Евгений Вышенков: «Если бы кто-нибудь плюнул бы в мой костюм, на котором написано «РСФСР», я бы его тут же уронил. Это бы вообще не обсуждалось. Потому что я бы воспринял это не как плевок в себя» Евгений Вышенков: «Если бы кто-нибудь плюнул бы в мой костюм, на котором написано «РСФСР», я бы его тут же уронил. Это бы вообще не обсуждалось. Потому что я бы воспринял это не как плевок в себя» Фото из архива петербургского студенческого клуба «Полис»

«МЫ С ТОБОЙ В ЭРМИТАЖЕ, ЧТО ЛИ? СДЕЛАЕМ ХОТЬ С ТРЕМЯ ЗОЛОТЫМИ ПУПКАМИ!»

— Евгений, кроме Малышева и Кумарина, в «бандитском Петербурге» была еще одна крупная фигура — Илья Трабер.

— А он не из братвы. Илья Ильич — бывший морской офицер, подводник. К братве он не имеет ни малейшего отношения. Это, конечно, не значит, что с данным миром он не общался. Все в ту пору общались. Подобное не означает, что у него не могло быть дел, конфликтов, отношений и так далее. Когда меня о нем спрашивают, я говорю: Трабер может быть плохим или хорошим, но он не из братвы.

— Однако именно Илья Трабер забирает под себя петербургский рынок антиквариата, затем — Выборг и петербургский морской порт. Я ведь помню, как это было.

— Что значит «забирает»? Это ведь не история покупки. Трабер изначально образованнее и глубже многих в «бандитском Петербурге». Это все равно как вас, Валерий, посадить что-то писать, а рядом — талантливого гастарбайтера. Последний, конечно, старается, проверяет свой текст на «ши-жи». Но вы ведь все равно уйдете вперед. И здесь примерно так. Как «забирали» Выборг — совершенно отдельная история. Это наше «окно в Европу».

— Это наша Прибалтика, которая нам осталась после распада СССР, наш маленький Таллин, да еще и на границе с Финляндией. Я этот город до сих пор очень люблю, я там родился.

— Да, и в Выборге был свой Петров, тоже очень серьезное явление (Александр Петрович Петров, авторитетный выборгский бизнесмен. Начинал свой путь вместе с братьями Рубинчиками под кураторством Ильи Трабера, затем вступил с Рубинчиками в конфликт и на долгие годы, по версии СМИ, стал смотрящим за Выборгом. Отец гонщика «Формулы-1» Виталия Петрова.  Убит вечером 24 октября прошлого года на своем дачном участке при выходе из бани — как предполагают, выстрелом снайпера — прим. ред.). Илье Ильичу нужно было выборгское направление? Да. Он вступал в какие-то отношения, бизнес-договоренности с местными? Безусловно. Если бы, грубо говоря, мне нужно было бы таскать что-то через европейскую границу, а у меня в Выборге никого нет, я бы что сделал? Я бы сказал: «Валер, слушай, Петрова знаешь? Можно договориться?»


— И я бы сказал: «Знаю. Нет вопросов, Жень».

— Так это тогда и работало. Надо оценивать время, смотря на него «теми» глазами. Иначе получается, что у Ивана Грозного просто не было айфона, а так он такой же, как мы. Но не такой же.

— Зато «братва» у него была приличная, с метлами да песьими головами.

— Эти вещи интересны осмыслением, если ты влезаешь в шкуру того времени. Вот, скажем, Владимир Владимирович Путин. Его генезис как личности — из Ленинграда-Петербурга того времени. А в городе на Неве — взрыв темы «бандитского Петербурга», впервые так громко и четко прозвучавшей в России. И внутри этого «питерского феномена» есть множество других личностей, сильных и ярких. На подсознательном уровне это все легко объединяется в единый клубок, хотя все гораздо сложнее.

Вообще, стараюсь уважительно ко всем относиться — я ни за, ни против. Уважаю Владимира Владимировича и Владимира Сергеевича Кумарина тоже. Я и Навального уважаю — да, прет парень, рискует, как танк. Неважно, что я при этом думаю в деталях, но уважаю. Ты посмотри, как ты вышел на ринг. Когда мне удавалось спросить, я спрашивал — у Кумарина, Гены Петрова, других людей того времени: «Слушайте, прошло четверть века. Вы же были тогда знакомы с Путиным?» И мне они отвечали то, что я и так знал, просто они мне это еще раз говорили. «Нет, близко не были». Они могли встречаться на каких-то совместных мероприятиях…

«Владимир Владимирович — воспитанник Школы высшего спортивного мастерства (кстати он мастер спорта по самбо, а потом уже появилось дзюдо), а из этой школы чуть ли не 90 процентов спортсменов тех поколений ушли потом в братву. Но это совпадение географическое»Фото: © Алексей Дружинин, РИА «Новости

— Могли встречаться и на татами, в конце концов. Ведь Путин — известный дзюдоист.

