«Если мы посмотрим на противоположную сторону, то увидим, что у них возможности связи сильно ограничены. По сути, вся связь Вооруженных сил Украины упирается в Starlink» «Если мы посмотрим на противоположную сторону, то увидим, что у них возможности связи сильно ограничены. По сути, вся связь Вооруженных сил Украины упирается в Starlink» Фото: © Nina Lyashonok / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«Важно то, как та или иная армия умеет использовать технические средства, которые у нее есть»

— Эльдар Викторович, давайте начнем со связи на фронте нашей специальной военной операции на Украине. Судя по постам военкоров и военных блогеров, которые знают ситуацию не понаслышке, проблемы со связью у нас есть. К вам вопрос, как специалисту: какие это проблемы и с чем они связаны?

— Есть связь на уровне тактического звена, то есть это небольшие воинские подразделения и добровольческие образования — отделение, взвод, когда солдаты обмениваются сообщениями, используя персональные рации, так называемые уоки-токи для того, чтобы общаться между собой. С данной точки зрения это отдельная единица, где идет общение. Насколько я понимаю, при военной операции, которая сейчас проводится, это достаточно важный способ связи, но он не является определяющим.

Если мы говорим о связи более крупных подразделений, то есть о войсковой связи между родами войск, то она организована принципиально иначе. Никаких отличий от того, что было в Российской армии до СВО, в Советской армии (во время той же войны в Афганистане и так далее), нет. Все это работало, работает и будет работать.

Если мы посмотрим на противоположную сторону, то увидим, что у них возможности связи сильно ограничены. По сути, вся связь Вооруженных сил Украины упирается в Starlink. Когда его подавляют или он в силу разных причин перестает функционировать, то там начинается паника. Это многократно задокументировано украинской стороной. Вместе с тем объем используемых в украинской армии терминалов Starlink — 2 тысячи штук, из которых они ежемесячно теряют 500. Это тоже было в открытую сказано украинским Генштабом. То есть использование псевдогражданской технологии Starlink в армии позволяет им обеспечивать связь между штабами, подразделениями и так далее.

Муртазин Эльдар Викторович — ведущий аналитик Mobile Research Group. Аналитик ИИ и рынка мобильной связи.

В 2002 году создал сайт Mobile-Review.com, где выполняет функционал главного редактора. Совладелец ряда контент-провайдеров в Западной Европе.

Родился 1 декабря 1975-го в Москве.

В 1997 году окончил химический факультет Московского государственного педагогического университета им. Ленина.

В 2001-м защитил кандидатскую диссертацию по маркетингу.

1995–1997 — PARPA, системный аналитик.

1997–2000 — работа в телекоммуникационном бизнесе, журналист, публицист.

С 2001 года — Mobile Review.com, главный редактор.

2005 — Mobile Research Group, ведущий аналитик.

Как автор издал 16 научных публикаций, более 150 информационно-аналитических статей и книг: «От «кирпича» до смартфона», «Учебник Интернет», «Сотовые телефоны».

У нас нет низкоорбитальной спутниковой связи, поэтому мы используем обычные системы. Подавить их в теории можно. На сегодняшний день Россия считается одной из ведущих стран в мире по системам радиоэлектронной борьбы, и РЭБ у нас работают очень неплохо. Собственно, почему Америка на Украине и обкатывает Starlink в зоне боевых действий? Чтобы избежать работы РЭБ. За это им, наверное, надо сказать отдельное спасибо, потому что в своих комментариях Илон Маск дважды упоминал, что на Украине российские войска пытаются тем или иным способом подавить работу Starlink и рано или поздно у них это может получиться. По факту, насколько я могу судить из открытых источников, нам в том или ином виде подобное удается. Какие для этого нужны ресурсы и технологии, непонятно, поскольку много домыслов, слухов и всего прочего вокруг этого ходит. Но факт заключается в том, что в нужные моменты Starlink у украинской стороны начинает сбоить, несмотря на то что это в теории достаточно защищенная современная технология. Луч узконаправленный, перехватить его довольно сложно, поставить помехи трудно, и непонятно, как это сделать. То есть его можно только физически уничтожить, найдя терминал. Но тем не менее нам каким-то образом удается наводить помехи, выключать их, поэтому есть, скажем так, надежда, что эта технология станет массовой.

