На мой взгляд, любые резкие движения на рынке сейчас могут разрушить зародившуюся тенденцию роста цен, как карточный домик На мой взгляд, любые резкие движения на рынке сейчас могут разрушить зародившуюся тенденцию роста цен, как карточный домик Фото: © Владимир Трефилов, РИА «Новости»

«дефицит предложения нефти — это очень хороший знак»

— В начале декабря страны – участники ОПЕК+ согласовали увеличение добычи нефти с января на 500 тысяч баррелей в сутки. Как это скажется на нефтяных ценах?

— Эксперты ожидали, что страны ОПЕК+ вообще не пойдут ни на какие смягчения по добыче, потому что ситуация на рынке пока еще выглядит неустойчивой, даже несмотря на то что появились оптимистичные новости о вакцине. Рынок, конечно, немного воспрял духом после этих известий, цены чуть-чуть поползли вверх. Мне кажется разумным решение об увеличении производства лишь на 500 тысяч баррелей в сутки, тогда как еще в мае планировалось повысить его сразу на 2 миллиона баррелей в сутки. На мой взгляд, любые резкие движения на рынке сейчас могут разрушить зародившуюся тенденцию роста цен, как карточный домик. Поэтому такое осторожное смягчение ограничений на добычу — вполне понятная попытка стран-нефтеэкспортеров посмотреть, что будет с рынком, если ОПЕК+ постепенно начнет вбрасывать на рынок дополнительные объемы сырья. Мы видим, что рынок переварил эту информацию относительно благополучно. Цены держатся в хорошем коридоре 48–49 долларов за баррель, и серьезного снижения пока не ожидается.

— Пандемия спровоцировала накопление излишков сырья — целесообразно ли в таких условиях наращивать добычу?

— Если мы говорим о накопленных коммерческих запасах нефти, то это не про Россию. В РФ никогда не создавались хранилища нефти для целей балансировки ни внутреннего рынка, ни уж тем более мирового. Определенные резервы нефти в хранилищах компании «Транснефть», конечно, есть, но они нужны в первую очередь для обеспечения стабильной работы нефтетранспортной инфраструктуры и исключения рисков возникновения перебоев в физических поставках нефти и нефтепродуктов как на внутренний рынок, так и на экспорт.

Если же говорить о ситуации в мире, то мы видим, что всего лишь за полгода, с января по май, общий объем накопленных коммерческих запасов нефти, включая запасы ОЭСР, Китая, Индии и других государств, увеличился почти на 1 миллиард баррелей. Так, если в январе этого года объем коммерческих запасов нефти в мире составлял 5,5 миллиарда баррелей, что уже было верхней границей средних многолетних значений данного показателя, то менее чем за полгода он достиг 6,5 миллиарда баррелей. За период с мая по ноябрь этот беспрецедентный навес избыточных запасов нефти удалось разгрузить только на 250 миллионов баррелей. Этому способствовало два фактора: беспрецедентное сокращение добычи в рамках майских договоренностей ОПЕК+ и некоторое восстановление мирового спроса на нефть после снятия большей части карантинных ограничений, введенных во втором квартале 2020 года. Тем не менее нам еще предстоит «разгружать» и «разгружать» этот навес нефтяных запасов. Для такого в следующем году странам ОПЕК+ придется проводить довольно тонкую политику с тем, чтобы, увеличивая добычу, сохранять на рынке спрос для дальнейшего сокращения накопленных коммерческих запасов нефти.

— Аналитики утверждают, что на рынке сохраняется дефицит нефти в 3,4 миллиона баррелей в сутки, по данным Vygon Consulting. А мы говорим о переизбытке сырья в хранилищах!

— Оба утверждения совершенно правильные, и, более того, они даже не противоречат друг другу! Мы действительно можем говорить о текущем дефиците предложения на рынке и одновременно — об огромном избытке коммерческих запасов. Просто когда мы говорим о дефиците, особенно в месячном выражении, то речь, как правило, идет о превышении спроса над объемом мирового производства нефти без учета накопленных ранее запасов нефти в хранилищах. Таким образом, дефицит предложения нефти сегодня — это очень хороший знак, потому что именно из-за дефицита страны и выбирают накопленные излишки нефти из хранилищ. Более того, пока мы не решили проблему избыточных накопленных запасов нефти, нам нужно сохранять и по возможности поддерживать ситуацию дефицита предложения. Только таким образом мы сможем вернуть ситуацию с запасами нефти в мире в нормальное рыночное русло.