— Вполне вероятно. Поскольку Владимир Владимирович — воспитанник Школы высшего спортивного мастерства (кстати он мастер спорта по самбо, а потом уже появилось дзюдо), а из этой школы чуть ли не 90 процентов спортсменов тех поколений ушли потом в братву. Но это совпадение географическое. Плюс спортивные навыки, спортивная мораль, о которой я уже говорил. Достаточно того, что нас приравнивали к офицерам с их кодексом чести. Но если мы констатируем чисто географическое совпадение с Путиным (один город, одно время), то тогда и я могу сказать, что был рядом с Владимиром Владимировичем. Например, ходил на его пресс-конференции. И потом могу всем хвастаться: «Да, я с ним разговаривал», не уточняя, где и при каких обстоятельствах. Это все легко затем превращается в мифологию.

— Были ли у Путина общие дела с братвой, никем не доказано?

— Это не доказано. И могу так сказать: я не считаю нужным подобное доказывать. Либо у нас тема чисто научная и историческая (историк может покопаться в архивах и найти нужное письмо: «Ага, так они были знакомы!»), либо мы работаем с версиями. Просто знаю, что подавляющее число современных молодых людей не смотрят глазами того времени, потому что не могут, не способны. И я бы на их месте был таким же. Не способен посмотреть на ленинградскую блокаду глазами блокадника. Могу изучать, исследовать, сопереживать, но не более.

— Я скажу свое мнение: «бандитский Петербург» вынырнул как будто ниоткуда. До этого был блюзовый, всеми любимый Ленинград, населенный менестрелями с гитарами, Бродскими, Довлатовыми, чудаками всех мастей, осколками «бывших», но внутри этого «города Ленина» был спрятан и другой мир, который до определенного момента благоразумно предпочитал держаться в тени. И вот когда на авансцену вдруг вышли крепкие парни в кожаных куртках, все остальное как будто попряталось по домам. Кто остался активным и пассионарным, кто шевелился и был заметен? Чиновники, журналисты, бандиты… Мне, кстати, все эти кожаные куртки еще тогда напомнили кожанки большевиков: и над тем, и над другим поколением вроде бы мерцал ореол жестокости и предельной рациональности, но в тех условиях это, как ни странно, помогло сохранить страну, которую «менестрели с гитарами» запросто подарили бы дяде Сэму или иным приятным для них персонажам.

— Я думаю, это история не о том, что кто-то спрятался, потому что чего-то испугался, растерялся. Просто происходит буржуазная революция, мы отрекаемся от старого мира, ничего не работает, включая законы. Все их заново выдумывают: Чубайс на своей коленке, а Кумарин — на своей. Происходит рождение новой нации. И собираются пассионарии. Это может быть чиновник-пассионарий, или мастер спорта, или уголовник, а может и художник. Безумный, который заявляет: «Все будем строить и рисовать заново! Ломаем к едреной фене Дом книги (Дом Зингера на Невском проспекте — прим. ред.)!» Ну и что? Ломать стремились и великие — Татлин, Малевич. И возникает ажиотаж, движуха. Все же остальные граждане города на Неве — в огромной своей массе — просто ходят на работу и ждут, пока им выплатят зарплату. А ее нет месяцами. Таким говоришь: «Так тебе не платят. Зачем ты ходишь?» Он: «А что еще делать?» «Ну так продавай одноразовые зажигалки на Невском проспекте». Он: «Я вообще-то инженер». И снова идет на работу.

Если одно время требовало Галича, Высоцкого, разговоры на кухне под «битлов» и Окуджаву, то тут все: новостная повестка изменилась, и это больше никого не интересует. Другая культура. Хотя, как я считаю, приходит антикультура.

— Микены пали, пришли ахейцы.

— Ну да. А если я, предположим, талантливый человек, но мой продукт невозможно продать? Не прячусь никуда, но я не востребован. Помню, прихожу в мастерскую как-то к одному знакомому скульптору — мне всегда интересно было с ним разговаривать. Он мне говорит: «Я больше не могу. Ладно мне заказали вылепить для каждого угла этого дома ангелочков, так еще с золотыми пупками! Я не могу…» Я ему отвечаю: «Старина, ты деньги хочешь заработать?» Он: «Да». Я: «Тогда давай так. Ты лепишь ангелочков, а я беру материал и сам делаю им золотые пупки. В чем проблема?» При этом мне понятно, в чем его проблема: он испытывает эстетическое отвращение к вкусам своих заказчиков. Но я его утешаю: «Мы с тобой в Эрмитаже, что ли? Сделаем хоть с тремя золотыми пупками!»

