От автора «Бандитского Татарстана – 2»: как украли Казанскую икону Божией Матери

После четырехлетнего перерыва на большую книжную сцену возвращается заместитель председателя Верховного суда РТ Максим Беляев Фото: «БИЗНЕС Online»

«БАНДИТСКИЙ ТАТАРСТАН – 2»: ИСТОРИЯ «НОВОТАТАРСКИХ» ОТ ВЗЯТИЯ КАЗАНИ, СЕКРЕТНОЕ ДЕЛО БАНДЫ ФРОНТОВИКОВ И 120 ЭКСКЛЮЗИВНЫХ ФОТО

После четырехлетнего перерыва на большую книжную сцену возвращается заместитель председателя Верховного суда РТ Максим Беляев. Автор культовых серий о криминальном мире республики выпускает вторую часть «Бандитского Татарстана». На этот раз — без соавтора, старшего помощника руководителя СУ СК по РТ Андрея Шептицкого. Книга вышла тиражом в 7 тыс. экземпляров.

В «Бандитском Татарстане – 2» рассказывается о преступном мире республики с 1837 года и до наших дней. 10 глав, разместившись на 300 с небольшим страницах, описывают сразу несколько абсолютно эксклюзивных историй. В книге есть подлинный рассказ о преступной группе майора милиции Александра Абакумова, убивавшей женщин, детей и даже близких родственников. Впервые публикуется история послевоенной банды фронтовиков, которые прибыли в ТАССР на трофейном Opel Olympia — на их счету несколько вооруженных нападений, дело было засекречено на 70 лет.

Беляев, изучив исторические материалы, описывает многовековой путь поколений Новотатарской ОПГ — от взятия Казани и до современности. В книге рассказывается о расцвете и крахе Мамшовской ОПГ, казалось бы, еще вчера державшей в страхе весь Нижнекамск. Соседствует с ней история противостояния казанских «Перваков» и группировки «Высотка».

В оформлении «Бандитского Татарстана-2» — более 120 фотографий, бо́льшая часть которых абсолютно уникальна и публикуется впервые. Среди них, например, фото 8 воров в законе или певца Александра Розенбаума в окружении казанских криминальных авторитетов. Там же многочисленные архивные и не только фото участников ОПГ «Тяп-ляп», «Зинина», «Аделька», «Квартала», «Жилка», «Борисково», «Севастопольские», «Рабочий квартал», «Бродвейские», «Стандартный двор», «Аляшевские», «Первомайские», «Калиновка» и многих других. Вступительное слово для книги написал известный актер и народный артист России Владимир Машков — кстати, поклонник серий «Бандитская Казань» и «Бандитский Татарстан».

«БИЗНЕС Online» с позволения автора публикует одну из глав книги — «Варфоломеевская ночь». В День Казанской иконы Божией Матери глава, вероятно, прольет свет на одну из главных православных трагедий и, быть может, даст ответ на важнейший вопрос — есть ли шанс, что икона жива?

икону обрели при Иване Грозном

До революции 1905 года в Казань съезжались тысячи паломников, жаждущих воочию увидеть образ Казанской Божией Матери и поклониться ему. По преданию, жившей в нашем городе во времена царствования Ивана Грозного десятилетней Матроне во сне явилась Дева Мария. После страшного казанского пожара Богородица поведала, что во дворе сгоревшего дома девочки закопана икона. Матрона рассказала о видении матери, но женщина не поверила ребенку. Сны повторялись, и однажды Дева Мария, явившаяся в огненном образе, грозно произнесла: «Если не расскажешь людям об иконе, она явится в ином месте, а ты лишишься жизни!» Напуганная девочка бросилась к матери и вдвоем с ней пошла к воеводам и архиепископу.

Вельможи не вняли словам Матроны, и тогда ее родительница взяла в руки мотыгу. 8 июля 1579 года она выкопала небольшую яму, но ничего не нашла. Дальше рыть у закопченной печи стала уже сама девочка и на глубине в два локтя обнаружила икону размерами примерно 26 на 22 сантиметра в ветхом сукне вишневого цвета. Святой лик выглядел как новый, такого вида изображения Святой Девы еще не было на Руси, и сиял этот явленный первообраз чудной благодатью. С трепетом Матрона поставила находку на землю, к ней стал стекаться казанский люд, прибыли градоначальники и архиепископ. Во время крестного хода с перенесением святого лика в Благовещенский собор белокаменного Кремля прозрели два слепца. С тех пор икона считалась чудотворной и была очень любима православными.

На месте явления образа был основан Богородицкий девичий монастырь, а девочка Матрона под именем Мавра вместе с матерью приняла постриг. Позже нашедшая образ стала настоятельницей обители, где жили до 400 послушниц. В годы войн цари и полководцы молились перед иконой, считавшейся покровительницей императорского дома Романовых и заступницей России. Иван Грозный прислал для нее оклад из червонного золота, а прибывшая в Казань на галере «Тверь» в 1767 году Екатерина II украсила святыню своей бриллиантовой короной, что не могло не привлечь внимание криминального мира.

