«На пике было развернуто 7,5 тысячи коек — это практически 29 процентов всего коечного фонда Татарстана. На них лечились приблизительно 6,6 тысячи пациентов. Сейчас часть этих коек переформатирована обратно», — с осторожным оптимизмом говорит министр здравоохранения Марат Садыков. В интервью «БИЗНЕС Online» он объяснил, в чем главная проблема поликлиник, прокомментировал дефицит медиков в городах и районах, а также назвал самые серьезные последствия ковида, с которыми могут столкнуться даже бессимптомно переболевшие.
Марат Садыков: «Как будет распространяться вирус, какова его контагиозность, насколько тяжелую болезнь будет вызывать новый штамм, пока непонятно»
«Чего ждать от «Омикрона», мы пока не знаем»
— Марат Наилевич, дайте, пожалуйста, вашу оценку, какова сегодня ситуация с коронавирусом в республике? Октябрьский пик мы, кажется, пережили, но на горизонте маячит «Омикрон»…
— Да, в октябре ситуация с заболеваемостью коронавирусной инфекцией оказалась очень тяжелой. Сегодня она стабилизируется, но, как станет распространяться вирус, какова его контагиозность, насколько тяжелую болезнь будет вызывать новый штамм, пока непонятно. По этому штамму есть разные мнения. Кто-то считает, что он сможет работать как естественная вакцина. Коронавирус вообще не поддается никаким закономерностям. Но каждая новая волна оказывалась все выше и выше — и по количеству заболевших, и по смертности.
— Мы видим, что и число «ковидных» коек постепенно уменьшается. Сколько было в пиковые периоды и сколько сейчас?
— Мы действительно видим серьезное снижение по коечному фонду. На пике было развернуто 7,5 тысячи коек — это практически 29 процентов всего коечного фонда Татарстана. На них лечились приблизительно 6,6 тысячи пациентов. Сейчас часть этих коек переформатирована обратно: под ковид пока оставляем 4,5 тысячи с учетом рекомендаций минздрава России сохранять в запасе 15–20 процентов «ковидного» коечного фонда.
В прерывании цепочки заражений большую роль сыграли ограничительные меры. Ведь как развивается эпидемический процесс? Чем больше хаб, постоянные миграционные потоки, тем выше эпидемиологические риски. Поэтому, когда в Москве и Петербурге поднимается заболеваемость, мы понимаем, что эта волна через неделю-две дойдет и до нас.
Кроме того, очень важна вакцинация: наконец переболевших и обладающих антителами стало больше, и можно осторожно говорить, что мы постепенно подходим к коллективному иммунитету.
«Если в случае с «Дельтой» или уханьским штаммом доминирующим признаком была потеря вкуса и обоняния, «Омикрон», как говорят, сейчас может вести себя по-другому, не давать очевидных респираторных симптомов»
— Но пока в Татарстане вакцинированы всего 55 процентов от всего населения (и 72 процента взрослых), а нужно 80 процентов. Как достичь этой цифры? Ощущение, что прививаться стали реже. Неделю назад были дни, когда до пунктов вакцинации дошли вообще только 4 тысячи человек…
— Во-первых, Татарстан сегодня (по данным на 3 декабря — прим. ред.) входит в десятку регионов с наибольшей долей вакцинированного населения, у нас привиты более 2 миллионов жителей. Во-вторых, я бы не сказал, что произошло серьезное падение по темпам вакцинации. В среду, например, 25 тысяч человек получили прививку. Безусловно, принятые меры оказались эффективными в том плане, что они очень стимулировали людей прививаться. Мы за два месяца получили 10-кратное увеличение нагрузки по вакцинации. Кстати, сейчас — в момент снижения заболеваемости — самый лучший период, чтобы сделать прививку, потому что она не сразу начинает защищать. Во-первых, есть промежуток в 21 день между первой и второй вакциной, во-вторых, нужен определенный период на выработку антител — он доходит еще до 42 дней.
— Чем сегодняшняя картина отличается от той, что была год назад?
— К ковиду в прошлом году мы пришли практически в должной мере (на 60 процентов) вакцинированными от гриппа. А в этом году большой вопрос, как грипп и ковид будут друг на друга наслаиваться. К тому же встает вопрос дифференциации. Если в случае с «Дельтой» или уханьским штаммом доминирующим признаком была потеря вкуса и обоняния, «Омикрон», как говорят, сейчас может вести себя по-другому, не давать очевидных респираторных симптомов.
