Луиза Батыр-Булгари: «Минкульт дает нынче гранты рэперам, поющим о  смерти, сексе, наркоте» Луиза Батыр-Булгари: «Минкульт дает нынче гранты рэперам, поющим о смерти, сексе, наркоте» Фото предоставлено Луизой Батыр-Булгари

«Теперь творческая работа, к сожалению, воспринимается как хобби в свободное от работы время»

— Луиза Миннигалеевна, у вас в архиве республиканского радио самое большое количество записей музыки за 80-е годы — около 300 записей песен… 

— При этом я лично никогда не продавала свою музыку исполнителям, даже в тяжелые 90-е годы, даже когда осталась в 1993-м без средств после ухода из Таткнигоиздательства, в котором много лет работала музыкальным редактором.

Всю жизнь платила и до сих пор оплачиваю сама и фонограммы песен, и даже студийное время записи голоса певцов, отдавая за это свои нечастые гонорарные выплаты, полученные в минкультуры. Случилась однажды ситуация в середине 90-х, когда на новогоднем столе у нас с детьми ничего не было, кроме ржаного хлеба с вареньем, поскольку накануне полученным гонораром я рассчиталась за долги за аренду студии. И если бы не политика поддержки нас, композиторов, бывшим министром культуры Ильдусом Габдрахмановичем Тархановым, сумевшим сохранить в то тяжелое для страны время порядок ежеквартальных выплат, то никаких бы ныне записей песен (которые я потом выпустила на СD-дисках) у меня сейчас не было. 

Благодаря этому я смогла в 90-е годы записать более 70 детских и более 30 эстрадных песен, фонограммы которых, как и сами песни, я отдавала безвозмездно певцам. И только единственный раз, когда несколько лет назад ко мне обратилась продюсер о покупке песен для молодых певцов, я, будучи уже пенсионеркой, взяла с нее всего лишь 3 тысячи рублей.

— А если вернуться в 80-е, тогда сам процесс записи песен отличался от сегодняшнего?

— Все было государственным, но специфика записи музыки не очень отличалась от нынешней. Фонограммы практически всех своих ретропесен (а тогда записи песен в основном осуществлялись ансамблем живых музыкантов — от четырех и более человек) я оплачивала также за свой счет.    

— А радио разве не платило авторам и музыкантам?

— Платило, но очень редко и не всегда. Приоритетом в радиокомитете всегда были авторские гонорары самим редакторам за передачи, ну а авторам — то, что останется. Да у нас, композиторов, тогда и не стояла цель получить оплату.  Главное, чтобы песня звучала в эфире, а музыканты, зная эту систему, рассчитывали на оплату авторов.

— А как сейчас обстоит дело с оплатой труда творческих деятелей? Это, наверное, непростая дилемма, особенно в наше время. Вы говорили в первой части интервью, что в России были меценаты, Русское музыкальное общество и даже сами русские цари финансово сильно поддерживали Глинку или Чайковского.

— В советские времена авторам за одну и ту же песню, например, платили филармония, радиокомитет и минкультуры. Теперь только одна организация — минкультуры, через которое авторы путем контракта передают за деньги официально права для всеобщего пользования, то есть интеллектуальный труд официально обнародуется. Кстати, полезно узнать, раньше в данном министерстве, состоявшем из пары десятков сотрудников и обитавшем в небольшом здании из нескольких комнат, до прихода в 2001-м министра Зили Валеевой, были как раз ежеквартальные договорные выплаты, и авторам не приходилось бегать по дополнительным подработкам. А теперь творческая работа, к сожалению, воспринимается как хобби в свободное от работы время. Гонорар — раз в год.    

Чтобы как-то жить, особенно молодым членам творческих союзов, необходимо где-то обязательно работать в другой сфере, вплоть до охранников. Помню, как за музыку к спектаклю (из 49 музыкальных номеров) «Өч каурый» («Три перышка») я получила в 2005 году в минкультуры всего 35 тысяч рублей. При этом запись всей музыки я сделала для Казанского театра кукол бесплатно, хотя за фонограммы театральной музыки другие театры платят немалые деньги. Тогда меня, к счастью, спасали мои музыкальные диски, особенно записанный моим сыном Рустамом и выпущенный к 1000-летию Казани диск «Борынгы аваз» («Музыка из глубины веков»), который хорошо продавался среди туристов и гостей города.


— Работу композитор сегодня получает только путем заказов?

— Не всегда. Композиторы пишут в принципе то, что хотят, а вот оплачивается такая работа не всегда, но заказ — это гарантированный заработок. За свою творческую жизнь я много писала так называемой заказной музыки, среди которой музыка к 25 спектаклям по заказам театров, многочисленные музыкальные заставки для  республиканского телевидения, более 20 песен по заказу районов республики, по заказу футбольного клуба «Рубин» я написала песню-гимн «Вперед, „Рубин“, команда боевая!», далее — гимн русскому казачеству, лирическую песню «Алексеевские зори» — об Алексеевском районе РТ, песню «Казань-Универсиада», а также были и частные заказы, например для одного высокого московского гостя, видимо, заядлого рыбака, мне заказали песню — гимн о рыбаках. А также писала поздравительные песни ко дню рождения и так далее. На русском языке мною немало написано, просто здесь в республике это не звучит, радио- и телеэфир теперь платные, а я не плачу. 

— Кстати, а были проблемы с тем, чтобы получить деньги с заказчиков музыкальных произведений?

— В моей творческой практике только один случай был, когда за честно выполненную мною работу я не получила обещанную оплату и осталась как бы не только в роли автора песни, но и вынужденным спонсором создания и исполнения песни, причем на большом городском мероприятии.  

В 2007 году к 1000-летнему юбилею Елабуги с руководителем аппарата главы администрации города была договоренность о создании песни и выпуске к этой дате музыкального сувенирного диска «Якты ягым — Алабуга» («Мой светлый край — Елабуга») с моими самыми популярными песнями, в том числе и с песней о Елабуге. Работу свою я выполнила, записала фонограмму, тираж (1 тысяча штук) альбомного диска выпустила и при этом еще заплатила исполнительнице гонорар за то, что она съездила и исполнила песню на праздновании 1000-летия города, но дальше на этом все закончилось. Обо мне, в принципе, как и о многих участниках праздничного торжества, руководство города постаралось забыть. Заплатили за выступление только московскому певцу Александру Буйнову. Мои попытки решить вопрос по оплате проигнорировали. Потом выяснилось, что не рассчитались даже с официальными подрядчиками — строителями праздничной концертной площадки, которые выбивали деньги через суд.

«Раньше, когда кукольный театр находился в старом незавидном здании, не имея больших средств, я ничего не просила, записывая музыку за свой счет, что было выгодно директору театра Розе Саитнуровне Яппаровой (на фото). Но когда театр покончил с бедностью в новом здании, в 2014 году я обратилась к директору с просьбой оплатить мне хотя бы записи фонограмм тех спектаклей, которые шли на данный момент»Фото: «БИЗНЕС Online»

«В решении так и было сказано: музыка записана неизвестными лицами в театре»

— Несколько лет назад были довольно резонансные суды, где вы отстаивали свои права на авторские гонорары. Самая громкая история случилась с театром кукол «Экият».

