«Психически неустойчивые люди, да кто угодно, могут получить оружие. Никто их не знает!»

Ильхам Садыков: «Как там у них организована охота, сколько зверей — я не берусь судить. У них свои отношения с госкомитетом РТ, они не участвуют в нашей деятельности, наши документы по организации охоты не действуют на них» Фото: Андрей Титов

«Другой организации с названием «Татохотрыболовобщество» не должно быть»

— Ильхам Мухаметович, охотники Закамья недавно написали письмо президенту РТ с жалобой на якобы фальсификацию количества лосей Тукаевской районной организацией «Татохотрыболовобщества». Дескать, завышают их численность, чтобы получить больше денег за разрешения с охотников, а последние в итоге оказываются и без средств, и без добычи. Что вы думаете об этом?

— Тукаевское общество охотников и рыбаков вышло из состава нашей организации 25 лет назад. То, что у них в названии осталось «Татохотрыболовобщество», неправомерно, мы поднимем вопрос, чтобы они поменяли наименование. Как там у них организована охота, сколько зверей — я не берусь судить, потому что это не наше хозяйство. У них свои отношения с госкомитетом РТ по биоресурсам, наши документы по организации охоты не действуют на них. У них своя голова на плечах.

Что касается махинаций, то могу только предполагать… В Челнах много народу живет, соответственно, много желающих поохотиться. И я теоретически понимаю желание завысить численность лосей, чтобы денег заработать. Но полагаться на то, что ты сегодня выбьешь всего зверя, а на следующий год к тебе придут лоси из другого хозяйства, — это глупо, на мой взгляд. Надо заниматься охраной и воспроизводством у себя в хозяйстве, а не надеяться на более рачительных соседей. Вблизи больших городов у частников всегда есть соблазн заработать побольше. Когда они 20 с лишним лет назад  захотели выйти из состава нашего общества, мы им говорили, что в коллективе всегда живется лучше, но люди же хотят денег.

— Начальник отдела госкомитета РТ по биоресурсам по Тукаевскому району Павел Яцук видит признак фальсификации данных в том, что по бумагам в Татарстане лосей больше, чем кабанов, хотя последние намного более плодовиты…

— Я думаю, если кабанам из-за африканской чумы свиней официально объявлена война, которую ведут на всех уровнях, то их численность на бумаге не может увеличиваться. Если она растет, значит, с ними плохо воюют. Поэтому, какая бы численность ни являлась в реальности, на бумаге всегда будет уменьшаться.

А насчет лосей, поскольку с ними войны нет, надеемся, что их столько, сколько озвучивают. Могу сказать, что из-за бесконечных судов мы в наших охотхозяйствах пересчитали не только количество лосей, но и число волосиков у них на хвосте. Поэтому за своих лосей и кабанов отвечаем всем, чем хотите, у нас одни проверяющие уходят, тут же другие появляются.

«В Челнах много народу живет, соответственно, много желающих поохотиться. И я теоретически понимаю их желание завысить численность лося, чтобы денег заработать» Фото: pixabay.com

— Чтобы не было путаницы, давайте проясним: в целом какие субъекты у нас действуют в сфере охоты и чем они друг от друга отличаются?

— Во-первых, нужно сразу уяснить, что такое охотничье хозяйство и охотничье общество. Первое — это территория, площадь. Второе — люди, коллектив. Одно и то же тоже хозяйство может переходить из рук в руки, менять владельцев, это может быть и общественная организация, и ООО, и ИП, и КАМАЗ с «Татнефтью».

Из всех существующих в РТ организаций только мы, «Татохотрыболовобщество», являемся старейшей, преемником Казанского общества охоты, созданного 18 марта 1868 года. Мы вторые по срокам существования организации в России после Московского общества. Вся наша деятельность ведется по образцу и подобию Казанского общества охоты: даже если мы возьмем устав, он практически не изменился, все те же пункты у нас записаны, например «ведение правильной охоты в дозволенное законом время», «охранение дичи оседлой, особенно местной», «распространение в народе знаний о правильной охоте и полезных и вредных животных», «истребление хищных зверей и птиц», «улучшение способов охоты, пород охотничьих собак, упражнение в стрельбе» и так далее.

Мы за 150 лет нашей деятельности с государства ни рубля, ни копейки не брали, существуем за счет членских взносов. Наша деятельность полностью самостоятельна. У нас порядка 100 человек работников на сегодняшний момент, в основном это штатные егеря в 26 охотничьих хозяйствах, и в офисе еще сидят 13 человек вместе с уборщицей. Все мы живем за счет членских взносов, денег за отработку.

— Что значит отработка?

