Спортивный директор «Рубина»: «Имидж футбола подпорчен»

«ПЛАНА НЕТ, ПОТОМУ ЧТО ВСЕ НЕПОНЯТНО. НИКТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТ»

— Олег, какая ситуация сейчас в «Рубине»? Каково проводить тренировки в приложении Zoom?

— Тренировки мы там не проводим, но каждую неделю устраиваем видеосозвон со всей командой. Обсуждаем какие-то вещи, делимся информацией, делаем объявления. Наш тренер по физподготовке Хави контролирует то, как игроки занимаются дома. Он подготовил для всех программу двухчасовой тренировки на каждый день. Но в Zoom проводить занятия бессмысленно, потому что у всех разные программы работы. Он служит лишь средством связи с игроками и тренерами.

— В клубе есть какое-то понимание, к чему готовиться? Какой-то хотя бы примерный план есть?

— Нет, как и у всех остальных. Плана сейчас и быть не может в силу того, что абсолютно все непонятно. Можно бесконечно гонять различные теории о том, как что будет, но по факту никто ничего не знает. Руководство лиги и нашего футбола сейчас находится в таком же положении и не может сообщить. Надо сейчас сосредоточиться на том, что мы в состоянии делать: тренироваться индивидуально, как-то поддерживать контакт друг с другом.

— В Европе сезон обязательно хотят доиграть, потому что многое завязано на обязательствах перед спонсорами. В России несколько иная ситуация и госбюджетов больше. Имеет ли смысл доигрывать чемпионат?

— Мне очень тяжело ответить. Как правило, в таких ситуациях всегда надо исходить из какого-то опыта, но ничего подобного никогда не случалось. Например, я слышал, что когда бельгийцы решили не доигрывать сезон, то тут же получили указание от УЕФА, что в таком случае будут исключены из еврокубков. И это слишком большая цена. В данной ситуации очень много неизвестных. Самый главный вопрос, на который пока  никто не сможет дать ответ, — о зрителях. Доигрывать сезон все-таки хочется с болельщиками, потому что без них футбол — совсем тоска. 

— Многие клубы договорились о значительном снижении зарплат с игроками, в том числе и «Рубин». После пандемии рынок зарплат в целом может измениться?

— Сейчас все клубы в том или ином виде идут на снижение зарплат, потому что это объективная реальность. И речь не только о футболистах, сотрудники клуба тоже к такому готовы. Все идут навстречу. А что будет с рынком зарплат — это вопрос к экономистам. Футбол непосредственно связан с экономикой страны: что с ней будет — никто не знает.

— Футбольный рынок в целом изменится? Цены, суммы отступных, контрактов?

— Возможно, но это все будет переходить от страны к стране. То, что все понесут какие-то убытки, — непреложный факт. На рынок влияет то, сколько продлится пандемия — ключевой момент. Чем дольше, тем сложнее станет и тем серьезнее будет повреждена экономика.

— РФС на прошлой неделе рассылал лигам и клубам письмо, чтобы узнать о состоянии бюджетов и доле государственных вливаний. Наш спорт может переформатироваться? В какой-то момент то, что произошло с «Адмиралом» и «Луч-Энергией», может случиться с любым клубом.

— Для того чтобы уходить от государственного финансирования, нужно понимать, насколько частному бизнесу интересен футбол. Давайте рассмотрим ситуацию с английской премьер-лигой: клубы получают огромные доходы от телеправ, и это прибыль от пользователей. Это не благотворительность, и телекомпании платят командам то, что зарабатывают на конечном потребителе. Нужно этого потребителя иметь, и для частного бизнеса важно, насколько потребитель их товаров или услуг будет заинтересован в кооперации с футболом.

Мне кажется, что разговоры об уходе от государственных вливаний в сторону частных немного популистские. Безусловно, каждый клуб обязан стремиться зарабатывать деньги сам, но при этом надо понимать, что частные компании задаются вопросом: зачем им подобное надо? Интересно ли это спонсорство? Весь частный бизнес в футболе для того, чтобы зарабатывать деньги, а не заниматься благотворительностью.

— Как привлечь частников?

— В последнее время у нас была положительная тенденция с посещаемостью. Мне кажется, если мы эти стадионы начнем заполнять, у нас появится больше возможностей для спонсорства. А если оно станет успешным, тогда можно будет говорить о более серьезном сотрудничестве. Но сейчас я не убежден, что частные инвесторы рвутся в спорт.

Футбол неотделим от спорта, а его сотрясают различные скандалы. Мне кажется, за последние годы мы потеряли спонсорскую привлекательность. Имидж нашего спорта, к сожалению, подпорчен. У этого есть объективные и субъективные причины. Все это влияет и на интерес спонсоров, никого не обманешь.

«В «Рубине» многое построено на инициативе каждого сотрудника. Об этой модели говорят многие бизнесмены, а у Сайманова она работает практически» Фото: rubin-kazan.ru

«РУБИН» СПОСОБЕН НА МНОГОЕ ДАЖЕ В ЭТОМ СОСТАВЕ»

— Как вам первые месяцы в «Рубине»? Насколько комфортно после ЦСКА и европейских клубов?

— Мне очень комфортно, нравятся взаимоотношения в коллективе. Но я бы не хотел сравнивать с другими клубам, потому что везде есть свои нюансы. В «Рубине» большое впечатление от коллектива, принципов, которые внедряет в него Рустем Сайманов. Они мне очень подходят, и я разделяю такой подход к управлению.

— Что это за принципы?

— В «Рубине» многое построено на инициативе каждого сотрудника. Об этой модели говорят большинство бизнесменов, а у Сайманова она работает практически.

Я всегда выступал за товарищеские отношения внутри коллектива. Понятно, что должна быть определенная иерархия, но футбол — особенная сфера, нестандартный вид деятельности, где нет каких-то отделов, структуризации. Это больше пассионарная вещь. И у меня очень приятные ощущения от совместной деятельности в «Рубине».

Ну и команда интересная. Все-таки в ЦСКА у нас был состав постарше, особенно костяк. Здесь же, наоборот, все молодые. В России для меня это впервые со времен ФК «Москва», где всем было по 20 лет, включая сотрудников. Сейчас в «Рубине» очень молодая команда, и в этом есть своя фишка.