— Но с мест пишут, что в боевых условиях небольшие подразделения и отдельные бойцы без связи теряются, не знают, где свои, где чужие, поэтому нередко по такой причине попадают в плен.

— Я уверен, что это не так, потому что Украина не обладает средствами радиоэлектронной борьбы. Единичные экземпляры, оставшиеся от Советского Союза, там есть, безусловно, они работают, но их немного. Более того, в сводках по боевым действиям перестали мелькать такие комплексы, поскольку, судя по всему, они просто закончились, что говорит об эффективности нашей борьбы с ними. Это устаревшая техника, которая на несколько поколений отстает от чего-то современного в данной области. Им по 40–50 лет. Это старый хлам, который в России давно заменили на более современные комплексы, работающие совершенно иначе.

И второй момент. Не будем забывать, что сейчас идет информационная война, пропаганда ведется вовсю. Если мы возьмем какую-то тему, связанную с Украиной, СВО, то можно набрать любое количество тезисов, что все пропало, ничего не работает, на всех уровнях все плохо и так далее.

У нас как у страны есть отставание в технологиях защищенной персональной связи. Это те самые уоки-токи. Здесь есть мировой лидер — компания Motorola, которая создает очень неплохие устройства. Они дальнобойные, цифровые, имеют кучу возможностей шифрования и прочее. У нас ничего подобного нет. Тут, конечно, остается только сожалеть, почему у нас не появились такие уоки-токи. Тем не менее факт остается фактом — нельзя преуспеть во всем. Где-то мы сильнее, где-то — американцы. Но это, скажем так, набор характеристик, с которыми мы работаем. Крайне важно понимать, что очень часто к военному конфликту, как, впрочем, и к любому иному, подходят с чисто математической точки зрения. Поэтому начинают считать: армия одной стороны — столько-то человек, армия другой — столько-то, потом дело доходит до средств борьбы, танков, самолетов и так далее. Но ведь вопрос не столько в армии и ее оснащенности теми или иными техническими средствами. Мы знаем разные примеры из истории, когда меньшее по численности войско очень эффективно боролось с превосходящими силами противника. Возьмем то же завоевание Америки, когда конкистадоры небольшими силами в 500 человек положили огромное количество местного населения. В качестве примера этого успеха говорится о том, что у них было технологическое превосходство. Но там имелся еще моральный фактор. Есть и другие примеры. 300 спартанцев, которые технически были оснащены ровно так же, но использовали лучшую позицию. Все эти примеры показывают, что организационная структура и моральный дух любой армии крайне важны. Главное, как та или иная армия умеет использовать технические средства, которые у нее есть. Связь, безусловно, важна, но в рамках того, что мы делаем сейчас как страна, имеет очень большое значение то, что мы знаем свои недостатки и адаптируемся к ним. Мы их исправляем теми или иными способами. И на сегодняшний день это работает весьма хорошо. Несмотря на наличие связи, многих других вещей, щедро передаваемых Украине развитыми странами, Киев преимущества в виде того же Starlink, достаточно быстрого интернета для полевых действий, который функционирует практически везде, не может использовать.

— Почему?

— Простой пример. У вас есть какие-то танки. Вы их не держите на передовых позициях. Для боя им надо туда выкатиться. Но у вас нет топлива для этих танков, поэтому эффективно наступать или контратаковать они не могут. Оттого что вы по передовой связи сообщите, что танкам нужно быть где-то, они от этого сказочным образом там не окажутся. Поэтому хорошая связь в данном случае не играет роли. Опять-таки все равно существует промежуточное звено. В танке нет того же Starlink, там обычная радиостанция. Поэтому интегрировать Starlink в войска оказалось непростой задачей. Организационно Starlink сегодня не интегрирован, поэтому не является звеном управления. Это просто некая искусственная насадка, противоречащая той организации войск, которая есть на Украине.

