на практике: вынесение правовых решений на основе широкого круга ханафитской литературы османского и среднеазиатского круга.

Здесь можно задаться вопросом: а не оказываемся ли мы в архивной ловушке? Быть может, более ранние ханафитские мнения и тексты просто не сохранились и их сожгли какие-нибудь ваххабиты или сталинисты? В самом деле от более поздних времен до нас дошло больше источников, однако сохранившиеся тексты до XIX века попросту иначе воспринимают правовое поле и не мыслят его в категориях мазхаба. Поэтому, как это ни странно, в наших пенатах осмысленно об истории ханафитского права как системы доводов и решений можно говорить только применительно к XIX веку и отчасти советскому времени. Это был период одновременного торжества и постоянной критики правовых устоев — одно не могло существовать без другого.

Кому-то мой подход может показаться избыточным. Ведь для историков-позитивистов важна преемственность «от Адама до Потсдама», а для идеологических групп внутри ислама ханафитский мазхаб зачастую служит символом коллективной солидарности без попыток разобраться в деталях. Тогда зачем нужна история? На мой взгляд, трезвое понимание собственного прошлого, покоящееся на твердых исторических данных и аналитике, просто необходимо, дабы избежать крайностей отрицания и бездумного шапкозакидательства. Ведь в истории было разное, важно принять это внутреннее разнообразие, чтобы принять и многоцветность современного опыта.

Альфрид Бустанов