«Бывают родители, которые напрямую говорят, что пусть ребенок сидит в двойках, главное, чтобы окончил 131-й лицей, чтобы «был среди хороших детей», — рассказывает директор лицея №131 Альфия Хабибуллина. Ее школа — это своего рода Эверест, который ежегодно пытаются покорить сотни мальчишек и девчонок. Однако сама руководительница уверена, что никого за уши тянуть не стоит, если ребенок не справляется, ему будет комфортнее в обычной школе. В интервью «БИЗНЕС Online» она рассказала о «благотворителях», которые появляются тогда, когда им нужно «поступить» ребенка в школу, родителях, которые ждут, что с их чадом сотворят чудо, а также о проблемах с аналитическим мышлением и памятью у детей.
Альфия Блигвардовна возглавляет казанский лицей №131 с 2006 года, она заслуженный учитель РТ, кандидат химических наук
О герое
Альфия Хабибуллина крайне редко дает интервью, так что попасть к ней на встречу оказалось большой журналистской удачей. Альфия Блигвардовна возглавляет казанский лицей №131 с 2006 года, она заслуженный учитель РТ, кандидат химических наук. В педагогику попала практически случайно. Получила химическое образование, в 1989 году защитила кандидатскую диссертацию. Однако пришли лихие 90-е, и в вузе для молодого ученого работы не нашлось, а зарплата была нужна, подрастали дети. Первая школа была расположена на Жилплощадке (кто жил в Казани в 90-е, тот знает, что это был один из самых криминогенных районов города!), потом была работа еще в нескольких школах. В самом начале 2000-х учителя заметили и пригласили преподавать в 131-м лицее, позже рекомендовали на должность директора лицея, которым Альфия Блигвардовна руководит вот уже 18 лет.
Работу директора она совмещает с преподаванием: ведет кружок по любимому предмету — химии. Во многом благодаря этому традиционно сильный в математике и физике 131-й лицей прирастил и химическое направление. Ее ученики ежегодно становятся призерами региональных и финальных этапов всероссийской олимпиады школьников по химии.
Лицей при Хабибуллиной стабильно занимает первую строчку различных рейтингов среди образовательных организаций Татарстана. «131-я школа — это бренд, который удалось сохранить и пронести через года. Директор — это командир корабля, который определяет политику и облик школы», — так отзываются о Хабибуллиной участники недавнего рейтинга директоров школ Казани, составленного по версии газеты «БИЗНЕС Online». Коллеги не без зависти называют 131-й лицей «казанским Оксфордом», добавляя, что таким его сделала именно Альфия Блигвардовна.
Вызывает уважение профессионального сообщества и то, как директору школы удается поддерживать и сохранять коллектив. Ведь по финансированию лицей, как считают собеседники издания, даже не в первой десятке среди школ в РТ. А балансировать между качеством образования и деньгами сегодня очень сложно. Корреспондент «БИЗНЕС Online», побывавший в одной из лучших школ Татарстана, удивился простой обстановке — нет ни суперремонта, ни навороченной мебели или оборудования. Ощущение, что побывал в обычной школе из района. Так что же делает 131-й лицей «казанским Оксфордом»?
«Мы, конечно, узнаем, когда наши выпускники добиваются серьезных результатов, хотя невозможно отследить всех — каждый год лицей выпускает по 140 человек»
«Было бы идеально, если бы мы сократили количество обучающихся»
— Альфия Блигвардовна, самый горячий вопрос в преддверии нового учебного года: как поступить в ваш лицей? Ряд наших источников утверждали, что у вас есть некое количество мест для «платников»…
— Никого за деньги мы не принимаем, это однозначно неправда. Все, кто поступил в лицей или рекомендован к поступлению, проходят через вступительные испытания. В лицее есть благотворительный фонд, и родителям поступивших или рекомендованных к поступлению детей мы даем расчетный счет и говорим, что если они хотят поучаствовать в жизни школы — пожалуйста, это их возможность и право. Но мы не просим каких-то отчетов и сами не контролируем, заплатили они туда или нет. Это благотворительная деятельность. Но все такие разговоры происходят после зачисления ребенка. До экзаменов, до зачисления никто ни о каких деньгах речи не ведет.
— Сильные мира сего не просят вас принять их детей без экзаменов?