«Даже если вы включаете его на секундочку, чтобы получить sms-сообщение и прочее, вы выдаете свое местоположение» «Даже если вы включаете его на секундочку, чтобы получить СМС-сообщение и прочее, вы выдаете свое местоположение» Фото: © Rolf Vennenbernd / dpa / www.globallookpress.com

«В армии запрещены телефоны на передовой»

— Илон Маск со своим Starlink активно присутствует и помогает украинцам. Американская компания Palantir использует свой софт на Украине для помощи в наведении на наши танки и артиллерию. Об этом публично заявил ее генеральный директор Алекс Карп. Наши частные компании как-то помогают нашим военным или ЧВК?

— Palantir и другие организации подобного рода — это, по сути, частные военные компании. Там есть деление: кто-то воюет, кто-то предоставляет наемников, кто-то собирает разведданные, причем разного характера. Это может быть спутниковая информация, управление боем. Но это частные военные компании, которым государство разрешает существовать и де-факто вести боевые действия на территории других стран.

— Palantir позиционирует себя как сугубо гражданскую фирму, разрабатывающую софт и прочие цифровые продукты.

— Это как в анекдоте: «Вы тоже говорите». Starlink — это также заказ американских военных, но для того, чтобы окупить разработку, снизить нагрузку на Пентагон, у него есть большой гражданский сегмент. Такое сращивание гражданского и военного появилось не вчера. Например, глобальная навигационная система GPS — это изначально военная технология, которую сделали доступной для гражданских лиц, компаний и прочего. Чтобы окупить разработку, вложения, сращивание идет по огромному количеству направлений.

Если мы говорим о российской специфике, то у нас есть, скажем, ЧВК Вагнера. Она имеет свою артиллерию, танки, самолеты, и очень часто люди возмущаются, спрашивают: «Как же такое возможно? У нас по закону подобное нельзя». Но это хороший пример взаимодействия государства с частной военной компанией. Причем это ведь все появилось не сейчас. Была и Сирия, и другие горячие точки.  

Если говорить о том, помогает ли российский бизнес в спецоперации, то однозначно да. Это и сбор средств, и помощь теми или иными продуктами, экипировкой, создание условий, при которых спекулянты не могут взвинчивать цены на медикаменты, аптечки, оборудование и так далее. Если говорить о том, воюет ли, условно говоря, «Яндекс», то нет, не воюет. У него и других компаний подобного рода нет ни средств, ни возможностей. Они совершенно про другое. Каждый должен заниматься своим делом. В рамках СВО задействованы профессионалы, то есть компании, которые ориентированы на создание тех или иных устройств, систем программного обеспечения, плюс есть небольшая доля энтузиастов, создающих, например, программное обеспечение для смартфонов для артиллерийской стрельбы. Появляются какие-то новые артиллерийские системы и даже виды артиллерии, соответственно, на практике возникают новые задачи, которые нужно быстро решить. А люди, имеющие к этому отношение, но находящиеся на передовой, в свободное время пишут программы, адаптируют их под разные виды орудий, боеприпасов. Это и есть инициатива снизу.