— Есть такое понятие «трудоучастие каждого члена общества». Он должен три дня отработать в охотничьем хозяйстве: заниматься охраной, или какие-то сооружения строить, или корма заготавливать, например сено. Если у человека физически нет такой возможности, он может компенсировать финансово — 1 тысяча рублей за три дня. На эти деньги мы или нанимаем кого-то, или оплачиваем труд тех, кто может себе позволить поехать на хозяйство, бензин им заправляем, например.

Так вот, возвращаясь к истории нашего общества. В сегодняшнем варианте мы были организованы постановлением Совета народных комиссаров ТАССР от 21 декабря 1945 года, сразу после войны. То есть государство, несмотря на послевоенную разруху, понимало значение охотничьего хозяйства. Между прочим, в 1945-м страна получала валюту не за счет нефти и газа, а за счет пушнины. Она шла на первом месте, а ее добычей занимались общественные организации охотников, которые создавали наши деды, и в том числе на эти средства поднимали государство.

«Появились мелкие предприниматели, которые благодаря своим сегодняшними отношениям с каким-то чиновником хотят приобрести охотничьи угодья, но у бизнесменов зачастую нет ни сил, ни желания содержать их в надлежащем виде» Фото: pixabay.com

«Я знаю, что одно наше хозяйство заказали бизнесмены из Москвы»

— То есть до 90-х в ТАССР была только одна охотничья организация?

— Нет, три: с 1945 года охотничьим хозяйством занималось наше общество, военно-охотничье и «Динамо» — это милиционеры. Государство дало всем обществам охотников хозяйства в бессрочное пользование, так называемые долгосрочные лицензии. У нас были почти все свободные территории, за исключением заказников и заповедников, где охота или полностью запрещена, или ограничена.

А потом наступили лихие 90-е, началась коммерция, все захотели стать собственниками чего-то. Те, кто арендовал наши угодья, постарались быть самостоятельными. В какой-то мере подобное, может, и оправдано было для богатых организаций типа КАМАЗА или «Нижнекамскнефтехима». Это большие организации, у которых есть средства на охрану и защиту. В то же время появились мелкие предприниматели, которые благодаря своим сегодняшним отношениям с каким-то чиновником хотят приобрести охотничьи угодья, но у бизнесменов зачастую нет ни сил, ни желания содержать их в надлежащем виде.

— Какое отношение ко всем вышеперечисленным организациям имеет госкомитет по биоресурсам?

— Это специальный контролирующий орган в сфере охотничьего хозяйства. Он регламентирует, дает распоряжения, проверяет, устраивает аукционы. В 2010 году вышел федеральный закон, согласно которому те, у кого была долгосрочная лицензия, должны были перейти на охотхозяйственное соглашение. Мы одни из первых заключили его с госкомитетом РТ, заплатив 16 миллионов 355 тысяч госпошлины, что для общественной организации огромная сумма. Если сегодня у тебя нет лицензиии, то можно участвовать в аукционе, который организовывает госкомитет. Кто выигрывает, тот и становится на определенный срок — до 49 лет — хозяином охотхозяйства. Участвовать может любое юрлицо.

Раньше у нас было 71 охотхозяйство, но в результате всех изменений в законодательстве, политического и экономического строя страны, а также многолетних судов их осталось 26. Все остальные под разными предлогами у нас отобрали, и мы судимся по этому поводу с госкомитетом уже почти 15 лет беспрерывно. У него позиция такая, что он хочет ликвидировать у нас в республике общественные организации, сделав все частным. Мы же считаем, что общественная организация, которая просуществовала столько лет и благодаря которой многое сделано, должна жить дальше, что в России, в том числе в Татарстане, в сфере охоты должен преобладать коллективный разум или хотя бы показатель 50 на 50, а не так, что будут одни частные хозяйства.

— Как можно отобрать охотхозяйство, каков механизм?

— Госкомитет проверяет любое юрлицо раз в три года. Приходят к вам инспекторы и говорят: «У вас популяция лисы увеличилась (главный переносчик вируса бешенства — прим. ред.)». Они являются в суд: «Вот эти плохо работают, с лисами не борются». Мы доказываем, что данные животные приходят из соседних хозяйств. Мы добыли, допустим, 150 штук, а 20 пришли со стороны. Судья говорит: «Докажите перемещение лисы». А как это сделать? Поймать предварительно в другом хозяйстве и колокольчик повесить? И сфотографировать потом на своей территории? А судьи в основной массе женщины или мужчины, не разбирающиеся в охоте. Они видят представителя государственного органа, который говорит: «Друзья, я защищаю интересы государства. Вот эти люди их не соблюдают». Судья и соглашается: да, давай-ка мы у них отберем…

Например, я знаю, что одно наше хозяйство заказали бизнесмены из Москвы, появился клиент. Мне известно, что они объявят аукцион. Какие шансы у тебя выиграть его? Для тех, кто покупает, 10 миллионов рублей — это не деньги. После того как у нас отобрали несколько охотничьих хозяйств, мы участвовали в аукционе, чтобы их вернуть, поднимали цену, но у многоуважаемых людей все равно денег больше. И потом, какой смысл тебе вкладывать 10 миллионов, ведь их потом нужно как-то возвращать.