— Просьбы бывают, но я всегда говорю: «Пусть сдают экзамены. Это прежде всего». На общих для всех основаниях. Если ребенок показывает пограничные результаты, я интересуюсь у учителей, какие способности у него, сможет ли учиться. Если ребенок показывает нулевые результаты, я ему откажу. И деньги тут не играют никакой роли.
— Вы не думали набирать какой-то процент «платников», например с упрощенными вступительными испытаниями, чтобы увеличить внебюджет, поддерживать таким образом педагогов? Или это сделка с совестью?
— Это сделка с совестью. Нет. У нас есть внебюджет, он не такой большой, как хотелось бы. Наши курсы для поступающих — это наш единственный источник внебюджетных средств, но в рамках имеющихся помещений мы не можем их расширить. Что касается материальной базы школы, нам очень хорошо помогает наш спонсор Дмитрий Николаевич Еремеев, который назвал свой банк в честь нашей школы — «Банк 131». На все мои просьбы вроде починки забора, приобретения компьютеров, проекторов он всегда отзывается положительно. Мы ему безумно благодарны.
— При этом у лицея №131 много известных выпускников, которые добиваются успеха. Следите за их судьбами? Кто-то еще помогает школе, благодарит педагогов?
— На моей памяти только двое наших выпускников действительно помогали и помогают школе. У остальных, как правило, желание помочь возникает тогда, когда им нужно, чтобы к нам поступил их ребенок. Они приходят ко мне и говорят: вот мы готовы [помочь]. Я отвечаю: вы «будете готовы» тогда, когда поступит ваш ребенок. Все. До экзаменов я никаких разговоров на эту тему не веду, не хочу никому ничем быть обязанной. Мы, конечно, узнаем, когда наши выпускники добиваются серьезных результатов, хотя невозможно отследить всех — каждый год лицей выпускает по 140 человек. Но таких, которые приходят и добровольно помогают школе материально, очень мало.
— Что представляет собой лицей сегодня, сколько у вас учеников, учителей?
— Количество учеников колеблется от 670 до 700 — бывает, что в середине года уходят-приходят дети. Учителей на сегодня 56. В среднем бывает от 55 до 58 сотрудников, эта цифра очень и очень стабильна на протяжении, по крайней мере, тех лет, в течение которых я руковожу лицеем, мы не торопимся делать какие-то резкие скачки в количественных показателях. В качественных — да, было бы хорошо.
— Получается, что лицей можно отнести к небольшим школам?
— В целом да, но для нашего помещения 700 учеников — это очень-очень много, и было бы идеально, если бы мы все-таки сократили количество обучающихся. Но желающих поступить к нам действительно много, поэтому прием мы не сокращаем, хотя в здании нам уже тесно.
— Какой у вас конкурс?
— 4–5 человек на место. Я понимаю, что есть много замечательных детей, которые остаются за бортом, но всех, к сожалению, обучить мы не можем. Нужно понимать, что эти замечательные дети для нас как кот в мешке — не знаешь ведь, кого было бы предпочтительнее взять, кому лицей поможет максимально раскрыться.
— Разве все решают не баллы вступительных испытаний?
— Не только они. У нас совершенно прозрачная система: есть вступительные экзамены, на основании которых мы ежегодно отбираем 80 человек примерно из 100. На остальные 20 мест мы отбираем детей, показавших пограничный результат. Среди поступающих к нам превалируют дети, которые занимались у нас на курсах по углубленному изучению предметов с 5–6-го классов. Они более-менее знакомы нашим учителям, которые работали на курсах, поэтому, если ребенку не хватило немного баллов, мы приглашаем его на заседание приемной комиссии, где присутствуют в том числе все учителя, работавшие на курсах, и педагоги имеют возможность высказать свое мнение об этом ребенке.
Если они говорят, что ребенок отлично занимался два года, что на экзамене чуть не дотянул, но учиться у нас точно сможет, то мы принимаем положительное решение о приеме. Экзамен тоже лотерея, всякое может случиться. Это первое.
Второе: среди 80 учеников, рекомендованных для поступления, обычно человек 7−8 предпочитают альтернативу — IT-лицей КФУ, лицей имени Лобачевского, инженерный лицей КНИТУ-КАИ. Есть дети, которые поступают к нам, так сказать, для собственного интереса, а потом остаются в своей школе, поскольку не хотят расставаться с друзьями, учителями. Обычно таких ребят не более 5–8 в год. На освободившиеся места мы и берем детей, которые показали пограничные результаты.