Кроме того, «Омикрон» еще нужно секвенировать — выделить данный штамм из ряда других. Для этого необходимы отдельные тесты. Минздрав РФ сейчас в каждом субъекте будет отбирать по 100 положительных результатов тестов, секвенировать их в НИИ гриппа имени Смородинцева и выяснять, какой штамм превалирует в том или ином регионе.
— А есть ли вообще разница для неэпидемиологов, каким штаммом болеет человек? Протоколы лечения-то у всех одинаковые.
— Да, лечение одно и то же. Но, когда появилась «Дельта», мы видели, что клиника становилась совсем другой. Буквально за 3–4 дня пациенты начинают «загружаться»… Если раньше у нас был определенный временной промежуток, чтобы выработать стратегию лечения, с «Дельтой» некоторые пациенты мгновенно уходили, КТ-1 превращалось в КТ-3 за 1–2 дня.
— То есть важно понимать, каким штаммом коронавируса болеет тот или иной человек?
— Я считаю, что обязательно.
«Думаю, в 2022 году заболеваемость будет продолжаться волнообразно»
— Сам Татарстан штаммы не секвенирует?
— Секвенирует. В КФУ есть целая генетическая лаборатория, стоит четыре секвенатора. Мы туда будем тоже отдавать тесты, но штамм пока слишком не изучен, у него 36 мутаций! И масштабно мы не можем этим заниматься. Периодически отправляем пробирки с тестами в НИИ гриппа, в последний раз выяснили, что у 85 процентов больных в Татарстане был дельта-штамм. Хотя мы и так это понимали: клиника у него совершенно другая.
Чего ждать от «Омикрона», мы пока не знаем. Говорят, он появился у пациента с ВИЧ, с иммуносупрессией. Африка — вообще очень интересный континент с эпидемиологической точки зрения, удобный для мутирования вирусов. Неслучайно там появляется Эбола, желтая лихорадка и так далее.
— И каковы прогнозы? Насколько все это долго?
— Прогнозы делать крайне трудно. Думаю, в 2022 году заболеваемость будет продолжаться волнообразно.
— А как же вакцинация?
— Сама заболеваемость инфекцией все равно никуда не денется. Но если пациент с «Дельтой» в основном требует серьезного стационарного лечения, то «Омикрон» в том виде, о котором говорят сейчас, — это удар по амбулаторному звену. Если он будет протекать так же, как грипп, — эпидемия есть, но 80 процентов лечатся на дому.
— Если мы все-таки достигнем 80-процентного уровня вакцинации, по идее, пандемия должна остановиться? Верите ли вы в это?
— По идее, должна. Но вирус умеет обходить барьеры. Как он будет мутировать, никто не знает. У нас перед глазами пример Израиля, который аннулировал зеленые сертификаты у всех, кто вакцинировался более полугода назад, и провел масштабную ревакцинацию третьей дозой. И смертность у них резко снизилась.
«Коронавирус уносит жизни в основном пожилых людей. И мы видим, что коэффициент смертности в 2020–2021 годах увеличился меньше всего в тех регионах, где невысокая продолжительность жизни»
«В ноябре общий коэффициент смертности составил 15,7 случая на тысячу человек»
— Сколько людей умерло от коронавирусной инфекции в Татарстане? У Росстата и Роспотребнадзора разные показатели…
— В общую статистику попадают те случаи смерти, когда вирус был идентифицирован. Но случается так, что вирус неидентифицированный, но человек погиб из-за вирус-ассоциированных осложнений, отсюда разница в кодировках.
Если брать сухие цифры, в целом по республике в ноябре общий коэффициент смертности составил 15,7 случая на тысячу человек при среднероссийском показателе в 16,7. Но важно правильно понимать, от чего зависит избыточная смертность. В 2019 году — до ковида — в Татарстане было зафиксировано всего 42,6 тысячи смертей. По итогам 2020-го эта цифра выросла до 54 тысяч смертей. В этом году уже сейчас 56 тысяч…
— Росстат на днях опубликовал данные: в Татарстане от ковида за октябрь умерли 2,7 тысячи человек — в 73 раза больше, чем в прошлом году…
— Делать заключения по одному месяцу категорически неправильно! Имеет смысл сравнивать данные за 6, 10 месяцев, год. А для оценки работы системы здравоохранения вообще нужно брать минимум пятилетние показатели, чтобы вывести корректную закономерность.