«Цены держатся в хорошем коридоре $48-49 за баррель и серьезного снижения пока не ожидается» «Цены держатся в хорошем коридоре 48–49 долларов за баррель, и серьезного снижения пока не ожидается» Фото: «БИЗНЕС Online»

«позиция «Татнефти» понятна — если нет льгот, то и перспективы осваивать сложные месторождения теряются»

— Россия должна в январе увеличить добычу на 125 тысяч баррелей в сутки (1,5–2 миллиона тонн). Могут ли здесь возникнуть проблемы?

— Учитывая масштабы добычи нефти в России, такое небольшое увеличение не представляется проблематичным. У нас есть большая группа компаний, недовольных жесткими ограничениями по добыче, которые были введены в рамках ОПЕК+ в мае этого года, и у них безусловно есть возможность покрыть данный дополнительный объем. Напомню, что с момента введения ограничений, которые вступили в силу в мае, Россия сократила производство нефти почти на 10 процентов в годовом исчислении. По итогам этого года Россия добудет 512–513 миллионов тонн нефти, тогда как в 2019-м было добыто 563 миллиона тонн. Понятно, что 50 миллионов тонн снижения добычи  — огромная величина. Недовольство российских нефтяных компаний заключалось в том, что скважины, которые были остановлены, уже никогда не запустят снова. И сегодня поступает все больше запросов на окончательную консервацию ранее замороженных скважин. Если бы мы сейчас, например, резко вышли из соглашения ОПЕК+ и стоял вопрос о немедленном увеличении добычи нефти в стране не на 125 тысяч баррелей в сутки, а на 500 тысяч или на 1 миллион баррелей в сутки, то тогда пришлось бы поломать голову, как это выполнить, но добиться увеличения добычи нефти в России на 125 тысяч баррелей в сутки, пусть даже и в зимнее время, можно без всяких проблем, это совсем не критическая величина для отрасли.

— Как быстро, на ваш взгляд, Россия сможет вернуться к прежним уровням добычи нефти?

— По оценкам Института энергетики и финансов, который я представляю, Россия при благоприятной картине восстановления спроса на нефть в мире сможет вернуться на уровень 2019 года — 563 миллиона тонн — только к концу 2023-го. То есть на восстановление докризисного уровня добычи нефти России потребуется около трех лет.

— Недавно правительство РФ отменило льготы по НДПИ на добычу высоковязкой нефти. Наибольшими запасами такого сырья обладает «Татнефть». Компания уже заявила, что вынуждена отложить запуск новых проектов из-за налоговых новаций. Как вы оцениваете возможность «Татнефти» нарастить производство в будущем?

— Действительно, от принятого правительством решения по высоковязкой нефти страдают в первую очередь «Татнефть» и те российские компании, у которых есть месторождения в Урал-Поволжье и на севере европейской части России. Ситуация для «Татнефти», конечно, непростая. Она попадает в наиболее сложное положение среди российских компаний, потому что высоковязкая нефть очень важна в первую очередь для перспективного развития бизнеса этой компании. Существующие месторождения по добыче высоковязкой нефти «Татнефть», конечно же, продолжит разрабатывать, а вот что делать дальше — большой вопрос. Но здесь надо понимать и ситуацию, с которой столкнулось российское правительство в условиях пандемии и резкого падения экспортных доходов. По сути, из-за падения мировых цен на нефть и сокращения объемов добычи и экспорта нефти российский бюджет по итогам года получит в 2 раза меньше поступлений от отрасли, чем планировалось до пандемии. Кроме того, как известно, у нас уже давно нефтедобыча, по сути, «перегрета» различными льготами и эту ситуацию нужно исправлять. Для решения данной задачи правительство выбрало достаточно простой способ — сравнить объемы бюджетного софинансирования добычи в рамках предоставления различных льгот с реальным эффектом на отрасль, то есть насколько были увеличены объемы производства высоковязкой нефти за тот период, пока предоставлялись льготы. Получилось, что применительно к проектам в сфере высоковязкой нефти добыча увеличилась не так, как ожидалось регулятором. Но и позиция «Татнефти» понятна — если нет льгот на производство такой нефти, то и перспективы осваивать сложные месторождения теряются. Здесь, конечно, надо учитывать региональные интересы, мы понимаем, что «Татнефть» является крупнейшим налогоплательщиком Татарстана, но есть и федеральные интересы. Надо сказать, что в текущих реалиях правительство малочувствительно к таким ситуациям. Да, у компании есть проблемы, но существуют механизмы смягчения негативного эффекта, например, частичный перевод месторождений этой компании на налог на дополнительный доход (НДД). В любом случае, если «Татнефть» сегодня скажет, что она останавливает проекты по добыче высоковязкой нефти, правительство, скорее всего, не отреагирует — сейчас ситуация в отрасли не предполагает необходимости резкого наращивания мощностей. Но, на мой взгляд, даже в этих регуляторных условиях все же есть возможность для компромисса.

