«Настолько сильно трясло, все визжали и орали. Было очень страшно»

Екатерина Русина: «Пока я размышляла, кем мне устроиться, посмотрела фильм «Вид сверху лучше» про девушку из маленького городка, которая решила стать стюардессой. Подумала: а я чем хуже?» Фото: Олег Спиридонов

«КОГДА ПИШЕШЬ ДОКУМЕНТАЛЬНУЮ КНИГУ, НЕЛЬЗЯ, ЧТОБЫ ПОЛОВИНА ЕЕ БЫЛА ПРАВДОЙ, А ПОЛОВИНА ПРИДУМАНА»

— Екатерина, опыт работы бортпроводницей лег в основу твоей первой книги — «Душа в чемодане». Расскажи, как ты пришла в эту профессию. Кто-то в семье летал? 

— Отец у меня военный, в одно время он служил в вертолетном училище, но сам не летал. Если говорить о корнях, то с авиацией скорее связан мой дедушка, потому что он был военным летчиком. Однажды самолет, на котором он летел вместе с сослуживцами, разбился, в живых остался только мой дед. Долгое время ходил с двумя переломанными руками.

Что касается меня, нет никакой веской причины того, почему я начала летать. Я отучилась на программиста — для девочки это скучноватая профессия. Поработала по специальности несколько лет и начала думать, чем бы мне заняться, пока у меня нет семьи, детей, ипотеки. Пока я размышляла, кем мне устроиться, посмотрела фильм «Вид сверху лучше» про девушку из маленького городка, которая решила стать стюардессой. Подумала: а я чем хуже? Нашла в Москве школу бортпроводников, позвонила, меня сразу пригласили. Купила билет, поехала — и так понеслось. Мне тогда был 21 год. В общей сложности я летала два года, плюс четыре года работала в наземной службе в той же авиакомпании.

— Ты вела дневник, записи из которого позже составили сюжет книги. Почему решила их опубликовать?

— Помимо личного дневника, у меня был летный блокнот, который ведут все бортпроводники, — там отмечался каждый рейс, состав экипажа и многое другое. Собственно, почему книга вышла такой подробной — у меня есть записи по каждому рейсу. Они краткие, но ход событий восстановить можно. Началось все с того, что я написала маленькую заметку про Магадан. Муж ее прочитал и говорит: «Так интересно, напиши что-нибудь еще про свои летные годы». Я написала что-то еще, потом еще, в итоге этих записей накопилось столько, что супруг сказал: «Пиши уже книгу!» Три года я писала книгу. Публиковать не планировала — даже не знала как. Потом друзья мне подсказали, что есть такие системы для независимых авторов, как Ridero. Первый опубликованный вариант романа был абсолютно черновым, потом я постепенно его редактировала.

«Есть те, кто находит в этой книге что-то родное и потом на протяжении долгого времени ее поддерживает. «Душа в чемодане» довольно добрая и в целом позитивная» Фото: Олег Спиридонов

— Книга полностью документальна или все же есть какая-то доля вымысла?

— Не то чтобы вымысла, но есть детали, которые заменены. Изменены почти все имена и фамилии, некоторые обстоятельства. Было несколько историй, которые я убрала по каким-то, наверное, эстетическим соображениям. Например, был случай, когда девушка-бортпроводница в полете сломала руку — открытый перелом. Это была настолько громкая история, что, даже если поменять имя, будет понятно, о ком речь. Такие вещи я убирала, хотя, конечно, они пользовались бы спросом. Когда я писала роман, то старалась быть более лояльной к авиакомпании, в которой работала, хотя ее самой уже давно нет.

— Люди узнавали себя в героях твоего романа? Как они реагировали?

— Те, кто узнавал себя, были довольны, а те, кто узнавал кого-нибудь другого, как правило, не угадывали. Многие второстепенные герои — инженеры, инструкторы — являются собирательными образами, поэтому их сложно узнать. Когда я писала, я всегда знала, кого имею в виду.

— Что было самым сложным в процессе написания книги?

— Дорабатывать детали. Сначала я описывала самые запомнившиеся рейсы, долгие командировки. А вот обычные разворотные рейсы, когда за несколько часов слетал туда и обратно, уже не могла вспомнить. Допустим, у меня в блокноте есть запись, что мы летали в Одессу, но никаких подробностей нет. В таких ситуациях я открывала свой фотоальбом и смотрела, что происходило на этом рейсе. Была плохая погода — писала про нее. Плюс я всегда ориентировалась на свой дневник, где описывала, какое у меня было настроение, какой период жизни. Опираясь на это, я заполняла пустоты в структуре книги. Это было сложно. Когда пишешь документальную книгу, нельзя, чтобы половина ее была правдой, а половина придумана. Приходилось выкручиваться и вспоминать.