Смотрите, важно понимать, с какой базовой точки мы начали. В 2019 году коэффициент общей смертности в Татарстане был 11 на тысячу человек, при этом средняя продолжительность жизни составляла 75,3 года. Это был самый высокий показатель в Поволжском федеральном округе, и мы находились в первой десятке субъектов Российской Федерации.
В этот момент у многих соседних регионов общая смертность составляла 12,2–12,3 на тысячу населения, а продолжительность жизни — ниже. То есть до пандемии мы сумели сохранить лучше многих старшее поколение.
Затем пришел ковид, и что получилось? Из 42,6 тысячи человек, которые умерли в 2019 году, только 9,5 тысячи были младше 60 лет. В 2020-м общая смертность увеличилась на 12 тысяч человек, а смертность в категории лиц от 0 до 60 лет — на тысячу. То есть коронавирус уносит жизни в основном пожилых людей. И мы видим, что коэффициент смертности в 2020–2021 годах увеличился менее всего в тех регионах, где невысокая продолжительность жизни.
В 2020 году коэффициент смертности поднялся у нас до 13,9 на тысячу населения. В 2021-м, как я уже говорил, — до 15,7. Да, темп прироста большой. Но львиная доля умерших — люди старше 60 лет. Причем из этой категории населения 39 процентов умерли в возрасте старше 80 лет.
«В прошлом году все еще говорили, что врачи — герои. А в 2021-м люди как будто привыкли к этому, дескать, так и надо»
«Поймите, мы что, не лечим по рекомендациям? Лечим!»
— Проблема не в нехватке медиков? Справлялись ли в пик с имеющимся количеством врачей?
— В принципе, справлялись, подключили ординаторов, средний медперсонал. Конечно, при таком развернутом коечном фонде, таких масштабах вакцинации было все непросто. Поликлиники и больницы работали в усиленном режиме, по кислороду проблемы возникали — суточное потребление доходило до 100 тонн!
При этом в прошлом году все еще говорили, что врачи — герои. А в 2021-м люди как будто привыкли к этому, дескать, так и надо. А медикам к такому невозможно привыкнуть — нагрузка колоссальная, люди выгорают.
— Многие ушли из профессии?
— В прошлом году у нас уволились 200 медиков. Но многие из них старше 60 лет, для ряда людей меры связаны с пенсионными вопросами — они ушли, чтобы получить определенные субсидии, потом начали опять возвращаться в строй. А в этом году, наоборот, прибавились 86 человек.
Но усталость у врачей накопилась очень сильная. Мышление у пациентов тоже бывает специфическим: нас обвиняют, что кто-то сегодня своими ногами пришел, а через три дня у него КТ-3. Мы что, его не лечим? Вот буквально один из примеров: пациент 10 дней лечился дома «Арбидолом» и антибиотиками, его привезли к нам с КТ-2. В течение трех дней он выдал КТ-4! Кто виноват? Мы виноваты — якобы не лечили.
Тенденция критиковать врачей, винить их во всем очень настораживает. Поймите, мы что, не лечим по рекомендациям? Лечим! Главное — вовремя обратиться, особенно людям старше 60 лет. Все лекарства есть, все методики — тоже!
«Тенденция критиковать врачей, винить их во всем очень настораживает»
— Говорят, что в Нижнекамске, Челнах, Альметьевске не хватает до 50 процентов врачей. Есть ли решения по этим вопросам? Получается же, что люди в какой-то мере лишены врачебной помощи…
— Вы говорите: нехватка. А по причине чего нехватка? Из-за штатного расписания? Оно последние лет 15 не менялось нигде. А ситуация в районах изменилась. Где-то население не увеличилось, но появилось новое оборудование, медицинские технологии и потребность в медиках снизилась, а где-то наоборот. Например, в Пестречинском районе построили «Царево Village», там прибавились 16 тысяч жителей! У нас есть целая программа по привлечению туда специалистов.
