Архитектор Кул Шарифа о Соборной мечети: «Это должна быть исконная для татарской культуры тема – арка»

Искандэр Сайфуллин: «Надеюсь, что следующим не менее знаковым объектом конкурсного проектирования станет площадь Тысячелетия — если облик пустыря под Кремлем властному эшелону наконец надоест окончательно» Фото: Андрей Титов

«Знаковые объекты республике прибыли не приносят»

— Искандэр Фуадович, для начала хочется задать вам несколько обывательских вопросов, которые волнуют всех применительно к будущей Соборной мечети Казани. Первый из них: насколько удачным вам видится место будущей стройки на территории бывшего парка развлечений «Кырлай»?

— Место неудачным не бывает. Это доступный и всенародный — если архитекторов считать народом — способ найти выразительный, классный, очень красивый пространственный ответ. Как раз, наверное, в этом и будет состоять основная задача — насколько грациозно, элегантно неудачи и негативы исходной площадки авторами предложений окажутся переведены в позитив будущего пространственного решения. 

— Планируется, что новая казанская мечеть сможет вместить до 10 тысяч человек. Насколько это амбициозная задача для проектировщика?

— Традиция последнего времени — мериться достоинствами этих вместимостей. Я понимаю, что хочется превзойти в достоинствах мечети Чечни или Дагестана — 30 тысяч в одной или 50 тысяч в другой. Понимаю, что такое количество людей, свято верующих в ислам, здесь будет собираться один-два раза в год, все-таки совершающих пятничный и тем более пятикратный намаз в республике, думаю, к удивлению, не так много.

Но при всем этом мы заручаемся намерением создать исключительной мощи объект притяжения и почитания, проще говоря — шедевр! Это исключительная проектная затея, как ювелирный в масштабах города артефакт, и, без сомнения, мы должны ориентироваться не на вместимость, а на какую-то исключительность иного рода.

— О высоком мы еще поговорим. А пока еще один приземленный вопрос: сколько может стоить подобный объект?

— Вот этого не знаю, с деньгами у меня всегда была большая не проблема — беда, наверное, оттого в дырявой машине езжу. Знаковые объекты республике прибыли не приносят, но становятся символом и флагом этнического сакралитета. Надеюсь, кстати, что следующим не менее знаковым объектом конкурсного проектирования станет площадь Тысячелетия — если облик пустыря под Кремлем властному эшелону наконец надоест окончательно.

«Традиционные искомые смыслы шариата должны быть материализованы, пластически артикулированы и как-то зримы, очевидны и лестны носителям» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Не может быть таким абстрактным и нематериальным ислам, говорят организаторы»

— Правильно ли я понимаю, что у вас появилось желание высказаться о будущей Соборной мечети после того, как вы узнали об итогах конкурса на проектирование нового здания театра имени Камала?

— В том числе. И итоги недавно проведенного архитектурного конкурса на театр имени Галискара Камала на площадке улиц Хади Такташ и Эсперанто, и опрометчивая мысль высказать свои профессиональные ожидания как гражданина, ну и, в конце концов, как носителя этнического самосознательного кода. Среди проектов финала я видел в облике грядущего театра интригующий облик земляного холма и понимаю, что это ко мне как к татарину никак не приложимо. Я не идентифицирую родную культуру с образами земляных складок, как бы грамотно ни была разработана сложнейшая технология сценического процесса, тем более академической составляющей театра я там также не разглядел.

И, рефлексируя над этими размышлениями, а также имея некоторый опыт участия в замысле, проекте и осуществлении мечети Кул Шариф, я решил попробовать сформулировать (пусть бы для себя) те общие смысловые напряжения, которые должны быть непременно удовлетворены в облике соборного комплекса. Об этом мы размышляли вместе с Зуфаром хазратом (Зуфар Галиуллин — муфтий, председатель РДУМ Кировской области, экс-имам мечети Кул Шариф — прим. ред.). Всякий раз в общении происходил выход на глубинные сакральные смыслы и нарративы, соответственно, стоит профессиональная задача перевода в пространство оговариваемых смыслов и селекция форм их выразительности. Есть литературное произведение — основа экранизации, а моя задача — найти глубинные смыслы этно-социального заказа и искусно перевести в пространственность архитектурного результата. Такие гениальные учителя, как архитекторы Русаков, Устинов, Глазычев, подобную методическую траекторию вовремя определили, и она успешно действует и в моей профессиональной, и в педагогической практиках. Может, это представляет интерес и для татарской культуры.