Имеется российский военно-промышленный комплекс. Он достаточно большой, разнообразный, и там тоже апробируются разные вещи. Те же дроны, за которые многие критиковали госкомпании, потому что на начало боевых действий с ними у нас было далеко не все так хорошо, это и барражирующие боеприпасы типа «Ланцета» и так далее. Все это появляется. Обратная связь из войск позволяет наращивать производство или усиливать разработки того, что действительно сейчас нужно на фронте. Но это не частные компании, все равно государственный заказ. Так организована работа в России. С Западом мы живем в разной среде. Советский Союз и РФ как его правопреемник и во многом наследник де-юре и де-факто пережили много войн. В СССР была мобилизационная экономика. Вторая мировая и Великая Отечественная войны это хорошо показывают. Та рана, те потери, которые были нанесены стране, сформировали принципиально иной подход к национальной безопасности, очень сильно отличающийся от европейского и американского. Частично он связан с плановой экономикой, когда мы многие годы наращиваем свой потенциал, для того чтобы если что-то произойдет, мы были бы к этому готовы. За это нас много лет нещадно критиковали. Дескать, зачем вы производите ракеты, бомбы, снаряды, патроны, которые не нужны, кладете все это на склады долговременного хранения и так далее. А почему это происходит? Потому что в Первую мировую войну Россия столкнулась с одной большой проблемой — наша экономика была выстроена ровно так же, как сейчас экономика большинства стран мира, то есть не была рассчитана на войну. Война — это маловероятное событие. Но когда это событие наступает, то вам срочно нужны заводы, которые производят оружие и боеприпасы. А у вас их нет, и построить их в одночасье невозможно. Поэтому у нас есть предприятия, условно говоря, двойного назначения. «Уралвагонзавод» — крупнейший в мире. При этом он умеет производить танки и другую технику. И таких заводов в России довольно много. Эти отличия сегодня очень сильно нас с Западом разнят. Например, когда мы говорим об экономике США или Европы, то она завязана на бизнес-отношения. Есть подрядчик — некая частная компания, которая производит, скажем, боевые самолеты Lockheed Martin, Boeing — неважно. Они производят что-то по заказу правительства, практически не могут оказывать влияние на объемы и специфику заказа, допустим, на то, сколько государство закажет истребителей.

У нас обратная ситуация. Есть государственные компании, получающие правительственный заказ на производство тех или иных вещей, которые нужны для обороны страны. Это намного лучше, потому что нам не надо сейчас производить мобилизацию экономики, у нас все есть и уже работает. Наш потенциал с точки зрения производства намного выше, чем у любой страны мира в принципе и любого набора стран мира. То есть сейчас, условно, порядка 50 государств накачивают Украину оружием, но наш потенциал с точки зрения производства и прочих вещей показывает, что мы спокойно справляемся с этой проблемой просто в силу того, что наша экономическая модель проверена временем и войнами.

— Правда ли, что украинцы уничтожили более 300 наших призывников в Макеевке в новогоднюю ночь из-за того, что засекли их разговоры по мобильнику? Как защититься от таких наводок?

— Я доподлинно не знаю, что на самом деле произошло в Макеевке, кроме той версии, которую озвучило наше министерство обороны. Ни разу не было сказано о том, что это были телефоны, а не люди, которые навели. Тут спекуляций может быть множество, поэтому давайте придерживаться того, что мы не знаем, что на самом деле там произошло.

Что касается потенциальной возможности, то все и всегда упирается в командира части. В армии запрещены телефоны на передовой. Телефон на передовой — это прямая дорога на тот свет! Объясню почему. Даже если вы включаете его на секундочку, чтобы получить СМС-сообщение и прочее, вы выдаете свое местоположение. Если, кроме вас, вокруг таких людей, которые тоже думают, что я только на секундочку включу и ничего страшного не произойдет, много, то, к сожалению, произойдет. Мы это знаем с 2014 года, когда в Донбассе украинская сторона активно использовала средства поиска людей и перехвата их разговоров по мобильным устройствам, поставленным Америкой.

— Как это выглядит?

— Есть так называемые поддельные базовые станции. Они работают на расстоянии 15–20 километров. Это, по сути, чемоданчик, к нему прилагаются аккумуляторы и антенна, которая расширяет диапазон действия и пытается по направлению выдать сигнал. Дальше обычный телефон, будь он кнопочный или нет, пытается к этой базе подключиться вне зависимости от того, ваш ли это оператор или нет. То есть вы на местности начинаете видеть примерное удаление телефонов. Если у вас несколько таких поддельных базовых станций, то вы можете предположить расстояние, направление и примерно рассчитать триангуляцию, где, собственно, находится конкретный телефон и сколько их там. Данные устройства работают на линии фронта для того, чтобы определить скопление людей. Они работают не только с той стороны, я думаю, что и с нашей стороны нечто подобное есть. Софт у них достаточно простой. Он анализирует новые аппараты, то есть видно, какой это аппарат, как часто он появляется, а если говорить о местности, то вы видите, что в конкретном населенном пункте постоянно функционируют такие-то устройства. Если там неожиданно обнаруживается еще 200 устройств, которых раньше не было, то можно сделать нехитрый вывод — там появилось минимум 200 новых человек с рабочими переговорными устройствами и вряд ли это мирные жители. В прифронтовой полосе подобное вряд ли возможно. То есть это отличный инструмент для разведки, который дает огромное количество информации для анализа. Поэтому на линии боевого соприкосновения в рабочем состоянии никаких телефонов быть не должно. Радиочасть должна быть всегда принудительно выключена, а еще лучше, если эти телефоны остаются в части, и человек их берет, когда с передовой возвращается в тыл. По-другому быть не может. Это правило.   