— С какими итогами лицей №131 завершает этот учебный год?
— Традиционно ждем хорошие результаты наших детей по ОГЭ и ЕГЭ. У нас практически не бывает троек, мало четверок, и мы надеемся, что нынешние наши выпускники поддержат эту традицию. Конечно, нам с нашими 130–140 выпускниками сложно соперничать по среднему баллу со школами, в которых по 15 выпускников. Но я надеюсь, что в этом году мы снова будем в лидерах по среднему баллу по математике, русскому языку.
Что касается олимпиад, то в этом году у нас 15 призеров заключительного этапа всероссийской олимпиады школьников, хорошие показатели по региональному этапу. Но опять же, сложно сравнивать школы, потому что ни для кого не секрет, что высокие результаты по олимпиадам по конкретному предмету — заслуга прежде всего учителя. Знаю некоторые школы, которые выдают плеяду олимпиадников по биологии, обществознанию, но делают это конкретные педагоги. Вот и у нас впервые, наверное, в истории школы есть победитель всероссийской олимпиады по литературе. И это здорово. Я сторонник классического образования, принципа, что дети должны совершенствоваться во всех направлениях, а не только в физике и математике. Поэтому, когда у нас получаются призеры по другим предметам, мы даже еще больше радуемся.
«Как правило, молодой педагог — это не казанский житель, жителей Казани очень сложно склонить работать в школе»
«Молодежь приходит, смотрит на эти деньги и через год уходит»
— Альфия Блигвардовна, вы говорили, что есть дети, которые стремятся поступить в 131-й, чтобы проверить себя. То есть нельзя отрицать, что лицей является своеобразным Эверестом, который хочется «взять». Как вы этого добились?
— Добилась, наверное, не я, все-таки мои предшественники-директора в этом направлении очень много сделали. Что касается слагаемых успеха, то первое — это, конечно, отбор. Скрывать не буду, что дети, которые поступают в лицей, все-таки не все подряд с микрорайона. Это прежде всего дети, которые заинтересованы в учебе, у которых мотивированные родители. Это имеет немаловажное значение: когда в классе хотя бы половина мотивированных детей, остальные за ними тянутся.
Вторая составляющая — это, конечно, кадры. Пожилые учителя держат марку «старой», консервативной школы, молодые педагоги стараются не отставать от них, поэтому у нас сохраняется преемственность подходов. И, конечно, у нас очень сильный коллектив, сильные, талантливые предметники.
— Отрасль образования также регулярно сталкивается с дефицитом кадров, у вас же пул сильных учителей, за которыми наверняка идет охота. Как удерживать такие кадры, если им могут предложить в другой школе зарплату повыше, например?
— Предлагают, и, к сожалению, уходят педагоги. Кроме как повышения зарплаты я ничего не могу предложить. Да, интерес к работе, конечно, занимает не последнее место в мотивированности учителей, и возможность вести занятия у умных детей иногда «перевешивает» заработную плату. Но уровень зарплаты учителя — общая проблема. Они в школах оставляют желать лучшего.
С молодежью особенно тяжело. Учителя старой закалки, которые привыкли к своей школе, кабинету, которые не хотят ничего менять за несколько лет до пенсии, продолжают работать, несмотря на недостаточно удовлетворительную для них заработную плату. С молодежью намного тяжелее. Они приходят, смотрят на эти деньги и через год уходят.
— Вы готовы озвучить среднюю зарплату учителя в 131-м лицее?
— Средняя зарплата человека с высшей категорией, работой на полторы ставки, классным руководством выходит около 40–45 тысяч рублей. Что говорить об одной ставке, это вообще ни о чем! У учителей есть возможность дополнительно зарабатывать на платных образовательных услугах — курсах для 5–6-го классов. Но я считаю неправильным брать в расчет заработной платы такую работу. Это фактически вторая работа учителей, которой они занимаются в свое свободное время. Это равнозначно тому, как если бы я выращивала помидоры, продавала их на рынке и включила бы доход от них в зарплату директора.
— Молодые педагоги, наверное, не готовы за такие деньги работать?
