Альбина Габдуллина: «Живу под лозунгом «Сила в вере» — это вера в Бога, в себя, в людей, в любимого человека» Альбина Габдуллина: «Живу под лозунгом «Сила в вере» — это вера в Бога, в себя, в людей, в любимого человека» Фото: Андрей Титов

«Помните, с какой вибрацией женщина издревле отправляла своего любимого на войну»

— Альбина, вы больше месяца провели в качестве волонтера в знаменитом столичном военном госпитале имени Бурденко, помогая нашим раненым солдатам, вернувшимся из зоны проведения СВО. Как вы попали туда?

— Когда моя любимая страна начала специальную военную операцию, мое сердце отозвалось на то, что большое количество молодых ребят, бойцов, будут задействованы в ней. А я очень люблю свою страну и малую родину, Татарстан. И даже имея возможность переехать в другую страну, считаю своим долгом жить здесь. В то же время, что касается мужчин, то многих из них охватил страх.

А что такое страх? Это та самая низкая вибрация, которая человека может полностью дисквалифицировать с точки зрения принятия любых адекватных решений. Я считаю, что решение нужно принимать исходя из своего сердца и понимать: куда бы ты ни сбежал, от себя не убежишь. Живу под лозунгом «Сила в вере» — это вера в Бога, в себя, в людей, в любимого человека…

— В качестве психолога вы с кем-то обсуждали подобные вещи?

— Будучи семейным психологом, всегда общаюсь со своими клиентами и просто знакомым говорила: если вы сейчас отправляете своих мужчин, своих любимых, для участия в СВО, то ни в коем случае не нужно их оплакивать и отправлять с какой-то негативной ноткой, что все будет плохо. На самом деле мы должны за них молиться. Помните, с какой вибрацией женщина издревле отправляла своего любимого на войну. Поэтому я всех женщин призываю объединиться, молиться и верить в хорошее, что ее любимый мужчина, ее кормилец, обязательно вернется.

 

Альбина Габдуллина — юрист, психолог-коуч. Родилась 14 апреля 1990 года городе Верещагино Пермского края. Окончила с отличием юридический факультет КГУ, а также аспирантуру. Работала в МГУ, отучилась на психолога в ведущем вузе страны. В 2017 году запустила в Казани программу коучинга. Выступает за сохранение семейных традиций и ценностей.

— Обращались ли к вам за помощью сами участники СВО?

— Обращались, я сама 1990 года рождения, мои одноклассники призваны, находятся на переподготовке. Один из одноклассников — военный, у него четверо детей, он вышел на меня: «Альбина, я сейчас вышел на операцию в Бурденко, сейчас в Москве, поддержи меня».

Вообще, начиная с сентября, когда объявили о мобилизации в стране, у меня не выключается телефон, для меня важно и ночью, и днем отвечать на звонки матерей, жен, которые сейчас отправляют своих мужчин, как они говорят, «в никуда». Моя задача сейчас — девочек объединить, мы должны молиться. Мы, как рабы Божьи, должны просить Всевышнего о помощи, и все мы знаем большое количество крутых примеров, когда человек, которому читаешь Коран, возвращается живым, здоровым. Таким подарком для себя, да и вызовом себе, я считаю то, что оказалась в лучшем нашем военном госпитале — имени Бурденко.

«У многих нет родителей, кто-то лежит в реанимации. У кого-то из бойцов даже не установлены имена, они в коме» «У многих нет родителей, кто-то лежит в реанимации. У кого-то из бойцов даже не установлены имена, они в коме» Фото предоставлено Альбиной Габдуллиной

— Благодаря тому самому однокласснику?

— Да. Оказавшись в стенах этого госпиталя, поняла, что я должна быть здесь, поддерживать, помогать, вдохновлять, и это все произошло на таком порыве. Больше месяца находилась в этом госпитале, порой даже оставаясь ночевать, чтобы помогать раненым бойцам. Потому что у многих нет родителей, кто-то лежит в реанимации. У кого-то из бойцов даже не установлены имена, они в коме.

Самым удивительным для меня было то, когда даже матери православных ребят подходили и говорили: «Могла бы ты почитать за него». Семья у меня соблюдающая религиозные предписания, верующая, сама я читаю Коран и как раз сердце Корана — сура «Ясин», она действительно являлась своего рода помощником, когда ты стоишь у постели раненого бойца…

— Неужели даже в современных условиях бывает трудно установить порой личность пострадавшего в зоне боевых действий?