«Ваш телефон про вас может рассказать кучу всего, и эта информация будет не на вашей стороне. Вы не можете контролировать, что производитель телефона или создатель программного обеспечения видят и какую информацию собирают» «Ваш телефон о вас может рассказать кучу всего, и эта информация будет не на вашей стороне. Вы не имеете возможности контролировать, что производитель телефона или создатель программного обеспечения видит и какую информацию собирает» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Лучше жить с осознанием, что в один прекрасный день все, что вы писали, фотографировали, снимали в режиме видео, окажется публично доступным»

— В своей колонке на «Царьграде» вы написали: «Когда начнется конфликт с США, нам выключат все смартфоны и компьютеры. Сделать ничего нельзя. Надо понимать, что вы не управляете вашим устройством. В старой парадигме вы считаете, что купили инструмент за свои деньги, в парадигме производителя вы его арендовали, он имеет право распоряжаться тем, что в памяти вашего устройства». То есть мы все под «колпаком» и они нам пока что просто разрешают играть в эти игры, которые на данный момент для них не опасны?

— Дело не в разрешении, а в том, что это все очень дорого и сложно выключить. Кроме того, это будет плохой прецедент для Америки во всех смыслах, а ущерб, который они таким образом нанесут, окажется относительным. Плюс для них это средство разведки. У Соединенных Штатов есть программа цифровой колонизации планеты. Каждая страна должна пользоваться американскими технологиями, что создает прямую зависимость от Америки. Сегодня есть ряд государств, среди которых Китай, Россия, Индия, не желающих быть колонизированными, хотя это де-факто уже произошло. Ваш телефон о вас может рассказать кучу всего, и эта информация будет не на вашей стороне. Вы не имеете возможности контролировать, что производитель телефона или создатель программного обеспечения видит и какую информацию собирает. Об этом не говорят, но, конечно и безусловно, эта информация используется в разведывательных целях. Когда есть доступ к такой информации, она всегда используется. Россия это понимает, осознает. У нас есть задача — создать свою операционную систему, и она уже есть, называется «Аврора». Если мы говорим об «Авроре», то она моментально выводит человека из этой цифровой слежки. Развивается она пока для B2G-сегмента (сокращенно от business-to-government, что в переводе означает «бизнес для государства», данная модель подразумевает продажу товаров и услуг государственным органам и учреждениямприм. ред.). Успехи есть. Против «Авроры» играет огромное количество людей, в том числе внутри страны, которые хотят ее смерти.

— Почему?

— Потому что в этой игре мы моментально получаем преимущество. Если раньше мы были полностью прозрачны для другой стороны, то теперь становимся непрозрачными. Для многих это, конечно, не то, что они хотят видеть и получить от нас. Вообще в мире страны со своей мобильной операционной системой можно пересчитать по пальцам одной руки. Россия входит в этот клуб, и я надеюсь, что мы сделаем рывок в ближайшие пять лет.

Но, с точки зрения потребителя, надо понимать, что все данные на вашем устройстве вам не принадлежат. Сегодня они принадлежат производителю, владельцу операционной системы, как правило, это американские компании. Лучше жить с осознанием, что в один прекрасный день все, что вы писали, фотографировали, снимали в режиме видео, окажется публично доступным.

