«Украина вынуждена держаться за каждый куст, иначе можно начать отступать так, что не остановишься»

Александр Храмчихин: «Курское мероприятие было единственной возможностью хоть как-то изменить безнадежную для Киева ситуацию» Фото: © Владимир Трефилов, РИА «Новости»

«Россия под Курском отреагировала гораздо быстрее, чем они рассчитывали»

— Александр Анатольевич, какова ваша оценка текущего положения дел в Курской области?

— Очевидно, что наступление Украины иссякло, а вот российские войска предпринимают весьма ограниченные усилия, направленные прежде всего на возвращение занятой противником территории.

— На ваш взгляд, отчего перед киевскими войсками была поставлена такая задача, ведь с самого начала говорилось, что идея неудачна?

— Не согласен, с самого начала о нем не говорили как о неудачном, отнюдь, о нем говорили как о весьма успешном. Замысел, скорее всего, конечно, был гораздо более широким, чем получилось в реальности. Наверняка имелся замысел захвата атомной электростанции, а может быть, и самого Курска.

— Но ведь у противника было всего до 30 тысяч личного состава, и то по самым грозным оценкам. Этого действительно должно было хватить?

— Они, видимо, исходили из того, что российская группировка на данном участке слишком ограниченная. Что, впрочем, так и было. Они в каком-то смысле хотели повторить успех в Харьковской области образца сентября 2022 года.

— Почему им это не удалось?

— Видимо, Россия отреагировала гораздо быстрее, чем они рассчитывали.

— Почему противник, в отличие от нас, в Курской области не смог быстро отреагировать?

— Я полагаю, что ему для аналогичной скорости реакции не хватает резервов. Попросту говоря, у России, естественно, больше ресурсов и она реализует это преимущество. Курское мероприятие было единственной возможностью хоть как-то изменить безнадежную для Киева ситуацию.

«Если смотреть с чисто военной точки зрения, то украинцы, конечно, могут начать отступать на более выгодные, удобные позиции, но в итоге ближайшей более удобной позицией окажется Днепр» Фото: © РИА «Новости»

Почему Киев не отступает

— Мы освободили Угледар, и у противника на этом участке фронта все, мягко говоря, очень непросто. Отчего они допустили столь неприятную ситуацию?

— А все потому, что на все участки фронта ему уже не хватает сил.

— А почему, на ваш взгляд, противник не предпринял решения отходить на север, пока это было относительно безопасно?

— Потому что там, во-первых, пропагандистская составляющая, она просто колоссальная и зачастую становится более важной, чем военная. Но, во-вторых, если смотреть с чисто военной точки зрения, то украинцы, конечно, могут начать отступать на более выгодные, удобные позиции, но в итоге ближайшей более удобной позицией окажется Днепр. Можно тогда сдавать весь левый берег, и только. Понятно, что для Киева это неприемлемо. В каком-то смысле они вынуждены вот так вот держаться буквально за каждый куст, иначе можно начать отступать так, что уже не остановишься.

— Если все равно придется отступать, то зачем упорствовать?

— Они надеются на какое-нибудь событие, которое их спасет. Например, вместо них начнет воевать Запад или у нас тут, в России, произойдет какая-то внутренняя катастрофа. И вот тогда они спасутся. Ожидая подобного чуда, они продолжаются упорно держаться, теряя огромное количество людей.

«В реальности Украина воюет преимущественно советским оружием и китайскими беспилотниками» Фото: © Cfoto / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«Воюют не долларами, а оружием. Украина практически не получает тяжелой бронетехники»

— Вы сказали, что на все участки фронта Киеву уже не хватает сил. Когда это произошло и почему западная помощь не влияет на это?

— Сил, что мне кажется очевидным, противнику стало не хватать после провала прошлогоднего наступления, где он истратил много ресурсов. А вот западной помощи совершенно недостаточно, чтобы в должной мере помогать.

— Но ведь там стабильно, буквально каждую неделю поставляют крупные пакеты, стоимость которых оценивается в 300–400 миллионов долларов…

— Воюют не долларами, а оружием. В этом году, например, если посмотреть список поставляемого, то можно увидеть, что Украина практически не получает никакой тяжелой бронетехники.

— Я правильно понимаю, что у Киева существенные проблемы с данным типом вооружений?

— По всем основным классам техники Украина продолжает воевать советским оружием в первую очередь. Роль западной помощи, как я понимаю, колоссально преувеличена, вероятно в чисто пропагандистских целях. В реальности Украина, повторюсь, воюет преимущественно советским оружием и китайскими беспилотниками.

— Китай некоторое время назад заявил, что ограничивает продажу беспилотников Киеву. Насколько это верная информация?

— Верная, но отчасти. Китай ограничивает продажу беспилотников вообще всем. Если посмотреть глобально, то китайские беспилотники на порядок важнее для Киева, чем западное оружие.