У нас проблемы начались именно в 90-х годах. До этого была государственная структура — охотнадзор, одна организация, которая в данной сфере все вопросы и решала. Существовала еще Главохота в Москве, которая издавала распоряжения, работала вместе с научными институтами, охотнадзор ей подчинялся. Не было никаких разночтений — звонили в одну организацию и все проблемы регулировали. Сейчас же вопросы в охотничьей сфере регламентируют примерно 15 разных организаций по России: и госкомитет по биоресурсам, и Росприроднадзор, и минэкологии, и ветеринары, и кого только там нет. Охотничья общественность уже 20 лет говорит: «Давайте вернемся к схеме, которая существовала в СССР!» Зачем было ломать то, что работает? Надо восстановить Главохоту. При союзе не только охотникам хватало зверя, но и промышленно добывали, магазин даже был в центре Казани, там продавалось мясо дичи, и за границу поставляли. Централизованно государство этим делом занималось.

«Мы одни из первых заключили охотхояйственное соглашение с госкомитетом РТ, заплатив 16 миллионов 355 тысяч госпошлины, что для общественной организации огромная сумма» Фото: Андрей Титов

«На сегодняшний момент люди, дважды отсидевшие по тяжелым статьям, получают билет на охоту через интернет»

— Что вообще нужно, чтобы стать охотником? Как вы оцениваете качество законодательства в данном вопросе?

— До 2010 года по закону 99 процентов охотников приходили в одно из трех обществ, которые я называл выше. Процентов 10 охотились на общедоступных угодьях, в так называемом госрезервном фонде. Наш членский билет давал право на охоту и владение оружием. Любой, кто хотел иметь последнее, а это необязательно охотник, есть, например, такая категория, как коллекционеры оружия — им тоже надо было стать членами общества, чтобы иметь возможность заниматься своим хобби.

То есть приходит желающий вступить, целый год он кандидат, мы к нему присматриваемся, берем на охоту с коллективом, отмечаем, помогает ли по хозяйству, соблюдает ли законы и традиции. Курс молодого бойца, можно сказать. После этого два старших товарища, взрослых охотника, давали ему согласие, что он готов стать членом общества. И мы уже знали, что за человек, как себя поведет в любом состоянии, не дурак ли. Ведь если живешь в подъезде с каким-то буйным и он к тебе приходит и говорит: «Дорогой друг, подпиши мне, пожалуйста, разрешение на оружие», — ты же не будешь этого делать! Зная, кто он, не станешь подвергать опасности маленьких детей, жену, маму.

Таким образом, раньше все люди, которые хотели быть охотниками, состояли у нас на учете, и каждый про своего товарища все знал. За 150 лет нашей работы очень редко случались какие-либо эксцессы, потому что человек все время на виду. Ты же замечаешь, если твой друг становится наркоманом, например, или сходит с ума.

— Что было раньше — понятно, а теперь какие правила?

— Обратите внимание: сейчас каждую весну и осень кто-то кого-то стреляет. Знаете, почему это происходит? Потому что на сегодняшний момент (я лично знаю) люди, дважды отсидевшие по тяжелым статьям, выходят, пишут заявление на получение билета на сайте госкомитета, который, ни разу не видя человека, в течение недели должен его заявление удовлетворить. Теперь у него есть право на охоту. Потом он пишет заявление в РОВД, ему дается две недели на обучение, это так называемый охотминимум, стоит 8 тысяч. После человек уже получает такую зеленую бумажку, которая дает право на владение и покупку оружия. А ведь мы раньше всему этому обучали в течение года! Затем желающий покупает оружие, показывает участковому его, сейф, сигнализацию, все можно сделать в течение месяца. Я на что хочу обратить внимание: в этом процессе общественность не присутствует вообще, понимаете разницу?

В итоге те, кто в армии не служил, или психически неустойчивые люди, да кто угодно, могут получить оружие. Никто их не знает! Поэтому на сегодняшний момент я, являясь председателем общества охотников и рыболовов, езжу на охоту только со своими хорошими знакомыми, близкими людьми, потому что иначе пристрелят! Не со злости, а по незнанию, глупости, как это в основном и происходит. На природе же всякое бывает в мужском коллективе, могут и 100 граммов выпить, хотя законом запрещено. Потому нужно отлично себе представлять, с кем идешь на охоту.

