«Пацаны лет 13–15 прямо спрашивали: «А чего как в Крыму не сделали? Почему нас к себе также не забрали?»

Тимур Камалетдинов: «Все эти вот посты в соцсетях, что мы фашисты, что бедную Украину обижаем, о миллионе убитых русских на второй день спецоперации — чего только не придумывали первое время в интернете»

О «контрпропаганде»

— Скоро будет уже почти год с начала специальной военной операции. Расскажите, когда вы впервые почувствовали, что нужны, что нельзя сейчас оставаться в стороне?

— В тот день мы были в командировке в Буинске, на зональном совещании. Когда возвращались уже обратно на автобусе, услышали по радио, что началась специальная военная операция. Тут-то сразу и поняли, что это наш выход, тех, кто занимается патриотической работой. Вся наша команда вышла из поисковиков, и мы, как никто другой, можно сказать, в контексте происходящего. Поэтому не смогли оставаться в стороне. Первое, что мы начали делать, — это заниматься информационным противодействием.

— Чему противодействовать?

— Сразу же пошел поток грязи. Все эти вот посты в соцсетях, что мы фашисты, что бедную Украину обижаем, о миллионе убитых русских на второй день спецоперации — чего только не придумывали первое время в интернете. А проблема в чем? В том, что основной пользователь соцсетей, интернета — это наша молодежь. Они все это видели, все попадалось им на глаза. А молодежь часто еще не имеет критического мышления, что выскакивает в контекстной рекламе — тому и верят, зачастую не проверяя хотя бы даже элементарные исторические факты. Они этого, как правило, не делают, но не из-за какой-то своей пассивности, просто не всегда могут отличить, где фейк, а где откровенная промывка мозгов, не всегда чувствуют, что здесь что-то не так. В результате начинают воспринимать эту ложь как данность, как реальность.

— И что вы конкретно делали, чтобы бороться с этим информационным потоком?

— Стали рассылать свои посты, размещали статьи в моих соцсетях, на страницах нашей организации, продвигая их везде, где только могли. Такими вот маленькими шагами объясняли людям что к чему. Например, рассказывали, как развивалось националистическое движение на Украине после 2014 года, подкрепляя все реальными фотографиями. Мы рассказывали, как пришло к власти нынешнее украинское руководство, как закидывали коктейлями Молотова бойцов «Беркута», как во Львове поставили их, по сути, исполняющих свой, извините, служебный долг, на колени. Объясняли людям истинную природу так называемого русского национального батальона. Это же в чистом виде власовцы, коллаборационисты. Они тоже говорили, что за великую Россию без большевиков. А по сути, они кто? Это предатели, которые зассали, сдались в плен, а потом, чтобы им в плену жилось хорошо, пошли помогать врагу.

Вот примерно о таких вещах рассказывали в своих постах. И все подкрепляли фотографиями. Самое интересное, что, когда я в марте начал все эти посты писать, заметил, что интернет очень серьезно почистили.

— В смысле почистили?

— Ну вот я искал фотографии и видео от 2 мая, когда сожгли Дом профсоюзов в Одессе — а раньше было очень много роликов о том, как националисты изготовляли коктейли Молотова, как готовились к нападению, сам помню, как по всем новостным каналам это показывали, — ничего в интернете нет. Сейчас можно найти кадры только самого пожара и эвакуации людей. То есть только какие-то нейтральные кадры.

— Google все удалил?

— Я искал и там, и в «Яндексе». Ничего не нашел. Я вообще давно этой темой занимаюсь. Очень много раньше было картинок войны в Грузии, их сейчас также толком уже не найти. Но у меня дома в архиве есть они.

— А посты у вас были только такие просветительские или вы все-таки пытались вести какую-то контрпропаганду? Например, вот была же целая информационная кампания вокруг Бучи.

