«Я бы хотел, чтобы ваши чекисты стали моими гостями!»

Журналист Брэд Оуэнс (слева) брал интервью у Венера Салимова в КГБ Татарстана. Вашингтон, 11 июня 1991 года Фото из личного архива Михаила Бирина

ЗАДАНИЕ С «ЧЕРНОГО ОЗЕРА»

На исходе перестройки и холодной войны, когда еще не было в помине ни Трампа, ни Обамы, ни Клинтонов и даже Буша-младшего; когда невозможно было представить кошмар, предстоящий 11 сентября 2001 года, а Саддам Хусейн был еще жив, но американцы уже успели вышвырнуть его войска из Кувейта (кстати, интервью состоялось ровно в день военного триумфа, проведенного перед Капитолием и Белым домом по поводу успеха «Бури в пустыне»); был еще жив Советский Союз, а ТАССР успела превратиться только лишь в ТССР, но не стала еще Республикой Татарстан; 11 июня 1991 года в 15:00 по местному времени, казанский журналист по заданию КГБ Татарстана подходил к центру столицы США.

Задание состояло в том, чтобы задать вопросы, подготовленные нашими чекистами, их американским коллегам. За год до этого в рамках программы породненных городов в Казани побывал корреспондент из ее побратима — техасского Брайан-Колледж Стэйшн, и тогда удалось уговорить руководителя нашего республиканского КГБ Венера Салимова дать ему интервью с условием, что его коллеги из США ответят на вопросы во время ответного визита уже казанского журналиста, а заодно и на те, которые возникнут у самих чекистов. Салимов слово сдержал. Прошел год, и теперь предстояло сдержать свое, так что с собой у меня лежал листок с десятком отпечатанных кратеньких абзацев.

Департамент Гувера стопроцентно отвечал характеру его «внутреннего содержания» – быть всесильным, оставаясь незаметным Фото: ©Алексей Агарышев, РИА «Новости»

ДЕПАРТАМЕНТ ГУВЕРА: «БЫТЬ ВСЕСИЛЬНЫМ, ОСТАВАЯСЬ НЕЗАМЕТНЫМ»

Центральный офис ФБР США выглядел именно так, как и положено ведомству по тотальному контролю за всеми и вся: мощное, как динозавр, и казенное, как обком, его здание занимало целый квартал между Девятой стрит и Пенсильвания авеню города Вашингтона. Мрачноватая тишина вокруг бюро парадоксально вписывалась в окружающую суету остальной деловой и официальной части столицы Штатов. Может быть, этому способствовала хитрая архитектура, крепко сшитая из параллелей и перпендикуляров, которая помогала выглядеть сооружению каким-то не слишком бросающимся в глаза; но при подходе к нему поближе что-то начинало давить и беспокоить, пешеход начинал-таки чувствовать себя лилипутом перед неожиданно выросшим в размерах каменным монстром. Впрочем, возможно, что впечатление это усугублялось предубеждением. Примитив в архитектурном решении здания, известного во всем мире как департамент Гувера (Джон Эдгар Гувер (1895–1972) – директор Федерального бюро расследований США в течение почти полувека, с 1924 года до своей кончины, – прим. ред.), торжественно открытого в 1975 году 38-м президентом США Джеральдом Фордом, стопроцентно отвечал характеру его «внутреннего содержания» – быть всесильным, оставаясь незаметным.

В громадном, как два спортзала, мраморном фойе ощущалась прохлада, только уже не уличная, а мертвая, неслышно нагнетаемая кондиционерами. В дальнем углу располагалось нечто из темного дерева, напоминающее кафедру, за которой заседают наши районные суды. Три крепких молодых человека из блокбастеров, недвижно сидя за ней в рядок, занимались тем, что молча смотрели прямо перед собой. Стандартные короткие стрижки, квадратные очертания слегка жующих челюстей, наглухо застегнутые синие форменные пиджаки не оставляли сомнений в их профессии.

Наступало самое интересное: перед форменным агентом лег мой серпастый и молоткастый паспорт гражданина СССР, недавнего наиболее вероятного противника его родной великой державы. Я внутренне напрягся. Но ни через секунду, ни через десяток фэбээровец не последовал моему примеру. Автоматический кивок, механическое нажатие какой-то клавиши, зуммер. Показалось, что он даже не открыл мою краснокожую паспортину и не сказал ни слова в невидимый селектор. Вероятно, меня уже ощупали скрытые телекамеры, потому что не более чем через полминуты из ниоткуда выпорхнула молодая симпатичная агентесса, приветливо озвучив надпись, что отсутствовала в этом мраморном ангаре, в отличие от всех остальных присутственных мест США: «Welcome!»