Да, возникает вульгарная эстетика так называемых новых русских. Но чем она отличается от эстетики купцов конца XIX века, от которой дворяне тоже воротили нос? То же самое: «Эх, хочу побольше золота и простора!»

— Таким путем возникает реплика Екатерининского дворца авторитетных предпринимателей братьев Васильевых на реке Оредеж — довольно точная копия дворца в Царском селе.

— Совершенно верно. Советский человек — а мы все советские люди, исключая новые поколения, — четко знает, что такое хорошая картина. Это прежде всего вот такая огромная и толстая золотая рама, а внутри что-то нарисовано. Что-то похожее советский человек видел в Эрмитаже, Русском музее, но там на него кричали: «Ну-ка руками ничего не трогать!» Главное, что он запомнил, — рамы! Дома у него картин никогда не висело. И когда у бывшего советского человека появились финансовые возможности, он стал заказывать себе картины именно в таких рамах. Если бы ему из самого Лувра принесли картину без рамы, он осерчал бы: «Да вы чего, я же не об этом вас просил!» Это не потому, что он глупый. В Соединенных Штатах при первоначальном накоплении капитала было так же. А уже потом возникли музеи современного искусства.

Я могу сказать, и пусть на меня Владимир Сергеевич обидится (хотя, надеюсь, не сильно). Кстати, год назад с ним разговаривал — меня пустили к нему в тюрьму, я записал интервью. А теперь давайте вспомним те картины, которые были зачем-то изъяты у Кумарина при обыске в доме на Таврической (Владимир Барсуков-Кумарин был арестован еще в 2007 году по обвинению в серии рейдерских захватов. С тех пор находится в местах заключений — прим. ред.). Это такое порно, безвкусица, что-то невероятное. И при этом, разумеется, вот такие золотые рамы! Если бы мы сидели с ним и пили кофе, я бы ему это сказал. Но, так как наш разговор происходил в камере и был совсем про другое, не стал затрагивать данную тему.

— Кстати, а правда, что Кумарин, созывая братву на совещания, одно время просил всех надевать парики и камзолы времен примерно матушки Екатерины?

— Нет, это миф. Он однажды исполнил такое с Александром Невзоровым, и оттуда все пошло и поехало. Но это тоже говорит о том, как человек себя несет. Опасность высоты — в том, что пропадает самоирония. Вот я, к примеру, не очень люблю Льва Толстого и Александра Солженицына — они не улыбаются. У них все серьезно. Такое впечатление, как будто они мне говорят: «Ну-ка сядь, как в школе. Руки на парту! Выпрями спину! И теперь слушай меня внимательно». Я вроде признаю за ними авторитет, но не хочу так сидеть. Поэтому мне больше импонирует Зощенко.

Вот так это все шло и развивалось. Но если бы мы захотели взглянуть на данную историю целиком, полностью, то я бы предложил представить этакого фантастически сборного человека, который родился еще в советское время, но в 1991 году как бы переродился и снова стал ребенком. Посмотрите, сколько ваш ребенок творит вокруг себя хаоса — практически любой. А потом он становится взрослым, спокойным. В этом году пройдет 30 лет с момента крушения Советского Союза. И 30-летнему человеку уже можно сказать: «Слушай, остепениться давно пора». А когда молодому человеку 17–18, то мы про что?

«Отчасти вымер, отчасти самоликвидировал себя, переосмыслил. Само словосочетание «бандитский Петербург» оторвалось от своего содержания» «Отчасти вымер, отчасти самоликвидировал себя, переосмыслил. Само словосочетание «бандитский Петербург» оторвалось от своего содержания» Фото: © Алексей Даничев, РИА «Новости»

«ЕСЛИ БЫ У БРАТВЫ БЫЛИ ПОЛИТИЧЕСКИЕ АМБИЦИИ, ОНА, БЕЗ ВСЯКОГО СОМНЕНИЯ, ЗАХВАТИЛА БЫ ВЛАСТЬ»

— Таким образом, «бандитский Петербург» отчасти повзрослел, а отчасти уже вымер.

— Да, отчасти вымер, отчасти самоликвидировал себя, переосмыслил. Само словосочетание «бандитский Петербург» оторвалось от своего содержания. Если же мы возьмем содержание, то есть ли в нем неправильности и ошибки? Безусловно. Это тогда писалось на коленке. А заголовок остался неизменным. Ведь очень многие люди, хотя и цитируют «Мертвые души», хотя и помнят про Собакевича и Коробочку, но, если у них спросить: «А про Коробочку — это какая глава? И что там вообще?», — они не ответят. Так и «Бандитский Петербург» (разумею здесь под ним книгу Андрея Константинова и сериал по ней): его заголовки и персонажи давно вырвались из контекста и живут своей судьбой.