— За свою творческую жизнь я больше всех создала музыки именно для Казанского кукольного театра, написав 12 чисто музыкальных спектаклей. Ни один композитор не написал столько музыки для этого театра. Театральная музыка оплачивается в министерстве культуры только за ноты и по весьма небольшим ставкам, видимо, считается, что для детей писать большого труда не составляет, хотя я с этим выводом абсолютно не согласна. Детей не проведешь, пустая музыка там не пройдет. Сколько я помню, ситуация в этом плане не совсем адекватная, когда заказывает музыку театр, а оплачивает министерство, точнее, насчет оплаты решают члены экспертного совета, твои же коллеги по союзу композиторов, не имеющие представления о данном спектакле и, естественно, не слышавшие музыку к нему.

Судебная постановка: Луиза Батыр-Булгари vs театр «Экият»

— И почему случился суд с «Экиятом»?

— Сначала хочу пояснить одну деталь. Мало создать музыку, записав ноты, ее надо озвучить с помощью музыкальных фонограмм, за которые министерство никогда не платило, поскольку должен платить за это театр из выделяемых ему постановочных средств. Но руководство театра это не оплачивало. Раньше, когда кукольный театр находился в старом незавидном здании, не имея больших средств, я ничего не просила, записывая музыку за свой счет, что было выгодно директору театра Розе Саитнуровне Яппаровой. Но когда театр покончил с бедностью в новом здании, в 2014 году я обратилась к директору с просьбой оплатить мне хотя бы записи фонограмм тех спектаклей, которые шли на данный момент. Их было 7. Накануне я похоронила маму, для которой хотела заказать памятник, и просила всего 160 тысяч рублей. На мою просьбу Яппарова сначала спокойно пообещала, но через полмесяца вдруг резко отказала, пойдя ва-банк, сказав, что, если я буду настаивать, все мои спектакли отдадут другим авторам, которые напишут новую музыку…

Получалось, что для меня небольшой суммы у театра нет, а для других авторов деньги найдутся. Тут еще сыграло то обстоятельство, что за все годы театр не выплачивал мне положенные авторские отчисления за зарубежные гастроли, куда театр выезжал с моими спектаклями. А также никогда директор  мне не выплачивала хотя бы часть суммы денежных призов, которые театр получал на театральных фестивалях в номинации «за лучшее музыкальное оформление спектакля». А это относилось как раз ко мне — непосредственному автору и аранжировщику музыки, запись которой я делала для театра бесплатно. Кроме того, именно эти мои театральные фонограммы, считая их своей собственностью, директор потом продавала в другие театры, меня при этом не извещая и опять же ни копейки не выплачивая. 

Ну а дальше пришлось обратиться к адвокатам, которые, просчитав нанесенные мне убытки со своими процентами, обратились с иском в 2 миллиона рублей в наш самый гуманный и справедливый суд, который, несмотря на предоставленные мною и всеми свидетелями-звукорежиссерами  доказательства осуществленных мною записей театральных фонограмм, вынес решение, что я, автор, никакого отношения к записям данной театральной музыки не имею. В решении так и было сказано: музыка записана неизвестными лицами в театре. Самое интересное, что в данном театре никогда не было и нет своей студии, без которой записать фонограмму невозможно. Но для суда это был не аргумент. Вот такое умное решение вынес суд.

— И как вы на него отреагировали?

— После такого решения я, естественно, запретила театру использовать мою музыку, но через полмесяца меня вызвала Роза Саитнуровна, предложив составить с ней договор на 25 лет, так как их новый юрист выяснила, что, оказывается, все годы театр незаконно использовал мою музыку, то есть грубо нарушал закон, не заключив со мной никакого договора. Конечно, раз постановочные деньги театр не платил, поэтому и договор не заключал. В итоге после вынесения данного нелепого судебного решения театр мне выплатил 360 тысяч рублей, а чуть позже министерство культуры заплатило 500 тысяч рублей (правда, за счет закупки моих музыкальных дисков). А когда-то я просила всего 160 тысяч рублей… Как говорится, скупой платит дважды.

Хочу еще добавить один момент. Театр много выезжал с моими спектаклями на различные театральные фестивали, куда часто приезжают с театрами и авторы пьес и музыки. Нам, творческим людям, тоже необходимо расширять свой кругозор, иметь представление: как работают, например, за рубежом наши коллеги? Однако в течение 25 лет моего сотрудничества с театрами ни разу театр не дал мне такой возможности. Свежий пример. Недавнее участие театра с моим мюзиклом на международном театральном фестивале в Туркменистане, куда был зафрахтован из республики целый самолет не только с артистами, но и с многочисленными чиновниками, финансовыми работниками и так далее, однако для меня, автора музыки, имеющего непосредственное отношение к спектаклю, места опять не нашлось. 

— То есть формально вы суд проиграли, но после этого ответчик предпочел без привлечения лишнего внимания СМИ заключить соглашение. А аналогичный суд с ТНВ как проходил?

— В ситуации с ТНВ я три года пыталась достучаться до руководства, в частности до заместителя генерального директора Миляуши Айтугановой, поскольку  годами, начиная с 2004-го, не получала никаких авторских отчислений. Хотя на телевидении постоянно использовалась моя музыка: и в заставках к детским передачам, и в фоновой музыке, и в рекламе, особенно на детском канале «Яшь ТНВ» и в известной детской передаче «Кучтенеч», получившей престижную российскую премию «Тэфи». В этом случае моя использованная музыка не имела отношения к ранее заказанной мне телевидением в 90-е годы музыке к заставкам.   

Были также и такие моменты, когда по телевидению звучала моя песня, а в титрах оказывалось другое имя, в частности имя Зуфара Хайрутдинова, бывшего на тот момент директором татарстанского филиала Российского авторского общества. Таким образом, деньги за меня получали другие лица. Конечно, из-за всей этой несправедливости и отказа Айтугановой я вынуждена была через адвокатов снова обратиться в суд. Сначала Московский суд вынес решение в мою пользу, что было, считаю, вполне справедливо, но далее в Верховном суде я проиграла. Адвокаты тогда подсчитали, что мне был нанесен за все предыдущие годы материальный ущерб на сумму 360 миллионов рублей, и это только по минимальной ставке — от 10 тысяч рублей за каждый незаконный трек. Но иск был подан, кажется, всего на 1 миллион 900 тысяч рублей. Для сведения: штраф за незаконное использование — от 10 тысяч до 5 миллионов рублей за один трек. 

Как Ильшат Аминов получил «Кучтэнэч» в стенах Верховного суда РТ

— Как они могли так точно подсчитать такую невероятную сумму?

— А мне сын привез из Москвы специальную приставку, которая в течение пяти лет круглосуточно записывала подряд все программы, однако суд отказался принять во внимание эти доказательства. 

Через какое-то время после суда меня вызвал к себе на переговоры генеральный директор ТНВ Ильшат Аминов, поскольку еще с начала моего запрета начались проблемы с авторскими правами и моя квартира превратилась в штаб для выдачи авторского разрешения. Ко мне постоянно звонили и приходили исполнители, родители детей с просьбой разрешить исполнять мои песни на телевидении. Сейчас вот уже который год между мной и ТНВ заключен авторский договор, и я, в свою очередь, пытаясь хоть как-то компенсировать отсутствие уничтоженных в 90-х годах видеозаписей с моими песнями, стараюсь все новые клипы с моими песнями передать нашему телевидению для восполнения музыкального видеофонда.


Фасиль Ахметов: «Самое большое несчастье в жизни — быть татарским композитором…»

— Вы рассказывали, что до сих пор не можете выпустить свой юбилейный сборник песен.