— А проблема?

— Только в том, что при нашем турнирном положении молодые футболисты испытывают дополнительное давление. Уметь бороться за выживание — навык, которому не хотелось бы учиться, однако иногда надо. Но это решаемые вопросы. Я очень верю в нашу команду. Турнирное положение психологически нас прибивает, но я уверен, что мы это пройдем и выберемся. Данная команда даже в таком составе способна на многое.

— В ходе трансферной кампании за европейский рынок в основном отвечали вы?

— У нас всегда все делается совместно: все решения по россиянам и по иностранцам были общими.

— А кто и кого находил?

— У нас ведь есть еще и скауты — отдел Цезаря Наваса, которому помогает Рубен Пулидо. Мы обсуждали с ними многих игроков, особенно кандидатуру центрального защитника.

К сожалению, мы не всех смогли посмотреть живьем. У нас было много кандидатур, но мы остановились на Пабло Сантосе. Пришли к выводу, что нам нужен быстрый защитник, учитывая нашу опорную зону с Коноваловым и Подберезкиным. Мы с ним связались, быстро переговорили и решили вопрос о переходе. С «Брагой» не вышло сложностей: сильно убеждать игрока было не надо и он очень хотел играть.

У нас и на эти месяцы имелись большие планы по просмотру футболистов живьем на те позиции, которые мы хотели усилить. Меня очень расстраивает, что из-за коронавируса все эти планы рухнули.

— Вы в ходе сезона кого-то хотели посмотреть?

— Да, у нас был сверстан очень большой план работы: футболисты, матчи, события. Рубен и Цезарь прилетали в Россию, мы многое планировали. Там было очень много интересных ребят, но план пошел коту под хвост. Впрочем, как и у всех клубов.

— Какие чемпионаты вы собирались просматривать?

— Их много. В конце февраля мы расписали все матчи в марте, апреле и мае, которые скаутам нужно посетить, чтобы просмотреть игроков. Это и сборные, и клубы. Теперь этот план не реализовать.

Зимой у нас была проблема, что мы практически не просматривали новичков живьем. Многих знали, но в целом не могли просмотреть их детальнее. Для меня это большой минус. Живой просмотр, особенно по игрокам обороны, крайне необходим — это самое важное.

— Почему?

— На видео ты никогда в жизни не рассмотришь тех нюансов, которые можно увидеть живьем. Перемещение, выбор позиции, реакция на какие-то игровые эпизоды. Все-таки видеоанализ очень несовершенен во многих компонентах, которые нужны большому клубу при принятии решений.

«ФАКТОР СЛУЦКОГО — КОНКУРЕНТНОЕ ПРЕИМУЩЕСТВО «РУБИНА» В ПЕРЕГОВОРАХ С ИГРОКАМИ»

— Сколько игроков вы планировали посмотреть весной по этому списку? 40–50?

— Нет, это нереально. Если кто-то говорит, что у него в скаутском списке полсотни футболистов, то это обман. У такого числа игроков никогда не будет одинаковых шансов на переход. По каждой позиции 3–4 футболиста — вот это реальнее. Если делать его красивым, то там может быть и до 10 человек. Но есть конкуренция, фактор клуба, который может поменять планы и не продать игрока. Иногда просто футболист не хочет переходить куда-то или ехать в Россию. Всегда надо создавать реальную картину, и больше четырех человек на позицию у тебя никогда в жизни не будет.

— В «Рубине» мало скаутов? Есть такая проблема?

— Нет, это несерьезная проблема. Хотя этой весной у нас были планы по укреплению селекционной службы, но из-за коронавируса их пока реализовать не получается. Мы хотели пригласить еще одного-двух скаутов для работы в Казани, но пока это на паузе, реализуем позже. Нужно правильно подобрать кандидатуры.

«Я всегда выступал за товарищеские отношения внутри коллектива. Понятно, что должна быть определенная иерархия, но футбол — это особенная сфера, нестандартный вид деятельности, где нет каких-то отделов, структуризации» Фото: rubin-kazan.ru

— К кому был спрос до пандемии или есть? Шли разговоры о предметном интересе по Уремовичу и Коновалову, к примеру. Звонки приходят?

— Звонки не всегда, но я считаю, что и тот, и другой способны на очень большой прогресс. У них весьма серьезный потенциал. Они в будущем могут претендовать на клубы более высокого уровня, чем те, которые пока по ним обращались. И то это все не очень конкретно.

— Набирать состав под Слуцкого вам проще? Это преимущество в переговорах?

— Почему удобно работать со Слуцким? Он всегда идет на диалог, готов взять футболиста не узкоспециализированного — это его тренерская особенность. Викторович очень любит спортсменов, которые обладают качествами, применимыми при различных схемах и тренерах. У него очень редко бывают игроки, которых он берет только под себя. Это его взгляд на футбол.

Подтверждено его карьерой, что он всегда работает с теми футболистами, которые есть. Слуцкий постоянно готов к приобретению игрока, который в целом хорош для клуба в первую очередь, а не подходит именно ему. Он скорее себя адаптирует под те ресурсы, которые у него есть.

Конечно, многие игроки понимают, что футболисты с нужными качествами при Слуцком добавляют и прогрессируют. Это тоже фактор, поэтому они охотно идут к Леониду Викторовичу. Они понимают, что смогут сделать следующий шаг.

— У Слуцкого образ мягкого тренера из-за активной медиажизни и шуток. Как обстоят дела на самом деле?

— Атмосфера в его команде всегда рабочая, несмотря на какой-то миф о том, что он мягкий тренер. Это абсолютно не так. Слуцкий — очень жесткий в работе, требовательный и нетерпим к некоторым вещам. Если у тебя выстраиваются с ним отношения и ты пашешь, много трудишься, тогда и он тебе как футболисту дает много полезных вещей.

Поэтому в основном для игроков часто фактор Слуцкого — определяющий. В этом смысле у «Рубина» есть конкурентное преимущество.

— Слуцкий и вы уже говорили, что в «Рубине» здорово налажена работа по оперативным решениям, когда нужно кого-то срочно подписать. Как это выглядит?

— Мы очень много общаемся, садимся и обсуждаем.