— Вы сказали, что очень много людей в России заинтересованы в том, чтобы убить «Аврору», чтобы мы оставались зависимыми, но этим дело не ограничивается. Например, судя по постам в соцсетях, некоторые высокопоставленные сотрудники «Яндекса» открыто поддерживают Украину и желают поражения РФ. Вы, наверное, в курсе истории с Викторией Лисицыной, которая называет российские войска «ничтожным ублюдством» и желает киевскому режиму победы. Были публикации похожего свойства и ее коллег. Украинцы очень быстро и резко разбираются с теми, кто хоть намеком не симпатизирует их национализму и действиям властей, а почему у нас такая странная мягкотелость или внутренняя оппозиция? Как вы это прокомментируете?   

— Для нас все то, что происходит на Украине, — это действительно не война, а специальная военная операция, которая где-то на границах России ведется. Она не затрагивает большую часть общества, которая ощущает это как некое далекое событие, никак не меняющее их жизнь с точки зрения повседневности. В магазинах все есть, транспорт ездит, свет, газ, вода, связь, телевидение, интернет — все исправно функционирует. Работа плюс-минус имеется, зарплату плюс-минус повышают. Есть какие-то изменения в экономике, но они происходят во всем мире. Поэтому здесь надо говорить о том, что общество не перестроилось. Да, оно становится менее терпимо ко многим людям, которые высказывают негативные точки зрения против государства и России как таковой, но какие-то радикальные формы это пока не приобретает.

На Украине в отличие от нас жесточайшая цензура, зачистки, запугивание населения. Человек с мнением, отличным от официального, просто исчезает. По сути, это «эскадроны смерти», которые в Латинской Америке были в свое время опробованы. Там нет гражданского общества вообще.

Я категорически против и не вижу причин, по которым мы должны вводить жесткую цензуру, и механизмов, имеющихся сегодня, на мой взгляд, более чем достаточно. Они не всегда мягкие, но работают. И в данный момент это попытка со стороны властей сохранить гражданское общество, которое у нас сформировалось за последние годы. Обратите внимание, что, когда добровольцы или призванные в рамках частичной мобилизации в соцсетях начинают жаловаться или говорить о том, что что-то неладное, неправильное происходит, идет моментальная ответная реакция общества и власти. Сразу поднятые проблемы начинают обсуждаться и решаться. Это очень правильный подход. Это работает гражданское общество. Есть проблема, она подсвечивается, не заметается под коврик и тут же начинает решаться. Безусловно, не все идеально. Это огромная организационная история, но тем не менее она работает.

Попытка сравнить нас с Украиной невозможна. Украина сегодня — это насквозь негражданское общество, которое осознанно уничтожает своих жителей разными способами. К сожалению, это совершается на наших глазах. Это во всех смыслах гуманитарная катастрофа. Ничего подобного в России не происходит.           

— С начала спецоперации многократно усилились кибератаки и всевозможная подрывная деятельность наших противников в сети. В этой связи депутат Александр Хинштейн в своем телеграм-канале пишет: «Здесь также необходимо подумать о законодательном закреплении прав „белых“ хакеров. Мы понимаем, что сейчас эта работа не совсем легальна, но если она идет в интересах государства, то следует предусмотреть освобождение от ответственности». Что вы думаете по данному поводу?

— На сегодняшний день кибервойна имеет такое же измерение, как и реальная. У нас законодательная база отстает. Работая, по сути, даже на российское государство, взламывая системы противника, человек нарушает закон. Это смешно, глупо, тем не менее законодательно условно мы защищаем права украинской стороны или кого-то еще. Нам нужен комплекс законов, который будет давать нечто похожее на патент корсара, выдававшийся Англией для борьбы с испанцами. По сути, это пираты, но с патентом от государства на то, что они могут жечь, грабить и убивать, но не всех, а именно испанцев и их союзников. Такие патенты, кстати говоря, придуманные не нами, почему бы сегодня не выдавать тем людям, которые способны и могут атаковать инфраструктуру другой стороны, не стесняющейся делать это? Мы с марта 2022 года живем под постоянными атаками. Все компьютерные и информационные системы нашей страны, частные сервисы атакуются противоположной стороной. Атаки изощренные. Это вынуждает нас тратить большие деньги на то, чтобы обороняться. В итоге производительность ухудшается, оборудование горит. Это имеет вполне измеримую составляющую. Мы же занимаемся чистоплюйством. Не отвечаем в данной области, потому что руки не доходят, есть другие задачи, пробелы в законодательстве. Существует огромное количество людей, которые могут это делать, они подготовленные, хорошо знают свою работу. Но, например, рисковать они не готовы. А это, по сути, уголовная статья в России. Нам необходимо избавить их от уголовной ответственности. Не надо заниматься морализаторством, как многие пытаются это делать. Не нужно стараться оставаться белыми и пушистыми, потому что ответ должен быть симметричным. Если вы атакуете наши системы постоянно, будьте готовы к тому, что и ваши подвергнутся такому же воздействию.