Мрачноватая тишина вокруг Бюро парадоксально вписывалась в окружающую суету остальной деловой и официальной части столицы Штатов
Фото: ©Алексей Агарышев, РИА «Новости»

В КАБИНЕТЕ МИСТЕРА М-2

Забегая вперед, поясню значение загадочного М-2. Уже после интервью и возвращения в Казань мои «работодатели» с «Черного озера» здорово помогли с расшифровкой двухчасового разговора. Сделали это оперативно и грамотно, переведя и отпечатав весь текст, но снабдив его своими профессиональными аксессуарами. А именно: материал был озаглавлен «Беседа М-1 (советский журналист) с М-2 (представитель ФБР)». Беседа построена в форме «вопрос – ответ». Орфография и чекистские пометки в дальнейшем тексте сохранены...

В просторной приемной три девушки не подняли глаз от компьютеров; в кабинете их шефа призывно пахло отличным нерастворимым кофе. Апартаменты мистера М-2, по всей видимости, не стесняли его в работе: кабинет напоминал любой из офисов наших генеральных если не секретарей (секретари в Америке сидят на положенных местах – в приемных), то уж во всяком случае директоров. Хозяин кабинета Скотт Нельсон, заместитель директора ФБР США и начальник управления общественных связей (ростом под 2 метра, не менее 100 килограммов тренированных мускулов, возраст — от 30 до 50), судя по тону приветствия, считал встречу с казанским журналистом главным делом всей своей жизни. Его рукопожатие вызвало смутное воспоминание о слесарных тисках, его лицо было таким, каким стало бы у ковбоя с неонового щита, купи вы у него усердно рекламируемую пачку «Мальборо». Впрочем, хозяин кабинета, похоже, не курил.

Диван, куда было предложено присесть, обладал свойством располагать твои колени на уровне глаз. Вслед за ароматом действительно появился кофе. Настало время вынуть из пластиковой папки-файла листок с 10 вопросами от наших чекистов.

– О’кей! – Нельсон быстро ознакомился с вопросами, кивнул и испросил разрешения собеседника на возможность пользоваться диктофоном.

Из официальной брошюры «Миссия ФБР – поддерживать закон»:

Бюро расследует все нарушения федерального закона, кроме специально определенных законодательными актами и входящих в компетенцию других федеральных служб. Юрисдикция ФБР распространяется более чем на 250 видов нарушений федерального закона в криминальной, гражданской и разведывательной областях. Приоритет отдается расследованию наиболее опасных для общества преступлений – контрразведка, организованная преступность, наркотики, терроризм, коррупция, насилие.

Из беседы М-1 (советский журналист) с М-2 (представитель ФБР). Беседа построена в форме «вопрос – ответ».

Вопрос: Каков род занятий ФБР на сегодняшний день? И какими силами реализуется ваша активность?

Ответ: Федеральное бюро расследований представляет собой разветвленную организацию, занимающуюся сбором информации, пресечением и профилактикой преступной деятельности по заданию президента США, конгресса и правительства. Бюро подчинено департаменту юстиции и через него, а в иных случаях напрямую, выполняет особые поручения Белого дома. 10 главных подразделений ФБР в Вашингтоне разрабатывает директивные программы для 56 окружных (fields) и 390 местных (satellite) отделений, больше известных как резидентуры, а также для 16 посольств и двух агентств связи, помогает в реализации намеченных программ. В бюро работают примерно 9,5 тысяч специальных штатных агентов и 12 тысяч обслуживающего персонала, других сотрудников. Штат ФБР составляет около 25 тысяч человек. Мы маленькая организация по отношению к тем функциям, которые на нас возложены. Для сравнения: департамент полиции города Нью-Йорка на сегодня превышает ФБР в количественном отношении и насчитывает примерно 30 тысяч человек. Поэтому нам как никому нужна добровольная помощь граждан. Очень важно иметь с ними хороший контакт.

Визитная карточка Скотта Нельсона Из личного архива Михаила Бирина

ФБР НАХОДИТСЯ НА ВТОРОМ МЕСТЕ ПО ПОПУЛЯРНОСТИ СРЕДИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ АМЕРИКИ

Вопрос: Насколько секретной является ваша деятельность для американского народа?