— Есть общий чат?

— Да, у нас есть общий чат в мессенджере: там Слуцкий, Сайманов, скауты и я. Но в основном обсуждения происходят в ходе живого общения. Чат — только для информации. Все обсуждения идут живьем, потому что вещи текущего характера и стратегические лучше обсуждать с глазу на глаз.

Плюс — мы ведь были вместе на всех сборах и могли всегда сесть и обсудить что-то, не существовало необходимости в виртуальном общении. И база команды находится там же, где и клубный офис, — это облегчает коммуникацию. Мы каждый день садимся и обсуждаем что-то, трансферы, другие вопросы.

К примеру, в ЦСКА база была удалена от офиса, Слуцкий после тренировок всегда ехал туда. В «Рубине» в этом плане все проще и оперативнее.

«ПСИХОЛОГИЧЕСКИ БОРОТЬСЯ ЗА ВЫЖИВАНИЕ ГОРАЗДО ТЯЖЕЛЕЕ, ЧЕМ ЗА ЧЕМПИОНСТВО»

— Кто вас больше всего впечатлил в команде, но пока не реализует себя?

— Я очень верю в Ваню Игнатьев, Бакаева и Макарова. Ну и должен добавить Евтич. Первые две игры он провел не в лучшем физическом состоянии. Это футболист, который должен здорово добавить. А если говорить о том, кто меня больше всех впечатлил, — наверное, Слава Подберезкин.

— В чем?

— Давно его знаю, хотя мы вместе никогда не работали. Подберезкин удивил со знаком плюс в том, как он подстроился под новые требования и начал их выполнять. Как он себя переформатировал — это здорово: ему удалось поменять идеологически подход к своей игре.

Отметил бы Карла Старфельта — он с первого дня сборов начал грызть как пиранья. Считаю, что прибавил и в плане отношения к делу, и в игровом прогрессе, хотя долго не играл.

Ну и Зуев — он серьезно перестроился. Когда футболиста используют не на основной позиции, то очень часто он относится к этому так, будто требования должны быть другие. Якобы он делает одолжение команде, играя на новой позиции. У Зуева подобного не было и близко. Это говорит о его человеческих качествах, не только игровых. Он с огромным интересом отнесся к новой позиции и был одним из лучших в составе команды в весенних матчах. Можно сколько угодно говорить футболисту о таком, но он не всегда восприимчив. Я горжусь Зуевым — он убедил себя в том, что подобное нужно, и это большое дело.

— Вы хвалите Подберезкина, то есть довольны уровнем полузащиты? Я не специалист, но, по-моему, центральным полузащитникам не хватает остроты, темпа.

— Это вопрос больше к главному тренеру, но нельзя забывать, что давление от нашего турнирного положения — очень лимитирующий фактор. Никого не оправдываю ни в коем случае, но, к сожалению, надо делать скидки на борьбу за выживание. Даже игрокам 1996–1997 года. Это реально очень тяжело.

«Почему удобно работать со Слуцким? Он всегда идет на диалог, готов взять футболиста не узкоспециализированного — это его тренерская особенность» Фото: «БИЗНЕС Online»

— В чем главная сложность?

— Не зря в клубах, которые ведут борьбу за выживание, и не только в России, собраны возрастные игроки, которые много раз проходили через это. Психологически бороться за выживание гораздо сложнее, чем за чемпионство.

— У вас впервые такой опыт?

— Нет, у меня был он в «Торпедо-Металлурге», и я всегда вспоминал его как страшный сон. Это очень сложно. В плане того, как действует на психику, подобное хуже. Мы в ЦСКА каждый год боролись за чемпионство, и тогда казалось, что это очень сложно. Но когда я опять вернулся в 2003 год, то понял, что борьба за выживание гораздо труднее.

— Хотя есть фактор, что такую турнирную ситуацию создали не вы.

— Нет, мы это вообще не учитываем. Как только ты начинаешь работать в клубе, то он и его турнирное положение — твое. Я бы не разделял ответственность за то, что кто-то довел команду до такого места. «Рубин» — это наша ответственность на 100 процентов, и другого мнения быть не может. Мы даже ни разу о подобном в клубе не разговаривали ни со Слуцким, ни с Саймановым, ни с кем-то другим. Это не по-спортивному и не по-мужски. Если ты взялся за работу, то это уже твоя ответственность.

Я с оптимизмом смотрел на определенный игровой прогресс, который у нас был от матча с «Тамбовом» к «Арсеналу». Нам эта пауза сейчас совсем некстати. Мы все видели, всем тренерским штабом обсуждали, что набираем ход и у нас многое начинает получаться лучше и лучше.

«ТЕНДЕНЦИЯ ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ — ФУТБОЛИСТЫ САМИ ВЕДУТ ПЕРЕГОВОРЫ»

— Можете рассказать механику трансфера? Как реализуется переход, с чего начинается сделка? Когда вам понравился какой-то игрок и на кого вы выходите сначала — футболиста, агента, клуб?

— В первую очередь надо связаться с клубом и обсудить, возможен ли переход. Нужно от него получить разрешение на переговоры с игроком и затем в них вступить. Потом ты связываешься лично с футболистом. Считаю, что всегда нужно находить телефон игрока и говорить напрямую с ним, а не с агентом. На худой конец, даже через соцсети можно ему написать.

— Такое бывает?

— У меня был такой кейс в «Витессе». Мы не могли связаться с одним футболистом, и Мартин Одегард сказал: «Напиши ему в директ в „Инстаграме“». И я подумал, что это интересный способ: написал ему, и он ответил. Так мы переговорили, но это не привело к трансферу, игрок отказался от перехода.

— Если игрок согласен, что дальше?

— Надо узнавать у спортсмена, с кем вступать в переговоры по его трансферу. Хотя тенденция последних лет такова, что футболисты сами ведут переговоры. Они совершенно не чураются самостоятельно участвовать в процессе и более сознательно к этому относятся.

— Речь о европейцах или россиянах?

— И о тех, и о других, хотя раньше этого вообще не было. Сейчас такое периодически случается, и это достаточно необычно.

— То есть агенты теряют актуальность?