— А в крупных городах какая ситуация с обеспеченностью медиками?
— В Челнах ситуация похуже, чем в Казани. В Нижнекамске, думаю, привлечение кадров произойдет в следующем году. На данный момент система здравоохранения в этом городе несколько уступает Казани и Челнам. Но мы уже начали модернизировать их головное учреждение — центральную районную больницу Нижнекамска, оборудуем ее новым технологичным оборудованием. Туда, где появляется оборудование, и идут молодые специалисты.
— А в Казани есть дефицит медиков?
— Есть, но он тоже связан со штатным расписанием.
— По каким фронтам нехватка острее всего чувствуется? Амбулаторное звено, скорая?
— Амбулаторное звено — вечная проблема. В поликлиники люди приходят иногда не столько с болезнями, сколько как к психотерапевту, для общения, многие вечно недовольны. 75 процентов жалоб идет из поликлиник. Утром получается завал, а после обеда — пустота… В последнее время еще выросла нагрузка в связи с выдачей сертификатов с QR-кодами, о медотводах, после первой прививки — все сконцентрировано на поликлинике. Любые справки, вакцинация, третье-четвертое...
Плюс в поликлиниках нет маршрутизации. Здания ее просто не предусматривают! А поликлиники, наверное, надо сейчас проектировать так же, как мы стационары начали: двойного назначения, с разными входами, изоляторами, разделением потоков пациентов.
«В последнее время еще выросла нагрузка в связи с выдачей сертификатов с QR-кодами, о медотводах, после первой прививки — все сконцентрировано на поликлинике. Любые справки, вакцинация, третье-четвертое...»
— Марат Наилевич, вот отсюда и колоссальная проблема. Допустим, у меня поднимается температура — не очень высоко, болит горло, кашель. Я же не могу вызвать скорую на такую чушь, врачей на дом тоже не находится — мне говорят идти в поликлинику. Одновременно кому-то нужно взять после первой прививки код, человек тоже идет в эту же поликлинику, и я на него «коронавирусно» кашляю. Как быть?
— Проблема эта существует, согласен. Но я считаю, что такую систему надо менять. Нужно разделять потоки. За границей стоит консультационно-диагностический центр, где сконцентрировано оборудование, и близкие к населению небольшие подразделения. А у нас в поликлинику приходят сначала к терапевту, а он записывает уже к узкому специалисту. Амбулаторное звено — основной бич системы оказания медицинской помощи.
Есть прием пациентов на дому, но у нас нет такого количества специалистов, которые могли бы в пиковый период обойти всех. Это же война!
— А можно ли эту систему как-то хотя бы частично изменить на республиканском уровне?
— Вы же понимаете, что мы интегрированы в федеральный центр.
— Вопрос тогда, почему коды после первой прививки не может выдавать МФЦ?
— С вопросом оформления QR-кодов мы ведь тоже столкнулись в первый раз. Это для нас тоже огромная нагрузка — все данные надо вбивать, оформлять, выдавать. Но система развивается, и я думаю, что в ближайшее время она будет интегрирована с МФЦ. Медотводы же тоже выдавались в бумажном виде. Но, чтобы не было определенных фальсификаций, их пришлось интегрировать в систему. И в итоге это правильное решение, мы теперь видим все: сколько было выдано справок, с каким кодом МКБ.
«Вы говорите: вакцинация пенсионеров на дому. А попробуйте походить по квартирам. Даже дверь не открывают!»
«Если в деревне кто-то один что-то сказал против, то все — деревня вся не прививается»
— А ведете статистику патологий после прививок?
— У нас есть все данные по историям болезни. В пиковый период мы не могли их качественно анализировать, потому у медработников был колоссальный перегруз, сейчас статистически будем раскладывать по окошкам.
— А есть статистика, сколько пациентов «ковидных» госпиталей попало туда после прививки?
— Процентов 8. Но в эту общую статистику попадают и те, кто сделал прививку буквально на днях и у него еще не успели выработаться антитела.
— Тяжелые есть среди них?
— Практически нет. Тяжесть заболевания же всегда зависит еще от возраста и сопутствующих заболеваний…
— А вакцинацию пенсионеров на дому не планируете запускать?