— Как могли, пытались людям объяснять, конечно. Там вообще все красиво сделали. Вот этот растиражированный кадр, где трупы на дороге лежат, — ну прямо по-голливудски же снято. И бронетранспортер эти трупы еще так аккуратно объезжал. А они там лежат так ровно, чтобы как раз большой армейский бронетранспортер мог мимо них змейкой проезжать. Я не знаю, кем надо быть, чтобы поверить в это. Любой человек, который хотя бы играл в войнушку, понимает, что если в тебя стреляют из пулемета, то рефлекторно стараешься убежать куда угодно, но точно не вдоль дороги бежишь. Логично же? Вот у тебя дорога с одной стороны, с другой — дома. Ты стоишь в куче людей, начинают стрелять, куда побежишь? Либо за дом, либо в кусты. Но точно не вдоль этой дороги, тем более в шахматном порядке.

«Когда мы ехали, да, было волнение: «А что, как мы там? Все-таки боевые действия идут…» Но, когда оказались уже в городе, страх пропал»

Волонтером в Мариуполь

— Когда вы перешли, если можно так выразиться, от слов к действиям?

— 16 мая. Я хотел еще в апреле поехать в зону СВО, но там не было возможности. А так, как раз отработали 9 Мая, парад Победы, и 16-го в составе гуманитарной миссии «Молодой гвардии Единой России», в составе волонтерской роты я отправился в Мариуполь. Эта схема отправки волонтеров, кстати, до сих пор так и работает — вот 6 февраля будет следующая отправка. Через «молодогвардейцев» поехал я и еще один парнишка из Волжска. На месте уже оказалось, что был еще молодой человек из Челнов, он записался через сайт. Мы все встретились в Москве, в штабе «Молодой гвардии Единой России». Туда приехал автобус, мы погрузили продукты, одежду, вещи разные, которые надо было туда отвезти, вроде запчастей для машин. Погрузились и поехали. Получается, в понедельник выехали, во вторник уже были на месте.

— Какая картина предстала перед вами?

— Точно такая, какую нам транслировали в телеграм-каналах… Когда мы туда уезжали, там в городе все еще шли бои. Мы приехали 17 мая, то есть в день, когда «азовцы»** объявили о своем намерении сдаться. Это был первый день тишины — все наготове, битком войск. Выдохнули только на следующий день, когда стало уже можно говорить, что Мариуполь освобожден.

«У детей появились нервные тики»: интервью единственного педиатра Лисичанска. Он приехал из Татарстана

— И что вы увидели, когда приехали?

— Город, конечно, весь был разрушенный. Надо отдать должное нашим пацанам, военным, которые подставляли себя и старались максимально сохранить и людей, и здания. Мы жили в школе в пригороде, по нашим меркам, это как в Азино, на окраине, где еще 3–4 дома и дальше поле. В школе раньше размещались позиции ВСУ на третьем этаже. Туда прилетел снаряд из танка, одной стены просто не было, хотя все остальное целое.

Наши заходили в город с поля. Очевидцы нам рассказывали, как ВСУ устраивали в жилых домах свои позиции: на 8–9-х этажах оборудовали позиции для себя и гранатометчиков, на 4–6-х обычно хранили БК, а отсиживались в подвалах. Когда российские танки наступали из полей, они из ПТУР стреляли по ним и быстренько убегали в подвалы, к бабулькам, прятаться. Наши стреляли в ответ, соответственно. Первые дома там капитально снесены. Когда уже вошли в город, стали точечно отрабатывать. По разрушениям видно, куда именно стреляли, где враг конкретно сидел. То есть вот ты идешь по городу, у тебя перед глазами может полностью целый дом стоять, со всеми стеклами и окнами, но с одной только дыркой — там сидел враг.

Или вот один местный дед рассказывал. Был такой классический квартал, коробка дворовая, вокруг многоэтажки, а в центре — техникум. ВСУ сидели в нем. Когда наши наступали, они оттуда отступили и заняли позиции в жилом доме. Из двора если смотреть — дом абсолютно целый. Обойдешь его — 7–8-е этажи полностью отсутствуют просто, стен нет. Все, что снизу, целое, потому что туда никто не стрелял, там ВСУ за мирными жителями прятались. И везде вот так, видно, как скрупулезно и точечно отрабатывали. На «Азовстали» иначе — там да, как Сталинград из фотохроники Великой Отечественной войны.

