Анатолий Ухандеев: «Есть маргинальная литература, она считается низкой. На самом дне — порнография, чуть-чуть выше — любовный роман. Чуть выше — фантастика, хоррор и прочая развлекательная литература» Анатолий Ухандеев: «Есть маргинальная литература, она считается низкой. На самом дне — порнография, чуть-чуть выше — любовный роман. Чуть выше — фантастика, хоррор и прочая развлекательная литература» Фото: «БИЗНЕС Online»

ГРАНИЦА С ПУЛЕМЕТЧИКАМИ НА СТЕНАХ

В любом искусстве есть мейнстрим, которым прилично увлекаться. В случае с литературой — это книги, с которыми не стыдно ехать в метро или автобусе, их статусно читать и не надо прятать под обложку. Есть победители премий, например Гузель Яхина, которая взяла главный приз «Большой книги», и сейчас это респектабельная литература, ее признали критики, читатели, данное произведение в магазинах лежит на приоритетной выкладке.

А есть маргинальная литература, она считается низкой. На самом дне — порнография, чуть-чуть выше — любовный роман. Чуть выше — фантастика, хоррор и прочая развлекательная литература. Это огромный пласт литературы, многомиллионный рынок. Есть в этом жанре свои вершины. Например, в эротической прозе, которая граничит с порнографией, есть автор Анаис Нин — известная французская писательница, которая издала много порнографических текстов. Это обычная эксплуатация сексуального желания читателя, тем не менее она пишет настолько хорошо, что это признается даже отдельными представителями мейнстримовой культуры. То есть и в низких жанрах есть свои звездочки, причем благодаря своей звездности они немного заступают на территорию мейнстрима.

В России между респектабельной и маргинальной литературой стоит просто железобетонный забор. В нашей стране так сложилось, что критика XIX века, а потом и советская, наследуя традиции позапрошлого века, создала эту преграду. По такой логике есть литература «высоких» целей исследования человеческого духа, общества и прочего, а все, что занимается другими задачами, например развлекает, — низкая литература. Это началось с романтиков, с Пушкина в частности. Если помните, у него были язвительные замечания по поводу любовных романов, которые читает Татьяна в «Онегине». При этом сам он мог запросто написать развлекательную поэму «Граф Нулин» или бестселлер «Руслан и Людмила», откровенно эксплуатирующий условно «низкие» вещи.

Такая же граница стоит между большой литературой и комиксами, которые автоматически считаются низким жанром, хотя это давно не так. Впрочем, и здесь граница размывается. В этом году в шорт-листе букеровской премии был комикс Ника Дрнасо «Сабрина» (не путать с сериалом «Сабрина»). 

В Америке, например, эта граница между приличным и неприличным в значительной степени стерта, размыта. В Европе она более четкая, а в России — просто «пулеметчики на стенах стоят». Допустим, ты пишешь фантастический роман, но делаешь это серьезно, круто, хочешь сделать настоящую литературу в данном жанре. Ты пытаешься перейти такую границу, а на той стороне критики с пулеметами тебя просто сразу разрывают в клочья. К счастью, в России постепенно последние несколько лет эта стена по камню разбирается.

Граница между жанрами стережется с обеих сторон. Фантасты строго охраняют изнутри свое гетто. Здесь стену ломают Мария Галина, Эдуард Веркин, Василий Владимирский. Роман Веркина «Остров Сахалин» — один из лучших романов прошлого года. Но он не получил ни одной премии. Произошло подобное как раз потому, что это фантастический роман, хотя он потрясающий русский роман, лучше многих премированных за последние годы. В России фантастика — гетто. Это видно и на примере обложек романов данного жанра. Вы все знаете, как они обычно выглядят, в супермаркетах ими забиты целые отделы — как книжки для глуповатых подростков с дешевой графикой на обложке. Книги Веркина сначала тоже получали такие обложки, но «Остров Сахалин» выпустили в серьезном переплете, и теперь взрослому 40-летнему дядьке уже не стыдно ехать с ней в автобусе. Но, к слову, теперь наоборот, серьезная обложка может отпугнуть любителя фантастики. 

«Если ты читаешь «донцову», то читаешь ее всю жизнь, потому что тебе трудно перейти в другой жанр. Ты просто берешь в магазине похожие обложки и глотаешь такие книги одну за другой» «Если ты читаешь Донцову, то читаешь ее всю жизнь, потому что тебе трудно перейти в другой жанр. Просто берешь в магазине похожие обложки и глотаешь такие книги одну за другой» Фото: © Кирилл Каллиников, РИА «Новости»

ЛЮБИТЕ ЧИТАТЬ ДОНЦОВУ?