Есть компания OpenAI. Ей принадлежит программа ChatGPT, которая наделала много шума, но на самом деле это не что-то новое. Это не искусственный интеллект, его сегодня нет «Есть компания OpenAI. Ей принадлежит программа ChatGPT, которая наделала много шума, но на самом деле это не что-то новое. Это не искусственный интеллект — его сегодня нет» Фото: © Cfoto / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«Нет сегодня искусственного интеллекта»

— Появилась информация о том, что минцифры и ФСБ создадут национальный технологический центр цифровой криптографии. Запуск предварительно планируется в 2024 году. Основная цель АНО «НТЦ ЦК» — внедрить и популяризировать использование криптографических методов защиты. С помощью них государство может обеспечить информационную безопасность россиян, в частности защитить их персональные данные. Что вы знаете об этом проекте? Чего от него ожидать?

— Скажу честно, я не знаю конкретно, как этот проект будет развиваться. Но, думаю, такой проект необходим. Это некий центр компетенций. В любом случае нам криптография нужна. Как она будет развиваться — вопрос.  

— Роскомнадзор запустил систему автоматического поиска запрещенного контента «Окулус», главная задача которого выявление нарушений российского законодательства в части изображений и видеороликов. Система способна делать это автоматически. Как утверждается, к 2025 году ее научат более детально анализировать действия людей в интернете. Что это за система? Что она выявляет уже сейчас?

— Как работает данная система, не очень понятно, но мы, наверное, и не должны знать, чтобы ее не обходить. Но если мы говорим о том, что будет происходить дальше, то да, нужны автоматизированные системы, боты, которые ищут те или иные нарушения. Есть закон, его надо соблюдать. Никто не будет спорить, что детская порнография — это плохо. Все это нужно искать, вычищать и так далее. Но пока никто не знает, насколько эффективной будет эта система. Надеюсь, через какое-то время Роскомнадзор поделится какими-то данными. Такие системы развиваются во всем мире. Россия здесь не исключение.

Система — это как поисковая машина, она не создает контент. Она просто находит его и показывает человеку, говоря при этом: посмотри, тут, кажется, нарушение. И дальше уже человек, который работает в Роскомнадзоре, смотрит, есть ли нарушение или система ошиблась. Это удобный инструмент. Более того, критерии оценки остались неизменными — это законы Российской Федерации, запрещенная и разрешенная информация. Но в любом случае человек станет оценивать, и эта оценка не автоматизирована. Не будет так, что вы что-то написали в социальной сети, вас проанализировали и тут же прислали штраф за нарушение или возбудили дело. Так система в ближайшие десятилетия точно не будет работать.

— 10 января Microsoft сообщил об инвестициях в размере 10 миллиардов долларов в искусственный интеллект ChatGPT, а 18 января — о сокращении 10 тысяч сотрудников компании. В начале февраля судья в Колумбии вызвал переполох, заявив, что использовал чат-бот ChatGPT с искусственным интеллектом для вынесения решения по медицинскому делу ребенка-аутиста. У нас «Яндекс» разрабатывает российскую версию нейросети ChatGPT. В ближайшее время начнется ее обучение, а первые интеграции с сервисами могут запустить до конца года. Что это значит?