«Где-нибудь в Сибири или на Дальнем Востоке охотничьи угодья никому не нужны, там мало людей. Основной сыр-бор вокруг Москвы и Петербурга» Фото: Андрей Титов

«ЕСЛИ ТЫ ПОШЕЛ НА ОХОТУ НА МЕДВЕДЯ И С ТОБОЙ ХОРОШО ОБУЧЕННАЯ СОБАКА, ТЫ УЖЕ НА 99 процентов УВЕРЕН, ЧТО ОН ТЕБЯ НЕ СОЖРЕТ»

— Чем были мотивированы изменения в законодательстве?

— Якобы для того, чтобы посчитать, сколько у нас в России охотников. Но это и так можно было сделать. Мое мнение следующее: подобным образом поступили специально, выбивая из-под общественных организаций финансовую основу. До 2010 года у нас состояли 25 тысяч членов, все они платили взносы, отработки, мы были финансово очень сильной организацией. А чем общество в денежном плане крепче, тем труднее с ним бороться.

Это же не Татарстан придумал, а Российская Федерация. Понимаете, где-нибудь в Сибири или на Дальнем Востоке охотничьи угодья никому не нужны, там мало людей. Основной сыр-бор вокруг Москвы и Петербурга. В 1990-е годы все хозяйства вокруг были у общества охотников и рыболовов, московским чиновникам же надо для себя любимых охотхозяйства организовать. А как ты будешь воевать с большой богатой организацией? Сложно. Лучше обанкротить, потом охотхозяйства по остаточной стоимости переоформить. И во многих регионах подобная схема сработала, в Марий Эл, например, вообще нет общества, оно развалилось, и в Самарской области нет. Я могу ошибаться, но мое мнение таково, что именно для этого изменили законодательство.

Потому у нас теперь не 25 тысяч, а 8,7 тысячи членов. Одно время цифра уменьшалась до 6 тысяч, но сейчас сильно ниже уже не опустимся, потому что люди поняли: мы единственная общественная организация, которая заинтересована и живет ради охотников. У нас другой деятельности нет. Мы занимаемся только охраной и воспроизводством объектов животного мира, разводим охотничьи виды собак, выставки, нагонки, натаски, соревнования по стрельбе. Это нам не приносит дохода, мы, наоборот, деньги вкладываем.

— Зачем вам нужно тратить на подобное средства?

— Потому что это в наших интересах. Если ты пошел на охоту на медведя и с тобой хорошо обученная собака, ты уже на 99 процентов уверен, что он тебя не сожрет. Так же и со стрелковым спортом: чтобы ты знал, что из своего ружья стреляешь и попадешь туда, куда тебе надо, а не будешь скакать от медведя по деревьям. И рыбалкой занимаемся, рыболовные соревнования проводим. Наши помещения мы купили за счет средств организации. Наше здание было в центре, но на 1000-летие города там создали парк и нам выделили дом на Фрунзе. Это наша собственность. Так же и в других городах.

— А охотничьи хозяйства?

— Их мы арендуем, так закон определяет. Охотничьи виды, которые там обитают, не наша собственность, а государства. Мы арендуем площади и организовываем охрану, воспроизводство видов и охоту на них.

«Если ты пошел на охоту на медведя и с тобой хорошо обученная собака, ты уже на 99 процентов уверен, что он тебя не сожрет» Фото: © Павел Лисицын, РИА «Новости»

«Частники всеми правдами и неправдами всегда будут размножать кабанов и кормить их целыми «камазами»

— Возвращаясь к кабанам и лосям, которые стали поводами для наших предыдущих материалов. В обоих случаях упоминалось несовершенство зимнего маршрутного учета, который не позволяет получить реальные сведения о количестве зверей.

— У этого метода много недостатков, но другого оптимального способа учета животных пока нет. В конце концов, его же разрабатывали ученые. Но потом чиновники добавили туда много такого, что к науке никакого отношения не имеет, ввели какие-то навигаторы, обложили бумажной волокитой. Каждый чиновник что-то из своей головы придумывает, и результат в итоге плачевный. Если ЗМУ и надо усовершенствовать, то вместе с общественностью, которая работает на земле, а не сидит в кабинетах.

Для примера: в 2019 году у нас в нескольких хозяйствах по зимнему маршрутному учету получалось избыточное количество лосей к отстрелу. В одном хозяйстве было 14 — это много. Если мы их 14 добудем, нам еще 2–3 года придется восстанавливать популяцию. Потому мы в 2019-м отказались в целом от 20 лосей. Хотя по учетным данным госкомитета их можем изъять, но мы же понимаем реальную ситуацию.