— Верно. Я говорила, что мой первый и на сегодня пока последний сборник «Якты моңнар» («Мелодии души») вышел в 1988 году, когда я еще была молодым  начинающим автором, причем рекордно за две недели разошелся весь тираж сборника — 6,5 тысячи экземпляров. Это тогда отметили на совещании в Татпотребсоюзе как феномен. И вот с тех пор у меня в моем творческом багаже уже 15 неизданных сборников, которые я хотела бы оставить будущему поколению. Это и юбилейный трехтомник песен «Аккош моңы» («Лебединая грусть») — фактически итог моей творческой деятельности в песенном жанре с лучшими избранными песнями от 1980-х до наших дней, новые сборники песен для детей, хоровая, фортепианная, камерная, театральная музыка и так далее. 

Я понимаю, если это не издать при жизни автора, то музыка останется пылиться в архиве, как это произошло, например, с произведениями классика татарской профессиональной музыки Султана Габаши. Периодически в республике отмечаются юбилеи со дня его рождения, но даже к прошедшему в 1991 году 100-летию, к нынешнему в 2021-м 130-летию союз композиторов РТ не подумал издать хотя бы часть его музыкальных рукописей, ныне хранящихся в архивах ИЯЛИ. О Габаши молодое поколение даже студентов-музыкантов ничего не знает. Только одна сохранившаяся в архивах радио и телевидения запись его песни «Кэккук» («Кукушка»), исполненная в 50-х годах хором Государственного ансамбля, свидетельствует о его творчестве. Я хотела в свое время издать полное собрание сочинений Габаши, включив в тематический план Татарского книжного издательства 1993 года, но, попав под общее сокращение, реализовать это не смогла. В общем, такое отношение к своим классикам, к их наследию — это позор в первую очередь для союза композиторов, для нашей музыкальной общественности.

«Каких талантливых деятелей потеряла наша национальная музыка! И в этом вина в первую очередь Назиба Гаязовича Жиганова, ревностно не терпевшего вокруг себя талантливых коллег и даже студентов»Фото: Владимир Зотов

— Так мы теряем наше музыкальное наследие.

— Почему исполняется музыка композиторов прошлых веков, в частности Баха, Моцарта, Гайдна, Бетховена, Шопена, не говоря уже о русских композиторах XVIII–XX веков? А потому, что до нас дошли изданные ноты, а мы не можем издать музыку национального классика, первого татарского профессионального композитора, написавшего множество музыки к театру, в частности, в 1917 году к пьесе Исхаки «Зулейха», в 1925-м — первые татарские оперы «Сания» и «Эшче» («Рабочий»), множество песен и инструментальных произведений. В 30-х годах, гонимый травлей, он вынужден был из Казани уехать в Уфу, где продолжил свою творческую деятельность на благо башкирского народа. Теперь в Башкортостане он официально считается основоположником башкирского профессионального музыкального искусства.

Кстати, также в свое время из-за травли (хотя в биографической справке мягко сказано — из-за пренебрежения к его творчеству) был вынужден покинуть Казань и уехать в Казахстан талантливый татарский композитор, хормейстер, дирижер, педагог, музыкальный этнограф, публицист и общественный деятель Латиф Хамиди — автор знаменитого Казахского вальса, гимна КазССР, ныне считающийся классиком казахской профессиональной музыки. Именно он поднял на высокий уровень казахскую музыку, работая в самых разных жанрах, в том числе создал народные оперы «Абай», «Жамбыл», «Тулеген Тохтаров». Можно только догадываться, кто в те годы особо постарался избавиться от всех талантливых соперников — Габаши, Яруллина, Хамиди, Сайдашева, унижал Яхина, не признавал композитором Сару Садыкову, кто довел Фасиля Ахметова до того, что он однажды на пленуме союза композиторов республики с трибуны с горечью сказал: «Самое большое несчастье в жизни — быть татарским композитором…» Эти слова Ахметова я слышала и в его выступлении, и лично от него самого в  деловой беседе.

Да, каких талантливых деятелей потеряла наша национальная музыка! И в этом вина в первую очередь Назиба Гаязовича Жиганова, ревностно не терпевшего вокруг себя талантливых коллег и даже студентов.

От всех этих историй пострадала даже моя сестра.

«Моя сестра закончила Казанский институт культуры, была  солисткой в студенческом хоре, но далее отказалась от карьеры певицы, уйдя в художественное творчество. Теперь она — достаточно продвинутая художница, участвует в выставках. Основное ее направление — натюрморты и пейзажи» (на фото картины сестры Альфии) «Моя сестра окончила Казанский институт культуры, была  солисткой в студенческом хоре, но далее отказалась от карьеры певицы, уйдя в художественное творчество. Теперь она достаточно продвинутая художница, участвует в выставках. Основное ее направление — натюрморты и пейзажи» (на фото — картины сестры, Альфии) Фото: © Елена Сунгатова, art16.ru

— Каким образом?

— Моя младшая сестра Альфия поступала в консерваторию на вокальное отделение (у нее был хороший голос, меццо-сопрано, и ее даже звали «казанской Пугачевой», тем более она уже гастролировала по стране в группе Рената Ибрагимова). Ее после прослушивания вызвал к себе Назиб Гаязович (он всегда присутствовал на вступительных прослушиваниях вокалистов) и спросил: «Батыркаева не ваша родственница?» Сестра ответила, что да, сестра. Ну и все. После этого ее не приняли, хотя народная артистка Зулейха Хисматуллина очень хотела ее взять в свой класс. Она тогда сказала Альфие: «Очень жаль, ничего не могу поделать. У нас правит бал Назиб Гаязович…»

— А как дальше сложилась ее певческая карьера?

— Она окончила Казанский институт культуры, была солисткой в студенческом хоре, но далее отказалась от карьеры певицы, уйдя в художественное творчество. Теперь она достаточно продвинутая художница, участвует в выставках. Основное ее направление — натюрморты и пейзажи.

«Через пару лет я неожиданно получила письмо из Португалии»

— Ваших авторских концертов в Татарстане не было тоже уже очень давно.

— Свой первый авторский концерт я провела еще в 1973 году, будучи студенткой первого курса консерватории, на сцене детской музыкальной школы №6, хор которой исполнил мою кантату о КАМАЗе. В то время эта ударная стройка гремела по стране. Автор слов, известный в то время художник, географ и поэт Виктор Петрович Игнатьев предложил мне тексты песен о КАМАЗе. Так и появилось это произведение.  

В 80-е годы у меня было большое количество творческих встреч, часто с музыкальным сопровождением. Моя популярность в народе была тогда невероятной. Я пачками получала от народа письма и даже посылки с медом, красочные альбомы ручного производства, в общем, люди от души мне посылали. Иногда эта популярность очень досаждала. Были и комические случаи, когда однажды я села в такси и провожающие меня люди в целях осторожности сказали шоферу, кого он везет. Так вот на моих глазах он после этих слов от неожиданности… упал на землю!  

В начале 90-х годов меня даже выдвинули кандидатом в народные депутаты. Я помню, как неоднократно выступала перед избирателями со своей предвыборной программой и вместе с моим оппонентом, тогдашним директором «Татхимфармпрепаратов», набрала одинаковое количество голосов.

— И как, прошли в депутаты? 

— Назначили повторные перевыборы, но я тогда очень устала и поняла, что это не мое дело, и сняла свою кандидатуру. С того периода у меня остался на память предвыборный агитационный листок с моей фотографией.

