Елена Сорочайкина: «При Шаймиеве я оформляла праздники, пока не поняла, что бегаю по кругу»

«ЗРИТЕЛЯ ОБМАНУТЬ НЕВОЗМОЖНО»

— Елена Анатольевна, челнинские театралы с трепетом ожидают этой весной увидеть премьерный показ спектакля «Варшавская мелодия». На какой стадии подготовки он сейчас находится?

— Мы сейчас готовим к показу довольно сложный спектакль с точки зрения декораций. Главные герои — молодая девушка и юноша, которые познакомились снежным декабрьским вечером 1946 года в консерватории. Она полька, будущая певица. Он московский студент. Оба только что пережили ужасы войны. Кажется, ничто не в силах помешать их чувству, но пресловутый железный занавес упал между ними непреодолимой стеной. А дальше — всего две встречи в Варшаве и Москве с интервалом в 10 лет. В пьесе много мест действия в разное время. Они в консерватории, общежитии, музее, на улице, в ресторане и других локациях. Это все нужно объединить. Бытовыми средствами такое не решить. Отсюда возникает образ безжалостного катка. Любовь пары просто переехал каток, и они ничего не смогли с этим сделать. И вот по нашей сцене будет идти огромный железобетонный каток — как рок, как время. И двое любящих людей не могут этому противостоять.

— Каток будет представлять из себя легкую конструкцию?

— Конечно, но он будет очень реалистичным. Зритель должен увидеть не картонную декорацию, а настоящий железный давящий каток и почувствовать эти тонны. Эскизы уже есть, осталось самое трудное — воплотить данную идею в жизнь.

«Я работаю с разными режиссерами и часто ловлю себя на мысли, что мне повезло: я взаимодействую с талантливыми людьми и многому учусь у них» Фото: Олег Спиридонов

— Как часто совпадает видение оформления сцены художника-сценографа и главного режиссера?

— Бывает по-разному, разногласия встречаются. Но в моей личной практике такого было совсем мало. Наверное, мне повезло. Я работаю с разными режиссерами и часто ловлю себя на мысли, что мне повезло: я взаимодействую с талантливыми людьми и многому учусь у них.

— И в чем секрет успеха?

— Я не чувствую успеха, просто работаю и вкладываю душу в то, что создаю. Довольно-таки мистически звучит, но это работает — тепло чувствует зритель. Его обмануть невозможно. Вы ловили когда-нибудь себя на мысли, что, когда смотришь спектакль, переносишься в этот сюжет и становишься полноценным участником действия? Так вот если актеры, режиссер, художник свою работу выполнят нечестно, зритель данного эффекта присутствия не получит и уйдет таким же, каким и пришел, не прожив увиденного. В это неосязаемое тепло я очень верю. Зритель либо откликается, либо нет.

— Получается, полная самоотдача — неотъемлемый процесс для художника…

— Конечно, ко всему всегда нужно относиться с самоотдачей. И жить надо здесь и сейчас, а не завтра, послезавтра, через месяц. Вот сейчас наша с вами беседа — для меня самое важное в жизни, и мне важны ваши глаза. Мне значимо, что происходит в эту секунду.

«Мне хотелось заниматься такой деятельностью, где я могла бы полностью выразить себя» Фото: Олег Спиридонов

«СТОЛЬКО СИЛ ТРАТИТСЯ НА ОФОРМЛЕНИЕ ПРАЗДНИКА, А РЕЗУЛЬТАТ ЖИВЕТ ДВА ЧАСА»

— Вы ведь закончили худграф Чебоксарского пединститута, а как попали в челнинский театр?

— По распределению в 1984 году приехала в Набережные Челны. Три года проработала преподавателем в обычной средней школе. Школа и общежитие, общежитие и школа — вот все, что у меня было. А это слишком мало для молодой девушки, оказавшейся в чужом городе. Мне хотелось заниматься такой деятельностью, где я могла бы полностью выразить себя. 

Это было время стабильности, когда все знали свою жизнь наперед, жили пятилетками. Мне от этой мысли становилось скучно и грустно, энергия во мне просто фонтанировала. Как многие инженеры и учителя того застойного времени, я пошла в театральную студию. Так как я была учителем рисования, то, разумеется, сразу столкнулась с костюмами и декорациями, ведь все в студии делалось своими руками. Это были мои первые декорации в театральной студии, которая сейчас представляет из себя русский драмтеатр «Мастеровые».

В то время для меня это было хобби, не более. Примерно раз в год ставился спектакль. Это было интересное время, помимо декораций я занималась сценической речью, сценическим движением, танцами, так как все мы были тогда и актерами, и декораторами, и портными. Было весело и интересно, но я никогда не думала, что это станет моей профессией.

— А потом захотелось масштаба?

— Я по натуре очень активный человек, и масштаб меня никогда не пугал. Жизнь заставила в 90-е годы заниматься оформлением дискотек по всему Татарстану. Потом начались городские праздники, затем Казань. И так получилось, что лет 15 своей жизни я из праздника переходила в другой праздник. Последние 10 лет президентства Минтимера Шаймиева я оформляла торжества с его участием. Отсюда и площадки «Корстона», «Пирамиды», огромных стадионов. Работали мы совместно с министерством сельского хозяйства, министерством молодежи и спорта и минкультом РТ. Поначалу это все радовало, но по истечении 15 лет мне начало казаться, что я бегаю по кругу. Столько энергии и сил тратится на оформление огромного праздника, а результат живет всего два часа. Это месяца два непрерывной работы, километры тканей, тысячи костюмов. Но, когда вкладываешь столько своего труда и энергии, а после праздника нужно все размонтировать и сорвать, это очень больно…

«Валентин Ярюхин попросил меня создать символ театра на здании, и я сделала, как понимала. Это красное дерево — вся сила и мощь людей, которые создавали данный театр, сохранили, несмотря на трудные времена» Фото: Олег Спиридонов

«КАРНАВАЛ — ЭТО ВСЕ ОДНОМОМЕНТНОЕ ШОУ, БЛЕСТКИ… ДАННАЯ РАБОТА НЕ ТАК ГЛУБОКА»

— Вы и в Африку ездили.