Ведь как производится ЗМУ? В один день ты протоптал маршрут, затираешь, чтобы не было старых следов, на следующий день идешь и считаешь новые, и тебе может попасться лось, с которым ты 3–4 раза пересекался — ну такой у него день выдался. А на следующее утро он стоит в 100 метрах от тропы и не переходит — животное не попадает в учет, хоть их там 100 штук будет. Но мы-то знаем реальную картину, наши егеря лосей видят почти каждый день. Если ты постоянно в лесу, то знаешь, сколько у тебя там живности.

Вообще, лоси и кабаны имеют малое значение для нашего бюджета. 90 процентов формируется за счет взносов и путевок на массовые виды: уток, зайцев, а лицензий на лосей и кабанов всего 250–300, это в нашем бюджете 5 процентов. Подобные лицензии для нас — поощрение, мы их выдаем на коллективы охотников. У нас 56 таких, мы каждому вручаем одну лицензию на лосей, одну-две — на кабанов, одну-две — на косуль. И люди своим коллективом едут на охоту.

— Насколько обоснованы слова депутата Госдумы Айрата Хайруллина о том, что в республике не контролируется количество кабанов, из-за чего сельское хозяйство терпит убытки?

— Тут мы подходим к принципиальному моменту. На этом примере хорошо видна разница в том, кому принадлежит охотхозяйство: частнику или нашему обществу. Первый имеет только одну территорию. Если даже он продаст 5–10 штук путевок на зайца, дороже 5 тысяч их у него никто не купит, потому что есть общедоступные угодья, где стоимость путевки — 650 рублей, имеются наши угодья. Поэтому частник на зайцах и утках денег не сделает. Следовательно, он заинтересован в копытных, а из копытных лосей быстро не размножишь, потому единственный способ быстро и дешево развести зверя — это кабаны. Данное животное в году два раза может принести приплод, который составляет по 10–12 штук. Следовательно, у частников нет другого выхода, кроме как разводить кабанов. Это бюджет, финансы, потому частники всеми правдами и неправдами всегда будут размножать кабанов и кормить их целыми «КАМАЗами».

Что, помимо посевов депутата Хайруллина, угрожает всей свиноводческой отрасли из-за африканской чумы свиней. Если у нас появится АЧС, то свиньи не будет. Это экономически небезопасно. И только общество охотников и рыбаков заинтересовано в том, чтобы у нас не возникло африканской чумы.

— Почему?

— Потому что наше общество живет не за счет охоты на кабанов. Даже если в республике вообще не будет данных животных, мы не прекратим свое существование. Мы живем за счет охоты на массовые виды, и мы принципиальные сторонники разносторонней охоты, как это записано у нас в уставе. Тем более у кабанов процента дикости осталось, наверное, 10 процентов, столько раз они уже перемешались с одомашненными свиньями. Они как домашние свиньи. И сама охота на них, в моем понимании, вообще не интересная.

Потому для нас она не панацея. Не будет кабанов — ладно, мы станем охотиться на зайца, утку. Частник же на этом денег не заработает.

— А вы почему сделаете?

— Потому что у нас 9 тысяч членов, а у частника — 30–40, от силы 50. Он им продаст путевки, например, по 1 тысяче. Получается 50 тысяч рублей. Этого даже на зарплату егерю не хватит. Потому у частника всегда будет много кабанов, и он их всеми способами станет прятать. Мы же за счет своей массовости и живем. 

Поэтому те бизнесмены, которые говорят что-то в адрес общества охотников и рыбаков, пусть хорошенько посмотрят. Вот, допустим, Алькеевский район. Да, там есть наши хозяйства, но половина муниципалитета — это охотхозяйство «Северное». По рассказам людей, которые там были, кабанов как раз кормят «КАМАЗами», завозят зерно, а потом устраивают охоту для своих гостей. Так зачем частнику 5–10 городских охотников на утку или зайца, когда он может пригласить своих финансово обеспеченных друзей и организовать им охоту? Поэтому кабанов там и кормят как в свинокомплексах. И естественно, они оттуда разбегаются: какому кабану не захочется покушать свеженькой зелененькой травки, когда у тебя целое поле здесь рядом растет, правильно?

«Задача охотничьей собаки не кусать, она не должна этого делать. Представьте, что на природе пес выбегает на медведя и начинает его кусать. Последнему достаточно одной лапой махнуть — и собака убита, охотник остался один на один со злым медведем» Фото: Андрей Титов

«Когда у нас было 71 хозяйство, а это 80 процентов территории Татарстана, в Кремле нас контролировали 15 госслужащих»

— Вы упомянули, что проводите работу по натаскиванию собак. Многие наши читатели пришли в негодование от видео, где псы терзают привязанного зверя. Это нормальная практика, насколько подобное необходимо?