«От принятого правительством решения по высоковязкой нефти страдают, в первую очередь, «Татнефть» и те российские компании, у которых есть месторождения в Урал-Поволжье и на севере европейской части России» «От принятого правительством решения по высоковязкой нефти страдают в первую очередь «Татнефть» и те российские компании, у которых есть месторождения в Урал-Поволжье и на севере европейской части России» Фото: © Максим Богодвид, РИА «Новости»

— Правительство РФ одобрило для «Татнефти» налоговый вычет в размере 36 миллиардов рублей. В то время как, по подсчетам компании, дополнительные платежи в бюджет при новых налоговых правилах могут составить 80 миллиардов рублей…

— Это как раз один из вариантов возможного компромисса, когда компании лишают долгосрочных налоговых льгот, но предлагают финансовую компенсацию, чтобы им было проще перестроить свой бизнес в новых регуляторных условиях. Еще одна «поляна» для торга — это пытаться договариваться, в том числе задействуя рычаги минэнерго, о том, чтобы, например, плата за смешивание (компании, добывающие высоковязкую нефть, при сдаче такого сырья в систему «Транснефти» платят за смешивание с более легкой нефтью — прим. ред.) была снижена с учетом текущей ситуации. В любом случае мне сложно представить, что через год ситуация изменится и правительство вернется к прежнему формату льгот для добычи высоковязкой нефти. Мне кажется, сейчас правительство совместно с компаниями ищет системное решение с тем, чтобы уйти от таких конкретных точечных льгот, как это делалось в рамках НДПИ, и постепенно перейти на более понятную систему налогообложения типа НДД. Против этого выступает министерство финансов, но для отрасли в целом подобное было бы прогрессивно.

При этом для «Татнефти», на мой взгляд, гораздо худшей была бы история, если бы «Транснефть» реализовала свои планы по выделению специального экспортного потока для высоковязкой нефти («Транснефть» планировала перепрофилировать одну из ниток нефтепровода из центральной части России до порта Усть-Луга в Ленинградской области под высокосернистую нефть — прим. ред.). С точки зрения доходности «Татнефти» от экспорта нефти, компания в этом случае потеряла бы, возможно, даже больше — эти партии продавались бы со значимой скидкой к Urals. Так что решение с отменой льгот не самое худшее для компании.

— Возможно, таким образом правительство также пытается улучшить качество Urals, которое в последние годы неуклонно падает из-за увеличения сдачи высокосернистой нефти в систему «Транснефти»?

— Да, такая проблема существует, и надо сказать, что в условиях пандемии и нашего добровольного сокращения добычи эта проблема усилилась. Причем мы не ожидали такого усиления, наоборот, проводили в свое время исследование и обсуждали, в том числе с IHS Markit (американо-британская компания, предоставляющая бизнес-информацию, аналитику и программное обеспечение для ведения бизнеса, — прим. ред.), перспективы по поводу дальнейшего ухудшения или не ухудшения качества нефти в системе «Транснефти». И, по нашим расчетам, если бы мы не оказались в такой шоковой ситуации внезапного сокращения добычи, то пик ухудшения качества нефти в системе пришелся бы на 2021–2022 годы. Дальше запускались бы новые проекты по добыче легкой нефти, в том числе в Западной Сибири, которые позволили бы снова развернуть ситуацию в правильном направлении и снизить напряженность с качеством смеси Urals, о которой постоянно говорит «Транснефть». Но теперь все изменилось. И я не исключаю того, что при выборе месторождений, которые попали под отмену льгот в этом году, учитывался и вопрос их влияния на качество нефти в системе «Транснефти».

«Главный риск для российского экспорта нефти — это стагнация, а в дальнейшем и сокращение мирового нефтяного рынка» «Главный риск для российского экспорта нефти — это стагнация, а в дальнейшем и сокращение мирового нефтяного рынка» Фото: «БИЗНЕС Online»

«к 2025 году налог на углерод станет реальностью»

— Считается, что рост цен на нефть выше 50 долларов за баррель позволит американским сланцевым компаниям финансово захеджировать часть добычи. Какие рынки в результате может потерять Россия?