— Что вы делали в Мариуполе?

— Мы там были около двух недель. Помогали, работали в гуманитарных центрах, выдавали гумпомощь.

— Местным жителям, тем, кто оставался в городе?

— Да, выезжали по адресам. Очень много заявок приходило, чтобы посмотрели, в каком состоянии квартира, дом. Мы ездили, все фотографировали, проверяли.

«Понятно, что боевые действия — это плохо, мама плачет, папа переживает — все это на ребенке сказывается»

— Не страшно было? Могло же быть и заминировано там все. Страшно было вообще хоть на секунду?

— Страшно только тогда, когда едешь туда. А когда ты уже там, не страшно. Когда мы ехали, да, было волнение: «А что, как мы там? Все-таки боевые действия идут…» Но, когда оказались уже в городе, страх пропал.

На самом деле было все нормально. Мы там познакомились со многими молодыми ребятами. Жили на базе школы, а рядом хорошая такая спортплощадка, которую как раз незадолго до всего этого обустроили. После освобождения на нее потихоньку стала молодежь приходить. Вообще, по сути, прямо на наших глазах город возвращался к мирной жизни, и, скажу вам, достаточно быстро это все происходило. Например, к концу нашей двухнедельной поездки, чтобы вы понимали, в Мариуполе уже были пробки, начали ходить автобусы. Город очень быстро ожил. И молодежи на улицах было довольно много.

Вот мы как-то вечером сидим, разговариваем с ребятами. У всех весьма разное мнение. Говорили с пацанами лет 13–15, которые даже и не помнили 2014 год. Они нас прямым текстом спрашивали: «А чего вы как в Крыму не сделали? Почему нас к себе также не забрали?» Понятно, что боевые действия — это плохо, мама плачет, папа переживает — все это на ребенке сказывается. Им этого всего стресса не надо, поэтому так и говорили: «Надо было сделать как в Крыму. Вы же в Крыму без боевых действий обошлись…»

Была девочка лет 17, у которой мама и папа — такие матерые «западенцы». Она нам сказала: «На фиг вы сюда приперлись? Теперь нам надо к бабушке переезжать…» Некоторые ребята говорили: «Да, все плохо, дома разрушены. Но очень хорошо, если мы станем частью России». При этом, знаете, добавляли, что в ДНР они не хотят, но хотят быть в составе РФ. Это уже какие-то их внутренние вещи. Ребята из Донецка, которые с 2014 года воюют, помнят, что тогда, во время референдума, где Мариуполь тоже активное участие принимал, он не восстал и ни под что не подписался. Поэтому им до сих пор дээнэровцы не могут простить такое. Об этом сами солдаты, ополченцы мне говорили. Там прямо чувствуется напряжение. Мариуполь сам по себе чем интересен? Там же украинцы пытались организовать тероборону, но ничего не получилось. При этом, когда и наши вошли, мариупольские мужики не пошли воевать за наших и ДНР. Они тихонько отсиделись в подвалах и потом продолжили свою тихую, мирную жизнь. Не хочу подобному давать какую-то оценку. Это их слова.

«Говорили с пацанами лет 13–15, которые даже и не помнили 2014 год. Они нас прямым текстом спрашивали: «А чего вы как в Крыму не сделали?»

— Какая там молодежь в целом?

— Очень разная. Все, кто хотел убежать, убежали. Одна девушка рассказывала, что списывалась с уехавшими. Те готовы были скидываться для нее, чтобы она через Польшу тоже уезжала. Она им ответила: «Я на вашу Украину никогда не поеду. Я такого насмотрелась, что больше ничего общего с ней не хочу иметь». Нам эта девушка рассказывала, что реально боялись по ночам какие-либо звуки издавать. Боялись не русских солдат, а украинских. Со слов своего друга рассказывала, например, как украинские танки просто заезжали во дворы и беспорядочно дома расстреливали. Без какого-то смысла, без надобности, никто в этих домах не сидел, никто оттуда не стрелял, просто пустой двор. Но вот танком утюжили, расстреливали боекомплект и дальше уезжали, в следующий двор.