* * *

В ночь с 28 на 29 июня 1904 года Казань постигло огромное горе: чудотворную икону Богоматери похитили из монастыря. Проникшие в собор через западные ворота, взломав замок, отворившие царские врата злодеи заодно прихватили икону Спасителя и 365 рублей из свечных шкафов. Только стоимость драгоценных риз икон, усыпанных пожертвованными многочисленными верующими бриллиантами, сапфирами, жемчугом и другими камнями, в то время составляла до 100 тыс. рублей, а сами святыни и вовсе были бесценны. Незадолго до этого в город привезли также икону Смоленской Божией Матери, которую носили по кельям монастыря, а позже в обители отпевали скончавшуюся монахиню. Все эти хлопоты так утомили послушниц, что ночью они спали мертвым сном. Святотатство, совершенное накануне большого церковного праздника обретения чудотворной Казанской иконы Божией Матери, ежегодно отмечаемого 8 июля, повергло население России в шок. Тысячи плачущих людей, бросив все дела, заполонили улицы Казани. Появились печальные стихи священника Михаила Нечаева:

Но вот явились лиходеи,

Сыны проклятья всей Руси,

Проникли в храм, как хитры змеи,

И Образ чудный унесли.

Казань! Оденься в траур скорбный,

Оставь веселье и покой:

Твоя краса Лик Чудотворный

Сокрыт кощунственной рукой.

«Надолго ль?» — спросишь ты с надеждой

И страхом услыхать ответ.

О, верь, как верила ты прежде

В Лик Чудный много, много лет!

Рука безбожного злодея

Его не может погубить!

Молись лишь с верой, горячее:

«О, Матерь Божья, возвратись!»

Император Николай II прислал казанскому губернатору Петру Полторацкому телеграмму с указанием во что бы то ни стало найти виновных и ими похищенное с пометкой об увольнении полицейских чинов в случае неудачи. В народе циркулировали разные слухи: от организации преступления самими монастырскими служащими до причастности к злодеянию главы казанских старообрядцев Старо-Поморского согласия купца первой гильдии Якова Шамова. Были даже такие экзотические версии, как совершение кражи самураями для деморализации народа в Русско-японской войне 1904–1905 годов. Помимо сплетен о возможных похитителях, в монастырь по почте поступило анонимное письмо о том, что он заминирован и вскоре будет взорван. Смятение клира и народное волнение могли успокоить только слаженные действия казанской полиции.

Со слов вечно пьяного 69-летнего монастырского сторожа Федора Захарова, в час ночи у паперти его окружили четверо вооруженных револьверами и ножами. Один из них был в модной жокейской шапочке с пуговкой. Караульщика скинули в подвал, закрыли дверь, и освобожден он был лишь после кражи проходившей к игуменскому корпусу послушницей. На нехорошие мысли наводило лишь то, что на одежде и теле Захарова напрочь отсутствовали следы борьбы. На время полиция оставила в покое старика, имевшего медали за участие в Крымской войне 1853–1856 годов и усмирение Польского мятежа 1864 года.

В ходе осмотра прилегающей к монастырю территории в кустах акации обнаружили куски шелковой ленты, 10 жемчужин и брелок-«сердечко», ранее прикрепленные к иконе Божией Матери. Несмотря на то, что имевшиеся в ту пору в Казани 50 полицейских чиновников и 200 городовых работали 24 часа в сутки и хватали всех мало-мальски подозрительных лиц, иконы будто сквозь землю провалились. В первый же день был задержан профессиональный вор Куфман, на которого указал сторож Захаров, но в связи с неопровержимым алиби подозреваемый был отпущен.

1 июля 1904 года в газете «Казанский телеграф» появилось обращение полицмейстера Павла Панфилова «ко всем истинно русским православным лицам с усерднейшею просьбою помочь в розыске святых икон и виновных в похищении… При единодушном содействии общества можно надеяться на успех розыска. Не откажите же в помощи». За содействие была обещана солидная премия в 4 тыс. рублей.

преступников схватили в нижнем новгороде

Публикация возымела действие: через неделю после святотатства в полицию явился смотритель Александровского ремесленного училища Владимир Вольман, пояснивший, что 22 июня 1904 года ювелир Николай Максимов заказал ему клещи с большим рычагом для растяжки колец и поднятия тяжести в 35 пудов. Заявитель полагал, что изготовленным инструментом золотых дел мастер вполне мог взломать монастырский замок.

35-летнего Максимова немедленно задержали в собственном магазине на улице Университетской, он уже с утра был пьян и яростно отрицал даже очевидное. Во время очной ставки с вызванными по телефону Вольманом и его помощником, который кинулся на подозреваемого с кулаками и схватил его за горло, задержанный сознался. Полицмейстер успокоил собравшихся и даже угостил ювелира сигарой. Упав на колени и заплакав, Максимов пояснил: он заказывал столь мощные клещи по просьбе своего давнего богатого покупателя по имени Федор. Богач зашел в гости, когда он читал газету с сообщением о краже иконы и, достав из кармана револьвер системы Нагана, сказал: «Помни, с кем дело имеешь!» Несмотря на угрозу оружием, заказчик воровского инструмента и Максимов поддерживали приятельские отношения. Например, пили пиво в Панаевском саду (теперь стадион «Динамо»), где Федор поведал, что почти два года лечился от алкоголизма в сумасшедшем доме.

Максимов указал адрес заказчика клещей, снимающего за 15 рублей неприметную квартиру на тогдашнем выезде из города, в доме на перекрестке улиц Муратовской (ныне Лесгафта) и Кирпично-Заводской (ныне Хади Атласи). По словам находившейся в данном помещении уроженки города Ногайска Таврической губернии (Крым) мещанки Елены Шиллинг, постоялец с ее дочерью Прасковьей Кучеровой несколько часов назад уехал по железной дороге в Саров.

Сверившись с расписанием ближайших поездов, полицейские усомнились в правдивости женщины: похоже, она пыталась направить следствие по ложному следу. Найденный извозчик, отвозивший пару от указанного дома, опроверг ее слова, пояснив, что доставил пассажиров прямо к пристани в Адмиралтейской слободе, где они сели на пароход «Ниагара» и уплыли вверх по Волге. Казанским полицмейстером срочно были посланы телеграммы о задержании сожителей с описанием их внешности в города, расположенные вверх по реке.