— Нет, они могут спать спокойно! Просто раньше было так, что футболисты вообще не хотели ничего обсуждать и все сваливали на агента, а сейчас у них есть различные вопросы, интерес к переговорам. Скажем так, они теперь более прошарены в этом вопросе.

— Хорошо, вы выходите на агента. Дальше?

— Нужно садиться лично и разговаривать с ним. Находить компромисс по зарплате игрока, формулировать денежное предложение клубу. Это отработано годами. 

Зима — самое сложное время для перехода, потому что, даже если клубы готовы продать игрока и сам футболист хочет поменять команду, зимой это делается менее охотно. Мало кто посреди сезона хочет кардинально что-то менять.

— Рынок беднее? От хороших игроков в середине сезона не отказываются.

— Да, есть такое.

— А сколько человек от клуба обычно участвуют в трансфере?

— В «Рубине» это генеральный директор, юрист и я. Ну и на этапе обсуждения деталей главный тренер тоже участвует. Я очень люблю, когда на какие-то футбольные вопросы игрока главный тренер лично ответит. У нас есть отработанная схема, и Слуцкий заранее предельно честно отвечает футболисту, где он видит его, как хочет использовать, и детально объясняет тактические нюансы.

«В ЕВРОПЕ ПЕРЕГОВОРЫ ПО «СКАЙПУ» ИЛИ МЕССЕНДЖЕРУ — НОРМА. В РОССИИ НУЖНО ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСТРЕЧАТЬСЯ ЛИЧНО»

— Сколько звонков в день вы совершали? Особенно в пик трансферного окна?

— Около сотни. Это целая сеть. Тебе нужно внутри клуба переговорить с одним или двумя юристами, генеральным директором, финансовым, главным тренером, потом у футболиста есть агент, а иногда их двое, если это большая контора. Затем с самим игроком, с представителями его клуба — например со спортивным директором. Иногда есть вопросы у юриста его клуба. Часто происходит ситуация, когда в переговоры могут включиться члены семьи — чаще всего это папа.

И вот уже десяток контактов набирается по одному трансферу. И если одновременно ты общаешься по 7 футболистам, то со многими ты разговариваешь по несколько раз в день, и набирается минимум 100 звонков.

В Турции на этих сборах у меня был смешной случай. В конце трансферного окна я курил на балконе, и вышли отдыхающие в соседнем номере, они с усмешкой сказали, что больше не могут слышать про трансферы. Приехали не в сезон с ожиданиями, что в отеле не будет людей, а в итоге оказались моими соседями и до двух часов ночи слушали какой-то бубнеж о футбольных переходах на разных языках. Они и так футбол не любили, а теперь возненавидели. Хотя этот диалог был в шуточной форме, но они сказали, что это просто катастрофа.

— Многие агенты и руководители держат по два-три телефона. Сколько у вас?

— У меня два, но так совпало, что один остался после Голландии с европейским номером. Там много контактов, и поэтому он пока доступен. Но вообще, у меня всегда был только один телефон и для работы, и для семьи.

— С кем тяжелее вести переговоры? Англичанами, испаноговорящими?

— Они все очень разные. Для меня терра инкогнита — это азиатский рынок: с представителями Азии мне пока тяжелее всего. Я легко нахожу общий язык с южноамериканцами, понимаю примерные инструменты, но с азиатами тяжело, потому что работают какие-то другие инструменты.

Есть такой вид японского боевого искусства джиу-джитсу, основная идея которого — использовать силу противника, чтобы вывести его из равновесия. Так азиаты и в переговорах идеально владеют этим искусством. Они никогда не спорят с тобой, не используют контраргументов, со всем соглашаются, но потом делают все наоборот. Их очень тяжело перевести на свое поле.

Если другие охотно вступают в переговоры, в Латинской Америке это прямо драмтеатр, в Европе — структурированно сухо, то азиаты — это особая структура, они все время уходят от тебя. Они уводят все в переписки, дистанцируются от переговоров. Отчасти поэтому и рынок азиатский для России и Европы не так актуален.

— Российская механика переговоров ближе к кому?

— Практически не отличается от Европы и очень похожа. Мы абсолютно такие же представители европейской культуры в переговорах. Единственный момент: в Европе переговоры с использованием современных технологий, «Скайпа», FaceTime и мессенджеров — это просто норма, а в России обязательно нужно встречаться лично. Но я так люблю гораздо больше: для меня личная встреча — эффективный способ решения любого вопроса.

«У меня есть масса направлений, где хочу побывать. Я очень много где был — в Южной Америке, Арктике и Антарктиде по несколько раз даже, принимал участие в экспедиции» Фото: rubin-kazan.ru

— Почему нельзя просто написать в мессенджере?

— Мессенджер дает тебе возможность выйти из переговоров или взять паузу. А если ты получил человека перед собой за стол переговоров, то ты его уже не отпустишь.

— То есть провести трансфер в «Телеграме» или WhatsApp нереально?

— В некоторых случаях возможно. Когда у тебя есть лимит по времени и какие-то ограничения, то так приходится делать, особенно зимой. Учитывая, что мы были в Турции, то с некоторыми игроками так и удалось договориться.

Например, по Абильдгору все было очень сжато по времени. Мы увиделись, только когда он уже прилетел на подписание. Но обычно надо обязательно встречаться — для меня это важнейший фактор любого переговорного процесса. Нужно почувствовать человека, посидеть с ним, поговорить.

«СПЕЦИАЛИСТЫ НЕ ОРИЕНТИРУЮТСЯ НА ЦЕНЫ В TRANSFERMARKT»

— Можете подтвердить или развеять миф: в футболе менеджеры, функционеры и агенты вообще ориентируются на Transfermarkt?

— Трансферная стоимость футболиста — это то, сколько за него заплатили в данный момент. Если у тебя есть бриллиант, то его цена зависит от рынка, спроса, дефицита, чистоты, характеристик, и эта стоимость — более-менее константа. Но с футболистами подобное так не работает.

Все очень непредсказуемо: игрок в одно лето может стоить 10 миллионов евро, потом у него случается конфликт с тренером, он разводится с женой, у него меняется тренер, и футболист попадает под его пресс. И тут же его трансферная стоимость становится другой. Transfermarkt взялся за непосильную задачу — классифицировать и оценивать очень гибкий и быстроменяющийся рынок.