 «РОМАНТИКИ В АВЦИАЦИИ ХВАТАЕТ, ЕСЛИ НА НЕЕ ОБРАЩАТЬ ВНИМАНИЕ»

— Ты упомянула эпизод с бортпроводницей, который не вошел в книгу, а какие экстремальные ситуации из твоего летного прошлого все же описаны в романе?

— Однажды у нас была небольшая разгерметизация — ее почти никто не заметил, потому что самолет был очень большой и это не могло на него повлиять. Один раз была очень мощная турбулентность — настолько сильно трясло, что у нас все подпрыгивали, визжали, орали. Было очень страшно. Меня обо что-то сильно шарахнуло, после чего у меня пропал слух на две недели.

Был случай, когда мужчина с девочкой на плечах поднимался на борт, и она разбила голову о фюзеляж. Причем рассечение было сильное, сразу вызвали скорую. Лично для меня это было страшно. Что интересно, этот мужчина отказался сниматься с рейса — девочке забинтовали голову, и они полетели. А лететь было далеко, часов 9 минимум. И я ее потом весь рейс проверяла — живая она или нет, в полете ведь кровотечение может усилиться.

— А какой рейс запомнился больше всего?

— Это был рейс в Магадан, где я по воле случая встречала Новый год. Мы ночевали в гостинице, где почти никого не было — только я, шеф нашего экипажа, администратор и еще какой-то мужчина. До города целый час на автобусе, автобусы не ходят, аэропорт закрыт, покушать негде, магазинов нет, на улице минус 43. Такое сложно не запомнить. Остальные рейсы ничем особо не выделялись. Когда много летаешь, взгляд замыливается — порой не поминаешь, где ты находишься, какое время на часах.

— Авиацию часто романтизируют — почти так же, как мореплавание. Насколько это обоснованно?

— Да, это очень романтизированная сфера, но романтики там на самом деле не так много. Ее хватает, если на нее обращаешь внимание. Сейчас я отслеживаю аккаунты бортпроводниц в «Инстаграме» — они из этого делают визуально очень романтичную историю: «Смотрите, я иду на рейс, вот мне цветочки подарили, так классно…» Я была не такой. И сейчас, глядя на их аккаунты, думаю, что мне тоже стоило быть поженственнее, делать более стильные прически…. Я была тогда очень молодая, мне было не столь интересно, что про меня подумают другие. Сейчас бы мне хотелось быть прямо девочкой-девочкой, стюардессой-стюардессой. Все остальные минусы — усталость, недосып — легко скрыть за профессиональной улыбкой.

«ПРОБИВАТЬСЯ В ИЗДАТЕЛЬСТВА И КНИЖНЫЕ БЕССМЫСЛЕННО, СЕЙЧАС РАБОТАЮТ ТОЛЬКО СОЦСЕТИ»

— Твоя книга вышла два года назад. Кто, по твоим наблюдениям, чаще всего ее приобретает?

— Чаще всего ее читают 25–35-летние и люди постарше. Это либо те, кто собирается летать, либо те, что уже летает или отлетал. В общем, все, кто как-то связан с гражданской авиацией. Также ее читают люди, которые любят путешествовать, особенно по России: там довольно подробно описаны Тверь, Селигер, рейсы на Дальний Восток — Магадан, Хабаровск. Есть у меня один преданный читатель — он раньше жил в Магадане, поэтому весьма обрадовался, что в моей книге написано про его город. И этот человек до сих пор мне очень помогает — особенно когда я запускала краудфандинговый проект на корректуру романа. Словом, есть те, кто находит в этой книге что-то родное и потом на протяжении долгого времени ее поддерживает. «Душа в чемодане» довольно добрая и в целом позитивная. Если кто-то ищет себя, пытается себя понять, эта книга, возможно, поможет ему прийти к какому-то итогу.

— Расскажи подробнее о краудфандинге. Учитывая, что в книге более 500 страниц, корректура на Ridero должна была стоить порядка 30 тысяч.