Ответ: 90, может быть, 80 процентов из того, чем мы занимаемся, не является секретом для общественности. Только директор ФБР в среднем за год до 100 раз публично выступает, рассказывая о наших операциях. Каждую неделю 80 миллионов человек видят ФБР по телевидению. Конечно, существуют ограничения, когда речь идет о разведывательной работе. Также мы не рассказываем о тех делах, по которым ведется расследование, из опасения скомпрометировать дело, скомпрометировать агента ФБР. Но, как только дело закончено, закончен и судебный процесс, оно становится достоянием гласности. Мы делаем достоянием гласности миллионы страниц из наших архивов ежегодно по запросам населения. Это колоссальный способ сбалансировать потребность ФБР к расследованию и потребности человека иметь частную жизнь. Это колоссальный противовес, колоссальная проверка нашей деятельности.

Также идет большой процесс рассекречивания документов, которые ранее считались сугубо служебными. Решение об этом принимает правительство или само ФБР. Мы чрезвычайно открытая организация, и ежегодно до полумиллиона человек посещают с экскурсиями все отделения бюро по всей стране.

Вопрос: Каков вклад общественности в деятельность ФБР?

Ответ: Мы счастливы, что получаем существенную поддержку от населения. Как я уже говорил, она нам необходима. В прошлом году опрос населения показал, что ФБР находится на втором месте по популярности среди государственных учреждений в Америке. Пресса очень благосклонна к нам. В прошлом году мы опубликовали свои статьи в 2 тысячах газет, в том числе и в The New York Times, тираж которой очень высок и которая расходится по всей стране. 2 тысячи публикаций – это очень много. Мы обнаружили, что 8 из 10 человек относятся к нам либо нейтрально, либо положительно. Конечно, есть и люди, которые не согласны с тем, что мы делаем сейчас, есть и осуждающие нашу деятельность в прошлом. Тогда нас подвергали серьезной критике за то, что ФБР собирало так называемую ненужную информацию на граждан США. В 1960-е годы бюро критиковали за Вьетнам, а также за Центральную Америку, за сбор там разведывательной информации. В последние годы мы занимаемся сбором только необходимой информации, исходя из реальных нужд, регламентируемых конгрессом США и департаментом юстиции.

Конечно, должен быть контроль за нашей работой и сбалансированность в этом отношении. Разумная конфиденциальность вкупе с сотрудничеством и гласностью рождает доверие к нам. Например, когда по воскресеньям идет наша программа по телевидению, мы получаем до 3 тысяч телефонных звонков с предложениями о помощи, необходимые данные по расследованию нераскрытых дел, другую дополнительную информацию. Звонят граждане-энтузиасты, делая это добровольно.

Жетон спецагента ФБРИз личного архива Михаила Бирина

«ПРАВИТЕЛЬСТВО, ПРИБЕГАЯ К КРАЙНОСТЯМ, УНИЖАЕТ И ВАС, И САМОГО СЕБЯ»

Из официальной брошюры «Миссия ФБР – поддерживать закон»:

26 июля 1908 года, во время правления администрации 26-го президента США Теодора Рузвельта (1901–1909), генеральный прокурор США Чарльз Дж. Бонапарт основал при департаменте юстиции специальное агентство. До этого времени государственные расследования особой важности разрозненно велись представителями других федеральных служб. Новое учреждение состояло из 35 сотрудников. В 1909 году оно получило название Бюро расследований. Сегодня эта крошечная организация выросла в мощное агентство, известное как Федеральное бюро расследований...

Из беседы М-1 (советский журналист) с М-2 (представитель ФБР). Беседа построена в форме «вопрос – ответ».

Вопрос: Что вы можете сказать о периоде «маккартизма» в США?