Оперативнее всех оказался глава нижегородской полиции, в прошлом герой Русско-турецкой войны, барон Александр фон Таубе. Получив сообщение, он с подчиненными сразу же прибыл на пристань, предшествующую Нижнему Новгороду. Дождавшись прихода «Ниагары», барон и один из приставов взошли на палубу, где затерялись в толпе пассажиров. Взяв казанскую парочку под наблюдение, фон Таубе доплыл до порта назначения. Ранним утром, когда большая часть публики сошла на нижегородскую землю, барон поставил под иллюминатор интересующей двухместной каюты первого класса крепкого городового и постучал в дверь, требуя открыть. Через некоторое время дверь отворилась — внутри оказались мужчина и женщина, имевшие паспорта супругов Сорокиных. При досмотре у Сорокина изъяли новейший наган, 200 рублей ассигнациями и 300 рублей золотом, часть денег была спрятана в каблуках сапог. Пару немедленно отправили в Казань, где вовсю шел тщательнейший обыск у Шиллинг. Только в платье этой крымской мещанки было зашито более 400 рублей, но главной задачей полиции было найти похищенные иконы.

Обыск, который проводил судебный следователь по важнейшим делам Александр Шапошников, длился четыре дня! Удалось отыскать припрятанные в разных местах квартиры куски пережженной проволоки, 205 жемчужин, розовый камень, обломок серебра с двумя розами, 26 обломков серебра с камнями, кусочек золота, 72 золотых и 63 серебряных обрезка от ризы, пластину с надписью «Спас Нерукотворенный», серебряный убрус. Сыщики увидели, что одна из ножек стола подбита дощечкой. Оторвав ее, они обнаружили внутри выдолбленного дерева шесть ниток жемчуга, 246 жемчужин, 439 разноцветных камней, несколько серебряных гаек и обломков украшений. В чулане нашлось три жемчужины и серебряная проволока, а в сенях, в котле с водой — серебряная гайка и обломок украшения с камнями. Во дворе подобрали расколотый камешек и обрывки серебряных ниток, а в сарае — камешки, мелкий жемчуг, гайки, обломки украшений, проволоки и металлическую пластинку.

Сыщики также изъяли квитанции из ломбардов на заложенные Шиллинг драгоценные камни, а также золото и серебро. Однако святых ликов в квартире не оказалось. Обнаруженные в железной печи 17 петель, четыре обгорелые жемчужины, кусочки слюды, два гвоздика, две проволоки, загрунтовка с позолотки, обгорелые куски бархата и парчи наводили на тяжкие мысли о том, что иконы сожжены. Кроме деталей их окладов, в доме были найдены жокейская шапка и записка: «город Обоянь, Долженская волость, Ананий Комов, выезжай немедленно в Казань. Федор».

К этому времени Сорокиных доставили в Казань разными пароходами, дабы исключить возможность дальнейшего сговора. Несмотря на то, что судна «И.И. Любимов» и «Витязь» причалили к пристани около 5 утра, святотатцев уже встречала толпа зевак, непостижимым для того времени образом узнавших о доставке арестантов. Каждого из задержанных поместили в отдельный вагон трамвая. Женщина всю дорогу тихо всхлипывала. Ее сожитель со свежим южным загаром, одетый в костюм английского денди, в серой круглой фуражке, наоборот, весело бравировал своим положением и лихо подкручивал аккуратно подстриженные усы. У номеров Щетинкина (ныне гостиница «Казань») Сорокиных пересадили в закрытые кареты и под охраной конной полиции доставили в тюремный замок. Имеющиеся при них документы оказались поддельными. Женщина призналась, что является дочерью Елены Шиллинг, немкой по отцу-лютеранину, и назвала настоящее имя — Прасковья Кучерова. А вот ее спутник оказался фигурой известной, ведь это был не кто иной, как Варфоломей Стоян!

Варфоломей Стоян (он же Чайкин, Сорокин, Соловьев, Воробьев, Воронов, Чернышев, Петров, Ткачев, Гаркуша), 28 лет, православный, уроженец села Жеребец Александровского уезда Екатеринославской  губернии  (ныне  Украина). В 1902 году бежал из тюрьмы Златоуста, где сидел за кражу в церкви. В Ростове-на-Дону ранил городового. Украл ризы с икон в Ярославле, Рязани и Туле. Разыскивался за кражу из лавки в Таганроге, разбой в Кременчуге с хищением у хуторянина 200 рублей и ограбление еврея в Дубне. В Царицыне сбежал из полиции, при аресте в Самаре выбросился из окна гостиницы. Возможно, напал на братьев Гринберг в Нежине, где стрелял в солдата и городового из револьвера, изъятого на пароходе «Ниагара».

стоян молчал и обещал все рассказать в суде

Матерый преступник Стоян начал свой криминальный путь в 15 лет, попав в шайку воров из Ростова-на-Дону. Позже он бросил такой промысел — якобы не мог одновременно смотреть потерпевшему в глаза и лезть в его же карман. Родители пытались приобщить подростка к кузнечно-слесарному, шахтерскому или хотя бы к пастушьему делу, но честный труд его никогда не привлекал. Поскитавшись по России, Варфоломей приехал в Казань почти за год до кражи иконы. В последнее время он жил по фальшивому паспорту Федора Чайкина и выдавал себя за виноторговца с юга России, отрастив для маскировки усы и бороду. Одновременно у него было до четырех паспортов, включая австрийский, с которым святотатец мечтал когда-нибудь обокрасть собор Святого Петра на «гастролях» в Ватикане.