— Было несколько человек, которые мне особенно помогли. Один живет в Германии — до сих пор не знаю, как он узнал про мою книгу. Он оплатил процентов 20. Еще был тот самый преданный читатель, который буквально в последний день закрыл мне проект — там оставалось добрать около половины суммы. Этот же читатель нашел мне маркетолога, который помог сделать аккаунт в «Инстаграме». Успехи у нас пока не очень, но мы трудимся. Потому что пробиваться в издательства и книжные бессмысленно, сейчас работают только соцсети.

— Какие ресурсы эффективнее всего для раскрутки книги?

— Для каждого писателя и книги по-разному, у каждого своя аудитория. Например, книги более делового характера лучше продвигать через «Фейсбук» — там аудитория общительная, любит что-то обсудить. В соцсети «Вконтакте», по-моему, только картинки смотрят, никому ничего особо не интересно — хотя продажи там тоже идут, но очень слабо. Моя следующая книга будет посвящена детству в Башкортостане — значит, моя аудитория на «Одноклассниках». Там наверняка найдутся люди, которые провели детство там же, где и я, — им интересно будет про это читать. Конечно, «Инстаграм» является очень популярным ресурсом. Если речь о молодежной литературе — это туда.

«Сейчас путешествия — это топовая тема» Фото: Олег Спиридонов

— Летное сообщество как-то способствовало продвижению романа?

— Я изначально не задумывалась, что это будет интересно кому-то из моих коллег. Написала только самым близким, которых упоминала в книге, — многие из них прочитали. В массы я выходить не планировала. Только в этом году стала находить на «Фейсбуке» людей, которые тоже работали в той авиакомпании. Оказалось, заинтересованных очень много — они начали покупать книгу, брать автографы. Думаю, если бы я нашла больше бортпроводников данной компании, мы бы больше сплотились на этой теме, потому что всем хочется вспомнить те годы — авиакомпании больше нет, все по ней очень скучают. Правда, хорошая была организация: какие-то особенные рейсы, командировки, коллектив — таких коллективов не существовало больше нигде.

— «Душа в чемодане» стоит на полках в челнинском «Кругозоре» и в книжном магазине «Иначе говоря». Как идут продажи?

— За месяц там продалось по одной книге. При этом самостоятельно я реализовала 32 книги за месяц, на «ЛитРесе» еще 13 ушло. Помню, когда я пришла в «Кругозор», на меня сразу так печально посмотрели: мол, не продастся твой роман. Оказывается, к ним и раньше приходили местные писатели, просили помочь с реализацией книг — ни одна не продавалась. Никто не берет местных писателей. Классика, Гузель Яхина или еще какие-то нашумевшие авторы — да, а новинки с непонятными именами читателям не нужны. Как ни странно, проще, наверное, пробиться в Москве — и только потом, когда слух оттуда дойдет до Челнов, тебя будут здесь покупать.

Конечно, цена тоже играет роль — книга в 500 с лишним страниц не может стоить дешево. Самиздат — это всегда дорого. Чтобы книга выходила дешевле, нужно брать большой тираж, а для этого нужны большие средства. Где их взять? Нигде. По крайней мере маме в декрете. В Челнах чувствуется какая-то тупиковость развития. Если бы кто-то из администрации заметил, что в городе появился писатель, помог бы ему как-то продвинуться…. Хотя бы один тираж издать, который будет продаваться в наших же книжных, в библиотеки поместить... Но, во-первых, в администрации никак об этом не узнают. А если и узнают — кто этим будет заниматься, кому это надо? Что интересно, книга отлично уходит в Санкт-Петербург и Москву.

— Что говорят в издательствах?

— Я подавалась в несколько — меня нигде не захотели печатать. Видимо, моя книга относится к некому лирическому жанру, который сейчас не пользуется большим спросом. В одном питерском издании редактор написала мне примерно следующее: «У вас очень интересный текст, мне лично очень понравилось, но издать мы его не можем, потому что у нас нет подходящей серии».

Помню, как-то в Москве я ходила на выставку кошек. На выходе из здания стоял мужчина, продавал свою книгу. Я подумала тогда: «Ничего себе, настоящий писатель!» И купила у него книгу только поэтому. Она, к слову, оказалась неинтересной. Это я к тому, что теперь тоже думаю, как бы свою продать. Стоять у трапа самолета вряд ли получится.

«В одном питерском издании редактор написала мне примерно следующее: «У вас очень интересный текст, мне лично очень понравилось, но издать мы его не можем, потому что у нас нет подходящей серии» Фото: Олег Спиридонов

«ВСЕ КРУТИЛИ У ВИСКА: «ТЫ НЕНОРМАЛЬНАЯ! ТЫ ВМЕСТО АВСТРИИ В ЧЕЛНЫ ПРИЕХАЛА?!»