Многие любят читать детективы — это пресловутая Дарья Донцова и еще десятки имен. Обычно такие книжки в мягком переплете. Тоже «постыдное» чтение. Многие любят читать такие детективы, но стесняются подобного. Это вообще хорошо, что люди читают. Плохо то, что такие читатели загнаны в гетто, причем самими издательствами. Если ты читаешь Донцову, то читаешь ее всю жизнь, потому что тебе трудно перейти в другой жанр. Просто берешь в магазине похожие обложки и глотаешь такие книги одну за другой. Если ты начнешь читать что-то другое, то тебя не поймет соседка и вы не сможете обсудить книгу. Даже не так: ты сам себя не поймешь, запутаешься и снова схватишь привычное.

Есть и граница «сверху», которую уже охраняет со своей стороны интеллектуальная литература. Это «Бесконечная шутка» Дэвида Фостера Уоллеса, «Памяти памяти» Марии Степановой, которая получила премию «Большая книга», и прочие. У них своя граница. Там стена без пулеметов, но там пропускной пункт и люди в белых халатах заглядывают тебе в глаз: «А ты интеллектуал или нет?» И ты тушуешься.

Люди, может, и хотели бы такие книги почитать, но их отпугивает мнимая навороченность, и они говорят: «Ну это как-то слишком сложно для меня». Проявляется подобное даже на уровне обложек. Например, обложка книга «Памяти памяти» — это уже художественное произведение. Она сама по себе говорит: «Я не товар». Или, например, когда на обложке пишут, что книга — лауреат Нобелевской премии. Многих такое отпугивает: «Это не для меня, я только фантастику читаю». А между тем Нобелевскую премию в XXI веке получили несколько фантастов (например Дорис Лессинг, Кадзуо Исигуро).

«Есть этот ужас перед высокой литературой. Туда же можно отнести ужас перед стихами. Их никто не читает, потому что их никто не понимает. В лучшем случае читают отдельные стихотворения в соцсетях» «Есть этот ужас перед высокой литературой. Туда же можно отнести страх перед стихами. Их никто не читает, потому что никто не понимает. В лучшем случае читают отдельные стихотворения в соцсетях» Фото: «БИЗНЕС Online»

Есть этот ужас перед высокой литературой. Туда же можно отнести страх перед стихами. Их никто не читает, потому что никто не понимает. В лучшем случае читают отдельные стихотворения в соцсетях. Поэзия автоматически идет в разряд высокого искусства, хотя она может быть и порнографической, и бездарной, и невежественной. Но люди в России, видя стихотворный текст, сразу ставят его на золотую вершину и боятся к ней подойти: «Я человек простой, этого не понимаю». Так и возникает забор, и человек говорит: «Я никогда туда не пойду/ никогда не куплю сборник стихов». Кстати, интересно, что у нас в голове одновременно укладывается почтение к поэзии и презрение к современным поэтам. Если ты поэт, то ты дурак, который не способен нормально жить и трудиться и, наверное, будет пить на работе. Хотя это давным-давно не так.

Из-за этого деления люди часто, как бы извиняясь, говорят: «Ну я читаю только фантастику». Но зачем себя принижать за это? Читаешь фантастику, и хорошо. Но, если посмотреть иначе, такой читатель уже со своей стороны стены стоит с двустволкой и не подпускает к себе другую литературу.

У нас, в России, до сих пор есть ощущение священности чтения и книги. Якобы книги должны нести высокие идеи, в итоге люди извиняются за чтение фантастики или детективов. Не надо извиняться, читай, что тебе нравится. В то же время не надо самого себя загонять в рамки и говорить слово «только» — «Я читаю только инструкции к самолетам». Эта загнанность особенно характерна для тех, кто постарше, у кого сформировался читательский вкус в 1990-е и начале нулевых, когда в российской книготорговле творился просто хаос.

«Гузель Яхина пробила гетто в другом роде — написала про татарскую женщину в 1937 году, чего до этого никто не делал. За это ей большое спасибо» «Гузель Яхина пробила гетто в другом роде — написала про татарскую женщину в 1937 году, чего до нее никто не делал. За это ей большое спасибо» Фото: «БИЗНЕС Online»

ШАБЛОННЫЕ ПЕРСОНАЖИ ГУЗЕЛЬ ЯХИНОЙ

В чем я вижу беду? Люди сами себе строят заборы, и каждый со своей стороны ходит и охраняет его. Понятно, почему это происходит — люди всегда оберегают свою индивидуальность. То, что я читаю, то я и есть, мы как бы своим выбором заявляем: «Я вот люблю Донцову, а вы что хотите, то и говорите!»

Здоровая тенденция — это стирание границ. Например, сегодня я почитал Донцову, завтра — Веркина, послезавтра — «Бесконечную шутку». Ни то ни другое неплохо и нехорошо само по себе.