— Да, 10 лет подряд с командой декораторов. Была шеф-декоратором русской группы международного карнавала в Тунисе, в городе Сусс, под патронажем бывшего президента Бен Али. Это были настолько масштабные праздники! Вот представьте: едет колонна из 50–60 двенадцатиметровых платформ по 7 метров высотой, на которых танцуют люди в различных костюмах. Мы работали там вплоть до революции. Президент бежал — и с ним закончился ежегодный карнавал. Находиться в Тунисе в то время стало опасно для жизни. Когда я увидела по телевидению, что на пляже, на котором мы всегда были, расстреляли людей, появился огромный страх. На этом наше участие в карнавалах закончилось.

— А почему приглашали на карнавалы именно вас?

— Французы, которые тоже участвовали в этом мероприятии, располагали, конечно, более современными технологиями, но делали они все у себя на родине и отправляли самолетами в Тунис. А мы работали на местном заводе совместно с арабскими бригадами, которые за время совместного существования перенимали у нас опыт. Арабы подсматривали за нами из всех щелей и слепо повторяли наши удачи и ошибки. Я, как правило, на следующий год наблюдала у арабов наши платформы, немного перекрашенные. Я видела наше влияние на те 50 машин, которые были в строю, и свой почерк.

— Если бы не военные действия, вы бы по-прежнему принимали участие в организации международных карнавалов?

— Нет. Вы знаете, в какой-то момент у меня произошло перенасыщение праздниками. Потому что для людей это праздник, а для меня — бешеный труд, старания, усилия. Это тяжелая, мощная, изнурительная работа. Мне надоело, что она не так глубока, как хотелось. Это все одномоментное шоу, блестки, люрекс… Это очень больно, когда твой труд не живет.

«Дерево — воплощение кровеносной системы, пронизывающее и согревающее холодный бетон. У театра есть своя история: мы хотели прорасти. Это дерево было авансом на будущее. И мы еще как проросли!» Фото: Олег Спиридонов

— В этот момент вы решили вплотную заняться театром?

— На самом деле я с юности им отчасти занималась. Не всегда мне платили за мой труд, я помогала театру безвозмездно. В 90-е годы, когда у нас оставались оформительские материалы, ткани с праздников, мы все несли в театр. Денег у меня тогда хватало, я не планировала жить за счет театра. В 90-е группа декораторов помогла выжить «Мастеровым», но мало кто об этом знает. В то время в театре работал режиссер Валентин Ярюхин, и он мне однажды сказал: «Лена, тебе Бог дал, десятину отдай». Я хорошо зарабатывала и свою десятину отдавала на благо «Мастеровых». Работа в театре — это намного глубже и важнее, чем организация праздника. Главное, что это коллективное творчество. И понимаешь, что твоя работа живет и работает долгое время.

— Декор в виде дерева при входе в театр — это ваша работа?

— Да, Ярюхин попросил меня создать символ театра на здании, и я сделала, как понимала. Это красное дерево — вся сила и мощь людей, которые создавали данный театр, сохранили, несмотря на трудные времена. Это дерево — воплощение кровеносной системы, пронизывающее и согревающее холодный бетон. Архитекторы предложили свой проект оформления фасада. Маски — грустная и веселая. Для людей, не знающих театр, это что-то общее, но я знаю, что у него есть своя история: мы хотели прорасти. Это дерево было авансом на будущее. И мы еще как проросли!

«Сейчас для меня красивее кошки нет, но в то время она произвела на меня несколько другое впечатление» Фото: Елена Сорочайкина

«Я УМЕЮ РАЗГЛЯДЕТЬ КРАСИВОЕ В НЕКРАСИВОМ»

— Слышали, что у вас есть кошка очень редкой породы, расскажите, какая она?

— Да, моя кошка Анфиса ориентальной породы. Красивой ее не назовешь, но я умею разглядеть красивое в некрасивом. Когда она у меня появилась, то страшно орала месяца два — так, что соседи стучали за стенкой. Я не могла понять, что за кошку такую взяла себе в дом. Все время ходила с полотенцем и пульверизатором и «успокаивала» ее. Оказывается, она со мной разговаривала. Я залезла в интернет и наткнулась на фразу: «Не ходите за кошкой с полотенцем и пульверизатором, у вас ничего не выйдет, говорите с ней». Я начала это делать, и она перестала издавать страшные звуки, схожие с криком павлина.

— А где вы взяли ее?

— Увидела на челнинской выставке кошек ее папу. Он был настолько необычный, странный, длинный. Именно этим меня зацепила данная порода. Сейчас для меня красивее кошки нет, но в то время она произвела на меня несколько другое впечатление (смеется). И тогда я поехала к этим разводчикам в Самару за котенком.

— А сейчас у вас есть хобби?

— Да, живопись…