— Твоя вторая книга целиком посвящена Австрии. Она не так популярна, как первая. Как ты думаешь, почему?

— Во-первых, она не про самолеты. Все-таки сейчас путешествия — это топовая тема. Возможно, еще одна причина — в том, что данная история сопряжена с моими личными переживаниями. Расскажу в общих чертах. Я познакомилась с одним австрийцем: он сначала приехал ко мне в гости в Москву, потом пригласил к себе посмотреть Австрию. Так мы и начала общаться: я приезжала к нему несколько раз, один раз надолго — недели на две. Он меня знакомил со страной, покупал всякие национальные наряды, водил по национальным ресторанам, показывал разные города — мы очень много ездили на машине. Все это было очень классно, но закончилось довольно невесело — мы то ли по менталитету, то ли по характеру не сошлись. Он оказался довольно депрессивный и сложный человек. Отношения у нас не сложились, но, несмотря на это, я еще долго думала о переезде в Австрию — независимо от него, сама. У меня, в принципе, было куда переехать: наша авиакомпания имела офис в Вене, там как раз освободилась должность представителя. Я могла бы туда перевестись, все было бы хорошо — жила бы в любимой Австрии и работала бы на любимой работе, даже увольняться бы не пришлось. Но во время последней нашей ссоры мне даже в Австрию расхотелось — я подумала, что и со страной у меня отношения не сложатся. Одновременно с этим я поняла, что и в Москве я оставаться больше не хочу, поэтому собрала вещи и отправила их грузом в Челны. И все, конечно, крутили у виска: «Ты ненормальная! Ты вместо Австрии в Челны приехала?! Могла бы сейчас в Альпах на лыжах кататься, а вместо этого прозябаешь в этой дыре!»

На обложке книги «Страна чужих. Австрия» — фото, где я сижу на берегу реки с девочкой, племянницей того человека. Мы проводили вместе много времени, и у нас с ней сложились довольно дружеские отношения. Но она не понимала по-русски и по-английски, а я не понимала по-немецки. И этот снимок очень хорошо характеризует книгу — вот мы сидим рядом, Россия и Австрия, и вроде нам хорошо вместе, но понять друг друга не можем.

«На обложке книги «Страна чужих. Австрия» — фото, где я сижу на берегу реки с девочкой. Этот снимок очень хорошо характеризует книгу» Фото: Олег Спиридонов

— Ты скучала по России, будучи за границей?

— Мне было довольно грустно иногда, хотелось домой. Может, это потому, что я слабо знала немецкий. За границей должен жить тот, кто на 100 процентов морально к этому готов, у кого немного родственников, ничего не держит, кто достаточно владеет языком или хотя бы имеет к нему способности. В качестве примера приведу одного своего друга — тоже австрийца, который намеренно искал себе русскую жену. В Австрии женщины не очень-то стремятся замуж — они все работают, у них у всех свои дома, им мужики особо не нужны. А мой друг — вдовец с двумя детьми, поэтому считал, что жену-австрийку он себе подавно не найдет. Он начал искать в России — у нас, в принципе, любого возьмут, особенно иностранца. Девушка нашлась довольно быстро. Они поженились, она уехала к нему. Но она настолько скучает по России и близким, что один месяц живет здесь, один — в Австрии. Это очень тяжело для них обоих. При этом я знаю людей, которые совершенно не парятся на тему «ах, моя Россия!», а просто живут там, где им нравится.

— Твоя третья книга будет про детство в Башкортостане. Ты родилась там?

— Нет. Оба мои родителя — военные: мама — сержант, отец — старший прапорщик. В Челны мы переехали, когда они уже вышли на пенсию. Моя старшая сестра родилась в Германии, где служил папа, я — в Забайкалье, потом мы жили в Башкортостане. Последним местом распределения была Уфа, откуда мы и переехали в Челны. В книге я описываю конкретно село Байки в Караидельском районе — раньше ездила туда каждое лето. Сейчас написано примерно 60 процентов романа — я уже распечатала его, начала вычитывать, смотреть, где чего не хватает. Мне обязательно нужно будет поехать в Башкортсотан и уточнить у старожилов многие детали. Я очень подробно пишу книги — вплоть до того, что указываю, в каком году было построено то или иное здание. Если пишешь документально, будь добр делать это конкретно.