Встретились в сквере как-то с двумя другими девчонками. Они нам тоже говорили, что, мол, на фиг мы к ним приперлись. Я им отвечал: «Ну как же, у вас же „азовцы“**…» Чтобы вы понимали, это были молодые красивые 16-летние девочки. А кто такие «азовцы»**? Это 20–25-летние парни, накачанные, типа все из себя такие крутые. Средняя зарплата в Мариуполе, как мне объясняли, была на уровне 20 тысяч рублей, это прямо такая хорошая средняя зарплата. В «Азове»* — одни контрактники. То есть это такие статные пацаны при деньгах. Понятное дело, что девчонок не обижали. Потому те и рассказывают, как с ними гуляли по центру вечерами, как все хорошо было.

Потом с другими разговаривал. Рассказывали историю в духе гоп-стоп, казанская классика 1990-х. Парнишка поведал, как однажды вечером его друг шел по улице с колонкой. Эти «азовцы»** докопались до него, хотели отжать колонку. А парень был спортивный, втащил им и пошел дальше. Набежали остальные. Благо местные все увидели и вызвали полицию. Они приехали и упаковали того, у кого хотели колонку отжать. Посадили и сказали ему: «Ты нам спасибо скажи, что мы успели. Сейчас мы тебя увезем и отпустим, не переживай». И таких историй очень много рассказывали.

«Когда мы ездили, не было ни связи, ни электричества — ничего. Изредка только включали Wi-Fi, когда генераторы запускали»

Поисковая миссия в Луганске

— Вы были только в Мариуполе?

— Нет, не только. Лето прошлого года оказалось очень интенсивным по работе здесь, в республике, поэтому в то время не было особой возможности поехать еще раз. Плюс там вместе с дорогой почти на три недели командировка получается. Сложно выпасть из рабочего процесса на такой период, учитывая, что я еще и руководитель. А там же связи нет. Сейчас проще стало, конечно. Но, когда мы ездили, не было ни связи, ни электричества — ничего. Изредка только включали Wi-Fi, когда генераторы запускали.

В августе я поехал в Луганск в составе команды по приглашению межведомственной комиссии по установлению жертв киевской агрессии. В общем, это те, кто ездит и выкапывает расстрелянных пленных, убитых мирных жителей и так далее.

— Что-то я никогда не слышал о такой комиссии.

— Это на тот момент не российский орган, луганский. Дело же было еще в августе, тогда они являлись самостоятельными еще.

Я же профессиональный поисковик. Они пригласили московских ребят, а те, соответственно, уже меня. Нас поехало четверо, все с опытом. Обязательное условие было ко всем, чтобы человек уже бывал там. Обычные поисковики копают, как правило, уже кости. А то, с чем мы работали, что поднимали, надо понимать, совсем не кости.

Это была первая такая поездка, разведка боем. Мы приехали, с людьми пообщались, ознакомились с документами. В один день выехали по заявке под Северодонецк. Представляете, насколько там неспокойная обстановка была? А у нас в сопровождении только два бывших ополченца, которые после ранений оба, без оружия. Очень много территорий еще не разминировано было. Мы ходили по позициям наших и по украинским. Подняли неопознанные останки бойца. Там достаточно сухо еще, тело довольно быстро разлагается, и не так сильно еще чувствовалось…

«Местные ребята очень патриотичные. Там нашим патриотам еще надо поучиться патриотизму на их фоне. Они там настолько пророссийские, что просто…»

— Понятно. Только с телами военных работали?