Возвращаясь к моим концертам. В начале и в конце 90-х годов я проводила свои авторские концерты, правда, не широкого республиканского уровня, а с концертной группой артистов делала выступления по районам и городам республики. Затем в 2000 году в Казани к 30-летию творческой деятельности я провела собственными силами два авторских концерта с двумя разнообразными шоу-программами, в том числе специально для детской аудитории. Хореографом обеих программ была народная артистка республики, солистка Государственного ансамбля песни и танца республики Дамира Гайнутдинова. Выступающие в детском концерте юные  солисты все были талантливыми звездочками. Мне потом многие говорили, что я фактически тогда создала первую в России «фабрику звезд». Все, вплоть до сценариев, оплаты билетеров, звукорежиссеров и так далее, было организовано на мои средства. Союз композиторов тогда мне отказал в помощи даже в небольшой аренде помещения, не говоря об остальном.

Но наше республиканское телевидение, постоянно снимавшее концерты самодеятельности, не приехало на съемки моего авторского концерта, хотя и ходатайство было по данному поводу. А ведь это были в своем роде уникальные авторские концертные программы, обкатанные по республике и даже за рубежом, в частности в Болгарии. Скорее всего, могу догадываться, здесь не обошлось без музыкального редактора, в компетенции которого входило решать: записывать концерт, либо нет. После случая с уничтожением с помощью редактора телевидения Наили Яхиной моего огромного музыкального видеофонда (более 30 записей песен в исполнении мастеров искусств республики того времени, о чем я уже рассказала), мне стала понятна вся ситуация. А тогда, перед самым концертом, видя, что телевидения не будет, я вынуждена была срочно искать операторов, заснявших концерты, как потом оказалось, с трех не совсем профессиональных камер. Сейчас, по прошествии времени, немного почистив, я решила все-таки выставить эти записи в интернет. Телевидение, скорее всего, из-за качества их не примет, но даже в таком неидеальном варианте смотреть это интересно, особенно бывшим участникам моего концерта. Теперь уже их дети смогут посмотреть на выступления своих родителей.  


— А какие-нибудь другие ваши концерты профессионально сняты?

— Вообще-то много и на разную публику я показывала свою музыку. Кстати, трижды у себя принимала многочисленные китайские делегации, перед одной из них (а там было почти 30 человек) я показала отрывки из своего балета «Легенда о Тимуре», которые привели в искренний восторг слушателей, но, как выяснилось потом, личность Тимура в Китае — нон грата. Из истории там помнят, как он брал города и заваливал их горой из черепов. Кстати, китайцам также очень понравилась моя песня, посвященная городу Нанкину — бывшей южной столице Китая, куда я часто ездила, где я вылечила свой голос и где одно время жил мой сын с семьей (жена его преподавала игру на скрипке, а он занимался видеорекламой, даже однажды участвовал в жюри китайского конкурса «Голос»). Из-за пандемии они вынужденно вернулись в Россию. Песню о Нанкине, в принципе, я хотела записать в Китае, но не успела. Слова на русском я написала сама, а потом мне перевели на китайский.

Были мои небольшие выступления в Москве, в доме Асадуллаева, в молодежном клубе, но масштаб и цели были там несколько иные. За рубежом, в частности, выступления с моей музыкой оказались засняты: в Норвегии (2011), в Китае (2012). В 1999 году в Болгарии снимало болгарское телевидение. Кстати, благодаря этим съемкам я получила интересное приглашение из Португалии… 

— Что это за приглашение? 

— По приглашению болгарской стороны в 1999 году состоялись концертные выступления с моей музыкой в трех городах: Шумене, Преславе, Софии. Вокальная группа из четырех талантливых солистов-подростков произвела неизгладимое впечатление не только на болгарскую публику. Через пару лет я неожиданно получила письмо из Португалии (письмо сохранилось), в котором, называя меня сеньорой Луизой, было предложено приехать в Лондон для встречи с музыкальными продюсерами по поводу переговоров о возможном проведении концертов в Европе. Видимо, каким-то образом видеозаписи с тех концертов попали к заинтересованным людям на Западе, которым понравились наши юные артисты и мои эстрадные песни в национальном духе.

— Почему турне не состоялось?

— Трезво оценив исполнительские и финансовые возможности юношеской группы, я обратилась тогда в кабинет министров республики с просьбой помочь мне  в приобретении профессиональных радиомикрофонов, что было тогда дорогой редкостью. К сожалению, мне отказали в поддержке. Если честно, мне стыдно было показаться на Западе, что мы у себя такие бедные, что не можем иметь нормальную звуковую аппаратуру. К тому же в тот момент, в начале 2000-х, в Узбекистане произошел политический кризис, когда обстановка дошла до того, что пошли слухи, что, возможно, Ташкент подвергнется бомбежке (сейчас, наверное, трудно в это поверить), и я тогда срочно вылетела туда, чтобы забрать, вопреки протестам его отца, своего сына Расула, рослого тогда 15-летнего подростка, которого вывезла самолетом без единого документа. Но на это чудо ушли все мои сбережения, подготовленные для поездки в Лондон.

— Неужели за все эти годы вам никто и никогда не помогал из местных властей?

— Конечно, это не так. В связи с моими организованными авторскими концертами в городах и районах республики в 90-е годы я хочу высказать благодарность всем руководителям, которые помогли мне тогда провести концерты, в частности руководителям Бугульмы, Лениногорска, Елабуги, Менделеевска, Набережных Челнов, руководителям Елабужского, Менделеевского и Алькеевского районов. Также хочу выразить особую благодарность бывшему главе Заинского района Вадиму Георгиевичу Мишину (ныне покойному), который в конце 1999 года не только организовал мои концерты в Заинске и Камских Полянах, но еще сам лично перевел  мои многие тогда популярные песни на русский язык, выпустив несколько песенников с моими произведениями. Далее хочу повторно выразить признательность  бывшему главе администрации Алексеевского района Алексею Ивановичу Демидову, благодаря которому не только была с размахом организована встреча со мной и мой авторский концерт, но благодаря которому сняли клип на мою историческую песню-балладу «Хужалар тавы» («Святая Биляр-гора»), за что ему, русскому человеку, низкий поклон. Прошу извинить, кого не назвала, поскольку имена многих запамятовала. В дополнение хочу поблагодарить также Сахапова Гаяза Зямиковича из Нижнекамска и фонд «Рухият», которые в далекие 90-е помогли мне выпустить сборники детских песен «Сайра, моңлы сандугач» («Звонче пой, соловушка») и «Хәрефле шакмаклар» («Алфавитные кубики»).            

— У вас скоро 70-летие. Как-то планируете его провести в творческом отношении?  

— Я вообще не сторонница торжеств, но авторский концерт — это возможность показать широкой публике не только ранее созданные популярные произведения, но также и новые, которых у меня на сегодняшний день собралось минимум на два концерта. Каждый творец, в принципе, хочет обнародовать свое детище. Художники и скульпторы устраивают выставки, композиторы, естественно, хотят показать свою музыку, и я также стремилась это сделать, тем более что в последние десятилетия на авансцену коммерческие структуры стали продвигать только самодеятельность, и мои песни совсем перестали звучать в эфире, поскольку я не платила за их звучание. И свои авторские диски я тоже стала выпускать по этой же причине, стремясь к тому, чтобы народ смог слушать мою музыку, а не только то, что звучит за деньги.