— Я понимаю, о чем вы говорите. Мы собирали здесь по данному поводу экспертный совет. Эти двое не члены общества, а молодые отморозки, которые купили дюрка (гибрид домашней свиньи и кабана), взяли двух лаек, поехали весной за город и натравили на маленького поросенка собак. Они его разорвали, потому что не обучены, потому что, во-первых, натаскивают собак бесконтактно, а во-вторых, кабан должен быть минимум 100 килограммов.

— Это где-то записано?

— Да, везде, и у нас в положении тоже. Медведь должен быть минимум трехгодовалый. Задача охотничьей собаки не кусать, она не должна этого делать. Представьте, что на природе пес выбегает на медведя и начинает его кусать. Последнему достаточно одной лапой махнуть — и собака убита, охотник остался один на один со злым медведем. Человек, считайте, погиб. Натаска и нагонка потому происходят на крупного половозрелого зверя и бесконтактно. Задача охотничьей собаки — остановить его и кружить вокруг него, не дотрагиваясь. Охотник должен подойти и либо добыть зверя, либо отозвать собаку. Потому вот эти, материться не буду, которые занимаются ерундой и разорвали дюрка, не охотники. Видно, что их никто не учил, никто им не подсказал, отец у них, наверное, не охотник. Может, он вообще компьютерщик, что тогда способен объяснить? Вот потому и нужны общества охотников, где им привьют все знания и правильное отношение к природе.

— Но такие люди получают разрешения…

— Я же вам объяснил, как это происходит. Вот приезжает ко мне человек, говорит: «Купил у тебя путевку, что я могу сделать?» Я ему отвечаю: «Если ты взял у меня документ, в котором написана фраза „охота на утку на территории такого-то охотхозяйства“, то не можешь охотиться в иных местах или стрелять в других зверей». Если такое случается, виноват охотник, а не организация. И чем дальше будут отходить от опыта общественных организаций по пути госбилетов, тем страшнее станет в охотничьих хозяйствах, потому что современные охотники не обучены или мало обучены обращению с оружием. И не только в охотничьих хозяйствах, но и в городах будет страшнее.

Ведь раньше как было: в сельской местности охотник — это защитник. От волков, бешеных лисиц, невменяемых людей. Был благородный образ. Теперь же на смену этим охотникам приходят необученные, неграмотные люди. Где-то чего-то нахватались, корову от лося не отличат. А мы же всю жизнь их обучали.

Поэтому еще раз говорю: не нужно придумывать какие-то новые государственные структуры. В свое время, когда у нас было 71 хозяйство, а это 80 процентов территории Татарстана, в Кремле сидели и нас контролировали 15 госслужащих. Это не только в советское время, но и даже лет 15 назад. Сейчас же в госкомитете РТ работают 300 человек, которые получают немаленькие зарплаты. Откуда? С наших налогов. А 15–20 лет назад все вопросы закрывала наша организация: и зарплаты егерям платили, и налоги (экономя государственные средства), и людей обучали, и объясняли, что браконьерить нельзя, потому что тебе на следующий год не на что будет охотиться. Это же лучше, чем теперь 300 человек гоняются за браконьерами с квадрокоптерами или чем-то еще.

«ЧАСТНАЯ РАЗДАЧА ПО НУЖНЫМ ЛЮДЯМ СО ВРЕМЕНЕМ ПРИВЕДЕТ К ТОМУ, ЧТО У НАС ВИДОВОЕ РАЗНООБРАЗИЕ БУДЕТ СОКРАЩАТЬСЯ»

— Что такое браконьерство?

— Допустим, тебе выписали разрешение на добычу зайца, в сезон разрешается поймать три штуки на человека. Если убил больше, это браконьерство. Добыл вне сезона — тоже. Или вместо зайца стрельнул кабана. А если вообще нет разрешительных документов, то уж точно браконьерство, которое карается уголовной статьей до 5 лет, если речь идет о копытных.

Но вы должны понимать, что в большинстве своем браконьеры — это не простые граждане, не колхозники, которым куска мяса не хватает. Браконьерят те, у кого есть средства на хороший снегоход, бинокль, прицел, приборы ночного видения, квадроциклы, у кого имеются должности, кто не боится. В большинстве случаев так.