— Можно ли сказать, что «бандитский Петербург» стал одним из тех, кто присутствовал при рождении нового государства в России? Было же гангстерское государство в Италии? Да, и никто это не скрывает. А в Латинской Америке до сих пор, куда ни ткни, одни гангстерские государства.

—  Если бы мы были современными художниками и захотели бы перефразировать поэта Александра Блока, то я сказал бы примерно следующее: «По Невскому проспекту державным шагом идут 12 спортсменов. И да, на спину некоторым надо бы — бубновый туз. А впереди кто в „белом венчике из роз“? Приглядись-ка, эка тьма!»

— Я знаю, кто впереди, но мы его не станем называть. А про 12 апостолов-«воротчиков» — очень удачный образ. «И старый мир, как пес безродный, стоит за ним, поджавши хвост».

— В свое время «Двенадцать» Блока разошлось на цитаты и лозунги, и он даже удивился: «Я вообще про другое». Так и здесь. Что касается власти, то это жутко интересный вопрос. Стремилась ли братва взять власть в стране? Я иногда поднимаю этот вопрос с людьми из прошлого, равными по мышлению и опыту. Если бы у братвы Петербурга, Москвы, Екатеринбурга были политические амбиции, которые позволили бы им сформировать идеологию, толкающую их во властные кабинеты, они, без всякого сомнения, захватили бы власть. Но это абсолютно не значит, что после такого стали бы насиловать женщин на Невском проспекте. По-прежнему работали бы детские сады, функционировало бы метро, ходил бы трамвай и прочее. Но ничего это не случилось — власть осталась в других руках.

Я читал очень серьезные исследования по истории сицилийской мафии. И вот чем мы от нее отличаемся. У нас все заканчивалось баблом: финансы, бабки, расчетные счета, активы, недвижимость. У бывших «воротчиков» это было целью, а у сицилийцев — лишь средством для достижения власти. Каков классический мафиози в их итальянской традиции? Это некий 60-летний человек, который сидит у себя в патио и пьет «Пино Гриджио» за 1,5 евро. Во дворе стоит мотороллер. К нему приходит сосед, судья, и говорит: «Amico, мне завтра предстоит трудное дело — судить одного парня. Посоветуй как старший товарищ: что делать?» И человек, потягивающий «Пино Гриджио», отвечает: «Да ладно тебе. Это молодой парень. Ну оступился — с кем не бывает. Прости его». Сосед говорит «спасибо» и уходит, а назавтра юношу освобождают. И это мафия, хотя они просто разговаривают как соседи.

А что такое мафия у нас? Это ресторан, массивные золотые цепи и все, что можно показать про себя и свои джипы. И крики: «Да мы купим того судью!» Но настоящая власть — там, в этом тихом итальянском патио. А в российских шумных кабаках — не власть. Они так и не подняли эту власть с асфальта в 90-е. Да, некоторые из бывших «воротчиков» пошли в депутаты, но не из политических амбиций, а потому что: «А еще я хочу, чтобы у меня была мигалка, никто не останавливал бы и на границе не проверял!» Это как раньше они мечтали о спортивном костюме Adidas с тремя полосками, а потом захотели депутатский мандат. Потому что такое круто и другие пацаны обзавидуются.

— Но я помню, что к Владимиру Жириновскому в ЛДПР какое-то время многие приходили в партию из братвы. Мой знакомый Сергей Плахтий, которого застрелили в 2005 году на ступенях дома, выходил как раз из партийного офиса ЛДПР, откуда хотел баллотироваться в муниципальные депутаты.

— Да, Владимир Вольфович просто собирал их у себя и брал с них деньги на партийные нужды. Но сама партия не являлась «бандитской» в полном смысле данного слова. Это, допустим, была партия из бандитов, но во главе ее стоял совершенно другой человек.

— Ага, «сын юриста», как он сам себя называл.

— Но они же ничего для партийного развития не делали. Им выдавали корочки или еще что-нибудь там. «Получили — можете вообще сюда не ходить».

— Вопрос про убитого в октябре выборгского бизнесмена Александра Петрова. Тогда об этом снайперском выстреле написала почти вся федеральная пресса. А с тех пор появились какие-то новые данные, подозреваемые?

— Абсолютный ноль, глухо. Ситуация следующая: проделана масса правильных первоначальных следственных действий, вторичных, третичных, но результата нет. Если бы были на некоем закрытом совещании, то мы бы сказали: «Мы сейчас не про версии. У нас есть хоть одна зацепка, которую нельзя доказать, но можно упомянуть? Нет!»

