«Нет ни страха перед колонией, ни старших, ни перспектив, которые жаль потерять»

Сергей Еретнов блогер и общественный деятель

— Развитие АУЕ я почувствовал, когда ездил по СИЗО. Там во взрослой среде ничего подобного нет, а молодежь этот моральный формат подхватила повсеместно. Примерно пятая часть молодежи в СИЗО и зонах отбывает за грабежи и хулиганство. Но на зоне руководят взрослые, поэтому культивируется АУЕ только внутри молодежных групп, хотя такую политику проводят в принципе воры в законе — готовят себе смену.

Вопрос в том, почему общество замечает этот процесс, только когда он выплескивается в публичное поле? АУЕ — сама по себе публичная идея. В школах ее разве не видят? На образовательные учреждения нельзя все сваливать, но почему они молчат до последнего? Воспитательный аспект ушел из нашей жизни совсем — даже персонажей не осталось вроде дяди Степы. Почему? Потому что участковых сократили, учителя вместо педагогики занимаются отчетами и фальсификацией выборов. Про родителей я вообще не говорю — они работают на выживание, ведь в АУЕ попадают прежде всего беднейшие слои населения. Богатых детей там нет, потому что им есть чем развлечься, а даже спорт стоит денег. Пока средства в стране были, на что они шли? На газопроводы и оборонку, а на образование — копейки. При этом все вокруг коммерциализируется, бьет по кошельку. Подобное не позволяет людям оглядываться вокруг и пытаться что-то изменить — самому бы выжить. Потому, пока все это не выплеснется уже в готовом виде, пока СМИ не напечатают, никого проблема и не волнует. А где Росгвардия, в которой сотни тысяч человек по стране?

Я считаю, это вопрос социально-экономический: элита аморальна и элитой, по сути, не является, достойная работа и другая занятость отсутствуют. Образование дорогое, интернет дешевый, а в нем чему только не научишься. Социальные проблемы лечатся в первую очередь успешной экономикой и моральными авторитетами. В 1990-е годы подростки мечтали быть бандитами, чтобы не нуждаться, сейчас — чиновниками, потому что можно взятки брать. Какое уважение к власти может быть у молодого человека на таких примерах? И что мы, взрослые, можем ждать и требовать от молодежи, которая просто ищет для себя форму защиты от окружающей среды? У этих подростков нет сдерживающих факторов — ни страха перед колонией, ни старших товарищей, ни перспектив, которые жаль потерять.

Заниматься данными вопросами просто некому. Власти как таковой на эту проблему вообще начхать — их дети сейчас учатся в школах без АУЕ, а потом уедут за границу. Они защищены деньгами, потому граждане опять остались с проблемой один на один. Полиция? Почти три десятка полицейских сейчас на скамье подсудимых за крышевание проституции. 6-й отдел? Полсостава в суде. Депутаты камазовские, которые сами себе по 2 миллиона в месяц платят? Общественные организации, у которых нет ресурсов? Чтобы ребят из такой субкультуры выдернуть, в нее сначала надо зайти и заниматься этим комплексно. Решать проблему через посадки — значит растить новую смену бандитов, а сейчас наконец-то перестали сажать за ерунду, поняв, что незачем накачивать массы тюремным воспитанием.

Мое поколение не само по себе формировало банды 1990-х. Да, и тогда власть предлагала нам пойти на завод и не получать зарплату, пока она делит деньги и плюет на нас сверху. Но «Двадцатьдевятники» — это мои бывшие одноклассники, и уже сбитый костяк будущего ОПГ никак не был связан с криминалом, пока к нам с завода не пришел комсорг Алик (Адыган Саляхов — лидер ОПГ «29-й комплекс» — прим. ред.). Мы не были подвержены криминальной субкультуре — никто не прошел малолетку, никто не мечтал о лагере, из которого возвращаешься «героем». До появления пришлых лидеров мы только защищали себя, давали отпор, занимались спортом. Сегодня я никаких молодежных лидеров в принципе не вижу.

Артур Зарипов совладелец ресторанного холдинга Feed Food Family

— Не вижу никаких группировок, наоборот, молодежь сейчас другая. Создание таких общин от людей зависит, от круга общения. Возможно, на их появление влияет экономическая ситуация в стране... не знаю, нюансов может быть много. Возможно, это просто отголоски прошлого, с которыми и бороться не стоит — оно само пройдет. Общество только само себя может изменить. Это как рак — он либо есть, либо нет.

Я и в 1990-е не сталкивался с группировками — был частью субкультуры в группе музыкантов, мы как-то хорошо прошли те времена. В 1990-е у кого-то в руках была монтировка, а у кого-то — гитара.