— Уже говорят, что Соборная мечеть, если она будет построена в традиционных архитектурных формах, станет «убийцей» мечети Кул Шариф, к строительству которой вы имеете самое непосредственное отношение.

— По этому поводу я не случайно заговорил о театре имени Камала — когда вы видите некий повтор полувековой давности ДК в финальном ряду конкурса и определяете проект как татарский академический театр, неминуема дискредитация самого замысла соревнования.

Это определение я калькирую, транслирую на ту ситуацию, которая происходит сегодня. С одной стороны, исконный смысл сакральности и традиции ислама обязательно должен быть проявлен в виде вот такой архитектурной композиции. То есть традиционные искомые смыслы шариата должны быть материализованы, пластически артикулированы и как-то зримы, очевидны и лестны носителям. С другой стороны, XXI век определяет очень сложные взаимодействия между смыслом и формой.

Команда BIG с мировым именем, участвуя в конкурсе на Соборную мечеть в Тиране (Албания), представила композицию, абсолютно логичную в той избранной ими профессиональной идеологеме. Они берут смыслы и воплощают их один за другим — канонические смыслы ислама, ориентации священной оси и планировочного контекста, прочее… Но вдруг это оказывается такая композиция, от которой все буквально в шоке. Ну не может быть таким абстрактным и нематериальным ислам, говорят организаторы, и на этом месте строят просто такой традиционный типаж турецкой мечети. Она может уступить в соревновании с мечетями Грозного или Беслана по численности, по множеству, величию и величине, но она привычно узнаваема в этой самой турецкой традиции.

— А проект BIG не соответствует никаким традициям, поэтому его и не утвердили.

— Если посмотреть на тот конкурсный проект мечети Тираны, то логично было бы предположить, что каждый шаг, по смыслу абсолютно скоординированный с шариатом, вдруг порождает целостность, облик которой абсолютно чужд обыденному взгляду мусульманина. То, что соответствует системе логического европейского мышления, было последовательно и грамотно переведено в пространственность, и получилась параметрика такой силы и напряжения, к которой, извините, народ (умма) онтологически, ментально, зрительно и поведенчески не готов. Но на самом деле эта история грандиозна как инновационный пространственный прецедент.  

«Мечеть в поселке Залесный «Ахмадзаки» — это очень интересный и чрезвычайно увлекательный способ поиска такой выразительной пространственности, безусловно созвучной  атмосфере и духу третьего тысячелетия» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В месте сбора архитекторов мнений ровно втрое больше»

— А в Казани подобные стилистические поиски идут?

— Скажем, мечеть «Ирек» или мечеть в поселке Залесный «Ахмадзаки» — это очень интересный и чрезвычайно увлекательный способ поиска такой выразительной пространственности, безусловно созвучной атмосфере и духу третьего тысячелетия. Но брать эти образцы в качестве такого аналога и увеличивать их до величины соборности, мне кажется, будет композиционно опасно. Прецеденты крупных моноформ типа оболочки, «медные тазы» и тому подобные Metro или «МЕГА», безусловно, вместительные и инженерно оборудованные, но при этом обладающие негативной или отрицательной выразительностью, — они в принципе не смогут взять на себя роли высокой социальной и культурной «магнитности», чем непременно должна обладать Соборная мечеть Казани и РТ.

— И чего не хватает той же новой мечети «Ахмадзаки»?

— Потому что такая камерная мечеть в Залесном, она такая абсолютно восхитительно скомпонованная и слепленная, как целостная единая форма, где купол и минарет работают в абсолютной диалектике сложнейшей, удивительно гармоничной. Но в увеличении соборности, я боюсь, нужно будет искать какую-то сложную творческую составляющую. И масштабирование этой затеи не даст искомого гармоничного результата.