— Значит, это был профессионал высокого класса.

— Пока нельзя делать никаких выводов. К примеру, я в минувшую субботу на спарринге нокаутировал кандидата в сборную России по боксу. Факт ли это? Да. Был просто рабочий спарринг. Но это такая случайность! Я выкинул руку, и геометрия удара так пошла, что мне повезло. Я победил? Да. Но, во-первых, это был спарринг, а во-вторых, мы договорились с Володей, что он работает в треть силы. Потому что, если бы он работал в полную силу, смог бы я тут разговаривать с вами? Значит, если говорить честно, я не нокаутировал никакого Володю.

К чему это сравнение? Тот, кто стрелял в Петрова, мог быть профессионалом, а мог быть и любым, которому просто повезло. Когда нет конкретной зацепки, эксперт может высказать все что угодно, вплоть до: «Я считаю, что это была финская контрразведка».

«ЕСЛИ РОССИЙСКАЯ МАФИЯ, ТО КАКАЯ? ТАМБОВСКАЯ. ПОТОМУ ЧТО ОНА САМАЯ КРУТАЯ»

— Алексей Навальный назвал свой фильм о «дворце Путина» и «бандитском Петербурге» расследованием. Но насколько это уместно, с вашей точки зрения?

— Если мы говорим про жанр расследования, то это отдельная история и начинается она не с Навального. Примерно пять лет назад (хотя я датирую с потолка — возможно, и раньше) слово «расследование» стало брендовым. Оно начало слишком часто употребляться. К примеру, я написал новость, после этого мне звонит «Бизнес FM» и говорит: «Евгений, мы хотели бы получить комментарий по вашему расследованию». Я отвечаю: «Вы знаете, это просто новость». Но они же не иронизируют — искренне хотя поговорить о «расследовании». Что бы ты сейчас ни написал — расследование. О чем это говорит? Конечно, о девальвации жанра. Вот ты накатал с десяток страниц художественного текста, поставил точку и задумался: «А почему бы не объявить это романом?» В самом деле почему? Но, послушайте, братцы, мы ведь под романом все-таки подразумеваем увесистую книгу, так? Но тут, условно говоря, начинается научная дискуссия на кафедре с попытками определиться в терминологии.

Скажем, когда-то в русский язык — с публичной подачи, как мне кажется, Бориса Ельцина — вошло слово «беспредел». И теперь до сих пор, хотя уже минуло четверть века, все повторяют за Ельциным. Вот буквально на днях спикер Госдумы Вячеслав Володин обмолвился о несанкционированных митингах: беспредел. Это стало абсолютно нормальным словом, оно прекрасно чувствует себя в тексте и в заголовке. Скоро, наверное, Сергей Лавров об этом поговорит. Хотя, если задуматься: а почему в язык образованного сообщества или даже политического истеблишмента мы тащим лагерную терминологию? Вот ровно то же самое случилось и со словом «расследование» — оно оторвалось от изначальной почвы. Ну что ж, так живет язык (пусть об этом подробнее расскажут филологи), и еще на данные процессы влияет скорость интернета. Сеть требует краткости, быстроты и доходчивости.

Когда происходит какое-то событие — Голунов ли, Навальный ли — пишущий человек собирает из разных источников массу данных, потом старается их изложить, и это сразу становится расследованием. Но я бы тогда поправил: возможно, это исследование? Сам Алексей Навальный в своем фильме, кстати, ссылался на Bellingcat и другие издания — не присваивал себе всю информацию. Он сказал: вот это Bellingcat, то — The Insider, а я просто по-другому обрамляю и рассказываю. Но мир вынужден очень быстро дать ответы на все вопросы. Кто это такой? Бизнесмен. Что он сделал? Беспредел. Что это такое? Расследование. И тогда все всем ясно. А тексты, которые стремятся к русскому литературному языку, с соблюдением тонкостей жанра, становятся менее читаемыми и уходят в узкую аудиторию.

Поэтому это не про Навального, а про наше восприятие. По большому счету если пафосно говорить, то раскол Русской православной церкви, случившийся в XVII веке, произошел в буквальном смысле на словах. Переписывали книги, переписывали, а потом пришел человек (патриарх Никон), который сказал: «Извините, ребята, но вы допереписывались до неточностей и ошибок, давайте вернемся назад!» И поднимается буря! Раскол — это, конечно, сверхсобытие, но методологии здесь такие же, как споры вокруг того, что считать расследованием, а что не считать.

— Таким образом, весь раскол — это, можно сказать, филологический скандал. И мы не будем умножать их количество.