— Почему?

— Понимать это нужно буквально: западного оружия мало, а китайских беспилотников очень много, и они для Украины сейчас главное средство разведки и поражения. Кроме того, их собственные беспилотники, которые дополняют общее количество, также делаются из китайских комплектующих.

— Насколько вообще БПЛА изменили ход боевых действий?

— Колоссально изменили, можно сказать, принципиально. Беспилотники стали самым главным оружием на войне. Не знаю, насколько это навсегда, но прямо сейчас, на данный момент это так.

— Некоторое время считалось, что у противника больше FPV-дронов, насколько это верная информация?

— Не могу сказать, у кого их больше, их в реальности никак нельзя посчитать, особенно на конкретном участке, где ситуация может меняться буквально в течение суток. Тем более их действительно очень много у обеих сторон. Опять же у нас тоже они в основном китайские или собранные из китайских комплектующих. Китай на этой войне делает прекрасный бизнес, как в свое время на ирано-иракской, когда он продавал оружие в неограниченных количествах обеим сторонам того конфликта.

— Чисто экономически получается, что один из главных бенефициаров войны — это Китай?

— Совершенно верно, именно он.

«Вообще, это война количества, а не качества. А дальше идет простая логика: зачем танкам, которые как-никак, но могут стрелять, гнить на складах, когда их можно снять с консервации, подлатать и отправить на фронт?» Фото: © Евгений Биятов, РИА «Новости»

«Лучше иметь плохой танк, чем вовсе никакого»

— Судя по сообщениям в «Телеграме», противник себя крайне неудачно чувствует на всех участках. Сколько еще украинские формирования готовы будут сопротивляться?

— Противник готов сопротивляться до тех пор, пока у него остаются, извините за тавтологию, возможности для сопротивления. Пока люди готовы воевать, прежде всего психологически, пока они существуют физически и у них есть оружие.

— А у нас насколько хватает бронетехники и прочего?

— В основном, по всей видимости, на данный момент всего хватает. Возможно, по мелочам что-то в дефиците.

— Примерно с начала 2023-го мы начали поставлять на СВО танки 1960-х, а то и 1950-х годов. Насколько такая техника актуальна на текущей войне?

— Лучше иметь плохой танк, чем вовсе никакого. Да, это говорит о том, что существует проблема в количестве новой бронетехники, раз в строй ставят столь старые образцы. Вообще, это война количества, а не качества. А дальше идет простая логика: зачем танкам, которые как-никак, но могут стрелять, гнить на складах, когда их можно снять с консервации, подлатать и отправить на фронт? Ведь с той стороны тоже танки Leopard 1 появляются. Они, как показала практика, абсолютно непригодны для этой войны, буквально по всем показателям. Но куда деваться?

— Насколько эта война изменила требования к бронетехнике?

— Любая война постоянно меняет требования к технике. Тут ответ абсолютно очевиден. Вопрос реально другой. Никто всерьез не готовился к настоящей крупномасштабной длительной войне.

— Война стала неожиданной для всех?

— Разумеется.

— И насколько мы и Запад к ней адаптируемся?

— Приходится, конечно, адаптироваться. Тут можно сказать, что мы адаптируемся несколько лучше, чем Запад, что не может не радовать.

— Отчего же так?

— Полагаю, что у нас сохранилось больше производственных мощностей, а также больше сохранилось на складах непосредственно боевой техники. Просто потому что Советский Союз в свое время сделал ее больше, чем страны Запада. Кстати, повторюсь, и Украина воюет преимущественно именно на советской технике, а отнюдь не на западной. Если бы не было этого огромного количества советской техники и вооружений, Украина бы воевать не могла.

— А почему Запад не может увеличить производство своей техники в должном объеме?

— А потому что у него гораздо хуже с производственными мощностями. Кроме того, на Западе практически все военные предприятия находятся в частных руках, а они скорее хотят максимально задрать цену на существующую продукцию, чем увеличивать производство.

— То есть западные страны не могут разместить большие заказы?

— Именно так.

— И все-таки почему же тогда правительство условной ФРГ или Франции не может разместить большой заказ, который планомерно оплачивался бы?

— Во-первых, у них весьма ограниченное количество денег. Важно понимать, что их современная техника, которую они сейчас выпускают, чрезвычайно дорога. Во-вторых, стоит вопрос в производственных мощностях. Скажем, Германия возобновила производство танков Leopard 2 буквально с нуля, но темпы производства, мягко скажем, очень незначительные. И на текущий момент все заказы на новые танки расписаны примерно до 2030 года.

— У нас есть пример Польши, которая сделала заказ на покупку корейских танков. Почему это не сделать остальным?

— Вот как раз кто и сообразил, что надо покупать у корейцев, те и начали покупать в Сеуле, который на данный момент действительно имеет гораздо больше производственных мощностей, однако и у них они не бесконечно большие.