— Специалисты опираются на эти цифры, когда покупают или продают игроков?

— Лишь иногда, но это очень сложно. Например, если мы в «Рубине» даже согласны с некоторой стоимостью наших футболистов, учитывая, что мы можем оценить их потенциал и понять, каков их уровень, но это может быть трансферная цена, за которую мы никогда не продадим футболиста сейчас. А через год мы уже захотим продать за эти деньги или дороже. В целом все зависит от огромного количества фактов. Ориентироваться на Transfermarkt можно лишь с большой-большой оговоркой.

— А как тогда вы формируете для себя стоимость?

— Это очень сложный вопрос. Зависит от факторов — стоимость стакана воды в пустыне и на Елисейских полях принципиально разная.

— Сколько обычно длятся переговоры?

— Случается много очень длинных переговоров, но все индивидуально и зависит от конкретного случая. Наверное, самые длинные переговоры у меня длились в течение двух дней непрерывного общения.

Например, по Роману Еременко у нас состоялись очень долгие и тяжелые переговоры, и там было весьма сложно. Но в «Рубине» пока все осуществляется очень быстро.

— Быстро — это сколько?

— Когда ты вступаешь в переговоры, то должен сразу понимать, получится ли подписать игрока или нет. Есть ряд маркеров, по которым ты понимаешь, что либо теряешь время, либо все получится. Тут вопрос именно твоего понимания процесса. Как правило, чутье тебя не подводит. В этом и уровень менеджера, что он должен быстро понимать, к чему приведут переговоры.

Считаю, что отрицательный ответ — тоже ответ. Если не складывается, то надо быстро закончить переговоры и не тянуть: не нужно тратить время свое и чужое. Когда тяжело договориться по финансам, то всегда можно сесть и найти компромисс, надо просто убеждать людей, и на это нужно много времени.

— Есть какие-то общие чаты у спортивных директоров, агентов РПЛ?

— Нет, никаких групповых чатов нет. Но сейчас мы хотим использовать одну интересную платформу, которая набирает популярность в последние несколько лет. Transfer room — это своего рода социальная сеть для спортивных и генеральных директоров.

— Как она работает?

— Там есть много закрытой интересной информации, которую клубы обычно не афишируют, а там могут. И доступ к сети строго регламентируется: он может быть только у двух категорий сотрудников клуба. Никто не сможет получить доступ, кроме спортивного директора, генерального или президента клуба. Даже главный тренер не сможет войти туда, потому что у него могут быть какие-то свои видения, интересы.

Там руководители могут обмениваться какой-то актуальной информацией, узнавать о доступных игроках. Можно лично общаться, выставлять фильтры по необходимой позиции футболиста, общаться группами, по лигам. Там очень сложная механика, но ее придумали ребята, которые сами варились в этом бизнесе и понимали, какой функционал нужен на данной платформе.

В «Витессе» мы ее использовали, теперь хотим включить в «Рубине». Вообще, многие российские клубы ее сейчас пробуют. 

«ЛЮБЛЮ, ЧТОБЫ ТРАНСФЕР ПРОИСХОДИЛ БЕЗ ШУМА И АЖИОТАЖА В СМИ»

— Почему в клубах так сильно переживают, когда новость о трансфере появляется в СМИ в виде инсайда?

— Скажу честно, я этого не люблю. Очень часто информация в прессе может просто навредить, но я отношусь к этому философски, и сейчас шила в мешке не утаишь. При всей развитости социальных сетей, менеджеров и рынка медиа просто тяжело скрыть информацию о переходе игрока.

В этом смысле в Англии у меня была очень хорошая школа. Там переговоры становятся достоянием общественности буквально через два дня после того, как ты в них вступил. Поэтому я научился по этому поводу не нервничать и не обращать внимания. Но если вы меня спросите, предпочел бы я, чтобы ничего не выходило в прессу, то, конечно, да.

— Почему? К клубу подогревается интерес, появляется внимание к будущему переходу.

— Это часто наносит большой вред в переговорах, потому что другие клубы внезапно понимают, что игрок доступен для трансфера, они активизируются и могут перехватить его.

Вот конкретный пример с Абильдгором: мы узнали, что к нему есть интерес от клуба Бундеслиги, который решил его купить. Сначала это появилось в прессе, потом мы получили подтверждение из собственных надежных источников. И из-за этого мы его подписали, а не немцы. А могло бы быть наоборот.

Оливер Абильдгор и Рустем Сайманов Фото: rubin-kazan.ru

— Получается, новость помогла вам подписать футболиста.

— Ну мы бы все равно узнали об этом. Часто данный вопрос касается отношения к футболисту. Если появится информация в прессе, то фанаты начинают писать ему в социальных сетях гадости. И это тоже способно на него повлиять, он может передумать. Такой фактор, конечно, который может влиять негативно на потенциальный трансфер. Это и финансовый вред: кто-то может вмешаться, чтобы просто поднагадить.

Люблю, чтобы трансфер происходил без шума и ажиотажа. У меня жесткий принцип — пока не подписаны бумаги, не стоит подпись игрока, трансфер не состоялся. Я ему всегда следовал и считаю, что это единственно верное решение. Ты можешь получить все бумаги и расслабиться, тогда трансфер может не случиться.

— Какой трансфер вы считаете образцовым, какая сделка впечатлила по уровню работы?

— Если брать из последнего, то образцовый переход — это трансфер Холланда в «Боруссию». Все потрясающие цифры, которые фигурируют в прессе, думаю, правдивы (20 млн евро, согласно данным Kicker, — прим. ред.). Это как раз та история, когда большие деньги полностью себя оправдали. Клубы Бундеслиги умеют проворачивать такие эталонные сделки.

— Пример из России?

— Это продажа Витиньо из ЦСКА. Гениальная история: за год до окончания контракта клуб продал его за сумму, близкую к той, которая была потрачена. Со стороны кажется, что подобное — лишь стечение обстоятельств, но это не так. Там видна рука людей, которые грамотно провели сделку. Я был впечатлен тем, как ЦСКА это провернул.