— Да, и если сейчас мы выйдем в огромную аудиторию с заявлением, что в фильме о «дворце» никто ничего не расследует, то нас просто не услышат. Я бы, например, мог выйти, но зачем мне этот свист в зале? Вот среди узкого круга можно поговорить. Но там и так все понимают.

— Хорошо, но в этом так называемом фильме-расследовании Навального есть очевидные ляпы. Взять того же Геннадия Петрова, который возникает в эпизоде, но зато буквально с первых кадров. Ну какой из него «глава тамбовской ОПГ»? Мы уже говорили, что Геннадий Петров тяготел в «бандитском Петербурге» к «малышевским», а «авторитетный бизнесмен» Александр Малышев находился с Владимиром Кумариным, подлинным лидером «тамбовцев», в очень непростых отношениях. Скажем прямо, во враждебных.

— Это верно, но тут мы опять приходим к первому пункту, о котором только что говорили. Время, в котором рождается и живет новое поколение, и фантастическое количество сегодняшних новостей способны менять реальность. Последняя при этом остается все той же реальностью, но мы располагаем множеством ее версий. Давайте вспомним классический советский фильм «Чапаев». Люди в 30-е годы выстраивались в очереди в кинотеатры, смотрели картину десятки раз и все равно ждали, что он выплывет. Ну хотя бы один раз! И кого здесь интересовало мнение историка гражданской войны? Более того, если такой историк появился бы в очереди и попытался рассказать, как оно было на самом деле, то, наверное, сначала его бы побили, правильно?

Точно так же работает и дистанция между сегодняшним временем и Геннадием Петровым. Его имя возникает где-то в середине-конце 1980-х годов и последний раз ярко вспыхивает в период «испанского» дела в 2008-м (тогда в Испании были задержаны 20 россиян по обвинениям в торговле оружием, заказных убийствах и прочем, а через 10 лет их оправдали). Даже нынешнему 20-летнему парню тогда было 8 лет. Я уж не говорю о том, что когда Геннадий Петров жил и «царствовал», то ни он, ни родители современного поколения даже не знали о существовании друг друга. И для них, так же как и для их детей, Петров — что-то фантастически далекое и неведомое. Я внутри себя пытаюсь над подобным иронизировать, но, в принципе, это не совсем смешно. Если бы мне про Петрова с «ляпами» рассказывал некто, равный мне по биографии, образованию, жизненному пути, я бы ему, конечно, ответил: «Слушай, ну ты-то куда?» А когда перед тобой юношеская аудитория…

— Да, аудитория у Навального очень юношеская, но сам-то Алексей Анатольевич 1976 года рождения. Он вполне себе застал 1990-е.

— Да, Навальный 1976-го года рождения, но прежде всего он столичный человек. Это сверхважно. Столица — это не страна, Париж не Франция. И в московских бизнесменах, и в Навальном, какими бы продвинутыми они ни были, все заканчивается Садовым кольцом, а дальше — есть такая карта, где сверху написано: Россия, вернее, Российская Федерация. Любое событие внутри Садового кольца тут же становится мегановостью. А если за его пределами — все уже звучит иначе. Вспомним: в октябре прошлого года нижегородская журналистка Ирина Славина сожгла себя (перед зданием ГУ МВД России по Нижегородской области — прим. ред.). А теперь представим, что все то же самое произошло бы внутри Садового кольца и что Славина работала бы в крупном федеральном издании. Мама дорогая, что бы тут началось! Но так как это провинция, то «эхо на большом расстоянии превращается в буги-вуги» (цитата Бродского). А так как для Навального Петербург — это некий «второй» в России город, где он какое-то количество раз был, то Геннадий Петров для главы ФБК — просто некая абстракция. Как для меня, допустим, Пабло Эскобар (известный колумбийский наркобарон и миллиардер, державший до 80% международного рынка торговли кокаином. Ликвидирован колумбийской полицией в 1993 году — прим. ред.).

Теперь представим, что я делаю какую-то новость про латиноамериканскую мафию и хочу донести ее до как можно более широкого круга читателей. А у меня, как на грех, в новости глава мафии — некий Хосе Марти. Тогда я добавляю: Хосе Марти — ближайший сподвижник Пабло Эскобара! И сразу всем понятно, про что я! А если сказать: лидер тамбовской преступной группировки, то опять всем все ясно — о «тамбовцах» все что-то слышали.

— Но Геннадий Петров никакая не абстракция из 1990-х, он до сих пор жив и, надеюсь, здоров.

— Да, он жив. И теперь представим себе, что Геннадий Петров приходит к Навальному: «Алексей, привет!» (Ну сейчас-то Петров по понятным причинам к Алексею Анатольевичу не придет, но мало ли когда-нибудь…). И что же? Навальный Петрова просто не узнает. А людей, которые Петрова знают и помнят, как он сейчас выглядит, просто мало.