— Вспомним предыдущий нефтяной кризис, который случился во втором полугодии 2014-го, после чего низкие цены держались в течение 2015–2016 годов, пока не запустили механизм ОПЕК+. В тот период все ждали смерти сланцевой отрасли, а она выдержала испытание, что было обусловлено одним очень важным фактором, который сегодня уже не работает. Дело в том, что сланцевики в тот период сумели здорово оптимизировать свои операционные издержки и капиталовложения — они сократили выплаты своим подрядчикам, за счет чего отрасль не только выжила, но и показала неплохие показатели роста в период 2017–2019 годов. В 2020-м возможности по снижению стоимости подрядных услуг по бурению, заканчиванию скважин и прочему в США, по-видимому, уже полностью исчерпаны. Это первое. Второе, что мы видим на американском рынке, — инвесторы, которые в течение пяти лет и больше вкладывали в сланцевые проекты средства, сейчас требуют возврата своих инвестиций. Бо́льшая часть американских компаний, которые доминируют на рынке сланцевой отрасли, находятся под жестким давлением со стороны инвесторов, которые говорят: нормализуйте вашу финансовую ситуацию, покажите, что вы можете быть прибыльными, потому что мы уже не верим вашим обещаниям быстрой финансовой отдачи в будущем без конкретных результатов уже сегодня. Многие наши западные коллеги-аналитики, в частности Citigroup, прогнозируют полноценный кризис американской сланцевой отрасли в ближайшие годы. Мы видим, что и в этом году на фоне пандемии и сокращения добычи ОПЕК+ сланцевые компании тоже заметно снизили производство, причем не участвуя ни в каких сделках по сокращению добычи, а просто по экономическим причинам. Одним из свидетельств того, что отрасль переживает не лучшие времена, является то, что в последние месяцы там происходит консолидация активов под крылом крупных американских нефтяных компаний. Так, только осенью 2020 года компания Chevron поглотила известного производителя сланцевой нефти Noble Energy, а ConocoPhillips достигла соглашения о приобретении Concho Resources. Я думаю, что если ОПЕК+ будет проводить взвешенную политику и не рваться за ценами в 60 долларов за баррель и выше, а придерживаться сохранения более скромного диапазона цен на рынке в 45–55 долларов за баррель, то американские сланцы быстро на рынок не вернутся. Если же ситуация начнет разворачиваться в сторону более быстрого восстановления нефтяного рынка, тогда американцы могут вернуться в игру.

— Какие рынки мы можем потерять в этом случае?

— Взаимодействие с китайцами показало, что наша нефть там очень конкурентоспособна. Мы сейчас вполне комфортно чувствуем себя на этом рынке наряду с Саудовской Аравией. Так что таких рисков я не вижу.

— Что можно сказать об иранском нефтяном экспорте?

— Если администрация США во главе с новым президентом Джо Байденом пойдет на восстановление в той или иной форме экономических отношений с Ираном, в том числе на смягчение санкций, то Иран, для того чтобы вернуть покупателей на свою нефть, вполне может пойти на ценовой демпинг. Такое мы уже наблюдали с той же Саудовской Аравией, которая предлагала скидки к цене своей нефти весной этого года. Почему бы Ирану не пойти на аналогичные меры? Поэтому, конечно, в этой ситуации Urals будет испытывать давление, но главный риск для российского экспорта нефти — стагнация, а в дальнейшем и сокращение мирового нефтяного рынка. Это главное.

— Вы имеете в виду развитие «зеленой» энергетики?

— Основные страны-нефтеимпортеры уже объявили курс на углеродную нейтральность. Об этом сейчас заявляют почти все: Евросоюз, Китай, Япония, Южная Корея. И мы ожидаем, что после 2025 года рынок нефти может начать сжиматься, как шагреневая кожа. Тренд, который мы сейчас видим на нем, вероятно, приведет к восстановлению мирового спроса на нефть на уровне 100 миллионов баррелей в сутки к 2023 году, но вот дальше отнюдь не очевидно, что спрос на нефть пойдет вверх. Вполне может быть, что к этому времени будут введены новые инструменты регулирования, которые серьезным образом повлияют на конкурентоспособность углеводородов в сравнении с низкоуглеродными энергетическими решениями. Я имею в виду в первую очередь налог на углерод, потому что Евросоюз на полном серьезе рассматривает эту тему. Понятно, что в 2021–2022 годах масштабного введения такого инструмента регулирования ожидать не стоит, поскольку сначала нужно отработать пилотные проекты по его запуску с тем, чтобы оценить плюсы и минусы. Однако к 2025 году, более чем уверен, что налог на углерод станет реальностью. Я думаю, что в долгосрочной перспективе проблема экспортных ниш для российской нефти будет весьма актуальна, в первую очередь из-за их постепенного физического сокращения на фоне сохранения большого числа стран-нефтеэкспортеров, готовых побороться за них наравне с Россией.

Елена Зотова