Ответ: Это было время, когда люди в Америке были охвачены истерией, а правительство действовало очень агрессивно. Так что нам пришлось пройти путь от «маккартизма» до нынешнего понимания здравого смысла. Правительство, которое прибегает к крайностям, унижает и вас, и прежде всего самого себя. Я считаю, что заблуждения Маккарти были неумеренными, но мы впоследствии избежали этого, выполняя гораздо более важную работу. Политические разногласия? Нет проблем! Если кто-то сказал, что американский президент – плохой, его политика неверна, мы не будем этого расследовать. Если же, с другой стороны, известно, что этот человек украл деньги или планирует взорвать бар по причине своих политических убеждений, мы должны взять его во внимание и под наблюдение. Криминальное действие или реальное побуждение его совершить – только оно может побудить нас к расследованию. Политические демонстрации и выступления в защиту мира неприкосновенны, даже если они проводятся около Белого дома. Люди имеют на это право и делают то, что считают верным. Это отлично! Это мирные разногласия. Другое дело, когда выступления приобретают грубую, насильственную форму, наносятся телесные повреждения, происходит разрушение собственности... Тогда мы прибегаем к определенным методам.

Вопрос: С открытыми проявлениями криминала более или менее понятно. Но как быть с тем, что вы обозначили как «побуждение совершить преступление»? Как определить ту грань между свободой личности и необходимостью слежки за человеком, который еще не совершил преступления?

Ответ: Во-первых, начатые дела часто закрываются за отсутствием состава преступления. Хотя материалы хранятся у нас в течение 50 лет, никто, кроме самого гражданина, не может обратиться к нам с запросом по поводу его дела. Таким образом, интересы граждан у нас защищены. Здесь нет и не может быть какого-то ущерба их правам и интересам.

Во-вторых, во всех случаях мы строго руководствуемся законом. Наши действия могут измениться только с изменением закона. Но жизнь многообразна, и возникает масса спорных случаев, когда нужно проявить не только знания, но и юридическую интуицию. Половина сотрудников ФБР имеют высшие научные степени. У нас работают 25 процентов признанных юристов, много докторов и магистров различных степеней. Ежегодно до тысячи сотрудников проходят основательную переподготовку, в том числе и юридическую. Так что в отношении нашей компетентности гарантии обеспечены. В конце концов, мы организация подконтрольная, и нам остается полагаться на правосудие президентского департамента и на конгресс, мы же сами лишь проводим закон в жизнь. Мы только предоставляем информацию. Приговор выносит суд присяжных.

«ДИРЕКТОР ФБР ПОЛУЧАЕТ ОКЛАД ПО ОСОБОМУ ТАРИФУ, КОТОРЫЙ ЗНАЮТ ВСЕ»

Вопрос: В нашей стране тоже много хороших специалистов, которые любят свое дело, но бывают очень недовольны оплатой своего труда. Если возможно, не расскажете ли, как с этим обстоит дело в вашем ведомстве?

Ответ: Материальное и финансовое положение ФБР по сравнению, скажем, с полицией за последние пять лет несколько ухудшилось. Если брать высший и низший уровень, то мы где-то посередине. Но этот уровень достаточно высок, и мы довольны. Начинающий агент зарабатывает в год 32 тысячи долларов, работая по 10 часов в сутки (напомню, что разговор происходил в июне 1991 года, – прим. авт.). Затем агент переходит в аппарат руководителей, его содержание заметно повышается. Потолок, я думаю, составляет 111 тысяч в год. Директор ФБР получает оклад по особому тарифу.

Вопрос: Его зарплата составляет государственный секрет?

Ответ: Нет, это не тайна, об этом пишут в федеральном реестре, но у меня, к сожалению, его нет под руками. Его зарплата выше, чем 111 тысяч, так же как и зарплата президента США и вице-президента; об этом пишут везде. Зарплаты в федеральном правительстве не являются тайной. Были, правда, споры в правительстве, когда конгрессмены получали дополнительную плату за свои выступления, но теперь со многими такими вещами покончено. Директор ФБР и его заместители выступают везде бесплатно. Кстати, наши заработки, как и любые другие, исправно облагаются федеральным налогом, и в этом смысле мы не являемся обузой для государства.

Вопрос: Вы платите только штатным сотрудникам или у вас есть оплачиваемые осведомители из гражданского населения?

Ответ: Как я уже сказал, большинство сигналов к нам поступает от добровольцев, не рассчитывающих на вознаграждение. Они выполняют свой гражданский долг, и мы относимся к этому с пониманием. С другой стороны, мы нанимаем достаточное количество информаторов, которые отслеживают преступные каналы. Да, у нас есть платные осведомители, мы называем их сотрудничающими гражданами, но это, как правило, очень серьезные и опасные случаи, человек добровольно решает, включиться ли ему в дело. Это совсем небольшая группа людей, и не надо представлять себе, что они стоят за каждым телеграфным столбом и стучат на соседей. Это очень серьезные и секретные методы, но мы часто их используем для успешного решения наших дел.