— Можно ли ожидать применения корейских танков на СВО?

— Пока Южная Корея пытается делать вид, что она напрямую Украине не помогает, как следствие, она поставляет танки некоторым странам, в первую очередь, конечно, Польше. Хитрость заключается в том, что те танки, которые у Польши имелись до покупки, речь идет прежде всего о модификациях Т-72, а также о немецких Leopard, отправлялись на Украину. Хотя в будущем ничего не исключено, возможно, мы увидим корейские танки в составе киевских войск.

«Вопросы базирования и обслуживания самолетов все равно никуда не денутся, это как минимум» Фото: Общественное достояние, commons.wikimedia.org

«F-16 передали еще меньше. Но и к ним нет летчиков»

— Летом Украине передали истребители F-16, они появились, некоторые уже и уничтожены. В общем, эффекта не наблюдается, каковы причины?

— А откуда мы можем наблюдать эффект? Совершенно непонятно, с чем были связаны такие ожидания. Скажем, до этого была передача танков. Были и Leopard, и Abrams, и Chellenger, и что? Оправдались ожидания, связанные с этими механизмами? И второй вопрос: у кого были ожидания? Они были у дилетантов, которых распропагандировали. Ни один вменяемый специалист никаких ожиданий по данному поводу не строил.

Впрочем, если бы танки поставляли тысячами, тогда да, эффект бы был, это действительно бы изменило ход боевых действий. Но когда их поставили несколько сотен, то они просто растворились в общей массе фронта. В таком количестве они не могли изменить ничего. При этом F-16 передали еще меньше, а кроме того, к ним нет летчиков, наземной инфраструктуры. И вот что они могут изменить в сложившейся ситуации? Ответ очевиден — абсолютно ничего.

— С другой стороны, есть же некие пилоты на Западе, которые могли бы летать, да и самолетов там явно больше, чем несколько десятков. Как минимум под замену F-16 США произвели уже около тысячи единиц F-35.

— Есть вероятность, что такие потенциальные возможности существуют. Но вопросы базирования и обслуживания самолетов все равно никуда не денутся, это как минимум. Кроме того, потенциальные наемники, западные летчики, видимо, хотят очень много денег. Этот ресурс не то что не бесконечен, а скорее всего, крайне ограничен.

— В целом подготовка летчика — это самое дорогое, что есть в самолете?

— Безусловно, так и есть.

— Украина обучает несколько десятков пилотов в отдельных странах НАТО. Насколько она может увеличить это количество?

— С одной стороны, ни насколько. Где она их возьмет — непонятно. Украинские ВВС практически вообще не летали с момента обретения независимости. Хотя по формальным признакам, например по количеству бортов, они были просто огромными. И сначала по качеству тоже, но проблема была в том, что они из-за нехватки топлива, выделяемого на боевую подготовку, не летали. И как следствие, летчики постепенно исчезли.

При этом можно отправить и тысячу будущих пилотов, которые вообще ничего не умеют и ни к чему не готовы, и вот начать их обучать. Сколько времени они будут готовиться на F-16, тут просто не скажешь. Главное, есть ли такие возможности у Запада, это ведь придется свои программы по подготовке и переподготовке как-то адаптировать под увеличенное количество обучаемых.

«У американцев планирующие бомбы есть уже как минимум 30 лет»

— Слышал данные, что мы наносим до тысячи ударов в месяц планирующими авиабомбами. Насколько такое оружие повлияло на ход боевых действий?

— Очевидно, это очень эффективное средство. Оно буквально по определению эффективно. Если это средство разрушает укрепления, значит, оно эффективно, а бороться с ним нет никакой возможности.

— А почему данные бомбы тяжело сбить системами ПВО?

— Слишком маленькая и быстрая цель.

— Слышал мнение, что бомбу в целом подбить трудно, ибо она вся железная.

— Совершенно верно, кроме вышесказанного, осколки ее не пробивают, там буквально сбивать нечего. Она все равно, скорее всего, прилетит туда, куда послали.

— Решение достаточно логичное приделать к авиабомбе модуль планирования, однако появились они только в ходе проведения специальной военной операции. Почему так поздно?

— А это вопрос к руководству наших ВВС, нашего ВПК. У американцев такие бомбы существуют уже лет 30 как минимум. Почему наши не считали нужным сделать то же самое — загадка. Вопрос абсолютно не ко мне.

— На прошедшей неделе появилась новость, что бомбы стали долетать уже до Запорожья. Что это меняет в ходе боевых действий?

— Это, естественно, будет менять ход боевых действий. Ответ простой: чем больше у нас будет таких бомб, чем дальше они станут летать, тем сильнее будет доставаться противнику. Как минимум ему придется отводить на более дальнее расстояние свои логистические центры.