— Не только. Как-то ездили на другую заявку. Местные рассказывали нам о деде, он был одиноким. Жил в поселке, слабо ходил, 1954 года рождения. В общем, обычный такой сельский дед. Так вот, когда начались боевые действия, вошли украинские войска. По классике нашлась семья, которая встретила их с хлебом и солью и все про всех соседей рассказала. А у этого деда два сына с 2014 года в ополчении воевали. Нацисты пришли к нему и давай избивать. А у него ноги слабые, один раз ударили — он упал. На него орали: «Вставай!» Но он физически этого не мог, ноги больные. Так деда и запинали. Пристрелили в голову из автомата в упор. Когда мы его поднимали, то у него в лобной кости была дырка от пули, а с обратной стороны все раздробило. Соседа заставили выкопать ямку, затащили туда тело и засыпали. Он родился 24 августа 1954 года. Мы его подняли 24 августа 2022 года. А убили его 5 мая. Бабушка местная рассказывала, что на 9 Мая эти нацисты бушевали там у них очень «хорошо».

Вот этим мы, соответственно, занимались — поднимали тела. Следующая поездка была в сентябре – октябре: проводил молодежный форум.

— Что за форум?

— Его проводила Росмолодежь. Мы тогда еще смеялись, что начинали форум как международный, а закончили как региональный. Потому что в то время только провели референдум, но еще ничего не было подписано официально. А так там были ребята из Запорожья, ДНР, ЛНР и России.

— Много ребят?

— 150 человек плюс мы.

— И чем вы там занимались?

— Меня пригласили туда курировать вопросы общей координации. Форум был посвящен 80-летию «Молодой гвардии». Формат его являлся классическим: мероприятия, движухи разные патриотические, лекции по грантам. Все, чтобы молодежь освобожденных наших новых территорий максимально быстро влилась в формат работы молодежки всей страны. То есть чтобы ребята могли понимать, какие возможности перед ними открываются.

— Как им эти возможности, понравились?

— Слушайте, местные ребята очень патриотичные. Там нашим патриотам еще надо поучиться патриотизму на их фоне. Они там настолько пророссийские, что просто… Вот девчонка была, сама из Луганска, но у нее бабушка жила в Рубежном, который был после 2014 года украинской территорией. Когда бабушка слегла, она к ней переехала ухаживать. С 2016-го жила там и на себе прочувствовала не просто всю эту атмосферу, она все бои там пережила. И знаете, более пророссийского человека я никогда не видел. Или вот была девушка 22 лет, а она уже на сайте «Миротворец» с 2017 года. Еще парнишка, который по мобилизации успел повоевать. Его вернули с передовой, чтобы он работал по молодежке. Он мне сказал, что лучше бы воевал сейчас, что он там нужнее, чем здесь, на форуме.

«Не хотелось возить и где-то там оставить посылку, а чтобы мы на 100 процентов были уверены, что сумеем найти адресата»

Гуманитарная миссия

— Это оказалась ваша последняя поездка?

— Нет. Потом была мобилизация. Забрали двух моих друзей. Нет, в целом многих знакомых мобилизовали, но эти двое мои близкие друзья. С одним мы вместе в экспедиции ездили, занимались развитием патриотики, другой — тоже мой хороший друг, также поисковик. Один из них сейчас командир разведвзвода, второй — старшина комендантской роты.

Во время мобилизации возник вопрос, что пацанам надо как бы помогать. Мы раз туда приехали, второй, третий и сами не заметили, как друзей у нас вдруг стало куда больше. Вот недавно ездили с гуманитаркой. Половину «Газели» повезли лишь личных посылок. Причем не только в наши подразделения, но и в соседние полка.

— По сарафанному радио набрались «заказы»?

— Да, именно так. Но брали, только если мы прямо знали, что сможем там передать. Не хотелось возить и где-то там оставить посылку, а чтобы мы на 100 процентов были уверены, что сумеем найти адресата. И еще. Постоянно говорю, чтобы не клали хрупкое. Машина всегда полная, мало ли. Недавно у одного парня был день рождения, и мы повезли торт. Жена его сослуживца приготовила, чтобы пацаны ему подарили. Мы, когда приехали, открыли «Газельку» — все просто попадало, настолько все было битком. Я говорю: «Пацаны, без обид, если что-то с тортом случилось…» Оказалось, что очень вкусный торт, доехал целым. Поздравили парня как положено, со свечкой даже.