— Да: человек без медальонов, без крестика, без обручального кольца…

Таким ребятам в коме я сидела и читала Коран, мне привезли из Мекки святую воду из Замзам, протирала лицо, руки, ноги… Ты даешь ему энергию любви, энергию поддержки, разговариваешь с солдатом, ты знаешь, что он тебя слышит, а после прочтения Корана многие начинали приоткрывать рот, шевелить руками, ну это какое-то чудо! Самое удивительное, что через два дня эти ребята открывали глаза. Еще одна важная задача для меня — найти их родителей, жен, потому что для каждого человека очень важно, чтобы рядом были его близкие. Эти вибрации родного человека, его любовь, они сразу чувствуются.

«У нас каждый день какие-то задачи стоят. Сегодня в Химки, сегодня в Балашиху, у госпиталя большое количество подразделений» «У нас каждый день какие-то задачи стоят. Сегодня в Химки, сегодня же в Балашиху, у госпиталя большое количество подразделений» Фото предоставлено Альбиной Габдуллиной

«Все простые ребята — из скромных семей, которые просто пошли защищать нашу Родину»

— Много ли было эмоциональных моментов с участием родных и близких бойцов?

— Для них надежда — это врач. Когда врач сказал, что одного из бойцов мы сейчас отключаем от аппарата, подошел к его матери и сказал, что сейчас нужно попрощаться с сыном… В ответ она дико-дико зарыдала, как волчица кричала. Это страшная утрата для матери — терять своего сына, которому всего лишь 24–25 лет, в основном там лежат ребята примерно такого возраста. Самое удивительное: я пошла читать ему Коран, почти полночи ему читала. Вы не поверите, но этот боец еще 10 дней продержался. Надо верить в силу молитвы. 

— Это помогает?

— Вы не поверите, но четверо бойцов выкарабкались из реанимации, они уже сейчас в палатах, одного переводят в другое отделение госпиталя имени Бурденко в Химки на реабилитацию. С каждым из бойцов, которые находились там, мы в очень хороших отношениях. Это молодые люди из Ульяновска, Краснодара, Самары, Ижевска, других регионов, все простые ребята из скромных семей, которые просто пошли защищать нашу Родину.

— Насколько я знаю, ваши друзья, узнав о ваших волонтерских усилиях, тоже решили помочь?

— Друзья, клиенты, партнеры по работе начали спрашивать о том, в чем же наши ребята нуждаются, начали предлагать финансовую помощь, что-то привозить. Причем до этого я всегда кормила матерей, считаю, что у сопровождающего всегда должно быть горячее питание. Сейчас команда из моих друзей — это 11 девочек и трое ребят из московских татар, мы финансово стараемся максимально помочь во всех вопросах: покупаем ортопедические вещи, нижнее белье, шапки, перчатки… Медперсонал ведь не обязан пристально смотреть за каждым из бойцов, они выполняют свою основную задачу. Причем хочется выразить огромную благодарность всему медперсоналу, всем врачам за их труд, профессионализм! Там порой все операционные заняты, даже плановые операции приходится откладывать.

«Многие ребята, сильные бойцы, военные оказались сейчас прикованы к постели» «Многие ребята, сильные бойцы, военные, оказались сейчас прикованными к постели» Фото предоставлено Альбиной Габдуллиной

— С какими ранениями лежат бойцы?

— У многих осколочные ранения — это торакальная хирургия, когда у них в теле находятся огнестрелы, причем они показывали в своем теле шарики, диаметр которых может быть чуть больше 10 миллиметров, и их надо вытащить. Многие ребята, сильные бойцы, военные, оказались сейчас прикованными к постели, лежат в тех же самых памперсах, это очень печальная картина: в голове у него спицы, они не могут говорить, полголовы снесено снайперской пулей и сейчас стоят пластины. Меня поражали те искренние мольбы родителей, которые сидят около своих детей, спят около них на стуле. Когда мы узнали, что они просто спят рядом с ними, находясь даже с лета, я написала в своем чате об этом, и мы приняли решение — закупить раскладушки. Потому что этим ребятам нужна круглосуточная помощь и поддержка.

— А кто входит в вашу команду, которая осуществляет эту помощь?

— Это просто мои хорошие приятели и подруги, с которыми мы на каких-то мероприятиях познакомились, для меня очень важно окружать себя добрыми и успешными людьми, которые тоже живут с добрым сердцем. У нас каждый день какие-то задачи стоят. Сегодня в Химки, сегодня же в Балашиху, у госпиталя большое количество подразделений. Мы взяли для себя четыре основных корпуса, потому что они очень большие по территории. 

— Много ли среди пациентов соплеменников, татар?

— Есть, много там крымских татар, есть из Челябинска. Были башкиры, из Казани я нашла одного мужчину, молодого человека по имени Антон, он передавал всем привет.

— В госпитале имени Бурденко лежат в основном кадровые военные?

— Кадровые военные и те, кто пошел по контракту служить, бойцы ЧВК…

— Вы и ваша команда были единственными волонтерами в госпитале?