Из мировых примеров отмечу подписание Эндрю Робертсона в «Ливерпуль» из «Халл Сити», когда мы со Слуцким там работали.

— Как это было?

— Я был впечатлен. Это просто очень классная история с точки зрения футбольного бизнеса. У клуба огромные трансферные возможности, серьезный бюджет, но они берут защитника из Чемпионшипа за очень вменяемые деньги. По совокупности качеств на тот момент он, наверное, не был мечтой «Ливерпуля». Но они его приобретают, затем он становится топ-игроком. Его встроили и использовали его сильные качества.

— Его потенциал в «Халле» вы осознавали? Ожидали, что он дорастет до статуса лучшего левого защитника АПЛ и выиграет Лигу чемпионов?

— Поскольку я с ним лично знаком, то его потенциал как игрока для меня был настолько огромен, но как спортсмена — просто поразительный. Это пример того, как человек понимал все свои ограничения, принял это, упорно работал и оказался на таком уровне: «Умру, но буду здесь играть». Это труд и суперпсихологическая устойчивость, ну и потрясающая работа главного тренера Юргена Клоппа.

Я очень люблю трансферы, где есть сочетание веры в потенциал футболиста и доля тренерской работы. Это высший класс: человек пришел и его встроили идеально. Они друг в друга поверили, и все получилось.

— У вас есть ориентир в профессии менеджеров?

— В детском лагере я посмотрел фильм «Большая перемена», где герой написал: «Я хочу быть похожим только на себя. Григорий Ганжа». Это не от того, что я считаю себя овертоповым чуваком, совсем нет. Я обладаю изрядной долей самоиронии и понимаю, где что-то могу, а где — нет. Мне кажется, что сотворение ориентиров бессмысленно. Надо лучше осознавать свои слабые стороны и с ними примириться. Что-то ты можешь поменять, что-то — нет.

Ориентирами для меня были те, кто относится к людям по-человечески, кто умеет сочетать жесткость там, где она нужна, с определенной добротой, открытостью. Я не люблю высокомерных людей и считаю, что для каждого руководителя на любом уровне приземленность и самоирония — это самые важные качества. Поэтому и ориентиров перед собой ставить не надо, просто нужно быть самим собой.

В футболе можно быть лучшим игроком мира, лучшим тренером, но во всех остальных футбольных профессиях это невозможно. Там уже нет мерила лучшего. Любой спортивный директор — это обслуживающий персонал для тренера и команды, которые всегда будут на первом плане. И это правильно, так данный бизнес и организован. Когда ты с этим сживешься, тебе станет очень легко работать.

«УВЕРЕН, ЧТО У ШАРОНОВА ВСЕ ПОЛУЧИТСЯ»

— Лучший тренер в Европе на сегодня, за исключением Слуцкого?

— С очень большим уважением отношусь к Ральфу Рангнику, который в «Ред Булле» выстраивает просто эталонную работу. Это невероятная история.

— В России?

— Больше всего я впечатлен Юрием Палычем Семиным. Никогда с ним не работал, но столько лет на подобном уровне и в таком возрасте! Сохранять такую мотивацию, жизнь! Провести столько матчей на подобном уровне — это просто топ. Кто бы что не говорил, но столько лет работать в таком стрессе — потрясающе.

А еще я лично очень рад за Мурада Мусаева, который пришел к тому, что его идеи и тренерские принципы работают. Он меняется, растет, приходит к разному видению. Я с ним познакомился, когда он был тренером дубля, и Мусаев по-прежнему сохраняет свои принципы, внедрил их в первую команду, отстоял. И это учитывая то, что у него не было большой футбольной карьеры. Мы вместе учились на категорию А, я за него очень переживаю. Хочется, чтобы у него все сложилось.

— Вы же учились с Романом Шароновым в одной группе?

— Да-да. С Ромой мы тоже вместе учились.

— Какое представление сложилось о нем?

— Очень положительное. Я уверен, что у Ромы все получится, мне бы этого очень хотелось. Он, как и любой молодой тренер, прошел через испытания, уверен, что он сделает правильные выводы из случившегося. Мне любопытно, как он трансформируется в другом клубе, как будет внедрять свои идеи.

«Я уверен, что у Ромы все получится. Мне бы этого очень хотелось. Он, как и любой молодой тренер, прошел через испытания, уверен, что он сделает правильные выводы» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Игроки мечтают уехать в топ-клуб, тренеры — попробовать себя в команде посерьезнее либо, как Слуцкий, — уехать в Европу. Вы не хотите уехать в европейский клуб и сломать стену, как это сделал Слуцкий? Российских менеджеров в Европе, наверное, никогда не было.

— Не думал об этом. Футболист имеет право размышлять о подобном, но не менеджер. Если ты стремишься куда-то в другое место, то начинаешь плохо работать там, где ты сейчас. Вопрос амбициозности в моей профессии неактуален. Думая о том, что за горизонтом, ты споткнешься о бревно, которое под ногами. И я так не мыслю.

— Если позовут в европейский клуб работать спортивным директором, согласитесь?

— Подумаю, конечно, но я не очень в такое верю. Это как оценивать вероятность встретить динозавра.

— В русского тренера в Англии изначально тоже никто не верил.

— Да, но мне сейчас очень нравится, что я вернулся в Россию. Воспринимал нашу работу в Европе как командировку. И сейчас я так доволен, мне бы не хотелось думать об отъезде за рубеж. Я люблю жить и работать в России, как бы это пафосно ни звучало. Мне здесь гораздо комфортнее, хотя я могу легко адаптироваться в любой европейской стране.

Но, конечно, любая лига в Европе очень интересна. Даже тот же Чемпионшип — когда я там работал 7–8 месяцев, то это была невероятная история. Когда ты трудишься в Англии — такое незабываемо.

— Чего вам не хватает в России после того опыта?

— Мне не хватает той публики, которая сдвинута на футболе, тех полных трибун. Речь про Англию в первую очередь. Любой солдат, наверное, хочет стать генералом. И когда ты каждые выходные попадаешь на Курскую дугу — это невероятный адреналин.