Некоторые информаторы даже рискуют быть убитыми; такие случаи, к сожалению, трудно предотвратить. Они внедряются в преступную среду, перехватывают телефонные сообщения, ведут наблюдение, дают нужную нам информацию.

Сигналы, естественно, подаются анонимно, сами граждане остаются анонимами, даже когда дело передается в суд, они никогда не дают там свидетельские показания по понятным причинам. Мы храним их материалы в департаменте юстиции, и в их отношении у нас очень и очень строгие инструкции.

«ДА, МЫ ПРОСЛУШИВАЕМ ТЕЛЕФОНЫ, НО НЕ ПОД СВОЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ»

Вопрос: Вы упомянули о подслушивании и перехвате телефонных разговоров...

Ответ: Да, мы используем такие методы, но не под свою ответственность. Это очень долгий и сложный юридический процесс, который определяет магистрат Федерального суда США. Туда мы представляем так называемое возможное основание, то есть собираем все результаты и факты, подтверждающие нарушение закона данным лицом, а также предполагаемые даты, сроки и места установки аппаратуры. Только получив добро от федерального судьи, мы начинаем «зашифрованное оперативное электронное наблюдение (слежку)». Если в наличии большой уровень криминальной активности, мы прерываем контроль – данных достаточно. Если не набирается мотивов, мы продолжаем работу. После определенного времени периодически осуществляется «минимизация» – отбор интересующей нас информации и сведение ее воедино. Это масштабный, дорогостоящий и напряженный процесс; тем более что многие наши юристы твердят и твердят: «Подслушивание незаконно! Нужно аннулировать видеоконтроль!»

Что касается разового (единичного) контроля беседы, здесь уровень ниже и требует санкции лишь одного лица. Например, наш сотрудник имеет данные о том, что вы крадете машины. Беседуя с ним, вы предложили украсть для него машину. Тогда агент через юридический офис может получить разрешение на запись разговора, в котором постарается, чтобы вы снова обмолвились о своем предложении.

Вопрос: Является ли магнитная пленка или видеокассета официальным доказательством в суде?

Ответ: О’кей! Да.

Вопрос: Есть ли запрещенные методы в работе, которые вы использовали ранее?

Ответ: Не разрешаются, к примеру, полиграф «детектор лжи», который исследует реакции вашего тела на заданные вопросы, использование стимулирующих препаратов и каких-либо инъекций вообще, давление с помощью физической силы и многие другие.

«МЫ С ПОЛИЦИЕЙ ПОДБРАСЫВАЕМ ДРУГ ДРУГУ ИНТЕРЕСНЫЕ ВЕЩИ»

Вопрос: Мы ведем речь о разведке, криминале, защите закона – и все это ФБР. Но ведь есть и другие организации, компетенция которых в этих вопросах достаточно высока. Например полиция, ЦРУ и т. д. Конкурируете вы с ними или сотрудничаете? В чем сходства и различия подходов вашего и других ведомств в упомянутых проблемах?

Ответ: Хороший вопрос. На федеральном уровне ЦРУ несет ответственность за разведывательные операции за пределами США, мы ведаем делами внутренними. Так что между нами не может быть конкуренции, а сотрудничаем мы тесно: подбрасываем друг другу интересные вещи. Тесно сотрудничаем также с другой частью департамента юстиции – службой иммиграции и натурализации.

В обязанности ФБР входит контрразведка, что означает установление и нейтрализацию лиц, нарушающих американские законы. Это может быть кража военной и деловой информации, попытка корректировать и влиять на американскую политику. Местные власти, власти штата тоже работают в этом направлении, но под нашим контролем и координацией. Госдепартамент и департамент юстиции отвечают за политику и функции США по отношению к другим странам, в том числе и России. Мы в своей деятельности руководствуемся направлением их политики, их директивами. Под их руководством мы осуществляем и так называемые операции с белыми воротничками, или правительственной коррупцией. В большинстве этих расследований занято 13 различных департаментов и 57 агентств исполнительного отделения; эти акции, по подсчетам Национальной коммерческой палаты, обходятся ежегодно в 45 миллионов долларов, но дело того стоит.

Вопрос: А каковы различия и сходства ваших действий с полицией?