Я недавно решила предложить в министерство культуры план проведения к 70-летию моих двух авторских концертов инструментальной и песенной музыки, а также постановки музыкальной комедии «И, Сабантуй — тамаша!», которая, надеюсь, станет поводом для открытия у нас в республике Национального музыкального театра. Если будет осуществлена данная постановка на мое 70-летие, я буду счастлива. Надеюсь, что в будущем реализуется и постановка национального балета «Сказки волшебного леса», а также молодежного мюзикла на русском языке «Тим Талер».    

«Что вы сюда все ходите? Такие, как вы, ходят сюда каждый день…»

— Может, если бы вы были сегодня членом союза композиторов РТ, то многие вопросы можно было бы решать легче?

— Во-первых, вынуждена повторить, я из союза композиторов России не собиралась выходить. По этическим соображениям, как не согласная с проводимой руководством союза политикой, я написала заявление только о выходе из татарстанского филиала, однако Рашид Калимуллин поспешил  исключить меня и из союза России. Для меня лично после вынужденно-добровольного ухода в 2015 году из союза композиторов ничего не изменилось. Я как была в союзе независимой, так и осталась свободным художником, как писала музыку, так и продолжаю. 

Правда, ныне, сидя бессменно в художественно-экспертном союзе министерства культуры РТ, председатель союза и его заместитель (Резеда Ахиярова) и чиновница министерства Дилия Флеровна Хайруллина, являвшаяся в последние годы председателем вышеуказанного совета, совместно решают: оплачивать мой труд либо нет. Последние годы, чтобы его не оплачивать, постоянно накануне экспертного совета терялись в стенах министерства ноты моих произведений, после чего легче оправдаться, дескать, извините, ваших нот на рассмотрении совета не было, а куда делись, мы не знаем… Далее, та же Хайруллина теперь позволяет себе бросить мне в лицо: «Что вы сюда все ходите? Такие, как вы, ходят сюда каждый день…» Кроме минкультуры, мне некуда идти решать творческие  вопросы. Такая грубость со стороны чиновницы — это не только нарушение существующего в самом министерстве «Кодекса этики и служебного поведения работников культуры Республики Татарстан», это вне нормальной человеческой этики, если уж говорить начистоту. 

После такого отношения я четыре года вообще старалась забыть о существовании минкультуры, а теперь, к сожалению, узнала, что отдел искусств, непосредственно связанный с творческими организациями и деятелями искусств, расформирован и вместо него отдел связей с общественностью.

— Вы критически отзываетесь о руководстве татарстанского союза композиторов, а на федеральном уровне какова ситуация?  

— Ну что я могу сказать… Возьмем, например, одного из последних председателей союза композиторов России — ныне покойного Владислава Казенина, ставшего одно время буквально заядлым любителем Казани. О Казенине как о композиторе народ вряд ли особо слышал, зато в Москве он прославился распродажей недвижимости музфонда, в частности всех имеющихся на территории нашей страны со времен СССР домов творчества, персональных дач, принадлежавших музфонду зданий и особняков в Москве. Об этом много в свое время писали, например, в статье «Союз скрипичного ключа и бандитского кинжала», можно найти в интернете. В Москве давно уже не осталось старых композиторских кадров, большинство уехало за рубеж либо покинуло этот бренный мир. 

— Действительно, давно не слышно ни известных имен, ни хороших песен.

— Для народа давно никто ничего позитивного не пишет. Хорошая музыка осталась в прошлом. Кругом властвует коммерческий шоу-бизнес. Вопросы репертуара исполнителей зачастую решают… кто бы, вы думали? К удивлению многих, этими вопросами теперь рулят, как ни странно, силовые структуры, а министерство культуры России дает нынче гранты рэперам, порой поющим о смерти, сексе, наркоте. Не случайно на днях Мария Шукшина выступила публично по поводу отсутствия культуры в стране, которая, как камертон, выражает нынешнее состояние российского общества. Отсутствие культуры, то есть духа и совести, приведет в конечном счете к гибели народа и государства в целом.

Хочу привести немного статистических данных. Оказывается, в криминальной среде нет ни одного человека, который когда-либо учился в музыкальной школе либо окончил ее. Далее. Ученые Японии, шагнувшей одно время впереди всей планеты в плане технического прогресса, признались, что в этом сыграло роль то, что в Стране восходящего солнца повсеместное обязательное музыкальное образование, которое внедрено в общеобразовательные школы. Буквально все дети учатся  музыкальной грамоте и умеют играть на каком-нибудь инструменте. Сейчас по всему миру распространяется методика японского педагога Судзуки, обучающего  игре на музыкальных инструментах детей с двух лет. Моя бывшая сноха, после консерватории прошедшая пять уровней обучения в Международной школе Судзуки, в Китае и Москве обучает детей игре на скрипке по этой методике. Как известно, музыка развивает самостоятельное мышление, ведь освоение любого инструмента требует собственных умственных усилий. Но главное, что дает сама музыка, — это воспитание и развитие души. Родителям, желающим вырастить своих детей мыслящими, порядочными и сострадательными людьми, стоит об этом факте задуматься. 

«Стала приверженцем теории булгарского происхождения нашего народа»

— Хотелось бы еще спросить о природе вашей нынешней фамилии — Батыр-Булгари.

— Когда я решила поменять свою уже достаточно известную фамилию Батыркаева на новую, то меня многие отговаривали, дескать, надо опять много трудиться, чтобы новое имя заработать, но я труда не боюсь. «Болгар, Болгари» для меня не просто имя и название. Это дух наших предков, нашей древней цивилизации, наша история, которая освещает мой творческий путь и дает мне силы и вдохновение. Раньше я ничего не знала о нашей истиной истории.    

В 80-е годы в Казани появился популярный просветительский клуб «Булгар-аль-Джадид» (в переводе — «Новый Болгар»). Так в древности называли новую крепость — Казань, построенную после падения и сожжения города Болгара степными захватчиками. Я тогда о булгарах ничего не знала, знала, что мы татары, но интуитивно чувствовала, что никакого отношения к монголам мы не имеем. Меня кто-то повел в этот клуб, и с тех пор данная тема меня не отпускает всю жизнь, особенно после встречи и общения с Абраром Каримуллиным, автором популярной тогда книги «Татары: этнос и этноним». После долгой трехчасовой беседы с ним я окончательно стала приверженцем теории булгарского происхождения нашего народа, осознанно решив взять фамилию Батыр-Булгари, поскольку имя Булгари  в древности относилось ко всем лицам творческой профессии (кожа Булгари, украшение Булгари и так далее). Я думаю, сразу у читателей возникнет ассоциация со знаменитой итальянской фирмой BVLGARY, корни названия которой уходят в далекую древность. Правда, нынешние владельцы не имеют отношения к древним производителям. С тех пор я творю с помощью древнего булгарского духа, который меня вдохновляет.  

Где поставят Девятаева, как Сююмбике «сплавляют» Челнам и почему хан Котраг «пролетел» мимо Тетюшей?

Кстати, пользуясь этим интервью, хочу высказаться по вопросу, который меня очень волнует на данный момент. Два год назад я написала песню-гимн, посвященную предстоящему открытию памятника хану Котрагу, одному из сыновей хана Кубрата, который когда-то в далекой древности привел наш народ на эти волжские земли, заселив их нашими предками. Этот прекрасный памятник мужественного воина на коне, олицетворяющего наших героических булгарских предков, — подарок болгарского бизнесмена Ивелина Михайлова. Как мне объяснили, вот уже два года наши чиновники тормозят установку монумента, и дело дошло до отказа принятия памятника. Несколько лет назад в Италии, в городе Челле-ди-Булгерия, был установлен другой подарок болгарского бизнесмена — памятник другому сыну хана Кубрата — Альтцеку, и город с благодарностью оценил этот щедрый жест. Почему же мы, однако, хотим навесить на себя ярлык неблагодарных потомков? Ведь то, что в истории осталось имя Котрага, говорит о многом, о том, что эта земля стала родиной нашего народа благодаря ему. Это дань уважения нашей истории.