Знаете, когда личные посылки пацаны забирают, это реально до глубины души трогает, очень эмоционально. И всегда грустно смотреть на ребят, которым ничего никто не привозит. Они, конечно, искренне радуются за своих товарищей, когда тем приходит что-то из дома, но на лицах все равно что-то такое отражается, не зависть, а переживания, что ли.

Очень трогают детские письма. В последний раз вот привезли детские письма из Московской области. Вроде бы совершенно незнакомые дети пишут, но наши пацаны их читали, да так, что прямо тепло было самому, глядя на них. Ребята хранят каждое письмо. Это поднимает настрой, боевой дух.

«Вы бы видели реакцию этих солдат. На лицах один вопрос: «А вы кто? Где этот Татарстан?»

— А куда вы возили гуманитарку?

— В Сватово. Мы доехали, все передали, переночевали там и потом поехали обратно.

— Что возите, собираете, что ребята просят?

— Все по-разному. Когда их только туда перебросили, то они вплоть до еды просили. Могу сказать насчет взвода моего друга. Их отправили на позицию, где они в блиндаже жили, в окопе. Поначалу им привозили один раз в день термос с едой на взвод, и все. Понятное дело, что это не вариант. Им приходилось ездить в местные магазины, покупать продукты. Сейчас ситуация наладилась и они уже говорят: «Еды не надо, ее полно». Пищи достаточно, но им хочется всяких «ништяков», конфет, например, просят больше, чем тушенку. Когда мы в последний раз ездили, привезли им конфет, сладостей разных. Отец моего друга, командира этого взвода, передал им целую коробку домашней тушенки из лосятины или оленины, не помню уже точно. Это чтобы у парней было все всегда вкусно и разнообразно.

— А какие-то специфические вещи просят? Из военного снаряжения, может, что-то?

— Что касается боевых вещей, то просят маскировочные сети, потому что они всегда нужны. В последний раз один мешок в машину не влез, отвезем вот его в марте. В целом у них по боевому снабжению все есть: броники, разгрузы… Но их броники — это «Ратники» четвертого класса, тяжеловаты. Когда меня пацаны одели в броню пулеметчика, когда всю его амуницию еще нацепил… Честно? Не представляю, как они с этим бегают. Ну реально просто жесть. Понятное дело, что им всем хочется «неуставные» броники, чтобы были легче, удобнее. Мы старшине в комендантской роте подогнали такой броник четвертого класса, он легче, как пушинка.

Есть вещи, которые положены на взвод по одной единице. Например, ночной прицел обязательно должен быть у командира взвода. Но чем этих прицелов больше в отряде, тем лучше. Вот мы им ночники привезли, прицелы, глушители на автоматы. Формально им это не положено, они же не спецподразделение, а общевойсковое. Но все равно лучше, когда тебя при выстреле не слышно. Мы все это возим не потому, что государство им не дает, а потому, что им это и не положено. Но с таким оборудованием удобнее, проще, эффективнее.

Вот сейчас скоростные квадрокоптеры попросили, которые тяжело отслеживаются. Оказывается, на них ты можешь включить запись на камере, влететь на позицию и пролететь на скорости до 146 км/ч. Дрон с этой скоростью пролетает, а противники даже не успевают его засечь. Потом уже наши скачивают с него видео, собирают информацию и спокойно при медленном просмотре все координаты скидывают артиллерии. Вот такие дроны сейчас ищем, чтобы закупить ребятам.

Еще они попросили машины. Им положено на роту несколько «КАМАЗов»: по одному на взвод плюс для перевозки имущества. Но на «КАМАЗе» не покатаешься по всем нуждам. Они себе нашли там «Ниву». Кроме того, мы еще им из России привозили бронированную инкассаторскую «Ниву», чтобы они могли все время быть мобильными. Бывает, нужно в тот же город съездить по каким-то вопросам: квадрокоптеры перепрошить, продуктов прикупить, родне опять же съездить позвонить. Нет, понятно, что для ведения боевых действий им подобное не надо, им это не положено, но с этим удобнее.