— Мы ее запускали. И в деревнях запускали, в ФАПы ходили… Но если в деревне кто-то один что-то сказал против, то все — деревня вся не прививается. Бесполезно. Передвижные поликлиники закупили, «поезда здоровья», выезжали в отдаленные районы, но население в них не вытащишь! То у них летом посевные работы, то скотину не с кем оставить. Пока реально человека не прихватит, пока он не почувствует, что точка невозврата пройдена, он не придет к врачу.
Вы говорите: вакцинация пенсионеров на дому. А попробуйте походить по квартирам. Даже дверь не открывают!
— Во сколько обходится лечение одного ковидного больного?
— От 400 тысяч до 1,5 миллиона рублей. Это часто тяжелые пациенты, они требуют применения дорогостоящих генно-инженерных препаратов. Отдельный вопрос по беременным — в первую и вторую волны мы такого количества их не видели, пришлось частично переформатировать перинатальный центр в РКБ и все случаи брать под контроль.
«Ситуация показала, что мы довольно серьезно должны поднимать коечный фонд, усиливать инфекционную службу»
— То есть лечить от данного вируса врачи научились, если своевременно обратиться за помощью?
— Да. В последнее время появились более серьезные лекарства, моноклональные антитела, противовирусные препараты вроде «Ремдесивира».
— А плазмой лечите сейчас?
— Меньше. Штамм «Дельта» хуже на нее реагировал. Теперь мы плазму готовим для того, чтобы сделать антиковидный иммуноглобулин.
— Насколько остальная медицина оказалась обескровленной с учетом того, что все было мобилизовано под ковид?
— Онкологическая помощь не обескровлена, перинатальные центры, роддомы работали в прежнем режиме. Есть вопросы по плановой медицине. Ситуация показала, что мы довольно серьезно должны поднимать коечный фонд, усиливать инфекционную службу.
«Проблема в том, что бессимптомные не попадают в наше поле зрения, разве что кто-то где-то в частной клинике сдал анализ и обнаружил, что у него есть антитела»
«Риск осложнений есть у всех переболевших, даже бессимптомно»
— Насколько серьезна ситуация с постковидными осложнениями?
— Здесь действительно таится большая угроза. Вирус системно поражает не только легкие, но и все органы через сосудистое русло. Основные осложнения — они же самые серьезные — это тромбоэмболия, инфаркты и инсульты. И риск их возникновения есть у всех переболевших, даже у тех, кто перенес ковид без ярких клинических симптомов.
— И как от этого застраховаться?
— У нас развернута система углубленной диспансеризации. Я считаю, что даже те, кто переболел ковидом в легкой форме, все равно должны быть под контролем. Нужно смотреть их анализы, D-димер — показатель тромбообразования, например.
Кроме того, ведется реабилитация постковидных пациентов. В январе на базе 7-й горбольницы открывается новый корпус — изначально планировалось, что он будет в основном работать для пациентов с ОНМК (острым нарушением мозгового кровообращения — прим. ред.), но сейчас мы понимаем, что его практически полностью нужно задействовать для реабилитации постковидных пациентов. Кроме того, сегодня нам надо использовать возможности и татарстанских санаториев.
Надо четко понимать, что когда растет заболеваемость, то смертность поднимается пропорционально. Но, когда заболеваемость снижается, смертность сразу не упадет так же сильно, еще какое-то время будет эхо осложнений. В Америке, например, если человек умирает спустя два месяца после перенесенного гриппа, причиной смерти все равно указывают грипп.
— А после бессимптомно перенесенного заболевания такие осложнения тоже возможны?
— Конечно! Микротромбы в головном мозге мы вообще не видим, на КТ и МРТ заметны только большие очаги! А микротромбы могут нарушать кровоснабжение определенных участков мозга. И они могут возникать в самых разных органах — в итоге у кого-то зрение теряется, у кого-то слух ухудшается. Если возникает в надпочечниках — происходят гормональные сбои. Последствия могут быть самыми разными. И проблема в том, что бессимптомные не попадают в наше поле зрения, разве что кто-то где-то в частной клинике сдал анализ и обнаружил, что у него есть антитела.
— То есть это такие бомбы замедленного действия, с которыми системе здравоохранения еще предстоит столкнуться?
— И мы обязательно с ними столкнемся.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 330
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.