Со слов окружающих, Кучерова и Стоян жили роскошно: одевались богато и ярко, имели украшения с бриллиантами, собак, канареек и даже говорящего попугая. Сожители любили апельсины, чай пили только высших сортов и из серебряного самовара, катались на лодке по Казанке. В праздники они пели украинские песни и важно гуляли под руку в парке «Русская Швейцария» (ныне парк им. Горького). Стоян был неравнодушен к новинкам научно-технического прогресса и с удовольствием снимался у казанского фотографа Фельзера: в костюме кавказского горца, с одетой в наряд барышней Кучеровой в модной шляпе…

На вопросы полиции усмехающийся Варфоломей отвечал с украинским акцентом: «Лет мне 13, живу под открытым небом, какой хотите веры я… все равно все умрем, все сгнием», — пояснив, что «сердце у него жестокое» и все остальное скажет на суде. Представительницы слабого пола — Шиллинг, Кучерова и ее девятилетняя дочь Евгения — напротив, запираться не стали. Несмотря на то, что Стоян воспитывал девочку как родную дочь, нанял для ее обучения французскому языку гимназистку и купил за 7 рублей детский велосипед, Женя предоставила следствию полную картину злодеяния. С ее слов, накануне Петрова дня Стоян ушел из дома ночью с приехавшим в гости «шулером картежной игры и ловким карманным вором» Ананием Комовым, при этом «каждый из них взял с собой по шпалеру» (револьверу). Проснувшись на рассвете от шума, девочка увидела в доме Стояна, коловшего большим ножом икону Спасителя, а Комов топором рубил икону Богоматери. Осколки досок были положены в печь, после чего бабушка Шиллинг разожгла огонь и заплакала со словами: «Детка, мы пропали!» На наивные вопросы ребенка Стоян заявлял, что не чтит ни Бога, ни царя и он сам себе царь. Святотатец не признавал не только Христа, татарам он говорил: «Ваш Магомет вас заколдовал». В результате варварства этого безбожника святыня, найденная 325 лет назад после большого казанского пожара девочкой Матроной рядом с обгоревшей печью, символично ушла в огонь другой топки на глазах ее сверстницы. Как и в знаменитом романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», зловещий «огонь, с которого все началось и которым мы все заканчиваем», поглотил святой лик дышащей жаром алой пастью, навеки оставив в сердцах верующих тлеющую надежду на то, что «рукописи не горят».

От Стояна Евгения слышала, что перед святотатством он и Комов ждали темноты в колокольне монастыря, куда были впущены сторожем Федором Захаровым за 100 рублей. За несколько дней до кражи Ананий купил ей фарфоровую куклу на Рыбнорядской улице (ныне Пушкина), где поздоровался с тем самым церковным караульщиком за руку. Евгения знала и ювелира Максимова, который часто приходил к Варфоломею, а после кражи принес к ним в дом плавильную лампу. На глазах застывшего от ужаса ребенка злодеи резали похищенные ризы ножницами, а ее мать отрывала жемчуг. Евгения оставила на память камешек с иконы Казанской Богоматери и подарила подруге, а от Кучеровой получила ленточку с того же образа. В подтверждение слов девочки, камень и лента были изъяты полицией, а в разбитой голове куклы найдена часть бриллиантов.

Помимо воровской квартиры, была осмотрена вся прилегающая к дому территория, в этом грандиозном мероприятии были задействованы около 1000 человек. В близлежащем овраге одна из послушниц нашла обломки оклада икон, ножницы и другие инструменты для работы с металлом, что также подтверждало слова Евгении об уничтожении святынь. Появилась даже идея выкупить и уничтожить дом, где были сожжены иконы, чтобы воздвигнуть на его месте часовню, но позже от нее отказались в надежде на чудесное возвращение образов.

Впечатлительные горожане сообщали, что во сне видели Чудотворную в диване каюты Стояна, в могилах окрестных кладбищ… Каждая из версий тщательно проверялась, но результатов не дала. Толпы верующих так изрыли Казань в те дни, что домовладельцы вынуждены были обратиться к властям ввиду порчи территории дворов, тротуаров и даже фундаментов.

Задержанный сторож монастыря Федор Захаров начисто отрицал причастность к краже и даже знакомство со злоумышленниками. Часть драгоценных камней изъяли в доме Максимова, а также у других казанских ювелиров и покупателей, на которых он указал. Золотых дел мастер подтвердил слова девочки Евгении о том, что Стоян расколол иконы на части, а старуха Шиллинг, плача, сжигала их в печи. Об этом Максимову поведал сам Варфоломей, когда передавал ему краденые украшения.

Оставалась призрачная надежда на задержание Анания Комова, но того уже и след простыл. На всякий случай сыщики выехали за 1000 верст на родину беглеца, в село Долженково Обоянского уезда Курской губернии. На их удачу, 8 июля 1904 года, в день праздника чудотворной Казанской иконы Божией Матери, вор только вернулся домой и даже не успел спрятать улики. У пытавшегося сбежать Комова имелся револьвер, а также золотой медальон с жемчужинами, ранее висевший на чудотворной иконе. У его сестры изъяли переданные на хранение и зарытые в землю 540 рублей, только икон по-прежнему найти не удалось.