— Понимаете, с молодыми педагогами какая еще проблема… Как правило, молодой педагог — это не казанский житель, жителей Казани очень сложно склонить работать в школе. Молодой педагог — это, как правило, приезжие из районов, других регионов, у них не решен вопрос с жильем. Вот у меня, например, молодой и талантливый учитель математики из Ижевска. Ему надо или за съемное жилье платить, или брать ипотеку и выплачивать ее. И, конечно, платить 20−25 тысяч за съемную квартиру при зарплате начинающего учителя в 20−25 тысяч крайне тяжело. Самое обидное, что это люди, которые действительно хотят работать в школе, у них получается, им нравится, но они уходят из-за низкой зарплаты.
Есть так называемые майские надбавки. В прошлом учебном полугодии такие выплаты были в сентябре и ноябре. Суммарно — 45 тысяч. И один раз выплата была в этом полугодии, в апреле, — порядка 22 тысяч. Точную цифру не знаю, потому что директора и завучи такую надбавку не получают. Конечно, это вызывает очень большое недовольство, мое тоже, потому что директор и завучи такие же учителя, которые ведут уроки. Но почему-то, когда речь идет о «майских» надбавках, нас учителями не считают.
— Какие планы у лицея на ближайшие несколько лет? Может, новое здание, капремонт?
— Было бы очень хорошо переехать в новое здание. Я неоднократно поднимала этот вопрос среди нашего руководства, но пока он не решается. Видимо, не могут найти подходящую землю: на окраину города нас тоже не отправишь, в центре города нет удобного места.
Что касается планов на 3−4 года, думаю, что самая насущная проблема — обновление кадрового состава. У нас много учителей пенсионного возраста, и это очень тревожная ситуация для меня, не знаешь, в какой момент времени наша плеяда старшего поколения уйдет на заслуженный отдых. Поэтому я много думаю о том, как привлекать молодых учителей, чтобы в один прекрасный момент школа не «оголилась».
— У молодежи достаточно знания предметов для вашего лицея?
— Разные есть. Есть отличные молодые учителя-математики, очень даже сильные. Если приходит педагог, который, скажем, не чувствует себя уверенным в углубленном изучении предмета, мы даем ему 7-й класс, и он растет вместе со своими учениками. Это нормально: работать на «глубине» тяжело, мало кто способен делать это после университетской скамьи. Если человек готов расти — он вырастет, это не самая большая проблема. Самая основная — чтобы молодые учителя вообще пришли.
— Престиж лицея не работает в этом отношении в вашу пользу? Дети хотят к вам поступить, а учителя не выстраиваются в очередь.
— Очереди нет, во всех школах есть этот кадровый дефицит, в нашем лицее тоже. Думаю, повышение зарплаты учителей отчасти решит вопрос и будет больше желающих прийти в школу.
«Я объясняю, что одно дело, когда ты просто хорошо знаешь предмет. Другое — когда тебе нужно прийти и объяснить этот предмет 30 ученикам с разным уровнем подготовки»
«Мне не стыдно сказать ребенку, что я знаю предмет хуже, чем он»
— Альфия Блигвардовна, предлагаю поговорить об учениках. Известно, что мало поступить в 131-й лицей, нужно еще суметь выдержать программу обучения. Есть ли у вас ученики, которые уходят, потому что не вытягивают учебу?
— Бывают, да. Но очень трудно уговорить родителей забрать документы — согласно закону об образовании, у школы нет никаких прав на отчисление ребенка. Мы можем только приглашать родителей, пытаться им объяснить, что ребенку тяжело, ему не осилить эту программу, для него не благо сидеть в двойках.
Некоторые родители нас понимают, забирают документы и в подавляющем большинстве случаев потом приходят и говорят спасибо, потому что в другой школе у ребенка все складывается благополучно, он окрыляется своими успехами, чувствует себя уверено в учебе. Бывают и такие родители, которые категорически против забрать документы, напрямую говорят: пусть ребенок сидит в двойках, главное, чтобы окончил 131-й лицей хоть как-то, чтобы «был среди хороших детей». Я с их позицией категорически не согласна, хорошие дети есть абсолютно во всех школах. Но такие примеры — редкость. К большому сожалению, гораздо чаще от нас уходят хорошие дети — в Москву, Санкт-Петербург.
— Олимпиадников переманивают? Или переход связан с переездом семьи?