«На самом деле в нашей стране много патриотов, которые поддерживают свою армию, государство. Просто так исторически сложилось, что те, кто занимается праведным делом, не любят об этом говорить на каждом углу»

Если хотите помочь

— Как вы все это собираете?

— А как в Великую Отечественную войну все шли и сдавали личное имущество на нужды фронта? Испокон веков в наших традициях народ помогает армии. И здесь, как бы всякие педерасты ни вопили, народ в большинстве за Россию и свою армию. Многие спрашивают, куда деньги присылать, говорят, что хотят помочь нашим. Скидывают, сколько могут — по 500 рублей, по тысяче. У меня вот друг говорит: «Есть червонец, хочу помочь». Я ему отвечаю: «Сиди пока, когда будем планировать поездку, я у тебя их возьму, потратим по запросам на то, что нужнее всего». И вот он сейчас ждет нашей отмашки.

Очень много грузов собирают разные сообщества, как тот же союз десантников наших. Они там просто бесконечно собирают. По сути, эти 500–1000 рублей — небольшие деньги, но когда многие скидываются, то уже огромные суммы получаются. И на самом деле в нашей стране много патриотов, которые поддерживают свою армию, государство. Просто так исторически сложилось, что те, кто занимается праведным делом, не любят об этом говорить на каждом углу. А всякие мудаки — они да, любят покричать, отчего и может сложиться впечатление, что все плохо. На самом деле это все не так.

— Получается, вы собираете от «Форпоста» или вы представляете какое-то независимое объединение инициативных людей?

— У нас по республике 6 человек, которые в составе своих команд ездят в Донбасс с гуманитарными миссиями. То есть у нас 6 команд, которые так или иначе привязаны к «Форпосту». Вообще, мы как госучреждение, естественно, не занимаемся сбором гуманитарной помощи. Мы просто ведем сбор, потому что именно сюда привозят посылки, здесь мы все храним. Буквально недавно у нас было не протолкнуться — все было заставлено посылками.

Технически это все просто инициативная группа людей. Например, мой папа ездит со мной. Он сам ветеран Афганистана и ввиду своих взглядов на жизнь просто не мог быть в стороне. Он в первый раз поехал так же, как и я, сначала в составе волонтерской роты, я помог ему устроиться. Они были в сентябре в Купянске, остановились переночевать. А в тот момент как раз наступление нацистов началось, обстрелы, и они среди ночи уехали. 

Татарстан своих не бросает? Как помочь фронту

— Много ваша инициативная группа собрала уже?

— Конкретно деньгами мы не собираем, берем вещи. Поэтому сказать, сколько в деньгах, не можем. В последний раз отвезли почти 2 тонны, включая домашние посылки. Работаем по принципу: пацаны нам скидывают заявки, мы говорим желающим помочь, что нужно вот то и то, и те сами покупают и приносят уже нам.

— Почему не работаете с государственными структурами?

— С чего вы взяли? Работаем. Когда у нас есть вещи, которые очень дорогие, мы к ним приходим и говорим: «Ребят, наши бойцы очень просят вот это». И если у них есть, то они нам отдают. Мы работаем со всеми. Например, очень плотно сотрудничаем с «Народным фронтом», через них и документы в поездку оформляем, через ОНФ. Никаких проблем, наоборот, только здоровое сотрудничество со всеми нашими официальными структурами.

— А как лучше помогать — через вас, кто работает вот так точечно, или через большие государственные фонды?

— Без разницы. Все зависит от того, куда ты хочешь отправить. Как я уже сказал, вся наша команда работает по конкретным направлениям. Я езжу в полк, где мои пацаны служат, другой в нашей команде ездит к добровольческим батальонам, третий — конкретно в «Алгу» и «Тимер». Людям, конечно, приятнее, когда они что-то делают и точно знают, что их помощь дойдет до конкретного адресата. Все зависит от желания самого человека.

— Если я хочу что-то через вас отправить, то как это сделать?

— Созваниваешься или списываешься (t.me/Kamaletdinov_misli) со мной, приносишь вещи к нам, и все. В следующий раз мы планируем 1 марта поехать. Сейчас сформируем груз, погрузим все, и алга.