Подобное ни на что не похоже. У нас в России есть большие матчи, чуть менее статусные, существует какой-то ажиотаж. Но это несравнимо с Англией, где ты каждый раз попадаешь в какую-то «Игру престолов», невероятную битву. Вокруг просто стрелы летят. Это ощущение настолько кайфовое, такой стресс и адреналин — не передать словами. Пусть это и не премьер-лига, но по накалу и вовлеченности в процесс всех участников событий — потрясающая вещь. В России мне такого не хватает, конечно. Там это не просто религия, а культ. Это очень интересный опыт. 

— Не было упаднических настроений, когда увидели полупустые трибуны в Казани и пустой стадион в Нижнем Новгороде?

— Конечно, у меня была грусть, что у нас есть крутейший стадик «Казань Арена», а мы там не играем. И пустые трибуны в Нижнем… Вообще, пустые трибуны — это всегда плохо, вне зависимости от того, в какой ты стране. Везде это печальное зрелище. Видя пустые трибуны, ты просто думаешь о пустых трибунах, ты не соотносишь это со страной. Видишь пустоту и думаешь: «Блин, хреново».

«КАЗАНЬ — НЕВЕРОЯТНЫЙ ГОРОД. ЕСТЬ ВСЕ АТРИБУТЫ СТОЛИЧНОЙ ЖИЗНИ»

— Вы же были на хоккее в Казани пару раз. Как атмосфера на «Татнефть Арене»?

— Очень понравилось. Я вообще люблю ходить на хоккей. И в Москве все время ходил на ЦСКА, поэтому привык к этой атмосфере, к полным трибунам на хоккее.

— Как вовлечь зрителей на футбол так же, как это реализовано в КХЛ? Почему на «Ак Барсе» всегда биток, а на «Рубине» — нет?

— Нам надо подготовить публику, воспитать зрителя. Мы должны им доказать, что футбол — это крутое зрелище. И тогда они придут. Если мы всем футбольным сообществом сосредоточимся на привлечении новой аудитории, то она придет. Футбол — это очень интересное зрелище даже для тех, кто им интересуется опосредованно.

Мы в данном вопросе пока недорабатываем все вместе. Нужно трудиться над имиджем нашего футбола. Если мы ничего не будем делать, то так и останется.

Менеджмент «Рубина» на матче «Ак Барса» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Какие у вас впечатления от города?

— Мне очень нравится в Казани: просто невероятный и очень крутой город! Несмотря на то что я родился и почти всю жизнь прожил в Москве, кроме периода в «Халле» и «Витессе». Кайфую от того, что у Казани есть все атрибуты столичной жизни, но при этом все близко и компактно. За 15–20 минут можно доехать куда тебе нужно. В Казани мне очень комфортно.

— Куда, помимо хоккея, удалось сходить?

— Мы ходили со Слуцким, Кузьминым и Веретенниковым на стендап, например. Хотя я был в Казани много где и уже без навигатора спокойно ориентируюсь. Посетил несколько баров, кафе, ресторанов, просто гуляю.

— Вы не на базе живете?

— Нет, я уже давно снял квартиру на Меридианной. А Слуцкий, Кузьмин и Веретенников живут в центре Казани.

Я уже и за город ездил — например, успел несколько раз сгонять на стрельбище. Уже записался в любительскую хоккейную секцию, так что каждую неделю обязательно играю с группой любителей. Еще в баню хожу. В общем, в социальном смысле почти адаптировался в Казани. Нет никаких проблем. Надеюсь, в скором времени жена с детьми приедут, будем подбирать им секции.

— Планируете с семьей жить в Казани?

— Обязательно. Как только они вырвутся из заточения в Голландии, то приедут в Казань. Какое-то время побудут в Москве летом, а потом 100 процентов переедут сюда и будут жить здесь. Считаю, что человек моей профессии обязан проживать в городе, в котором базируется клуб. Для меня это непреложный факт.

«С БЕЗЛИМИТНЫМ БЮДЖЕТОМ ПОДПИСАЛ БЫ В «РУБИН» РАШФОРДА, ДРАКСЛЕРА, САНЧО И ВАН ДЕЙКА»

— Чей плакат висел в детстве в вашей комнате?

— У меня висели Виери, Александр Могильный, а еще состав «Атлетико Мадрид» — мне они нравились очень. Это команда середины 90-х с Диего Симеоне.

— За кого болели в то время?

— В России — за московское «Торпедо». А в мире ни за кого конкретного, но всегда очень много смотрел футбол.

— Чьи футболки были в детстве?

— Ну они самопальные, конечно, за 50 рублей с рынка. У меня был Виери тот же, а еще Джордж Веа образца «Милана». Эта майка до сих пор есть. А еще был Куман времен «Барселоны» с четвертым номером. Номер мне не очень нравился, но Куман — это легенда.

— Хоккейные свитера?

— Их тогда вообще было не достать ведь. Первый хоккейный свитер я приобрел, когда работал в ЦСКА. Заказал на сайте КХЛ джерси армейцев. Еще мне из Америки привозили свитер «Нью-Йорк Рейнджерс». Это первые оригинальные джерси.

— Если бы у вас был неограниченный трансферный бюджет, кого бы вы подписали в «Рубин»?

— Я бы подписал Рашфорда из «Манчестер Юнайтед», Дракслера из «ПСЖ» и Санчо из «Боруссии». Ну и еще бы Вирджила ван Дейка.

— В связку к Уремовичу?

— Без вопросов!

Юлиан Драсклер Фото: «БИЗНЕС Online»

— Любимое приложение на телефоне?

— Наверное, «Телеграм» и WhatsApp — переписываюсь постоянно, созваниваюсь. Но вообще, телефон — это не самый любимый гаджет. А в планшете любимое приложение — «Амедиатека».

— Лучшее место на земле?

— Если город, то Москва. Если какое-то место, то это Якутия. Отличное место для похода.

— Куда мечтаете сходить в поход?

— На Камчатку хочется либо на Чукотский полуостров.

— Как пристрастились?

— С детства, вообще всегда этим занимался. С отцом постоянно на охоту ходил, и походы всегда были частью моей жизнью. Скалолазание — тоже: я этим занимался всегда. У меня и дети, и жена приобщены. Отец бесконечно меня таскал куда-то.

— Город, где мечтаете побывать?