— Есть случаи переезда и семьи, и только ребенка — если он поступает в московский интернат, например. А есть дети, которые живут в Казани, а в московской школе числятся лишь заочно. И да, это в основном призеры олимпиад, их переманивают. Сделать это достаточно легко, учитывая, что сейчас дети получают денежные вознаграждения за призовые места на олимпиадах. И в Москве эти денежные вознаграждения в разы больше: призеры заключительного этапа всероссийской олимпиады в Москве получают, насколько я знаю, по полмиллиона рублей. В Казани — по 100 тысяч. Это очень обидно. Слава богу, не все наши призеры туда уезжают, но, к сожалению, бывает. Сейчас очень хорошую репутацию набирает подмосковная школа «Летово», пара-тройка наших детей за последние года три ушли туда.
— Каково работать с одаренными детьми, которые порой знают предмет лучше педагога? Да и с творческими учителями, которые готовят олимпиадников, тоже, наверное, не легче…
— С детьми-олимпиадниками я и сама работаю, веду кружок по химии. Знаете, мне абсолютно не стыдно сказать ребенку, что я знаю предмет хуже, чем он. И это в общем подкупает их немножко. И в целом они с пониманием относятся к такой ситуации. Мы с детьми иногда беседуем откровенно на эту тему. Я объясняю, что одно дело, когда ты просто хорошо знаешь предмет. Другое — когда тебе нужно прийти и объяснить этот предмет 30 ученикам с разным уровнем подготовки. Чтобы так сделать, надо иногда где-то «спускаться» на уровень пониже своих знаний. Когда говоришь с детьми откровенно, когда учитель занимает такую позицию, я думаю, что ни один одаренный ребенок не будет делать какие-то замечания педагогу на уроке.
Что касается учителей, то, соглашусь, это тяжелая категория. Где-то подстраиваемся, идем на уступки в каких-то моментах. Не могу сказать, что такое встречается повально, но это сложная работа. И все же самая трудная — с родителями. Вторая по сложности — с учителями, только потом — с учениками.
— В чем сложность работы с родителями? Многого требуют от ребенка, от школы?
— Родители к своему одному-единственному ребенку относятся с абсолютным вниманием, потому что он один-единственный. Но родители почему-то считают, что учитель должен к их ребенку относиться точно так же. Это же абсолютно нереально, когда перед тобой сидят 30 человек! При этом один смеется на уроке, другой — плачет, третий вообще равнодушный. Нереально к каждому из 30 учеников подходить и спрашивать: «Почему ты смеешься? А ты почему плачешь?» К учителям со стороны родителей много претензий: «Вы ставите моему ребенку двойки, а он переживает, нервничает». Но если мы каждому ребенку, который не учит уроки, не будем ставить двойки и тройки потому, что он нервничает, к чему мы придем?
Или приводят к нам олимпиадника и требуют сделать из него победителя всероса. При этом требуют, например, конкретного математика своему ребенку, просят поменять учителя физики, по русскому они бы хотели к такому-то педагогу попасть. Начинаешь им объяснять, что мы муниципальная школа и я не могу удовлетворить потребности каждого родителя! Были родители, которые были не удовлетворены тем, что с их ребенком не сотворили чудо. Забирали документы. И такое бывает, это их право.
«Альтернативы ЕГЭ я на сегодняшний день не вижу. Раз ее нет, то пусть лучше такой экзамен остается»
«Очень сложно «натаскать» ребенка, который ничего не знает, на ЕГЭ по той же химии»
— Альфия Блигвардовна, вы 18 лет у руля лицея. На ваш взгляд, как повлияло введение ЕГЭ на систему образования, на детей?
— Я не в восторге от ЕГЭ, но, когда слышу призывы о том, что его надо отменять, всегда спрашиваю, что мы будем делать потом. Возвращаться к системе, которая была до ЕГЭ, с устными, письменными, вступительными экзаменами? Лично я считаю ненормальными ситуации, когда на первом этаже школы скапливается куча переживающих родителей, а классные руководители, которые также переживают за своих учеников, бегают между детьми и родителями и записочки носят туда-сюда. Последние годы перед введением ЕГЭ это явление приобрело такие огромные масштабы, что… В общем, необъективность знаний совершенно понятная.
Поэтому хорошо, например, что ЕГЭ проводится в другой школе, это исключает момент субъективности. Хорошо, что варианты ЕГЭ меняются. Первые требовали действительно скорее натаскивания, муштры (я о своем предмете говорю). Сейчас, на мой взгляд, составляются достаточно хорошие, серьезные варианты, и очень сложно «натаскать» ребенка, который ничего не знает, на ЕГЭ по той же химии. По математике такая же история. Альтернативы ЕГЭ я на сегодняшний день не вижу. Раз ее нет, то пусть лучше такой экзамен остается.