Между тем в заявке для участия в конкурсе было сказано, что ни в коем случае эта мечеть не должна быть похожа на Кул Шариф. Я сталкивался с такой задачей,  в свое время ее озвучивал Камиль Шамильевич Исхаков. Любая пространственная модель, в которой появляется арочный контур, а арка — это арка́ (тат. «спина» — прим. ред.) — традиционный татарский, тюркский знак, он настолько традиционный, что прошел через весь Ближний Восток, через север Африки, Магриб, перешел через Гибралтар, попал в Португалию, Испанию, вывернулся во Франции и даже там сохранил свое исконное имя arc. Когда мне говорят, что в новом решении этого традиционного, совершенно базового знака быть не должно… Но в любых тех затеях, которые мы формировали для Уренгоя, Владивостока, Баку, Магадана и прочих, всегда присутствовал данный элемент. Такая арка была маркером. Но теперь, мол, это копия, суррогат и повтор Кул Шарифа. Но, и не прибегая к пластике арки, можно достичь этнической идентификации будущего ожидания с тем, что на самом деле составляет тюркская традиция. Вот в этом интерес, и я с большим креативным вожделением жду результата конкурса.

— А в вашей профессиональной среде есть единое мнение о том, какой должна быть Соборная мечеть Казани?

— В месте сбора архитекторов мнений ровно втрое больше, у каждого из нас есть чем удостовериться в своей профессиональной активности и пригодности.

«Большое количество общественных, офисных, правительственных и прочих-прочих зданий понастроено на небольшом участке — по типу и подобию парижского придумывалась и «Москва-Сити» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Наша заявка, поданная за пять минут до окончания положенного срока, не оказалось рассмотренной»

— Но вы сами в нынешнем конкурсе не участвуете. Почему? 

— Там странная штука, в результате какого-то недоразумения наша заявка, поданная за пять минут до окончания положенного срока, не оказалось рассмотренной. Может, потому я так свободен и легок в рассуждениях?

— Значит, у вас есть и собственный проект. Вы его собираетесь как-то обнародовать?

— Возможно, после конкурса, не рассчитывая на творческую конкуренцию.

— Думаете, сможете обратить внимание общественности в таком формате?

— В Париже была весьма интересная затея района Дефанс. Большое количество общественных, офисных, правительственных и прочих-прочих зданий понастроено на небольшом участке — по типу и подобию парижского придумывалась и «Москва-Сити». И когда надо было увенчать все это в целое — по-нашему, архитектурному, ансамбль — большой ключевой постройкой произошел конкурс, в котором участвовали и наши российские архитекторы. Вдруг оказалось, что по результатам работы авторитетного жюри ни один из проектов не был признан полностью и безусловно отвечающим условиям конкурсного ожидания. И тогда во время кофе-брейка жюри один из его участников — который потом, кстати, и стал автором проекта Дефанс — на салфеточке перышком нарисовал конфигурацию будущего портала ансамбля и контуры облаков в нем. Весь состав жюри единогласно откинул профессиональные высококачественные примеры проектного труда в пользу этого эскизика на салфетке. Так бывает…

— Картинки вы нам не покажете, тогда объясните на словах, какой, по-вашему, должна быть Соборная мечеть Казани.

— Если на словах, то это должна быть исконная для татарской культуры тема — арка, натруженная спина держит и несет груз, и она перенесена в конфигурацию этих арок, которые мы сегодня видим. И слышим также в шедеврах татарского мелоса — фольклоре, музыке Мансура Музафарова, Рустема Яхина, Сары Садыковой.

— В Казани есть такие конструкции?

— В Кул Шарифе арочный контур не православный, не готический, он не какой-то там иной. Но поиск заветной конфигурации в процессе рабочего проектирования заметно упростился, в результате чего они стали снарядоподобными, более угрожающими и менее «татарскими», грациозными и элегантными — сомасштабность панораме Казанского кремля через «пластические подобия сложенных в молитве рук» случилась иной выразительности, чем задумано было…

— Но ваш проект в чем-то все равно схож с тем, что имеем в виде мечети Кул Шариф?