— Все твои книги написаны в жанре нон-фикшен. Не хотелось создать что-нибудь художественное?

— Я пыталась, когда закончила вторую книгу. Мне тогда показалось, что я уже все про себя рассказала, больше нечего. У меня было четыре или пять заходов — я писала сначала про одно, потом про другое. Каждый раз давала читать мужу, он у меня соображает в этой теме. И каждый раз он говорил: «Кошмар, там столько клише! Это невозможно читать, банальщина!» Я поняла, что это не мой стиль, и продолжила писать свой нон-фикшен. Сейчас столько талантливых писателей, которые способны выстроить по-настоящему интересный и захватывающий сюжет... мне кажется, я на это не способна. Я могу написать только о том, что было со мной, описать это как-то интересно. Возможно, я попробую еще раз создать что-то художественное, но пока все мои попытки были неудачными. Многие говорят, что когда я закончу писать о себе, то перейду на книги для мам и детей. Нет уж, спасибо!

«Я люблю что-нибудь документальное. Недавно почитала книгу нейрохирурга Генри Марша — он пишет всякие истории о том, как проводил операции, очень подробно. Почти фанатею от Артура Хейли — у него есть романы «Аэропорт», «Колеса»Фото: Олег Спиридонов

«НА ОГРОМНЫЕ РАССТОЯНИЯ РАЗЛЕТЕЛИСЬ МЕЛЬЧАЙШИЕ ОБЛОМКИ САМОЛЕТА, А КНИГА ОСТАЛАСЬ ЦЕЛОЙ»

— В феврале прошлого года Ан-148 «Саратовских авиалиний» разбился в Подмосковье по пути из Москвы в Орск. Ты писала в соцсети, что на месте крушения обнаружили твою книгу — снимок спустя полгода прислал тебе фотокорреспондент МЧС. Расскажи, как развивалась эта история.

— Фотографа МЧС поразил тот факт, что на месте авиакатастрофы оказалась книга, написанная бортпроводницей. Он, видимо, не ожидал такого и настолько этим проникся, что сам стал больше интересоваться авиацией. У меня тогда как раз оставался последний экземпляр книги — я ему отправила, он, наконец, ее прочитал. До этого видел «Душу в чемодане» только потрепанной, среди грязи и обломков — брать ее в руки было нельзя, только фотографировать. Помню, он сказал: «На огромные расстояния разлетелись мельчайшие обломки самолета, а книга, на удивление, осталась цела, даже название на обложке можно разглядеть». Когда он прочитал роман, то даже позвонил мне. Мы немного поговорили и стали думать, кому же могла принадлежать та книга в самолете. Он предположил, что ее мог читать кто-то из бортпроводников, и дал мне список экипажа, который был в рейсе. Одна из фамилий мне показалась знакомой, как будто я уже встречала ее раньше. Посмотрела свою переписку в соцсети «ВКонтакте» и нашла Викторию Коваль. За два месяца до авиакатастрофы мы с ней переписывались, она у меня заказала книгу с автографом. Позже я связалась с мамой этой девочки, которая сказала, что ее дочь всегда брала с собой что-нибудь почитать в полет.

— В переиздании «Души в чемодане» есть глава, посвященная Виктории Коваль.

— Да, и мне до сих пор пишут родственники погибших в том самолете — в память о Виктории и данной катастрофе они заказывают книгу и благодарят, что хоть где-то это событие увековечено. Несколько раз люди мне писали, что я использовала трагедию как пиар. Какая глупость! Какой тут может быть пиар? Мне казалось, что в книге просто необходимо написать об этом: что жила такая бортпроводница, которая только начинала летать и была такая же молодая, как я тогда... И все закончилось.

— Какие книги ты сама предпочитаешь читать?

— Я люблю что-нибудь документальное. Недавно почитала книгу нейрохирурга Генри Марша — он пишет всякие истории о том, как проводил операции, очень подробно. Почти фанатею от Артура Хейли — у него есть романы «Аэропорт», «Колеса». Он пишет в очень близком мне жанре — производственного романа. Возможно, именно Хейли повлиял на меня, когда я писала «Душу в чемодане». Мне тоже нравится описывать подробно все нюансы той или иной работы, местности, поведения людей. Я не склонна к какому-то супервымыслу. Кто-то выдумывает новые миры — я же пишу конкретно о том, что вижу. Я более приземленный человек — и пишу приземленно.