— А что касается самих детей, стали ли они более избалованными, ленивыми, есть ли сложности с восприятием информации?
— Не хочу казаться бабушкой, которая жалуется, что «молодежь не та пошла», но, на мой взгляд, сейчас дети почти не умеют анализировать. Это большая проблема, причину которой я вижу в гаджетах — дети просто «гуглят», если нужно, и все! По той же причине у нынешних школьников слабая память. Я помню абсолютно все стихи, которые учила в школе. Сейчас же дети с трудом учат стихотворения, а когда сдают их, то через пять минут забывают. Им неважно их запомнить — Google же всегда в кармане. Память не развивается, а следом не развивается аналитическое мышление. Как следствие, современные дети очень плохо умеют выстраивать причинно-следственные связи, выделять главные мысли в тексте, составлять сравнительные таблицы, характеристики. Я не говорю, что 20 лет назад все дети поголовно успешно выполняли такие задачи, но сейчас, к сожалению, это приобретает все большее и большее распространение.
— Как с таким бороться?
— Это интересный вопрос. С одной стороны, нужно ограничивать использование детьми гаджетов. С другой — я, например, как педагог должна отправлять каждый день по три сообщения своим ученикам и родителям на платформе «Сферум». Мне неоднократно говорили, что лицей не выполняет требования трех сообщений в день. Наверное, требование введено из лучших побуждений — чтобы ученики и родители ушли от других мессенджеров, чтобы продвинуть российскую платформу. Но меня мало интересует продвижение платформ, почему я должна на них работать и лишний раз привлекать детей к гаджетам? Если у меня есть необходимость написать сообщение классу — я напишу, конечно. Но если необходимости нет, писать по три сообщения в день, чтобы продвигать платформу для кого-то… Этого я делать не буду.
Сейчас у нас есть право забирать телефоны на время урока. Я им пользуюсь, забираю, и гаджет остается у меня до прихода родителей. Они приходят и восхищаются: «Ой, как хорошо, отбирайте, пожалуйста».
Ограничивать ребенка в использовании гаджетов должны родители, но, когда заводишь разговор на эту тему, наши родители говорят, что стараются отбирать телефоны, но совсем забрать не могут — «нарушение прав». При этом родители позволяют себе покупать ребенку дорогущий телефон, отправить его с ним в школу, а потом обращаться к педагогам с просьбой забрать у ребенка гаджет. А ведь для связи с ребенком хватит и обычной, кнопочной Nokia…
Или в кафе, например, наблюдаешь картину: сидит семья — мама, папа, двое детей. Все четверо в телефонах. Так же проще — сунул ребенку телефон, он тебя не отвлекает. Часто вижу такое, когда родители приходят в лицей на родительское собрание с младшим ребенком. Бывает же, что не с кем оставить. И сидит трех-четырехлетний малыш с телефоном и играет в игрушки. Все начинается с этого.
«У нас есть дети, которые поступают к нам в 7-й класс после того, как они несколько лет провели на семейном образовании. К сожалению, такие дети зачастую не имеют понятия о том, что такое дисциплина в коллективе»
«Очень много больных детей. Это прямо катастрофа какая-то!»
— Альфия Блигвардовна, некоторые представители школьного образования высказывали теорию, что в будущем качественное образование будет доступно только за деньги. Вы с этим согласны?
— Я вообще считаю, что вопрос денег не связан с темой качества образования. Есть и будут дети, которые будут учиться бесплатно и будут учиться хорошо. Равно как и есть дети, за которых родители будут платить бешеные деньги, а они все равно не получат качественного образования. Платное образование должно быть для того, чтобы создать ребенку какие-то более комфортные условия питания, пребывания, чтобы родители, может быть, имели возможность выбора учителей, которой нет у нас. Но многое зависит от самого ребенка. Другое дело, что платное образование повышает заработную плату учителей, создается возможность привлекать сильных педагогов в такую школу. Этот момент есть, да. Опять же, в отношении муниципальных школ все упирается в вопрос о зарплате учителей. Ее нужно поднимать.