— Хочется сделать такую пространственную затею, которая, во-первых, была бы построена на основе базового стереотипа, но, во-вторых, абсолютно была отлична от того, как выглядит сегодня Кул Шариф. В этом и сложность, и интерес поиска. У Ахмадуллиной, у Довлатова, да и у любимого поэта Бориса Гребенщикова это есть — «быть этим, но при этом при всем им не являться». Это воистину интересная творческая задачка!

— В каком цвете вы видите Соборную мечеть Казани?

— Колористическая гамма обязательно должна быть такой чуть более теплой, не холодная, скажем, не голубая гамма, а теплая охристая и «топленого молока», изморозь противопоказана… Мечеть — это более такое интимное, нежное и более душевное пространство контакта. Вместе с тем она должна быть грандиозной и величественной, всю огромную величину духовного ресурса ислама воплощая в пространстве максимально доходчиво, грациозно, и гармонично. И мы в третьем тысячелетии, поэтому пластическая и выразительная палитра должны быть максимально современными и актуальными.

«Может быть, по физическим параметрам вместимость зала окажется гораздо больше, но эмоционально, композиционной массой интерьер должен быть свободным и вольным» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В исламе доминация Неба — Его больше, чем Земли»

— Чем вообще должна отличаться Соборная мечеть от всех прочих?

— Вот для меня тоже очень интересно, пока я себе отвечаю на это — величественностью… Не считаю себя религиозным человеком, хотя верующим — сознательно да, делал проект Храма сознания Кришны, я руководил дипломами православных и католических храмов, мечетей, конечно же, также… Дух, духовность — самые интересные темы для творческого оформления в архитектурные произведения.

— Какая есть разница здесь между христианским и мусульманским пространством с точки зрения архитектуры?

— В христианском пространстве вы видите визуально различимое, зрительно канонизированное красочное, вдохновенно прекрасное узнаваемое разнообразие святых и близких к ним персонажей — ментальность и сакральность действия становятся важным, но все же сопровождением. В исламе доминация Неба — Его больше, чем Земли. Может, физическое соотношение будет не так очевидно, но визуально, эмоционально приоритет Неба должен присутствовать наверняка.

— Это символизирует связь с Аллахом?

— Небо — это Аллах, он же Там, но не рядом с нами… Может быть, по физическим параметрам вместимость зала окажется гораздо больше, но эмоционально, композиционной массой интерьер должен быть свободным и вольным. Как в свое время Ельцину показывали на макете башню Сююмбике и предел высоты будущих минаретов Кул Шарифа. Именно тогда договорились об их высоте при композиционно равной массе Благовещенского собора с колокольней и будущей мечетью Кул Шариф. Упущение в том, что к Благовещенскому собору колокольню приставили лишь на картинках, но не в реальности. Ведь согласие двух лидеров, Ельцина и Шаймиева, было в «тонком балансе культур» и зримой, не физической доминации — визуальные параметры, не материальные габариты, но композиционно гармоничное их соседство.

— В Казани у вас есть любимая мечеть, которая отвечает всем архитектурным требованиям?

— Я очень люблю мечеть «Иске Печән базары», она же Сенная или «Нурулла». Это единственная мечеть в Казани, в которой ресурс соборности, вот эти пересеченные арки… Да это натуральный Синан (Мимар Синан — самый известный османский архитектор XVI века, за свои 100 лет построил более 300 зданий и сооружений — прим. ред.), вечный мэтр исламской архитектуры в Турции, который снаружи упаковывал все в квадратные формы, а внутри моделировал абсолютно сложную структуру. Этот дух пространственности…

Я был очень польщен, когда нашу затею по Кул Шарифу определили как повтор Мимара Синана. Так что, если мы хотим новый современный социальный магнит, вы говорили в начале разговора по поводу вместимости, у нас приоритет должен быть в другом. Нам нужно ориентироваться, например, на музей Гуггенхайма в Бильбао, который стал центром мира…