Ответ: Полиция реагирует на преступление незамедлительно, мы же действуем более тонко и гораздо дольше во времени, как было, например, с азартными играми в Нью-Йорке: полисмены арестовали игроков, мы же пошли дальше, выявляя связи, каналы, по которым идут деньги. Наша функция – выявление главных движущих сил, высших инстанций незаконного бизнеса. Или мы выявили пять хорошо организованных преступных кланов «Коза Ностра» в Нью-Йорке, арестовали глав семейств, «метастазы» же ликвидировала полиция. Если мы получили сигнал, что такой-то приторговывает кокаином, то наш агент отправляется по адресу не для того, чтобы арестовать торговца (это, когда надо, сделает полиция), а для того, чтобы внедриться в организацию или другими методами собрать максимальную информацию, если преступная деятельность имеет место.

Словом, наши действия, если можно так выразиться, вторичны. ФБР сегодня может завести дело на американского гражданина, только если установлен факт совершения правонарушения и за ним тянутся другие, более скрытые и глубокие, связи, опасные для общества в целом. Поверхностный же факт в большинстве случаев устанавливает полиция или какое-либо другое ведомство. С другой стороны, нам запрещено законом заводить на американского гражданина так называемое досье с целью просто установить за ним слежку.

«МОИМ СОСЕДЯМ НРАВИТСЯ, ЧТО С НИМИ РЯДОМ ЖИВЕТ СОТРУДНИК ФБР»

Вопрос: Не боятся ли ваши соседи жить рядом с высокопоставленным сотрудником ФБР?

Ответ: Нет, я бы даже сказал, им очень нравится, что у них по соседству проживает сотрудник ФБР, это придает им какое-то чувство безопасности. Я не делаю секрета из того, где работаю, я горжусь этим. Если бы я работал по тайному заданию, конечно, никто бы не знал, кто я и что делаю. Но у меня, как у большинства агентов ФБР, открытые задания, нас видит общественность, мы бываем на открытых мероприятиях и принадлежим к различным общественным организациям. Я сам член нескольких благотворительных фондов, республиканец по политическим убеждениям, но голосую независимо. Я бы сказал, что я консервативен политически, хотя на мне и сказались три года, проведенные во Вьетнаме. Я работаю в ФБР уже 22 года, жил в 10 разных городах и везде встречал со стороны соседей, может быть, какое-то смешанное чувство любопытства и восхищения. Я никогда не ощущал страха или ненависти с их стороны. Мне лично кажется, что работа в ФБР – самая лучшая профессия в мире, неважно, кем ты там числишься – лингвистом, инженером или агентом. Это захватывающий бизнес, к тому же профессиональный уровень ФБР очень высок во всех областях, поэтому вдвойне приятно работать с моими коллегами.

«А ЕСЛИ ПРЕЗИДЕНТ США ОТДАСТ ВАМ НЕЗАКОННЫЙ ПРИКАЗ, ВЫ ЧТО – И ЕГО ПОШЛЕТЕ?»

Вопрос: Вы часто делаете акцент на исключительном соблюдении законности вашим бюро. Но вы полностью подчинены президенту. И как быть, если, предположим, высшая руководящая инстанция, отдавая вам приказ, сама нарушит закон, как это было, скажем, в печально известном деле с отелем «Уотергейт»?

Ответ: Да, мы работаем на президента и руководствуемся его текущей политикой. Например, он хочет усилить действия по борьбе с экологическими преступлениями, и, когда он издает декларацию, мы получаем директивы более решительно и первоочередно вести расследования в этой области. И все же его деятельность тоже находится под определенным контролем. Президент предлагает, конгресс должен это предложение пропустить, многое также зависит от различных федеральных агентств, прежде чем президентское предложение обретет силу законодательного акта.

Реагируя на тот акцент, который ставится президентом, мы обязательно предусматриваем существующие правила и инструкции. Но, если он велел нам, например, не вести расследования по нарушению федеральных законов, мы должны сказать: «Сэр! До тех пор пока закон не изменился, мы обязаны вести расследование».

Вопрос: И что может случиться потом: какова может быть реакция президента и дальнейшая судьба должностного лица, отказавшего ему?

Ответ: Если президент приказывает расследовать что-либо, а наш директор не может этого сделать, он или обязан выполнить приказ, или покинуть свой пост. В деле «Уотергейт» у нас здесь был человек, исполняющий обязанности директора, не будем называть его имени. Его еще не утвердили в должности, и, может быть, поэтому во время «Уотергейта» было оказано сильнейшее давление на ФБР, самое большое за всю историю его существования.