— На ваш взгляд, какая из систем образования идеальна или близка к этому? Если вообще такая есть…
— Я не так много стран объездила и не так много школ видела в других государствах, чтобы иметь возможность делать выводы. Говорят, что финское образование — лучшее. Мы были в финских школах, и, честно говоря, к уровню образования в финской школе у меня возникают вопросы: нагрузка у них — всего 20 часов в неделю, нет домашних заданий. Я же считаю, чтобы получить хорошее образование, нужно много работать. Что-то мне не верится, что для этого достаточно 20 часов, еще и без домашнего задания.
В финской школе меня больше впечатлила забота о здоровье детей. В сегодняшних реалиях это один из ключевых вопросов, который напрямую связан с уровнем образования. Ребенок болеет — пропускает уроки. Пропускает уроки — не усваивает материал. Сейчас очень много больных детей. Это прямо катастрофа какая-то! Кстати, тоже связанная с гаджетами: дети сидят, скрючившись, с телефоном или перед монитором, они забывают, что такое бегать во дворе и играть в футбол, волейбол, другие игры.
— А к семейной форме обучения вы как относитесь?
— Я против, такой ребенок лишается социализации. У нас есть дети, которые поступают к нам в 7-й класс после того, как они несколько лет провели на семейном образовании. К сожалению, такие дети зачастую не имеют понятия о том, что такое дисциплина в коллективе. Предположим, они окончат школу на семейной форме, но что будет дальше — в вузах, рабочих коллективах? Если родитель готовит ребенка к жизни в обществе, он должен дать ребенку возможность научиться жить в любом коллективе, в любом обществе.
«Я поняла, что мне нравится работать с детьми, готовить их к олимпиадам, видеть их успехи»
«Я пошла в школу временно. И вот уже 33 года «временно» преподаю»
— Альфия Блигвардовна, поговорим о вас. Как вы пришли в профессию?
— Случайно. Я химик и видела себя в науке: окончила аспирантуру, защитила диссертацию. Был даже забавный момент: в вузе нам преподавали в том числе педагогику. Предмет не вызывал во мне никакой симпатии, к экзамену по нему я не готовилась. Когда пришла его сдавать, преподаватель начала меня расспрашивать о какой-то школьной реформе. Я честно призналась ей, что ничего не знаю. Но у меня в зачетке стояли одни пятерки. Преподаватель меня спрашивает: «Вы же не пойдете работать в школу?» Отвечаю: «Я вам клянусь — не пойду!» И она поставила мне пять. Но пришли лихие 90-е, работы в вузе для меня не нашлось, а зарплата была нужна, подрастали дети. Надо было выживать. И я пошла в школу. Временно. И вот уже 33 года «временно» преподаю.
— Почему вы остались в школе, когда ситуация более-менее выправилась?
— Я поняла, что мне нравится работать с детьми, готовить их к олимпиадам, видеть их успехи. Поняла это еще в своей первой школе, на Жилплощадке, где начинала трудовую деятельность. Потом сменила еще три школы по семейным обстоятельствам. После пришла работать в институт повышения квалификации, читать лекции для учителей. Однажды педагог из 131-й школы сказала, что мне непременно надо работать в их школе, в 131-й. Она как раз уходила на пенсию, а я пришла на ее место. Так и осталась.
Спустя четыре года директор Иван Алексеевич Савельев рекомендовал меня на должность директора. Я согласилась — мне всегда интересно пробовать что-то новое. И потом, я думала, что если не получится — уйду через годик. Вот так я здесь уже 18 лет (улыбается).
— Есть ли у вас мысли двигаться куда-то дальше по карьерной лестнице, готовите ли себе преемника?
— Таких мыслей нет. Я уже в том возрасте, что должно быть время и для себя, чтобы немного отдохнуть. Преемника себе не готовлю — это не моя компетенция. Представьте, я сейчас возьму человека, начну его готовить, а его не назначат на должность директора? Так не пойдет. Если у вышестоящего руководства есть кандидатура на мое место — так тому и быть. Если нет — я порекомендую кого-нибудь из моих завучей. Но в чиновники точно не пойду. Это же работа с бумагами, не с детьми, совсем неинтересно.
— Несмотря на все сложности, вы бы хотели продолжать работать с детьми?