НА СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС ВПУСКАЛИ ПО ВХОДНЫХ БИЛЕТАМ, ЦЕНА ДОСТИГАЛА 25 РУБЛЕЙ

На  момент  направления  шеститомного дела в суд в казанском тюремном замке находились шестеро арестованных: Варфоломей Стоян, Ананий Комов, Елена Шиллинг, Прасковья Кучерова, Николай Максимов и Федор Захаров. Каждому суд назначил по защитнику, поскольку добровольно коллегия адвокатов отказалась обслуживать обвиняемых в столь кощунственном преступлении. Появившиеся в России после судебной реформы 1864 года присяжные заседатели должны были установить обстоятельства преступления и определить степень вины каждого.  Слушание  по  делу  началось  в  11 часов 25 ноября 1904 года, в состав суда вошли сам председатель Казанского окружного суда Сергей Дьяченко (бывший городской голова), члены суда С.А. Григорьев и М.А. Лазарев, протокол вел секретарь Т.В. Дагаев. Присяжных отбирали из 23 человек, трое из которых были отведены еще до начала разбирательства. В итоге коллегия была сформирована из 12 основных и двух запасных заседателей, старшиной избрали профессора Казанского императорского университета Н.П. Загоскина. Помимо него, в состав присяжных вошли титулярный советник М.И. Богоявленский, коллежский секретарь Н.А. Антонов, мещане В.Н. Слесарев и М.М. Верходуров, купцы С.Т. Салмин, Д.А. Горюнов, Румянцев, Е.С. Цыганов и В.И. Кокушкин, ординатор Ф.Я. Китаев и крестьянин Д.Т. Трифонов. Представителем обвинительной власти был назначен товарищ (заместитель) прокурора Казанской судебной палаты И.Ф. Покровский.

Конвой из 14 человек старался не столько исключить побег, сколько охранять подсудимых от разгневанных верующих. За спиной лидера банды, из соображений безопасности привезенного в суд накануне ночью, всегда находились два стражника с саблями наголо. Здание окружного суда было окружено нарядами пешей и конной полиции. Многочисленная публика, допускаемая в зал только по входным билетам, раскупленным за месяц до процесса, жаждала видеть святотатцев и заполонила Воскресенскую (ныне Кремлевскую) улицу. Некоторые из счастливых обладателей заветных пропусков уступали их жаждущим зрелищ за 25 и более рублей. Часть контрамарок была вручена бесплатно наиболее успешным студентам-юристам. Кто-то из зевак даже умудрился купить с рук поддельный билет и не был допущен в здание суда. Среди зрителей присутствовали московские, петербургские и местные репортеры, а также ученые-криминалисты. Заседания продолжались с 10 утра до полуночи с перерывами на чай и обед с 17:00 до 20:00. Все это время присяжные жили в помещении суда, а в особой комнате круглосуточно дежурил врач.

Первым в зал ввели Стояна — мужчину ростом в 171 сантиметр, с умными и наглыми глазами. Присутствующие в зале священники, учащаяся молодежь и особенно барышни рассматривали злодея в упор, публика на балконе вооружилась биноклями. В тюрьме Варфоломей несколько раз имитировал самоповешение из-за того, что толпы народа осаждали каземат с требованием выдать святотатца, чтобы истязаниями вырвать у него сведения о местонахождении похищенной иконы. После этого и последующих реплик Стояна о том, что «нужна только темная ночь, чтобы бежать на свободу», в изоляторе его круглосуточно содержали в ручных и ножных кандалах. Старожилы полиции помнили, что однажды Варфоломей умудрился бежать прямо с допроса. Заметив, что следователь отвлекся, Стоян снял с вешалки и надел на себя его фуражку и шинель. Дежурный принял невозмутимого солидного господина за сыщика, отдал честь и выпустил на свободу.

Впервые оказавшись на скамье подсудимых Казанского окружного суда, знаменитый вор немного смутился от большого количества зрителей, но потом освоился и даже потребовал выдать свежую сорочку из изъятой одежды. После удовлетворения просьбы степенно держащийся Варфоломей долго приглаживал прическу, рыжую окладистую бороду и усы. Чуть позже он уже развязно и презрительно вглядывался в публику, корчил гримасы экзальтированным дамам. Для самозащиты от возможного нападения толпы Стоян незаметно выкрутил из гнезда балясину деревянного ограждения для подсудимых. Дубина диаметром около 13 сантиметров могла бы послужить оружием, но наблюдательный прокурор вовремя обратил внимание суда на потенциальную опасность.

Соратники, выглядевшие труппой марионеток главаря, наоборот, имели бледный вид и смущались направленных на них взглядов. Наиболее жалко выглядел бывший сторож Федор Захаров. Этому дряхлому, сморщенному и сгорбленному старику с длинной седой бородой было уже под 70 лет. В зал суда он зашел с мутным взглядом и еле передвигая ноги.

Интересно, что в дореволюционном протоколе судебного заседания давалась не только стенограмма процесса, но и субъективное описание подсудимых: «Комовъ — очевидно, достойный сподвижникъ Стояна: такой же молодой, юркій, подвижной человѣкъ, съ плутовато-хитрымъ выраженіемъ глазъ и характернымъ длиннымъ тонкимъ носомъ загнутымъ кверху. Максимовъ  —  типичный  инородецъ  (природный чувашинъ), носящій на своемъ лицѣ рѣзко бросающійся въ глаза отпечатокъ тупости. Кучерова, сожительница Стояна, — красивая молодая женщина еврейскаго типа, видимо до сихъ поръ еще не утратившая жизнерадостнаго настроенія. Шиллингъ, мать Кучеровой, — некрасивая, отталкивающей наружности, старуха, типъ старой сводни…»

Профессор Казанского университета Владислав Залесский, живший неподалеку от здания суда (его дом стоял на месте КСК КФУ «УНИКС»), исследовав внешность каждого из подсудимых, лично провел их фотосъемку и антропометрический анализ по модной тогда системе Ломброзо. В своей статье «Банда профессиональных святотатцев», опубликованной в 1905 году в Италии, он пришел к выводу, что Стоян, Комов, Кучерова и ее мать Шиллинг «являются прирожденными преступниками, а вот у Максимова и Захарова таких признаков не наблюдается».