И потом, Навальному неважно, Петров или не Петров… Он работает в данном случае не с системой доказательств. Вот он доказывал историю с сотрудниками ФСБ, которые, по его мнению, причастны к его отравлению. Фотография, где живет, возраст, специализация и прочее. Чисто математическая история. А с Геннадием Петровым все по-другому. Здесь нет данных: родился, живет и прочее. Если российская мафия, то какая? Тамбовская? Почему? А потому что она самая крутая. Потому что картель Пабло Эскобара — самый крутой. Это в Тихуане (город в Мексике — перевалочный пункт наркокартелей — прим. ред.) или в «бандитском Петербурге» в курсе, как на самом деле, а остальным — какая разница? Зато это работает, и по данному пути сейчас идет журналистика — и американская, и российская, и тунисская, и, наверное, китайская (просто мы вообще не можем ее прочитать с ее иероглифами).

— Но, если легко жонглировать фактами и все перевирать, это можно легко оспорить.

— Легко. Но я не вижу в этом никакого смысла. Вот если тот же Геннадий Петров придет и скажет: «Ну зачем меня записали в главари тамбовцев? Ну я не ангел, но зачем так? Вот у меня тут пять юристов…» «Хорошо, — я ему отвечу. — Что ты хочешь от Навального? Чтобы он заплатил тебе 3 рубля? А зачем? Он при этом даже не извинится». Допустим, Петров скажет: «Я хочу, чтобы мои знакомые узнали…» Так, чудак человек, они и так в курсе. «Зато, — скажу я Петрову, — ты получишь только новость, где снова все напишут, что ты „лидер тамбовского ОПС“, но ты с этим не согласен и чего-то требуешь. И опять все сплетется в один клубок: ты, тамбовцы и Навальный. Ты этого хочешь?»

То есть Петров только ухудшит ситуацию. Потому что с мифом можно бороться только мифом. Нельзя киноленту о Чапаеве опровергать с помощью научных монографий о Василии Ивановиче. Если бы стояла задача опровергнуть миф, я бы в первую очередь сказал: «Давайте забудем, кто где служил, кто с кем сидел — оно вообще не имеет ни малейшего отношения к делу. Это, пожалуйста, к юристам и для статей в Брокгаузе и Ефроне. Мы должны придумать другой миф, более интересный и сильный. Более того, потом мы его должны тащить, устраивать ему промоушен».

«Если бы Андрей Константинов (автор саги «Бандитский Петербург») жил в другом городе, допустим, в Твери, то думаю, что Тверь в массовом сознании стала бы абсолютной Сицилией и все бы знали, что здесь самая страшная мафия, которая захватила пол-Москвы и пол-Петербурга. Но Константинов родился в Петербурге — так вышло»By premier.gov.ru, CC BY 4.0, commons.wikimedia.org

«ВЫЖИВШИЕ ГЕРОИ «БАНДИТСКОГО ПЕТЕРБУРГА» ВЕРНУЛИСЬ В СВОЕ ДЕТСТВО. В СПОРТЗАЛЫ»

— Так «бандитский Петербург» — это, как мы сказали, уже миф. И когда-то он был не только страшным, но и романтическим. Оба этих фактора обеспечивали ему притягательность. А сейчас тот же Навальный и его сторонники делают из «бандитского Петербурга клеймо, которым стремятся запачкать всех, кто к нему прикасался.

— Кто как к подобному относится. Это вопрос: «Кока-Кола» — классный напиток или его придумали в ЦРУ, чтобы разрушить Советский Союз? Я могу с удовольствием выпить стаканчик «Колы», а могу написать конспирологическую статью. Сама «Кока-Кола» здесь ни при чем, и неважно, кто ее придумал.

Так и «бандитский Петербург». Если бы Андрей Константинов (автор саги «Бандитский Петербург» — прим. ред.) жил в другом городе, допустим, в Твери, где, как мы знаем, жил Михаил Круг, то я думаю, что Тверь в массовом сознании стала бы абсолютной Сицилией и все бы знали, что здесь самая страшная мафия, которая захватила пол-Москвы и пол-Петербурга. Но Константинов родился в Петербурге — так вышло. И он первым открыл эту дверь, ведущую в «тридевятое заколдованное царство» русской мафии. И по праву первого он становится брендом. Все остальные, кто пошел по тому же пути, что-то улучшают, либо что-то портят, трансформируют. Вот американский художник Энди Уорхол забабахал свои «Банки с супом „Кэмпбелл“», и сколько нашлось у него последователей! Мне могут сказать: «Знаете, вот тот 6-й подражатель, француз, он круче Уорхола». Может быть. Но в заголовке у меня все равно Уорхол.