— Есть компания OpenAI (американская компания, занимающаяся разработкой и лицензированием технологий на основе машинного обучения, одним из основателей которой является Илон Маскприм. ред.). Ей принадлежит программа ChatGPT, которая наделала много шума, но на самом деле это не что-то новое. Это не искусственный интеллект — его сегодня нет.

Что такое искусственный интеллект? Это интеллект, который себя осознает и может создавать некий новый синтез. Условно говоря, человек видит колесо и повозку, в итоге из них он может создать телегу. У нынешнего искусственного интеллекта синтез не происходит и вряд ли произойдет. То, что мы называем АИ-алгоритмами, — это очень эффективное решение частных задач за счет компьютерной техники. Что стоит в теории? Мы имеем огромный массив информации в виде текстов, видео, аудио и так далее и дальше позволяем программе вырывать куски из уже созданного контента (книг, журнальных заметок) и комбинировать с другими. Мы в этом случае получаем некое новое качество. Не интеллект его продумывает, он просто комбинирует из разных источников и выдает некие тексты, которые можно даже считать уникальными, потому что он их еще и переписывает. Это легкая задача, потому что не надо ничего соображать: ты просто переписываешь по правилам языка в некий удобоваримый текст, не проверяя его на логику очень глубоко. Поэтому иногда бывают довольно смешные тексты, которые совершенно не бьются с реальностью. Но важно понимать, что это тексты, которые создали люди, а не что-то новое. Можем ли мы комбинировать уже созданные кусочки для того, чтобы получать какие-то вещи? Да. Студент защитил курсовую работу. Знают ли его преподаватели, что он это скомбинировал? Наверняка догадываются, что это комбинация из других текстов, записей лекций, научных работ и так далее.

Этот алгоритм позволяет быстро подборку книг скомбинировать в некоем удобоваримом тексте. Это хороший инструмент. Сегодня идет гонка среди разных компаний за данный инструмент. Но он сырой, не очень применим в реальной жизни. При этом он может заменить низкооплачиваемых сотрудников, которые выполняют мартышкин труд, например пишут какие-нибудь объявления. Может искусственный интеллект писать объявления? Да. Может ли он писать новости, базируясь на известных новостных лентах агентств? Да. Он будет делать это хорошо. Но надо понимать, что это работа рерайтера, когда надо взять новость из ленты и переписать так, как будто она написана вами, сохранив суть. Это очень простая работа, и люди давно ее освоили для того, чтобы не платить роялти-агентству за новости. Такая работа доступна алгоритму. Поэтому для него найдется спектр работы. Можно сказать, что мы получим новый тип поиска, когда вы на естественном языке задаете вопрос и получаете ответ. Мы получим нового типа голосовых ассистентов, с которыми можно будет вести диалог. Это интересно, но это не искусственный интеллект. Это просто новый тип поиска по той информации, которая у нас уже есть и которую создает человек.

— Вообще искусственный интеллект — это что такое? В данной области что-то делается, какие там успехи?

— Первый подход к снаряду был в 1950-е годы. Теория тогда была сформирована, она дает плоды и сегодня. Сейчас у нас есть очарование тем, что мы искусственного интеллекта вот-вот достигнем, но я думаю, что это нереально. Приведу простой пример. Человеческий мозг функционирует со скоростью суперкомпьютера, при этом мощность мозга 2,5 ватта. Чтобы достичь на 1 петофлопс сравнимой мощности, нам еще столетие работать. Принципиально другой тип вычисления должен быть, потому что сегодня, по-моему, в 10 тысяч раз у современных суперкомпьютеров мощность выше. То есть энергии требуется намного больше, чем потребляет мозг человека. И здесь история очень простая. Чтобы воссоздать наш мозг хотя бы в каком-то приближении — мы к этой задаче даже не подбирались. Мы очень далеки от нее. Да, мы решаем узкие задачи. Мы создаем специализированные компьютеры и чипы, которые умеют многое делать быстрее, чем мы. Они на то и специализированные. Но научить их мыслить невозможно. Вы же не говорите со своим холодильником о том, как и когда вам питаться. Хотя можно научить его произносить какие-то заученные фразы. Но с голосовой колонкой мало кто общается, хотя она говорит.