— Там есть медсестры из Красного Креста, которые приходят по воскресеньям и какую-то помощь оказывают, ухаживают за ребятами. Но волонтеров там, я вам скажу, не особо любят. Во-первых, это военный госпиталь, а это безопасность, там служба охраны очень серьезная, меня тоже проверили по всем документам, прежде чем я могла туда попасть. Здорово, что, по крайней мере, родным, близким раненых бойцов выделяют хотя бы жилье, там есть две гостиницы, с которыми они сотрудничают. Но сейчас, я думаю, все места заняты, потому что большое количество раненых.

«Были ребята, которые говорили: «Альбина, я так хочу быстро восстановиться и снова идти в бой, я пойду и добью их» «Были ребята, которые говорили: «Альбина, я так хочу быстро восстановиться и снова идти в бой, я пойду и добью их» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Очень хотела бы поблагодарить Талгата Таджуддина, он выделил издания Корана, которые я раздала раненым»

— Военные вам помогали?

— Мне помогали по вечерам ребята из Преображенского полка, они охраняют территорию. Когда привозили большие коробки сладостей, соки, все что нужно для питания, военнослужащие мне помогали и, заходя в палату, удивлялись, как я все это выдерживаю.

— И как?

— Здесь выдерживает только эмоционально здоровый человек, человек с верой в душе. Я не циник, а на 100 процентов эмпат. Ты понимаешь, для чего ты здесь. Ребятам-пациентам порой было стыдно, дескать, лежу здесь. Я благодарю его, говорю ему: «Спасибо за этот мужской поступок!» Что ты находился там, защищал нашу Родину, а сейчас тебе нужно восстановиться. Были ребята, которые говорили: «Альбина, я так хочу быстро восстановиться и снова идти в бой, я пойду и добью их».

Еще один очень страшный момент: многие из ребят не могут спать по ночам, им снятся кошмары, снятся все время прилеты, они страдают бессонницей, многие даже боятся темноты, мы им дарили специальные ночники для того, чтобы хотя бы теплый свет рядом с ними…

— Находились ли в госпитале имени Бурденко мусульманские священнослужители?

— Я встречала Рената хазрата из Московской соборной мечети, он по средам приходит и поддерживает наших ребят. Еще в сентябре, видя, что из реанимации выходят двое батюшек, у меня родился вопрос: а почему же наши хазраты не приходят и не поддерживают ребят? Я обратилась здесь в Казани и в Москве, но мне сказали, что пока команды сверху не поступало. Я очень хотела бы поблагодарить верховного муфтия России Талгата Таджуддина, он выделил издания Корана, которые я раздала раненым. Председатель ДСМР Альбир хазрат Крганов недавно направил ко мне своего представителя, Дауда хазрата, сейчас начнем сотрудничать.

— Знаю, что в госпитале была неприятная история с нападением на вас.

— Да, это вопиющий случай, руководство госпиталя обещало разобраться в этом, меня предупреждали, что есть и контуженые ребята… Но то, что это будет брат раненого бойца, я не ожидала. Он на меня накинулся, причем защищать меня бросился другой боец, который уже ходит с палочкой, попало и тому бойцу. Поэтому я и оказалась в Казани, сейчас на больничном, лечусь сама.

— Какова была причина агрессии?

— У него эта агрессия, оказывается, уже была, он всех обвиняет, что его брат сейчас находится в таком состоянии, хотя я его брату начинала помогать с самой реанимации. Он мусульманин, российский турок, ходил и орал по всему коридору, повыкидывал все вещи в коридор, а мне прилетело, когда я принесла его брату домашние котлетки, причем свидетели есть, все готовы подключиться, чтобы мы его привлекли к ответственности. Он говорит, что я украла у него телефон, я виновница того, что его брат лежит в таком состоянии и что из-за меня брат его не сможет видеть. На самом же деле он сможет видеть, так как в Бурденко находятся наиболее сильные врачи.

— А что полиция?

— Это военный госпиталь, там не хотят шумихи. Мне звонили, предлагали вопрос решить более спокойно, без привлечения человека к ответственности, мол, с ним уже провели профилактическую беседу.

— В какой еще помощи нуждаются бойцы?

— Мы закупали многое, начиная с памперсов, салфеток с «Пантенолом», кремы противопролежневые, пеленки, теплой одеждой мы практически всех обеспечили, обувью. Мой телефон бойцы раздают своим знакомым и как-то мне позвонили, сказали, что одному солдату нужны резиновые тапочки. Вы не поверите, сколько слов благодарности за эти резиновые тапочки, обычные сланцы, мы получили.

— А что, госпиталь не может даже 100-рублевыми тапочками обеспечить больных?