— Несмотря на такую патриотическую позицию, вы пишете не только национальную музыку.

— Для меня нет разницы, на каком языке писать, легко вживаюсь в образ, в любой национальный стиль. У меня есть песни и в русско-европейском, в восточном  стиле, а также в стиле американского ретроджаза. К примеру, давно ждет своего часа постановка моего молодежного мюзикла на русском языке «Тим Талер».  Сценарий очень современный и интересный, я бы сказала, даже голливудского уровня, можно замечательный фильм снять для молодежи. Пока не буду открывать карты, помня ситуацию с моим балетом «Легенда о Тимуре», когда идея и главный персонаж были нечестно присвоены известными людьми.

Недавно я отправила, кстати, в Болгарию на конкурс песню, написанную в чисто болгарском духе, и организаторы захотели ее купить. Возможно, я могла быть и  неплохим российским песенником, если бы не осталась в Казани. В начале 2000-х известный поэт-песенник Евгений Муравьев (вспомните хит «Любовь окаянная» Надежды Кадышевой) приглашал меня в Москву с ним сотрудничать (я успела тогда немного с ним поработать: несколько эстрадных песен на его стихи для детей написать, и он также сделал удачные переводы мои песен). В свое время у меня много было возможностей уехать и остаться в Ленинграде, в Москве, в  Краснодаре, Ташкенте. А также пожить и даже творчески работать в Китае, который я успела полюбить, поскольку по натуре мне ближе Азия, а не Запад, где я ощущаю при всей его цивилизованности острую тоску по дому. Я даже ни разу в последние годы не использовала (к удивлению своих знакомых и американских друзей) две полученные визы в Соединенные Штаты Америки. Видимо, для меня сложена поговорка: где родился, там сгодился.


— Вы работали в последнее время в числе прочих и с молодой талантливой певицей Саидой Мухаметзяновой. Почему она не поет в Татарстане из каждого утюга?

— А эта девочка не поет что попало. У нее очень хрупкая душа и голос, и песни она выбирает такие же. Музыкальный клип в историческом духе на мою песню «Кайтуыңны саганырмын» полюбился уже огромному числу зрителей и слушателей. После этого клипа я записала с ней несколько новых песен, причем разного плана: и на военную тематику — «Неугасимый огонь нашей памяти» на русском языке, песню на историческую тему — о царице Сююмбике, современную кавер-версию моей популярной песни «Мин сине шундый сагындым». И в этом году мы записали с ней и с молодым певцом из Башортостана Ильнаром Шарафутдиновым песню о Габдулле Тукае — «Нурлы Тукай карашы». С ним у нее сложился неплохой дуэтный тандем. Все эти песни можно посмотреть на YоuTube.

Саида Мухаметзянова: «Муж – арабский шейх? Он же не разрешит петь!»

Кроме Саиды я хочу несколько слов сказать и о начинающей эстрадной певице Рамиле Галяутдиновой, недавно исполнившей мою песню, где и слова   также мной написаны, «Алга, халкым!» («Вперед, мой народ!»). Клип на эту песню, только что выставленный на YоuTube, я представляю на суд зрителей. Исполнительница уехала недавно в США, считая, что пение — это только ее хобби, хотя я лично так не думаю. Надеюсь, что отзывы народа помогут ей, начинающей певице,     определиться в своих сомнениях и вернуться…    

Я уже довольно подробно говорила об этой невеселой ситуации, о трудностях создания фонограмм песен, о том, что это ненормальное явление, когда перед автором или исполнителем стоит проблема: на что потратить свои, как правило, не такие большие финансы: либо записать качественно фонограмму музыки, либо  оплатить ее ротацию в эфире. Я уже говорила, что нигде на Западе такой практики нет, чтобы платить самим за эфир. Если песня хорошая, ее берут на ротацию бесплатно, там существует рейтинг песни, за счет которой идет реклама. А у нас, поскольку эстрада в последние годы стала полностью самодеятельной, низкой по уровню качества самой музыки и исполнителей, то, соответственно, изменилось и отношение к самим производителям музыкального продукта (если так можно выразиться в отношении авторов и певцов). В результате слушатель вынужден слушать то, что оплачено в музыкальном эфире. 


— Не очень понятно, что делать в этой ситуации, татарской эстрадой управляет невидимая рука рынка.

— А ведь песня — это душа народа, то, чем живет наш народ, благодаря чему он выжил, потеряв государственность. Я уже говорила об этом и снова хочу это донести до народа и руководства республики. И мы, богатая нефтяная республика, этот самый дух продаем, сами же вызывая отторжение от национальных корней, особенно у молодежи. Помню, как лет 10 назад, может, больше, в одной из газет я прочла крик души одного эмоционального читателя: «Когда я слышу татарскую эстраду, мне хочется напиться, упасть в лужу и лежать, не вставая…»

Хочу при этом дополнить, что создание ныне на высоком художественном и техническом уровне записи хорошей песни по количеству большой энергетической  затраты и времени не уступает порой созданию симфонии, а иногда даже и превышает. Создать яркую мелодию, наполненную душевной энергетикой,  максимально отражающую текст и образ песни — это весьма непростая задача. Такие песни рождаются нечасто. 

При этом мы имеем богатейшую древнюю музыкальную культуру и очень сильный музыкальный генофонд. Любой татарин, проживающий далеко за пределами родной земли и не говорящий на родном языке, душой, близко к сердцу воспринимает национальные мелодии. Но то, что сейчас представляет из себя татарская самодеятельная эстрада, никак не относится к нашим народным старинным песням, созданным не простыми крестьянами, а элитой некогда духовного общества.

Звучащее ныне в эфире современное эстрадное творчество как зеркало отражает наше бездуховное общество, повязанное коммерцией. О народе судят не по  экономике страны и количеству добываемой нефти, а по его духовной культуре, уровню музыкального искусства, которые сохраняют народ как этнос. Вот эту главную мысль я и хочу донести до руководства республики.

«Никто, похоже, даже не рассматривал это дело. Все последующие кассационные  решения просто копировали предыдущие» «Никто, похоже, даже не рассматривал это дело. Все последующие кассационные решения просто копировали предыдущие» Фото: Андрей Титов

«Нигде в мире, наверное, так безжалостно и подло не поступали с творческим деятелем»

— Как бы вы сформулировали сегодня главную проблему современной татарской музыкальной культуры?

— В любом деле, а тем более в современном искусстве, нужны профессионалы, как головной тепловоз, везущий состав поезда. Однако у нас в республике все  наоборот. Зеленая улица отдана самодеятельности, а профессионалов просто перестали замечать. Я на своем примере пытаюсь сказать об этой проблеме. Еще в конце 90-х годов, видя то, что все сворачивается к самодеятельной культуре и чувствуя, что что-то надо делать, я обратилась к министру Тарханову с проектом создания национальной студии эстрадного искусства. Ответ на мое письмо имеется, где Ильдус Габдрахманович, выразив одобрение, предложил в скором времени вернуться к решению этого вопроса. Но, к сожалению, потом он ушел с поста, а далее началась долгоиграющая судебная тяжба, когда у меня чиновники отобрали  выкупленный мною участок под возведенными моим отцом строениями, участок, который я планировала под строительство творческого центра. Таким образом, вопрос остался тогда открытым.  