Переход к частным охотхозяйствам только усугубляет браконьерство. Приведу такой пример. В Латвии добывают 15 тысяч лосей в год, а в России — 30 тысяч, тогда как в одной РСФСР раньше добывали 200 тысяч. Я считаю, что эти 200 тысяч как добывались, так и продолжают, потому что частник на свою территорию лишних людей не пускает. Зачем ему охотник с 5 тысячами рублей, когда у него там друзья влиятельные, которые приедут, дадут полмиллиона, грубо говоря. Они сегодня стрельнули лося, завтра могут. Кто частника проверит, главу района или большого чиновника? Кто к ним придет с проверкой?

Потому эта частная раздача по нужным людям со временем приведет к тому, что у нас видовое разнообразие будет сокращаться.

— Госкомитет понимает, что происходит в других охотхозяйствах?

— Мало. По крайней мере, не все чиновники. Некоторые из них почему-то зациклились на одной идее: все хозяйства в Татарстане должны быть частными. В данный момент у нас только 29 декабря 2018 года прошла плановая проверка всех наших хозяйств полностью. Целый месяц длилась. По ее итогам написали: во всех охотничьих хозяйствах «Татохотрыболовобщества» все соблюдается, все подписи есть.

Проходит буквально две-три недели, 2019 год наступает, и чиновники подают на расторжение договоров по пяти хозяйствам по результатам ЗМУ, якобы мы их не сдали. Но мы это сделали, охотоведы приняли, подписали. А все дело в том, что на хозяйства поступил заказ, появились клиенты, потому наши документы отвергли на смехотворных основаниях. Например, в одном хозяйстве вместо «ли» (лиса) или «ло» (лось) написали просто «л».

«Единственный способ быстро и дешево развести зверя — это кабаны. Данное животное в году два раза может принести приплод, который составляет по 10–12 штук. Следовательно, у частников нет другого выхода, кроме как разводить кабанов» Фото: pixabay.com

«100 лет назад на территории Татарстана ни лосей, ни кабанов не было»

— Как вы объясните смысл охоты в современном мире? Есть ли у этого занятия объективная польза, кроме личного удовольствия?

— Во-первых, охотник — практически готовый защитник Родины. Он хорошо ориентируется на любой местности, может выжить в трудной ситуации, владеет оружием. Если вы помните, в 1941 году 22 сибирские дивизии, состоявшие в большинстве своем из охотников, прибыли из Сибири и обратили немцев в бегство около Москвы.

Во-вторых, хочу напомнить, что 100 лет назад на территории Татарстана ни лосей, ни кабанов не было. До образования общества этими землями владели всякие помещики, которые выбили данные участки, потому что это была их частная собственность. И первого лося добыли только через 19 лет после организации общества правильной охоты, благодаря усилиям простых рядовых охотников. Нужно было внести в сознание людей, что надо охранять животных, воспроизводить. Только мы заинтересованы в том, чтобы в наших хозяйствах водилась дичь. Лосей, например, мы добываем только 5 процентов от общей популяции. Если она снижается, мы их вообще не трогаем и не охотимся на самок: застрелив одну, ты убиваешь три-четыре лося, потому что она в год минимум двух телят приносит, а может, и три. Кабанов разрешается 80 процентов, потому что у нас африканская чума свиней. Данный вопрос координирует госкомитет. Но еще раз отмечу: до этого все ограничения придумали сами охотники. 150 или 75 лет назад никакого госкомитета еще не было.

— На какие виды у нас введено ограничение на добычу?

— На три года на сурка, зайца-беляка, глухаря. Но нужно понимать, что проблема не только тогда, когда зверя становится мало, но и в то время, когда его много. Возьмем того же кабана, которого завезли в 1965 году из Нижегородской области. До этого его в Татарстане не было — выбили, только озеро Кабан оставалось. Бобра канадского также завозили в свое время, а сейчас он до такой степени расплодился, что главы районных администраций пишут письма и в госкомитет, и нам, просят отстрелять. Слишком много любого вида — это плохо, его нужно удерживать в рамках, чтобы не увеличивалось и не уменьшалось.

Что касается меня, я сам по образованию биолог и люблю природу. Мне кажется, проблема восприятия охотников в том, что люди видят только конечный результат — выстрел. Но основная цель охотника — сохранение и воспроизводство видов. Смысл охотиться, если у тебя дичи нет? Мы в основной массе охотимся для регулирования популяции, сохранения ее в едином стандарте.