— Когда над «бандитским Петербургом» опустился занавес?  Когда примерно закончилась его эпоха? Когда бригада Олега Маковоза начала отстрел авторитетных людей в Питере?

— Все-таки Маковоз уже не «бандитский Петербург».

— Мне всегда казалось, что это была бригада спецслужб, которая получила подряд на зачистку криминальных авторитетов. Известно, что Маковозу и его людям приписывают ликвидацию Константина Яковлева (Кости Могилы), Романа Цепова, Виктора Слока (Вити Мурманского) и многих других известных в определенных кругах людей.

— Бригада Маковоза действовала в нулевые. Понятно, что возможны разные трактовки по датам, и некоторые историки летопись русской революции начинают с 1899 года. Но что такое 90-е? Да, их предысторию мы ведем со второй половины 1980-х. Однако если мы возьмем «классический период», то это 1991–1999 годы. И когда мы так датируем, все остальное убираем, иначе утонем в бесконечности. Маковоз — это нулевые, «постимпрессионизм», «постбандитский Петербург». Появилась некая личность, которая посчитала себя в силах осуществить передел гангстерской собственности. Но был ли Маковоз, условно говоря, при штурме Зимнего, при зарождении движения «воротчиков»? Нет, его там не было. Ну что ж, вот так и ходи. Между прочим я вообще считаю, что новейшая история нашей страны начинается со слов: «Я устал, я ухожу» (прощальные слова Бориса Ельцина, сказанные им в новогоднюю ночь в канун 2000 года, — прим. ред.).

Вот мы говорили о патриотизме того первого поколения спортсменов. Были ли они патриотами? Являлся ли я патриотом? Насколько помню, я такого слова не произносил. Тем не менее был. И если бы во время соревнований за границей кто-нибудь в кафе или еще где-нибудь плюнул бы в мой костюм, на котором написано «РСФСР», я бы его тут же уронил. Это бы вообще не обсуждалось. Потому что я бы воспринял это не как плевок в себя.

— А как плевок в Родину.

— Да, и мои чувства разделяли многие из моих товарищей. Потом это отошло на второй план — просто стало не до того. Но если мы будем говорить о тех персонажах «бандитского Петербурга», которые выжили… А многие выжили и так или иначе состоялись. И абсолютно неважно, то ли ты просто хорошо живешь, то ли шикарно. Ты состоялся. Не спился, не скололся, не деградировал. Так вот, где они сейчас, выжившие? Они все вернулись в спортзалы.

— Неужели пошли в фитнес-залы?

— Нет, фитнес — для физкультурников. Мы уважаем последних, но не надо путать их с профессиональным спортом. Выжившие вернулись именно в свои спортзалы. Старые тренеры в основном все уже умерли, поэтому они пришли к другим. Они поддерживают форму, вспоминают прошлое. Уже называют себя патриотами. Могут критиковать Путина, но они точно за Россию. Вернее, только они чувствуют себя вправе критиковать Путина. Могут сказать: «Вот Владимир Владимирович это неправильно сделал». Но если на Путина начинаются нападки из Германии или еще откуда-то, то в них просыпаются прежние привычки. «Пойдем выйдем?», «Поговорим!» Грубо говоря, бывшие герои «бандитского Петербурга» вернулись в свое детство. Они могут жить на доход от продажи имущества или от какой-нибудь рыночной деятельности, платить или не платить налоги. Но ментально они стали теми, откуда вышли. И не очень хотят вспоминать 1991–1999 годы — по принципу «мы и так все знаем». Разговаривать с людьми, которые ничего не знают, они смысла не видят. «Что я как фронтовик им расскажу? Они не поймут. И все равно сделают неправильный вывод». Что было, то было. Закопали.

Кстати, многие из выживших сейчас снова выступают на соревнованиях. Один из них, Сергей Кушин, недавно стал чемпионом мира по греко-римской борьбе. По ветеранам, конечно. Да, ему уже под 60, но он чемпион мира! Кушин стал тем, кем хотел. Он мечтал сделаться чемпионом, когда занимался в Школе высшего спортивного мастерства в Ленинграде.

— То есть, если бы не было 90-х, они так и остались бы спортсменами.

— Они занимались бы исключительно спортом, если бы с конца 1970-х советская власть не стала бы скучной и не начала бы падать. Если бы их по-прежнему несли как «преторианцев». Если бы ставили памятники «преторианцам». А когда официант получает в 10 раз больше, а памятники ставят Ленину, и то уже все смеются… И после этого вы хотите, чтобы я на Мамаевом кургане сложил свою молодую жизнь? Конечно, так не говорили, как я сейчас. Но этими факторами, подобным растущим недоумением феномен 90-х годов был во многом предопределен.