Попытаюсь, как могу, рассказать суть дела. Об этом в начале 2000-х писали многие газеты республики, но результата никакого, к сожалению, не было и до сих пор нет.

В построенном моим отцом в 1949 году доме-флигеле на улице Островского, 15 (во дворе музея писателя Шарифа Камала), где я прожила более 30 лет и где начался мой творческий путь, я решила создать в начале 90-х годов свою творческую студию. Обратившись в администрацию города, к Камилю Исхакову, с просьбой передать мне наш собственный семейный дом под студию для творческой работы, но получив отказ в безвозмездной передаче, я вынуждена была в 1995 году его выкупить как ветхое жилье за 14 тысяч долларов (я вынуждена писать в валюте, в данном случае по курсу 6 рублей), хотя на руках у меня имелись документы, подтверждающие, что дом построен на собственные средства. Моему отцу в 1950-х пришлось передать свой дом на баланс ЖЭУ, поскольку это был единственный частный дом в центре города вокруг коммунальных строений.   

Документы о выкупе дома и акт на землю у меня были оформлены по закону. На все это я потратила 10 лет жизни, с 1993 по 2003 год, выполняя все четыре  постановления администрации, по которым предполагался мой дом под реконструкцию путем сноса находящихся вокруг него старых построек — отцовского сарая и гаража, и далее весь расширенный таким образом участок площадью 260 квадратных метров был запланирован под строительство моего творческого центра. Благо к этому времени уже был заказан, оплачен и утвержден в главном управлении градостроительства проект моего центра. 

Однако на мою беду в этом же дворе обосновалась строительная фирма «ИКО» бизнесмена и (на тот момент) замглавы администрации Казани Игоря Николаевича Фролова, которому, видимо, приглянулся мой участок с домом и строениями вокруг него — нашим сараем и гаражом. Сначала был незаконно занят мой дом под  склад и рабочую бытовку строительной фирмы, сломали входную часть дома, выкинули имущество, в том числе книжный шкаф с моими многочисленными   музыкальными архивами, письмами от народа, которых у меня было множество. Тогда же навсегда пропали ноты моего дипломного концерта для скрипки с оркестром, которым дирижировал в свое время сам Фуат Мансуров, пропали письма известного советского композитора Дмитрия Кабалевского, башкирского композитора Рима Хасанова и многих других. Целых 8 лет, вплоть до 2003 года, я никак не могла даже зайти в свой дом, хотя он был в моей законной собственности, в присутствии милиции было составлено несколько актов о незаконном захвате дома, но дальше актов милиция ничего не смогла сделать против  влиятельных людей. К тому же со стороны оппонентов шли серьезные звонки с угрозами, конечно, я, мать с тремя детьми, боялась. Это были 90-е годы.

 — Дело дошло до судов?

— Как только к 2002 году вышел закон о земле (до этого у меня была земля просто в пожизненном пользовании, поэтому никто из инвесторов не рискнул совместно участвовать со мной в стройке), я сразу же ее выкупила, заплатив за весь расширенный (на основании последнего постановления) участок площадью 260 квадратных метров 2 тысячи долларов (по курсу 2002 года). Причем постановление о предоставлении мне земли в собственность прошло в течение полугода   множество согласований, в том числе его подписал бывший на тот момент замглавы администрации города Рустам Камильевич Нигматуллин. После этого, наконец, со свидетельством собственности о земле я пришла к жене Игоря Фролова — Ирине Адольфовне, которая была администратором в фирме мужа, попросив освободить мой дом, на что она: «Да, да, конечно, освободим». Но в итоге через неделю фирма «ИКО» подала в суд на отмену данного постановления главы администрации, указав основой иска якобы составленный в КУКИ (комитете по коммунальному имуществу — ныне комитет земельных и имущественных отношений) договор купли-продажи давно выкупленных фирмой у комитета ветхих строений моего участка — старого отцовского гаража и сарая. Однако сарай и гараж никогда не находились в коммунальной собственности, поскольку были самовольными дворовыми постройками без каких-либо документов, в частности технических паспортов…   

Парадокс заключался в том, что все сопутствующие документы, приложенные к иску фирмы «ИКО», были подписаны тем же самым Нигматуллиным, подписавшим  ранее постановление о выделении мне данного участка под реконструкцию моего дома для строительства творческого центра. Пересев через пару месяцев из кресла замглавы администрации в кресло председателя КУКИ, он в пользу бывшего коллеги и коммерсанта вынес за своей подписью противоположное решение, а именно: распоряжение КУКИ о передаче строений моего участка фирме как законных якобы объектов коммунальной собственности, несмотря на то, что все справки — ответы чиновников и документы КУКИ — свидетельствовали об обратном, то есть об отсутствии их в коммунальной собственности.    

По следам обращения в мою защиту депутатов Верховного совета республики особым отделом МВД республики и ОБЭП были проведены тщательные проверки, итогами которого являются официальные заключения о том, что в исходящей и входящей учетной системе КУКИ никаких сведений по аренде и выкупу строений   моего участка фирмой «ИКО» (то есть данных о договоре купли-продажи) не имеется. Немаловажен и факт собственно незаконной приватизации в этом же договоре и части самого здания музея Шарифа Камала этой же фирмой. «Прихватизация» была проведена в нарушение многочисленных подзаконных актов приватизации, без согласования и разрешения специальной приватизационной комиссии минкультуры по памятникам архитектуры, каким является здание музея. Все грубейшие нарушения закона по данному зданию описаны на трех листах формата А4 документа, подписанного министром культуры Тархановым.

Но уже до окончания суда все было решено в пользу оппонентов. Окончательное решение суда вынесено 23 декабря, судебное разбирательство специально растянули до конца года, поскольку в это время на протяжении полугода фирма «ИКО» безнаказанно вела на моем (причем судом арестованном) участке строительство гаражей — автосервиса, в нарушение постановления кабинета министров РТ, запрещающего любое строительство гаражей на территории объектов культурного значения, памятников архитектуры и истории, каким официально является здание музея Камала. На все мои протесты по данному поводу судья вынесла определение о том, что объект (то есть гаражный автосервис) уже в стадии завершения и прекращение строительства является «нецелесообразным».

Представьте, сейчас сносят даже капитально построенные самовольные строения, а тут судья, видя явное нарушение закона, тем не менее потворствует этому,  рьяно защищая недостроенное самовольное строение бизнесмена. Неоднократно Госархстройнадзор выносил постановление о сносе незаконных гаражей, министерство культуры в лице Тарханова посылало протестные заявления с требованием снести строящиеся гаражи на моем участке, поскольку он  непосредственно примыкает к зданию музея — памятнику архитектуры и истории. Все эти документы были представлены в суд, но никакой реакции не последовало. Иначе как фарсом не назовешь решение суда, где было написано: «… ООО „ИКО“ является добросовестным приобретателем, реституция в данном случае невозможна, так как „покупатель“ вложился в объект недвижимости и его реконструировал. За время аренды и действия договора купли-продажи  с инвестиционными условиями фирма провела большой комплекс работ по реконструкции».

— А что сказали последующие судебные инстанции?

— Никто, похоже, даже не рассматривал это дело. Все последующие кассационные решения просто копировали предыдущие.   