— Госпиталь, конечно, классный, крутой, но теми вещами, которые для нас кажутся обыденными, госпиталь не снабжает бойцов. Там много нюансов, о которых я, к сожалению, не могу говорить. Сама все это видела, живя там больше месяца — с конца сентября до начала ноября. Я бы и сейчас там оставалась, если бы не тот случай с нападением. Сейчас иду на поправку. Сама вожу машину, собираюсь вновь ехать в Москву. Ребята меня ждут, мы им привозим халяльную еду, мы не делим раненых по вероисповеданию, все ее едят, но готовим пищу из-за того, что там много соблюдающих каноны религии мусульман. Мы вместе с ними читали Коран, молитвы, я дарила четки, а они не только для произношения зикров, но и для развития моторики рук. Один боец плохо шевелил пальцами, а после использования четок его состояние улучшается.

Я покупала ортопедические мячики, массажеры для рук, для того, чтобы быстрее пошло развитие. Врачи и медсестры делают свою работу. Я, как психолог, делала свою работу, со многими из медперсонала я тоже сдружилась. Везде человеческий фактор.

«На своей практике знаю точно, что есть такая категория людей, которые очень хотят кому-нибудь помочь, но не знают кому и как, поэтому вы идете как путеводная звезда, а остальные следом» «По своей практике знаю точно: есть такая категория людей, которые очень хотят кому-нибудь помочь, но не знают, кому и как, поэтому вы идете как путеводная звезда, а остальные — следом» Фото: Андрей Титов

«Работаю только по рекомендации, для меня «сарафанка» очень важна»

— Чем вы занимаетесь, скажем так, в мирное время?

— Я психолог, семейный, детский, веду приемы. С 2020 года большое количество было онлайн-клиентов, причем тогда из-за пандемии я делала хорошую скидку в 50 процентов, не наваривалась на боли, потере работы. Многие семейные пары прошли проверку во время пандемии, для меня было важно помочь людям.

Но самое страшное — что большое количество суицидов было во время пандемии, поскольку люди боятся закрытого пространства. Даже сейчас очень много обострений, на днях у меня была девушка с суицидальным настроением, ей всего 20 лет. Ей уже неинтересно жить, у нее несколько попыток…

Также я в Казани четыре года занимаюсь «солнечными» детьми, страдающими синдромом Дауна, все делаю не ради денег, а ради довольства Всевышнего Аллаха, ведь сказано в суре «Бакара»: «Стремитесь же опередить друг друга в благих делах».

Кроме того, по своей практике знаю точно: есть такая категория людей, которые очень хотят кому-нибудь помочь, но не знают, кому и как, поэтому вы идете как путеводная звезда, а остальные — следом. Большое количество людей отправляли мне сейчас деньги на карту с пометкой «вкусняшки нашим раненым бойцам», я каждый день закупала, скидывала отчеты в статусе WhatsApp*.

— Насколько, по-вашему, сегодня необходимы людям личные психологи?

— Считаю, что в нашем современном мире профессия психолога очень важна. Опять-таки всегда обращаюсь к своим клиентам, которые приходят ко мне после других специалистов, говорят, что кто-то другой не помог, а меня все рекомендовали. И я работаю только по рекомендации, для меня «сарафанка» очень важна. Я считаю, у каждого должен быть свой психолог.

— С какими проблемами больше всего сегодня к вам обращаются в условиях СВО?

— Сейчас самый главный страх — это неизвестность того, что будет завтра. Если о пандемии мы знали, что она когда-то закончится, то о спецоперации никто ничего не знает. У многих страх в финансовом отношении, боязнь потерять работу. Бойцы были кормильцами в семье, а сейчас они на попечении у своих матерей, жен, оказавшись нетрудоспособными.

Если же взять в общем, с какими проблемами обращаются люди, то у многих сейчас такая тема, как депрессия. Все говорят, что нет настроения и очень много агрессии. Это можно наблюдать на улице, в магазинах, люди перестали улыбаться.

— Вроде бы россияне никогда не были самой улыбчивой нацией.

— Сейчас это еще более обострилось, я еще раз повторюсь, что если мы внутри гармоничны, живем с чистыми помыслами, то должны улыбаться этому миру, благодарить Всевышнего за возможность жить. Я всегда говорю бойцам: «Ты сюда пришел не умирать, а жить, борись до конца». Это такое счастье, когда твоему подопечному становится легче, он открывает глаза, у тебя текут слезу радости и большое счастье просто носить ему бульон.

Я знаю, когда идут военные действия или другие катаклизмы, люди начинают обращаться к Богу. Сейчас мы, женщины (а женщина — это энергия любви), должны в своих мужчин вселять веру, должны в них верить. Мы с вами такие волшебницы!