Я сам, например, никогда в жизни не ходил на кабана, лося или медведя и не буду, хотя являюсь руководителем организации и у меня возможности есть, но меня биологи учили охранять. Я хожу на зайца, гуся. Это интересная охота, по первому снегу на зайца. Например, там идешь по следу, а он хитрый, его еще надо распутать. Распутал, пешком прошел 5–10 километров, добыл одного зайца. Добыл — я обязательно молодых охотников учу: если вы стреляли, должны зверя употребить. Гуся поймать очень непросто, у него хорошее зрение, он высоко летает. Есть охотники, которые имеют стаж 30–40 лет и никогда в жизни ни одного гуся не добыли. Можно сотнями стрелять кабанов и лосей, а чтобы добыть гуся, надо целую процедуру провести: в поле яму выкопать, профили поставить, укрыться, манком поработать, чтобы гуси прилетели к тебе, сели. Это целый процесс.

«По закону разрешено перемещаться на снегоходах, но охота на них запрещена. Ты можешь приехать из точки А в Б, слезть, поохотиться, потом сесть обратно. Я с этим законом согласен на 100 процентов» Фото: Андрей Титов

«За добычу медведя дадут как за угон «Боинга», Причем за последний еще могут скостить»

— Современная экипировка, снегоходы не создают ли слишком большое преимущество перед зверем?

— По закону разрешено перемещаться на снегоходах, но охота на них запрещена. Ты можешь приехать из точки А в Б, слезть, поохотиться, потом сесть обратно. Я с этим законом согласен на 100 процентов. Не случайно в последнее время очень популярна охота с луком: человек идет не ради того, чтобы побольше настрелять, а чтобы подобраться на самое близкое расстояние к зверю, перехитрить его и добыть. Вертолет — это уж откровенное браконьерство. Снегоходы и все остальное для тех людей, кто привык не охранять, не добывать своим трудом, а уничтожать. Я же сторонник спокойной, тихой, пешей охоты. 

Можно с вышки охотиться, это очень популярно в Европе. Ставишь вышку, делаешь кормушку, приходят кабаны, выбираешь нужного и добываешь. Не нужно никуда бегать, никого беспокоить. Много способов. Из укрытия можно охотиться. В основном нормальные серьезные охотники, по крайней мере в нашем обществе, охотятся по старинке.

— В «зеленой» Европе охотой занимаются?

— Конечно. И там традиция охраны бережного отношения к природе многовековая. У нас тоже была, но из-за развала Союза, стократных изменений законов мы до сих пор не можем устаканиться, даже с собственниками определиться. 15 лет судимся, куда это годится? А в Европе все чинно-благородно, люди ездят туда. Кстати, в Беларуси общественные организации как были, так и есть, российские граждане ездят, только положительные отзывы. Зверей огромное количество. Там советская система сохранена, как и в Казахстане.

— С фермерами у охотников нормальные отношения?

— Вот возьмем тот же Алькеевский район. Там есть предприятие «Звениговское». У них 10 тысяч гектаров огорожено забором, выращивают крупный рогатый скот. Круглогодичный выпас, то есть и зимой тоже. Конечно, если в открытом месте такое количество скота, туда приходят волки. В прошлом году предприятие обратилось к нам, мы постреляли там 8 штук. Ведь данное животное в год съедает тонну мяса, даже больше, наверное. Так что эти 8 волков могли съесть голов 50.

— Так в Татарстане же вроде нет волков?

— Для республики это редкий зверь, но иногда он заходит из соседних регионов. Охота на него проще, штатные егеря имеют право на отстрел волка, лис и бешеных собак круглогодично. Самый главный результат по работе с волками — чтобы их не было.

— А как же «волки — санитары леса»?

— В Татарстане санитар леса — человек.

— Медведь у нас есть?

— Обязательно. Только он в Красной книге. За добычу медведя дадут как за угон «Боинга» — 20 лет, причем за последний еще могут скостить, а тут краснокнижный зверь.

— А если напал?

— Отбивайтесь. Руку засуньте в пасть и держите за язык. Он же тебя не может кушать, пока ты его за язык держишь.

— Вы это серьезно?

— Нет, конечно. Юмор охотничий. А так в Марийке на медведя можно охотиться, в Удмуртии — там он не краснокнижный.

— Что вы думаете о предложении перенести начало весенней охоты на неделею раньше?

— Я по данному поводу обращался неоднократно, и в этом году Ринат Электронович (Чиспияков, начальник управления охраны животного и растительного мира госкомитета РТ, — прим. ред.) сказал, что железобетонно в 2020-м будет два срока. Объясняю почему: у нас территория Татарстана специфическая, две зоны, которые кардинально отличаются. В Закамье больше степь и лесостепь, а на этой стороне больше леса. Потому получается разница в две недели по сходу снега: на одной стороне его уже нет, а на другой метровый слой лежит. Поэтому с учетом специфики Татарстана открывать охоту во вторую субботу месяца в Закамье, а в третью субботу на другой стороне — наиболее оптимальный вариант, который полностью удовлетворит потребности охотников РТ.