— Да, я поэтому и занимаюсь с олимпиадниками, хотя не получаю за это ни копейки — у меня нет официального оплачиваемого кружка. Занимаюсь этим для души, для сердца, скажем так. С умными детьми очень приятно работать. Кроме того, с ними я расту как учитель химии: некоторые задачи уровня всероссийской олимпиады, которые им необходимо решить, вызывают у меня затруднения, и я развиваю свои мозги. В нашем возрасте это всегда полезно. Бумажная работа директора мозги не развивает, это я вам на 100 процентов гарантирую.
Кто знает, как сложится моя дальнейшая судьба, но, если останусь в образовании, я бы предпочла заниматься только подготовкой детей к олимпиадам в рамках 131-го лицея — если я, например, покину должность, но мне предоставят возможность вести такой кружок. Или в рамках какого-то другого образовательного центра. Сейчас много подобных центров, которые могли бы взять меня на работу.
— А как к репетиторству относитесь?
— У этого вопроса две стороны. Я была репетитором, мне этот опыт помог. Сильному ученику можно 15 тем объяснить за пять уроков. И ты сама «пережевываешь» этот материал так, чтобы 15 тем вложить в пять уроков, где-то используя таблицы, блок-схемы какие-то. Когда к тебе приходит слабый ученик, то ты пять тем будешь объяснять ему 15 уроков. И для этого ты тоже должна перелопатить материал таким образом, чтобы можно было довести его до любого ученика. Поэтому для учителя репетиторство — штука полезная с методической точки зрения.
Что касается учеников и их родителей, то я считаю, что репетиторство стало какой-то «болезнью»: в последние годы родители просто наперегонки нанимают детям репетиторов чуть ли не с детского сада. Если ребенок в начальной школе ходит к пяти репетиторам — это нонсенс! Думаю, родители таким образом перекладывают с себя ответственность за образование детей, отдают репетиторам, вместо того чтобы сесть вечером со своим ребенком, почитать книжку, порешать задачки.
Еще один момент: наличие репетитора в некоторых случаях сильно отвлекает ребенка непосредственно на уроке. Он перестает слушать учителя, болтает с соседом по парте, отвлекает других учеников, потому что репетитор «все потом объяснит». А бывает, что родители приходят и говорят: «С репетитором ребенок все-все решает, все у него получается, а как в школу приходит, так двойки!» Дело в том, что репетитор — человек, который тебя ведет по твоим записям ежеминутно и в процессе указывает тебе твои ошибки. Это приводит к тому, что ребенок не учится видеть свои ошибки сам, лишается самоконтроля в этой части.
Репетиторы, безусловно, нужны, но в случаях, когда ребенок по болезни пропустил большой материал. Или если школьник в старших классах готовит себя для поступления, например, в медицинский институт. А у нас физматлицей, химия — один час в неделю. Этого недостаточно для подготовки к ЕГЭ. Вот в таком случае репетитор нужен.
— На ваш взгляд, какими тремя качествами должен обладать успешный педагог и успешный директор?
— Не знаю, хорошо это или плохо, но иногда меня упрекают в том, что я излишне демократичный человек. Но я все-таки считаю, что демократичность должна быть. Особенно в такой школе, как наша. Поэтому демократизм — первое качество. Любовь к детям — второе. Это такая избитая фраза, но без такого вообще невозможно работать в школе. Какими бы они ни были, их надо любить, детей. А третье качество… Наверное, я не буду оригинальной, но отвечу, что мудрость. Это понятие так много в себя включает — и интеллект, и воспитанность, и лояльность по отношению к детям и коллегам. Очень хорошее слово, оно мне нравится.
— Что бы вы пожелали родителям, чьи дети сдают этим летом экзамены, ОГЭ и ЕГЭ, какое напутствие дали бы им?
— На данном пути самое главное для родителей — не нервировать своих детей. Некоторые начинают причитать: «Ой, что мы будем делать, ой, куда ты поступишь?» Они все сдадут, все будет хорошо! Главное — создать ребенку атмосферу любви, доброжелательности, чтобы он спокойно, без нервов пошел на экзамен и сдал. Я всегда говорю: думать нужно не о результате, а о ребенке. Родителям, которые всеми правдами и неправдами пытаются, чтобы ребенок поступил к нам, даже если сам ребенок против, я говорю: «К нам дети приходят и уходят, а с вами они остаются на всю жизнь. Подумайте хорошенько. Мы-то примем и выпустим, а вам с ним дальше жить». Вот и все.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 67
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.