— У меня есть масса направлений, где я хочу побывать. Очень много где был — в Южной Америке, Арктике и Антарктиде по несколько раз даже, принимал участие в экспедиции.

А сейчас мечтаю побывать в Азии, не ездил туда. Наверное, хорошо бы посмотреть Японию. К тому же очень хотел бы побывать у туарегов — это между Нигером и Марокко, но к ним тяжело попасть. Еще арабский мир меня интересует.

— Чем бы вы занимались, если бы не футбол?

— Деятельностью, связанной с экспедициями. В этой сфере. Может быть, экстремальным туризмом.

— Что первым делом вы сделаете, когда закончится карантин?

— В первую очередь пойду поиграю в футбол и хоккей.

«ТЯЖЕЛО ПЕРЕЖИВАТЬ, ЧТО Я РАЗДЕЛЕН С СЕМЬЕЙ»

— Как проходит ваш карантин?

— Иногда удается сходить в магазин. А в целом с момента, когда нас распустили, я никуда не хожу. У нас есть дом за городом, и туда мы выезжаем, поэтому порой курсирую между квартирой в Москве и домом.

Если я нахожусь за городом, то придумываю себе разные активности: бегаю по 5 километров, у меня много деревьев на участке, и я с тестем пилю их, рублю дрова. Делаю все что возможно, чтобы занять себя физически. А если я нахожусь в квартире, то тренируюсь. У меня есть тренировочная программа, которую я себе придумал. Она, конечно, не замещает те занятия, к которым привык на протяжении многих лет. Еще смотрю всякие развлекательные видео на YouTube.

— Какие?

— Из последнего с большим интересом посмотрел лекцию Колмановского (блогер, журналист, заведующий лабораторией биологии Политехнического музея — прим. ред.). Еще давным давно с женой и детьми ходил на лекции Константина Куксина — это этнограф, директор Музея кочевой культуры. Живьем слушал его лекции, очень интересно. И сейчас то, что в силу занятости я не смог посетить, досматриваю на YouTube.

Еще есть такая потрясающая платформа — «Синхронизация». Там очень много лекций по истории, этнографии. У меня там есть аккаунт, и я часто смотрю какие-то вещи. Очень интересные люди ведут там лекции — всем рекомендую. 

Ну и сериалы смотрю.

— Например?

— Сейчас «Последний министр», смотрел «Триггер (сериал о психологе, метод которого — провоцировать клиентов, оскорблять и выводить из зоны комфорта — прим. ред.). Меня он очень заинтересовал, и я даже общался с психологом, спрашивал, насколько это правдиво. Еще смотрел «Рика и Морти». Ну и с семьей постоянно общаюсь, читаю книги.

По пятницам мы созваниваемся с учеными из Колтека и принимаем участие в обсуждениях. Например, с профессором, который занимается исследования мозга, мы позже приватно говорили. Обсуждали в основном детский спорт.

«Надо это время перетерпеть. Но сейчас больше всего мне тяжело переживать то, что я разделен со своей семьей. Это ужасно и некомфортно» Фото: rubin-kazan.ru

— Как так получилось, что не успели вывезти семью и она осталась в Голландии?

— Это очень тяжело, и в первый раз такое случилось. Я максимально недоволен ситуацией, она подбешивает, если честно.

Не ожидали, что ситуация с пандемией примет такие масштабы. Изначально планировали, что жена с детьми останутся там до мая, чтобы доучиться в школе. Все происходило поэтапно. Когда решили, что нужно возвращаться, было уже поздно — границы стали закрывать. Когда началась истерия и в теории еще можно было улететь, но все эти вылеты не являлись гарантированными. С тремя детьми и собакой супруга могла попасть под отмененный рейс. Нужно было ведь сдавать дом, ехать в Амстердам. Рисков стало много. В итоге 2 апреля из Амстердама «Аэрофлот» планировал рейс для граждан, оставшихся за рубежом. Но в конце концов его отменили, а затем — и последующие. То есть можно было сдать дом, приехать в аэропорт и узнать, что рейса не будет. Что тогда им делать?

Мы решили, что до середины мая подождем, и если ничего не изменится, то будем как-то придумывать, как их оттуда эвакуировать. Мы постоянно находимся на связи.

— Какая обстановка в Голландии?

— Достаточно жестко: полиция патрулирует улицы. Если у тебя есть собака, то выходить удается. В основном все закрыто, голландцы четко соблюдают карантин. Но ужаса нет. Я бы сравнил это с ситуацией, которая в Москве: в основном люди карантин соблюдают, следуют указаниям, но при необходимости выходят. Истерики нет.

На прошлой неделе в Голландии было резкое потепление — 22 градуса тепла. Люди массово вылезли в парки жарить шашлыки: их там всех оштрафовали, а парк закрыли.

— Чего не хватает, помимо семьи, больше всего?

— Мне очень сильно не хватает общения и спорта, потому что я всегда чем-то занимался с 4–5 лет. У меня никогда не было таких простоев. Даже отпуск я всегда провожу с какими-то активными занятиями. Чтобы месяц я ни во что не поиграл, не нагрузил организм физически — это очень тяжело. И организм прямо требует какой-то подпитки. У меня часы показывают километраж, и я за день даже в квартире умудряюсь находить по 3 километра, мне очень тяжело усидеть на одном месте.

— Слуцкий на карантине старается похудеть. У вас есть какие-то личные цели на период карантина?

— Если честно, я пытался примириться с этой самоизоляцией. Для меня оказаться в бездействии — очень тяжело. Решил, что раз так сложились обстоятельства, буду учиться более размеренному течению жизни. Такую задачу перед собой ставил, но выполнить это не удается, тяжеловато. Хотя я распланировал себе день и четкие занятия.

Но легче находится за городом: там у меня есть участок и можно какой-то физической активностью заниматься. Могу сказать, что даже рубить дрова — это очень приятное занятие. Ну и делал то, на что у меня давно не было времени: разобрал снаряжение для разных активностей, оружие чистил до блеска. Нахожу себе физические занятия.

Надо это время перетерпеть. Но сейчас больше всего мне тяжело переживать то, что я разделен со своей семьей. Это ужасно и некомфортно. Если бы они были со мной здесь, то я был бы спокоен. Без них мне непросто.