— Насколько в целом у противника остается ресурсов для военного производства?

— Скажем, беспилотников они производят много, причина простая: место производства может быть крайне примитивным, их собирают, грубо говоря, в сараях. А вот обо всем остальном трудно сказать, какие у них есть реальные производственные мощности. Это очень зависит от того, как наши уничтожают украинский ВПК. Лично мне кажется, что можно было бы и получше тут работать, но в целом он уже явно может немногое. Очень немногое.

«Вы даже не представляете, как вся Россия увешана агитационной рекламой с призывом на контрактную службу» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Такое нам пока, увы, даже не снится»

— Можно ли ожидать еще одного успешного прорыва, как это случилось на покровском направлении?

— Успешный прорыв — это не то, что было под Покровском, пока, по крайней мере, я не вижу таковых. У нас можно наблюдать успешное продвижение, но не более того. Успешный прорыв — это когда прорваны все линии обороны, войска вышли на оперативный простор и начинают двигаться на любом направлении с темпом в несколько десятков километров в сутки. Такое нам пока, увы, даже не снится.

— Каковы причины этого?

— Причины таковы, что в районе боевых действий настроено огромное количество укреплений, а у нас недостаточно сил для того, чтобы организовать подобный прорыв.

— У нас мало личного состава?

— Да-да, именно так и есть. Вы даже не представляете, как вся Россия увешана агитационной рекламой с призывом на контрактную службу.

— Следует ли ожидать новой волны мобилизации?

— Совершенно очевидно, что Кремль подобного очень не хочет. Потому что это удар и по настроению населения, и по экономике. И ему это нужно меньше всего.

— А насколько противнику удается компенсировать потери на фронте?

— Если он пока продолжает воевать, значит, что удается в какой-то мере.

«У НАТО давно есть такая формулировка, как «коалиция желающих»

— Какова вероятность, что натовские войска вступят на Украину в качестве официальных комбатантов?

— НАТО как НАТО воевать не будет ни в коем случае. Могут возникнуть отдельные желающие, которые будут воевать не как альянс, а сами по себе. На Западе ведь давно есть такая формулировка, как «коалиция желающих». Скажем, в 2003 году в Ираке воевало не НАТО, абсолютно не НАТО, а именно объединенная коалиция. И тут может быть то же самое.

Самые сумасшедшие из имеющихся стран — это прибалты, скандинавы, англичане, конечно, поляки, может быть, и захотят повоевать лично. А может быть, и нет, тут предсказать сложно. Все зависит от ситуации на фронте.

— Поляки, как я вижу, выглядят наиболее агрессивными…

— Польша вообще единственная, не беру в расчет Турцию, понятно, это особая ситуация, а вот из остальных натовских стран единственная, где сохраняется такая вещь, как оборонное сознание, и есть какие-то внешние амбиции. Поэтому Польша уже давно пытается выстроить сильнейшую армию в Европе и, надо сказать, добилась в этом достаточно впечатляющих успехов.

— Насколько в Польше играет роль историческая обида на соседей?

— У них колоссальные исторические обиды вообще на всех соседей. И на Украину тоже. Поэтому у них с очень большой вероятностью есть желание вернуть то, что они считают своим. То, что досталось Украине в 1939 году.

— Насколько этот шаг будет приемлемым для остальных стран НАТО?

— Может сложиться ситуация, что Польша не будет спрашивать.

— Почему?

— А зачем спрашивать, если ей хочется вернуть свое, а Украина вдруг, допустим, утрачивает возможность дальнейшего сопротивления и возникает шанс, что она вообще рухнет? Соответственно, тут надо брать свое, а спрашивать остальных уже некогда да и незачем.

— Насколько это решение было бы приемлемым для той же Германии либо Франции или даже США?

— А это не будет волновать Польшу. Хоть это решение 35 раз неприемлемо, она просто возьмет свое, а потом станет думать.

— Сейчас западные страны говорят о некоем готовящемся перемирии, насколько это возможно?

— Я не могу сказать, что в итоге получится, но знаю, что для нас это абсолютно невыгодно и неприемлемо. Но насколько это осознают в Кремле, вопрос не ко мне. Это вы их спросите.

— А насколько западные страны горят желанием вообще вести войну?

— Если бы они горели этим желанием, они бы ее давно вели.

— В Мурманске был сбит БПЛА, в Ленинградской области тоже. Настолько страны Запада не боятся запускать со своей территории украинские БПЛА?

— Некоторые страны ничего не боятся, прежде всего это прибалты и скандинавы. Почему мы так на это вяло реагируем и почему у нас значительная часть населения, даже силовых структур на старой территории живет так, как будто войны нет и продолжается мирное время — это отдельный и неприятный вопрос. Но это вопрос не ко мне, а к нашему руководству на разных уровнях.