«как ни тяжело, как ни безотрадно, но надо признать, что иконы сожжены»

Всего в суд было вызвано до 70 свидетелей. Монахини сразу указали на Стояна и Максимова, неоднократно приходивших на монастырский двор как вместе, так и по одному. Они заигрывали с послушницами, восхищаясь их красотой, предлагали деньги, приговаривая: «Здрайствуйте, серафимочки!» В итоге нетрезвых кавалеров (один из них — в жокейском картузе) сторож Захаров выпроводил за пределы обители. Кроме того, были оглашены экспертные заключения о том, что церковный замок взломан щипцами Максимова, а текст телеграммы о вызове Анания Комова написан рукой казанского ювелира по просьбе не обученного грамоте Варфоломея. Сам Максимов подтвердил, что по заказу Стояна изготовил у Вольмана щипцы, которые позже пришлось переделывать. Кучерова  носила воровской инструмент на дом ювелиру, и он их ремонтировал, но уже в другой слесарной мастерской.

Все шестеро отрицали участие в краже, а Шиллинг плаксивым тоном разыграла роль ничего не понимающей старухи. Ее дочь называла сожителя ловким вором, но сама ни в чем не признавалась. Стоян сваливал все на Максимова, который якобы принес драгоценности с икон, а он их купил по незнанию. Комов рассказывал, что приехал в Казань только «на гастроли по карманной части».

В процессе выяснялись интересные детали. Оказывается, во время обыска у Максимова в его квартиру неожиданно пришли богато одетые Стоян и Кучерова. Заметив полицейских, визитеры сделали вид, что зашли за кольцами и, узнав от подыгравшего ювелира, что заказ якобы не готов, спокойно удалились. Они понимали, что Максимов долго не продержится, а потому спешно скрылись из Казани на пароходе.

Всем составом суда, с участием журналистов и подсудимого Захарова, был осуществлен выход на территорию монастыря, где уточнялись детали содеянного и способ взлома замка аналогичными клещами. По окончании судебного следствия прокурор И.Ф. Покровский отметил,: «Головорезы Пугачева, но и те не посягнули на великую православную святыню… как ни тяжело, как ни безотрадно, но надо признать, что иконы сожжены».

Последними выступали адвокаты, в своих ярких монологах ссылавшиеся даже на произведения Николая Гоголя «Мертвые души» и Максима Горького «На дне». При этом защитник Стояна Георгий Тельберг произнес впечатляющую речь о том, как «жизнь, суровая и беспощадная, играя ребенком, как футбольным мячом, превратила подкидыша-сироту в затравленного волка». Прочитав ее в газете, великий писатель Лев Толстой прислал оратору через свою казанскую возлюбленную Зинаиду Молоствову записку с благодарностью за «дух искренности и человечности, которого так мало бывает в адвокатских речах».

Наконец, после прений сторон с напутственным словом к присяжным обратился председательствующий на процессе Сергей Дьяченко. На тот момент ожидание публики достигло пика: она просто кипела негодованием. В своей заключительной речи судья отметил: «Народ, казанское население, так сказать, улица непрошено вторгается в дело правосудия, требуя отмщения, требуя превышающего всякие законные нормы наказания. Полиция, следователь, прокурор и даже я, при ведении настоящего процесса, не переставали получать анонимные письма с нелепыми сплетнями, слухами и даже требованиями усиленных, не указанных в законе, кар обвиняемых».

Вердиктом коллегии присяжных заседателей виновными в краже икон и денег из монастыря были признаны Стоян и Комов, но последний, имевший пятилетнего сына, по мнению коллегии, был достоин снисхождения. Прасковью Кучерову и Елену Шиллинг «судьи факта» посчитали причастными лишь к недонесению о преступлении, при этом женщины также заслуживали снисхождения. Имевший четверых малолетних детей ювелир Николай Максимов был признан виновным в сбыте краденых драгоценностей.

Из приговора суда: «Вследствие обвинительного решения присяжных заседателей, крестьяне: В. А. Стоян, 28 лет, и А.Т. Комов, 30 лет, приговорены к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы: Стоян на 12 лет, а Комов на 10 лет. Н.С. Максимов, отставной младший унтер-офицер, приговорен к лишению всех особых, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и воинского звания и отдан в исправительные арестантские отделения на 2 года и 8 месяцев. Мещанки П.К. Кучерова, 25 лет, и Е.И. Шиллинг, 49 лет, приговорены к заключению в тюрьму на 5 месяцев и 10 дней каждая. Мещанин Ф. Захаров оправдан».

православный мир не хотел верить, что реликвия утеряна

Выслушав решение, подсудимые поклонились составу суда, а ожидавшая большего публика молча вышла из зала в подавленном состоянии. До самого 1917 года разными общественными деятелями предпринимались отчаянные попытки найти святыню. Православному миру не хотелось верить в то, что она утеряна безвозвратно.

Кто только не занимался поисками похищенной иконы. Помимо официальных сыщиков, частное расследование вел знаменитый старец Григорий Распутин, бывавший в Казани и пришедший к однозначному выводу о безвозвратной утере святыни, о чем он и сообщил царю. Свои поиски вели любимая фрейлина императрицы Вырубова и одиозный иеромонах Илиодор. Он даже прибыл в Казань, где заявил, что чудотворная икона похищена старообрядцами, но скоро будет возвращена от этих кулугуров, и даже назвал «точную» дату ее появления в монастыре — 22 октября 1911 года.