Весь 2003-й, год своего 50-летия, я провела (вместо подготовки к своему юбилейному концерту) в 26 судебных заседаниях, после чего, получив на руки решение суда без указания компенсации, я, наивно надеясь на справедливость, обратилась в администрацию, опять к тому самому Нигматуллину, однако услышала от него категорическое: «Компенсация — только через суд». Но судиться, да еще с администрацией города, у меня уже не было сил. Потеряв голос на нервной почве, я  серьезно заболела.

Так наша власть отнеслась к национальному композитору, к идее создать творческий центр для развития национальной эстрады. Меня не смогли защитить  ни депутаты, которые в то время официально обращались в мою защиту к президенту Шаймиеву, ни прокуратура РТ. Хочу процитировать итоговое заключение ОБЭП: «… Таким образом, ввиду противоправных действий со стороны бывшего руководства КУКИ г. Казани гр. Батыр-Булгари Л.М. нанесен ущерб, выраженный в потере земельного участка и расположенных на нем строений, которые предназначались для постройки творческой мастерской. В результате прекращена ее творческая деятельность». 

— Неужели власти не пытались как-то смягчить ситуацию, предложить вам что-то взамен?

— Представляете, нет. Многие газеты писали на тот момент о данном деле. А мои письма и жалобы, как и обращения депутатов, я думаю, скорее всего, не дошли никуда, судя по такой крепкой чиновничьей сплоченности. Единственное, что я услышала от зампрокурора республики: «А разве вам не компенсировали ваши затраты? Я слышал в администрации, что с вами давно договорились…» Не знаю, кто и с кем там договорился, но я дважды обращалась с письмом и к нынешнему мэру, но никакой реакции не было.  

Однако драматическое действие продолжилось в следующем, 2004 году, когда господин Фролов, выиграв таким способом в конце 2003-го суд, подал на меня   далее в суд за моральный ущерб, в защиту чести и достоинства о взыскании с меня 250 тысяч рублей за то, что я в своих письмах на имя президента Шаймиева, премьер-министра Минниханова и главы Казани Исхакова с просьбой помочь разобраться в совершающемся беззаконии назвала его действия бандитскими. Вахитовский суд принял решение в его пользу.

Я законно выкупала землю площадью 260 квадратных метров, свой собственный дом площадью 45 квадратных метров, который планировался за счет сноса примыкающих к дому сарая и гаража под реконструкцию творческой студии, под которую был заказан и утвержден в главном архитектурном управлении проект, на  согласование условий которого и создание самого проекта тоже было потрачено немало времени и денег. На все вышесказанное у меня имеются законные документы.

Нигде в мире, наверное, так безжалостно и подло не поступали с творческим деятелем, кроме как у нас в республике. Сразу вспоминаю, как обошлись с Фаридом Яруллиным, отправив талантливого музыканта на фронт, не дав даже закончить свое детище — балет «Шурале», которым ныне гордится татарский народ. Также вспоминаю безвременно умершего голодным и без крыши над головой любимца народа Сайдашева, когда власть, не оказав никакой помощи, равнодушно  наблюдала, как умирает народный композитор. Далее, также стоит вспомнить затравленных и вынужденных покинуть родной город Габаши, Хамиди, униженного Яхина, Садыкову, Ахметова и вот, наконец, и я, выпившая до дна полную чашу горести и равнодушия. Может быть, мне действительно следовало в свое время тоже уехать из Казани, я ведь интуитивно чувствовала свою непростую судьбу.

— А с вашим участком в центре Казани что стало?

— А ничего. Построенный на моем участке во время суда гаражный автосервис после решения суда в следующем, 2004 году тихо узаконен через БТИ, как ранее  арендованное якобы у КУКИ и реконструированное здание. Автосервис в центре исторического центра действует, принося владельцам фирмы хорошие дивиденды.

Формально сейчас числится в моей собственности только дом-флигель площадью 45 квадратных метров, который мой оппонент в середине 90-х незаконно занял под склад и бытовку своей фирмы, бесплатно им пользовался почти 10 лет, причем далее незаконно сломал сени дома, окна и двери, а также снес палисадник пред домом, он превратил некогда крепкий кирпичный дом в ветхое жилье.  

Несколько лет спустя после судов я хотела оформить в собственность землю под домом, так чиновники упорно, не желая вникнуть в ситуацию, предлагали мне  уже по новой, завышенной цене снова выкупить ту же землю. Скажите, какие чувства можно испытывать, когда, опираясь на закон, у меня требовали его соблюдения, а со стороны оппонента, наоборот, я видела полное и при том безнаказанное игнорирование этого же закона…

— Вы еще рассчитываете на благоприятный исход всей этой истории.

— Ну, во-первых, учитывая то, что мой дом и участок под ним находились на территории музея писателя Камала, где сейчас располагается Национальный литературный музей, то я еще в те годы предполагала, что, возможно, моя творческая студия (а мой участок вплотную примыкал к зданию музея) и музей  в будущем могли бы стать единым комплексом литературно-музыкального музея. Насколько я знаю, минкультуры давно подыскивает место под музыкальный  музей. Я разговаривала в прошлом году с замминистра культуры Дамиром Натфуллиным по данному вопросу, но он предположил, что будет очень дорого приобрести это место у фирмы «ИКО», на что я высказала, что незаконность приватизации всего участка, вместе с частью здания музея, не имеет сроков давности и, возможно, даст право вернуть часть здания музею, а на моем участке пусть будет построен тот самый музыкальный музей и творческий центр, студия национальной эстрады как единый комплекс с литературным музеем.   

Прошу принять в дар  от болгарской стороны прекрасный  памятник Котрагу,  который, украсит  столицу республики, привлекая интерес туристов  и  гостей города «Два год назад написала песню-гимн, посвященную открытию памятника хану Котрагу, одному из сыновей хана Кубрата, который когда-то в далекой древности привел наш народ на эти волжские земли, заселив их нашими предками. Это подарок болгарского бизнесмена Ивелина Михайлова. Вот уже два года наши чиновники тормозят его установку, и дело дошло до отказа принятия памятника. Почему же мы, однако, хотим навесить на себя ярлык неблагодарных потомков?»

В 1999 году я подавала в минкультуры проект создания подобной студии (я уже говорила об этом), и,  будучи министром, Тарханов обещал мне содействие, но, к сожалению, из-за его ухода и после того, как я попала в этот судебный молох, данный проект остался на бумаге. Сейчас решение этого вопроса возможно только с помощью руководства республики. Я надеюсь, что буду услышана президентом Рустамом Миннихановым.  

Пользуясь случаем, хочу обратиться с надеждой к руководству республики. Уважаемые Рустам Нургалиевич и Минтимер Шарипович! С тех пор как у меня отобрали мое имущество бесчестные чиновники, растоптав меня и мою душу, сделав инвалидом и оторвав таким образом на многие годы от моего творчества, я все это время молчала, терпела, хотя все мое окружение, зная ситуацию, как со мной несправедливо поступили, и видя мое душевное состояние, просило меня обратиться к вам за поддержкой. Однако, имея опыт прошлых лет, я не писала к руководству республики, потому как не была уверена, что мое обращение дойдет до адресата.  

От имени народа и от меня лично прошу вас решить, наконец, больной и выстраданный для меня вопрос создания моего несостоявшегося творческого центра  национальной эстрадной студии, а также вынести мудрое решение — принять в дар от болгарской стороны прекрасный памятник, который, я уверена, украсит  столицу республики, привлекая интерес туристов и гостей города. Наш народ будет вам за этот жест искренне благодарен.