Святослав Веретенников заведующий подстанции №1 станции скорой помощи

— Я не заметил в городе расцвета молодежных банд, а эти пять группировок очень слабо напоминают 1990-е, потому что тогда сама структура группировок была другой. Сейчас речь идет о молодежи, которая не нашла применения своей энергии, а раньше группировки имели строгую иерархию, во главе стоял какой-либо криминальный авторитет. Нынешние в криминале не замешаны — молодежь просто сбивается в социально нейтральные шайки. Моему сыну 17 лет, я с ним на подобные темы часто беседую. Он в курсе моего лихого прошлого и знает, что 1990-е даже рядом не стоят с актуальной ситуацией. Сын говорит: «Отец, если бы я жил в эпоху твоей молодости, меня бы давно прибили где-нибудь». Он увлекается тяжелой атлетикой, есть куча друзей по интересам. А если у группы молодых людей нет конкретного интереса как движущей силы, то для них самый простой способ выплеснуть жизненную энергию — самопиар перед сверстниками, мелкие нарушения закона. Такой выпендреж нарастает, у группы появляются криминальные признаки. Это не порок общества. Раньше таких детей называли педагогически запущенными. Они и учиться не хотят, и заняться нечем. Лучший способ борьбы с любыми нездоровыми проявлениями молодежи — развитие спорта.

Я с детства занимался борьбой, но в лихие 1990-е все позакрывалось. Мы взяли арматуру, пошли на улицы, начали нарушать российское законодательство. Я считаю, что если бы остались даже небольшие спортзалы и секции, то молодежь нашла бы себе применение. Еще нужна пропаганда здорового образа жизни. В советской школе нам внедряли в сознание образ советского человека — у него крепкое здоровье и нервная система, он примерный семьянин, хороший работник, отличный спортсмен. Естественно, к этому и стремились. Сейчас каждый сам придумывает себе идеал. Нет психотипа для ориентира молодежи и возможностей для самореализации. Нужно просто взять советскую систему работы с молодежью и возродить ее хотя бы на уровне нашего города.

Самыми жестокими были времена примерно с 1992 по 1998 год. До 1992-го сильные ОПГ еще не сформировались, а в 1998-м, с приходом к власти Владимира Путина, начали наводить порядок и все быстренько погасили. Нынешнее поколение живет в нормальной цивилизованной европейской стране.

Сергей Яковлев генеральный директор ООО «Экспо-Кама»

— Я пока никак не почувствовал возвращение группировок, честно говоря, хотя, судя по сводкам, что-то происходит. Раз они появились, то либо силовые структуры их воспитают, либо кто-то другой, но мотивация этого некто мне неизвестна.

Возрождение группировок связано с настроениями людей. Может быть, граждане не столько верят государству, сколько самостоятельным организациям. Я считаю, что для начала нужно этим ребятам предложить хорошую альтернативу, а бороться в случае, если будет угроза обществу. Профилактика же заключается в создании обстоятельств, в которых группировки невозможны. Работать с детьми и молодежью.

Какому поколению проще жить — это вопрос риторический. Все считают, что людям легче живется сейчас, но я так не думаю. У каждого времени свои проблемы. Когда страна менее организована, возникают определенные риски.

Дмитрий Покров блогер

— Дело в том, что ничего и не менялось. Группировки как существовали, так и есть. 1990-е годы — это общее представление. Почему не 1970-е или 1980-е? По большей части вся история с подростковыми группировками проявлялась время от времени, а не в какое-то конкретное десятилетие. В послевоенные годы, 1950–1960-е, была уличная шпана, которая контролировала свои улицы. Зайти на чужую иногда было опасно. Не только Челны, но и другие города так или иначе сталкивались как с расцветом, так и с падением группировок, затем все начиналось снова. Так что никуда мы не возвращаемся, просто группировки меняют форму и содержание. Вчера побольше щемили подростков, сегодня поменьше.

Для борьбы с группировками есть правоохранительные органы, мы можем только на них уповать, а если они ничего не делают, то мы-то что можем? Нам всем взять в руки автоматы и перестрелять группировщиков? Нет. Чем занимается участковая полиция? Она сразу должна замечать такие вещи. По крайней мере, в своем комплексе, на своей территории точно знает каждого хулигана, любого бывшего зэка, который может собрать вокруг себя ребят. Я понимаю, в 1970-е годы у милиции не хватало людей для борьбы с группировками, не всегда разрешали табельное оружие с собой носить, а сейчас-то что? Даже Росгвардия есть, вооруженная чуть ли не атомными бомбардировщиками.

Ей проще пройтись по оппозиции с повестками, а вот заняться хулиганами и поставить всех на учет не может. В общем, проблема только в полиции.

Валентин Голубев директор бизнес-отеля «Татарстан»

— За последние несколько лет я никак не ощущал потенциальный возврат к лихим 1990-м. Не вижу на улицах города потенциально опасной молодежи. О случаях вымогательств с их стороны тоже не слышно. Что касается моих детей, сыну 12 лет, и от него я тоже ничего подобного не слышал. Думаю, что мы никогда не вернемся к 1990-м, времена слишком сильно изменились. Криминал уходит в экономические преступления.

В 1990-е годы, наверное, это касалось чуть ли не каждого человека, было реально опасно. Кто-то отлавливал группировщиков, кто-то от них страдал — всем неприятностей хватало, но во все времена можно жить спокойно, если оставаться аккуратным. Банда — это далеко не естественно для подростков. Если в 1990-е им нечем было заниматься, то сейчас для молодежи развит досуг — есть кружки, секции, форумы.