Еще в 1909 году в Казань прибыли чиновник для особых поручений при Министерстве внутренних дел России А.А. Курлов и самый знаменитый сыщик империи А.Ф. Кошко. Высокопоставленная делегация, разместившаяся в гостинице «Франция» (ныне отель «Джузеппе» на улице Кремлевской), проверяла версию, что похищенная святыня, возможно, находится у вдовы известного старообрядческого благотворителя Шамова. В пользу такого развития событий говорил тот факт, что в склепе мецената, похороненного в 1908 году на Арском кладбище, был установлен черный гранитный крест с изображением Казанской иконы Божией Матери.

Община Старо-Поморского согласия была известна по всей России, одним из ее видных представителей являлся сам Михайло Ломоносов. Старообрядцы действительно занимались скупкой дониконовских икон, например, в период разорения Москвы Наполеоном в 1812 году. Но тогда речь шла о сохранении образов от пожара, а вот приобрести похищенную, да еще и по их заказу, всероссийскую святыню эти твердо верующие люди не могли ни при каких обстоятельствах. В итоге «старообрядческая версия» не подтвердилась и была отвергнута.

Многочисленные узники тюрем, отпетые аферисты и прожженные каторжники, пытавшиеся добиться для себя преференций или совершить побег, играя на чувствах верующих, также вводили следствие в заблуждение ложными познаниями о судьбе якобы спрятанной иконы. Иные элементарно не могли нарисовать образ виденной ими Богоматери, не говоря уже о том, что даже не ведали, что похищен был не один, а два святых лика.

* * *

Интересно сложились судьбы участников этого процесса. После освобождения, уже в советское время, ювелир Николай Максимов работал на одном из казанских заводов и постоянно уверял собеседников в том, что чудотворную икону он не сжигал. Оправданный сторож Федор Захаров умер в силу преклонного возраста. Ученик старшины присяжных Николая Загоскина — адвокат Георгий Тельберг, в свои 23 года защищавший Стояна, — в силу политических взглядов вынужденно уехал из Казани, стал министром юстиции в правительстве Колчака, а затем эмигрировал в США, где написал мемуары.

Из воспоминаний Г.Г. Тельберга: «…Вошел невысокий широкоплечий человек. Бледное красивое  лицо, шаг мягкий, кошачий, маленькие нервные руки. Глаза несколько мрачные, но не злые, взгляд быстрый и как бы обжигающий выдавали человека сильных страстей и свидетельствовали о смелости и решительности… по лицу его пробегала иногда молниеносная судорога… Я видел, что передо мною существо, у которого воля не связана никакими моральными преградами… слегка горбоносое лицо, черные глаза с каким-то огненным взглядом все это давало такое впечатление физической силы и волевой энергии, что и судьи, и присяжные, и публика, и сами защитники как-то сходу уверовали, что это человек, у которого не дрогнет рука посягнуть на любую святыню. Такой именно взор очевидцы находили у Емельяна Пугачева… Эту вольную хищную птицу не удержат никакие тюремные стены».

Адвокат не ошибся в своем прогнозе. Самыми увлекательными были последующие приключения обладателя того самого «огненного взгляда» — Варфоломея Стояна, который, получив максимально возможное за святотатство наказание, не уставал повторять: «Сидеть столько лет! Зачем? Есть темные ночки и верные друзья!» Чтобы исключить побег с плохо охраняемой сибирской каторги, его и Комова отправили в тюрьму на юге России. Подельников этапировали в изолятор Мариуполя, откуда они умудрились сбежать, сделав подкоп. Ананий скрылся в неизвестном направлении, а вот Варфоломей вернулся в Казань, где ночью выкопал коробочку с бриллиантами, запрятанную им в 1904 году в одной из могил Арского кладбища. Освободившаяся из тюрьмы сразу после суда его сожительница Кучерова с удовольствием путешествовала с любимым по бескрайним просторам Российской империи. Оставшиеся бриллианты Стоян продал в Молдавии, Ростове-на-Дону и Санкт-Петербурге за 60 тыс. рублей, которые растратил, играя в карты.

Однако погулял на свободе Варфоломей совсем недолго. Уже в 1905 году он был схвачен при попытке налета на ювелирный магазин в Ярославле, смоделированного полицией. Оставшаяся на свободе Прасковья Кучерова навсегда осела в Харькове, где для вида содержала чайную. Получившая известность в криминальном мире за счет казанской кражи, она тесно общалась с ворами и занималась куплей-продажей их добычи. В феврале 1913 года во время обыска у Кучеровой изъяли две картины художников Феддерса и Сафонова, похищенные из острогожской галереи им. Крамского и имевшие большую ценность.

Дальнейшая судьба Елены Шиллинг неизвестна, а вот ее несостоявшийся зять Варфоломей Стоян в конце концов был приговорен к пожизненной каторге и помещен в Шлиссельбургскую крепость, где сидел изолированно от остальных в одиночной камере.

Шлиссельбургская крепость («Русская Бастилия»), расположена на Ореховом острове в истоке Невы из Ладожского озера. Основана новгородцами в 1323 году, с начала XVIII века использовалась как политическая тюрьма. Первыми ее узниками стали сестра Петра I Мария Алексеевна и его первая жена Евдокия Лопухина. Там же содержался младенец-император Иоанн VI Антонович, убитый в 1764 году при попытке освобождения. С 1907 года  служила каторжным централом для политических заключенных и отъявленных уголовников. Некоторых приговоренных к смерти привозили сюда для казни, например А.И. Ульянова (брата Владимира Ленина), покушавшегося на Александра III.

Ввиду  особой  опасности Стояна на его тюремную дверь повесили два тяжелых замка.