Если директор ФБР считает, что его несправедливо вынуждают уйти со своего поста, то, возможно, он должен заявить, что президент Соединенных Штатов пытается оказывать незаконное влияние. Я лично не сталкивался с такими вещами, но считаю, что наш директор может сказать: «Господин президент! Мне не нравится то, что вы говорите, это незаконно, я отказываюсь выполнять и намереваюсь огласить это в прессе». Вот один из вариантов возможной развязки.

«Уотергейт» был тяжелым, но хорошим уроком для американцев. Сейчас у нас достаточно правил и инструкций, а также организаций и юридических лиц, контролирующих процесс функционирования властных структур. Так что, думаю, подобное не должно повториться.

«АГЕНТ ФБР – ВНЕ ПОЛИТИКИ»

Вопрос: Как сказывается на кадровом составе ФБР смена администраций? И вообще, подвержены ли вы политическим влияниям, каковы политические права самого сотрудника ФБР как гражданина?

Ответ: В прошлом утверждалось, что ФБР выполняет роль политического сыска, и не без оснований. Но сейчас мы – вне политики. Для иллюстрации: во время знаменитого судебного процесса под названием «Эбскэндл» несколько лет назад мы арестовали с полдюжины сенаторов и конгрессменов за взяточничество и коррупцию. У нас были видеозаписи получения и дачи денег конгрессменами. Так вот они принадлежали к обеим партиям – республиканцев и демократов.

Да, директор ФБР назначается президентом на ограниченный срок пребывания, но это не зависит от определенного политического периода. Наши люди не уходят в другие гражданские учреждения, которые обновляются каждые четыре года вместе со сменой администрации, как, например, департамент иностранных дел и другие подразделения президентской команды. У нас же менее 1 процента профессиональных сотрудников оставляют службу до завершения 20-летнего стажа работы.

У нас есть демократы, республиканцы, независимые, у нас много разных этнических групп – афроамериканцы, испанцы, китайцы. 1,2 тысячи наших сотрудников – женщины. Одни – выходцы из богатых семей, другие – из бедных, но все равны в своих политических правах как граждане.

Мы можем иметь свои убеждения и реализовывать их на выборах как отдельные лица, но мы не должны руководствоваться этими убеждениями в нашей практической работе, и тем более активная общественная деятельность не должна ставить агента в компрометирующее положение и способствовать разглашению подробностей его службы. Мы как профессиональные сотрудники не агитируем, не проводим кампанию в поддержку назначения какого-либо политического кандидата. Словом, если наш сотрудник является членом какого-либо сообщества и у него есть предметы обсуждения, он высказывается о политике и участвует в голосовании, но это самое большое, что он может себе позволить. Мы не должны использовать свой аппарат в политических процессах, в машине голосования.

«НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ БАРЬЕРОВ ИЛИ НЕДОВЕРИЯ»

Вопрос: Ваши пожелания коллегам из КГБ, которые, может статься, мне удается передать им по приезде на Родину.

Ответ: Это трудный вопрос, потому что, в сущности, я не знаю, чем они занимаются. Знаете, я бы хотел пригласить их в эту страну, пригласить в ФБР, показать кое-что, дать им представление о том, что и как мы делаем. Я бы предложил обмен информацией по общим проблемам, например по наркотикам или организованной преступности, коррупции. Можно обмениваться техническими приемами, методами, которые высоко оценены, можно обмениваться слушателями специальных академий – у нас в центре подготовки занимаются тысячи слушателей из так называемого свободного мира, которые потом увозят с собой знания. Не должно быть барьеров или недоверия. Я бы хотел, чтобы они стали бы моими гостями, это было бы здорово!

Вы знаете, моя дочь изучает русский язык. А моя мать и сестра путешествовали по России и полюбили ее. Так что у меня нет никаких предубеждений, и никакие предвзятые мнения не беспокоят меня как сотрудника ФБР. Многое из того, чем занимается наше бюро, могло бы быть полезным и для России. Преступность – это глобальная проблема, она вызывает беспокойство во всем мире. И в этом смысле мы можем сотрудничать и поддерживать друг друга. Думаю, что это послужит на благо каждому из нас.

Вашингтон – Казань,

11 июня 1991 года