После того как культура пережила постмодернистский слом, когда все перемешалось, нужно, чтобы и в массовой культуре все перемешалось. Зачем? Затем, что в какой-то момент такие заборы мешают развиваться. Разделение на жанры, низкую и высокую литературу — это все хорошо, оно помогает нам ориентироваться. Но в какой-то момент заборы становятся непреодолимыми, и литература за ними начинает чахнуть — исчерпываются темы, стилистические приемы, пишется одно и то же. Классический пример здесь — русский роман тургеневского толка. Это все еще мейнстрим, он никуда не делся, но стал таким однообразным.

Яркий пример здесь — это «Зулейха открывает глаза» Гузель Яхиной. По своим стилистическим приемам это произведение в традициях соцреалистических романов XX века. Пример того, как автор закопался в своем огородике за бетонным забором. При этом, как ни странно, Яхина пробила гетто в другом роде — написала про татарскую женщину в 1937 году, чего до нее никто не делал. За это ей большое спасибо.

Написала она роман неплохо, очень кинематографично, потому что изначально создавала сценарий. Местами это талантливо сделано. Но мне не нравится данный роман, потому что его как будто какой-то недоделанный Солженицын написал где-то в 1960-е годы. У этого романа устаревшая стилистика, так уж мне кажется.

Почему посредственный, на мой взгляд, роман Яхиной взял все премии и сейчас хорошо продается? Потому что он написан по кальке. Исключение — первая глава романа: великолепный русский рассказ. Об этом много писали критики, я с ними согласен. Невероятно талантливо. На первой главе можно было остановиться и дальше не писать.

Автор кинематографично мыслит, она нацелена на сериальность, это чувствуется. А что такое сценарий сериала? Он ориентирован на средний вкус, нацелен на то, чтобы удерживать внимание читателя. Ориентация на XIX век начинает ее подводить. Она продолжает писать классический русский роман с традиционными характерами и их развитием по лекалам XIX века, причем плохо понятого советской критикой. Мы все наследуем советскую школу, все в ней учились. Читатель знаком со всем этим со школы, поэтому не возникает проблем с чтением данного романа — все близко и понятно. Все очень типично, и эта типичность начинает фальшиво звучать. Например, образ русского доктора в поезде настолько типичен, что ты уже не веришь в него. Там все персонажи — шаблонные, кроме главной героини. Ее второй роман я не буду читать, мне просто неинтересно.

«Почему посредственный, на мой взгляд, роман Яхиной взял все премии и сейчас хорошо продается? Потому что он написан по кальке. Исключение — первая глава романа, это великолепный русский рассказ» «Почему посредственный, на мой взгляд, роман Яхиной взял все премии и сейчас хорошо продается? Потому что он написан по кальке. Исключение — первая глава романа, это великолепный русский рассказ» Фото: «БИЗНЕС Online»

Вся эта шаблонность, на мой взгляд, связана с тем самым условным гетто, в котором живет Яхина. Такое ощущение, что для нее вообще не существует современной литературы. Ты можешь такое чтение не любить, но игнорировать новые явления нельзя. Мировая литература уже в следующий этап перешла, а Яхина апеллирует к литературе 1960-х годов и к читателю, который на ней вырос.

Мария Степанова через год после Яхиной получила ту же «Большую книгу» за «Памяти памяти», этот роман написан совершенно по-другому. Он написан так, как никогда в русской литературе не делали. Вот это совершенно другая техника описания страдания и катастроф XX века. А Яхина идет по накатанной.

Подводя итог, в первую очередь обращаюсь к читателям. Поверьте, что вы имеете право на свой вкус. И этот вкус — точно неплохой. Никакого плохого вкуса не бывает, нет литературы, которую стыдно читать. С другой стороны, наш вкус — это отчасти наше лицо. Поэтому если ты читаешь, например, только любовный роман, то складывается определенный твой образ как читателя.

Не стыдно время от времени почитать что угодно, хоть порно. Постыдно жить во вкусовой провинции, создавать себе собственную провинцию и оборонять ее. Не надо бояться впустить к себе варваров. Их нет, это тоже люди, которое просто говорят на другом языке, но вдруг они расскажут тебе что-то интересное? Пусть у вас будет не глухая бетонная стена, а красивый заборчик с калитками, лазами, проемами — станьте открыты, попробуйте. Не говорите сразу «нет», рискуйте, выстраивайте свою читательскую стратегию разнообразно. Попробуйте стишок, комикс, детектив, роман. Просто так интереснее. Иначе мы просто будем вечно жить в бронепоездах за колючей проволокой. Это неинтересно.

Анатолий Ухандеев