Прогулки и помывка в бане этого одинокого арестанта проходили под усиленной охраной, данные процедуры ему полагались в последнюю очередь. Окруженный нежилыми камерами Варфоломей был лишен человеческого общения. Стоян, ставший к тому времени легендой криминального мира, пользовался уважением не только у уголовников, но даже у политических. Поговаривали, что перед последним арестом он принимал участие в революционных экспроприациях в качестве опытного налетчика, а с годами вообще внешне стал походить на самого лидера большевиков Владимира Ленина.

За все время нахождения святотатца в Шлиссельбурге его постоянно донимали посетители. Все они интересовались судьбой похищенной иконы Казанской Божией Матери, но каждый делал это по-своему. Кто-то, в частности помощник Казанского губернского жандармского управления подполковник Михаил Прогнаевский, желал докопаться до правды. А некоторые, например известная в околоцерковных кругах ханжа Елена Воронова, уговаривали узника подыграть, чтобы к празднованию 300-летия Императорского Дома Романовых выдать подходящую копию за подлинник и торжественно объявить народу о чудесном спасении святого лика. Столь вероломные попытки вопреки правде угодить царю и обмануть Бога потерпели сокрушительное поражение.

Матерый каторжанин, не веривший ни во что, раскрылся лишь жандарму Прогнаевскому, который отнесся к Стояну по-человечески и проявил живой, бескорыстный интерес в поиске истины. Подполковник полностью изучил само дело и все последующие попытки найти икону. С одобрения МВД России он стал ответственным за розыск святыни, а все соответствующие заявления из Казани и других городов теперь поступали только к нему.

Отпиравшийся на суде от самого факта кражи Стоян пообещал явившемуся в Шлиссельбург жандармскому офицеру раскрыть истинную картину преступления. В обмен на столь ценную информацию Варфоломей просил отыскать и привезти изобличившую его в суде Евгению Кучерову, мать и бабушку которой он видеть не пожелал. Столь необычное прошение было удовлетворено, но во время свидания с арестантом в шкафу со специально просверленным отверстием разговор подслушивал дежурный вахмистр. Стоян с трудом узнал повзрослевшую девушку, которая, увидев на нем кандалы, заплакала и впервые назвала его папочкой. Растроганный узник как мог успокаивал Женю и говорил, что «страшно рад встрече и видеть ее для него радостнее Пасхи».

СТОЯН: «Я сжег икону прежде всего для того, ЧТОБЫ УБЕДИТЬСЯ — СО МНОЙ НИЧЕГО НЕ СЛУЧИТСЯ»

Добившись исполнения последнего желания, Варфоломей охотно рассказал Прогнаевскому, как в ту ужасную ночь достал из киотов обе иконы. Образ Богоматери он спрятал на животе под поясом и прикрыл пиджаком, а лик Спасителя вручил стоявшему «на шухере» Комову. К квартире Шиллинг подельники добирались поодиночке, чтобы не привлекать подозрений. В жилище богохульник Стоян со словами «а сейчас мы снимем с них юбки» ободрал иконы от тканей и драгоценностей, а затем расколол доски и бросил в печь. На вопрос жандарма, потрясенного кощунственной выходкой, святотатец жутко захохотал и, глядя в глаза, ответил: «Хотел доказать, что люди поклоняются просто дереву. Я сжег икону прежде всего для того, чтобы лично убедиться, что она не чудотворная и что со мной ничего не случится, когда я ее буду сжигать. Видите, как я сумел доказать небытие Божие!»

Из воспоминаний заключенного В.А. Симоновича: «Чайкина (Стояна) не били, не калечили, не ругали, но из него каждый день методически высасывали кровь — капля за каплей. Он гас медленно, но верно — угасал и таял, как восковая свеча. Он не кричал, не стонал, не просил и не ждал пощады. Он знал, что это ему — за икону Казанской Божией Матери и живым из этой крепости ему уже не выйти. Раньше через форточку Чайкин со мной всегда вежливо и веселым тоном здоровался, стараясь уловить из случайных разговоров что-нибудь новое. В 1914 году Чайкин окончательно заболел. Нервная система настолько разрушилась, что он стал требовать перевода в больницу и начал ругаться с надзирателями. Начальник, однако, запретил брать его в больницу, а посадил больного на месяц в башенный карцер. Там он лежал с повышенной температурой, не поднимаясь с нар, не ел, не пил, и оттуда его, почти без чувств, вынесли на носилках в больницу».

Одинокий Стоян умирал в островной тюрьме от туберкулеза, долго и в страшных мучениях. Только за несколько дней до смерти в конце 1916 года благодаря протестам поддержавших его арестантов Варфоломея поместили в больницу, но ему это уже не помогло.

К великому сожалению, предсмертное признание проклятого богохульника было правдиво. Стоян действительно не верил ни в Бога, ни в черта.

Еще до совершения знаменитой кражи Варфоломей, опасаясь задержания, скинул другую ворованную икону в уличный туалет. Позже ассенизатор нашел в выгребной яме похищенное, завязанное в узелок. Это было еще одним подтверждением того, что Стоян больше всего на свете ценил себя и личную свободу, а иконы были интересны лишь дорогим убранством и он бы без сомнения выдал самую дорогую из них в обмен на волю. В результате безудержной погони за материальной выгодой появившийся, как и все, на свет для счастья Варфоломей прожил короткую жизнь безбожника и в 40 лет ушел в вечную ночь, наотрез отказавшись от исповеди и покаяния. Чуть позже, в 1918 году, в революционном Петрограде большевики расстреляют и прикоснувшегося к тайне Стояна бывшего жандармского подполковника Прогнаевского…