Михаил Виноградов: «Назначение детей чиновников на разные выгодные посты технически сокращает число вакансий, хотя иногда вакансии создаются специально под них. Эта практика не является секретной, и общество относится к ней в целом достаточно нейтрально» Михаил Виноградов: «Назначение детей чиновников на выгодные посты технически сокращает число вакансий, хотя иногда вакансии создаются специально под них. Эта практика не является секретной, и общество относится к ней достаточно нейтрально» Фото: Николай Галкин/ТАСС

«ПОЛУЧЕНИЕ ДВОРЯНСКОГО ТИТУЛА – ЭТО СТРЕМЛЕНИЕ «СОСТАРИТЬ» РОССИЮ»

– Михаил Юрьевич, ваш новый доклад «Преемники 2.0 (аристократы)» сразу стал очень популярным. В нем насчитывается более 80 детей российских чиновников из высших эшелонов власти, которые добились заметного успеха на госслужбе или в бизнесе. Но неужели впору говорить о появлении в РФ нового дворянского класса, где статус передается по наследству? Или термин «аристократия» для вас – это условность?

– Мы употребляем термин «аристократия», конечно, больше как фигуру речи. Мы не можем сейчас говорить об аристократии как об особой прослойке с интеллектуальным и культурным кругозором, с определенным бэкграундом и обязательным французским гувернером. Хотя, если мы откроем литературу о XVIII или XIX столетиях, найдем самые разные примеры представителей дворянского сословия. Но это литература, а в реальности никто из ныне живущих той аристократии не помнит, и нам трудно сравнивать с досоветской Россией.

Тем не менее употребление термина «аристократия» в целом корректно, так как это одно из возможных описаний складывающейся схемы. Но это не отвечает на вопрос об устойчивости самого эксперимента. Элементы аристократического слоя могут существовать в краткосрочной перспективе, но достаточно ли устойчива эта тенденция, чтобы пройти через транзит власти? Ведь рано или поздно этот транзит власти случится. Сохранятся ли при этом нынешние кланы или уступят место новым – это совершенно не очевидно.

Цитата из доклада «Преемники 2.0 (аристократы)»: «Интенсивность присутствия темы „наследования“ статусов растет по мере старения политических элит и взросления их детей: в нулевые годы чаще обсуждалось положение в обществе или бизнесе жен чиновников (тема была особенно заметна и резонансна на губернаторском уровне). Актуальность темы оказывается несколько выше, чем в советскую эпоху, когда имели место негласные ограничители на подобные продвижения („потолок“ для наиболее статусных родственников составлял уровень заместителя министра, иногда они занимали высокие позиции в различных сферах жизни, не связанных с системой управления – например, в искусстве)».

– Однако вспомним, что Мария Владимировна Романова, называющая себя главой Российского императорского дома, давно даровала дворянские титулы экс-главе ФСБ Николаю Патрушеву, генпрокурору Юрию Чайке, Людмиле Нарусовой и Ксении Собчак, а также многим другим лицам из современного политического бомонда. Что же мы видим теперь? Сыновья Патрушева, Дмитрий и Андрей – в вашем списке «аристократов» (первый в качестве нового министра сельского хозяйства РФ, второй – в качестве заместителя гендиректора «Газпром нефти»). Там же сыновья Чайки, Артем и Игорь, известные бизнесмены. О Собчак я уже не говорю, у нее вообще президентские амбиции. Разве это случайное совпадение?

– Получение дворянского титула – это скорее элемент индивидуальных стратегий выстраивания отношений с историей. Поиск корней – это стремление «состарить» Россию, показать, что ей не 30 лет, а то ли 100, то ли 500, то ли вся тысяча. Хотя говорить о тысячелетней истории России профессиональные историки считают не совсем корректным. Тем не менее если вы спросите об этом у простого человека, он наверняка ответит, что история современного российского государства идет от Киевской Руси, как это было написано в советском школьном учебнике.

Так что это скорее элемент выстраивания отношений с историей, жажда продемонстрировать то, что «мы были всегда». Правда, «состаривание» современной России имеет и негативные стороны, потому что молодые страны обычно более энергичны, динамичны и более конкурентоспособны. Поэтому с точки зрения исторической динамики совсем не факт, что это естественное желание «состарить» власть и страну в целом продуктивно.

– Неужели современная Россия – это совершенно оторванная от прошлого «субстанция», у которой не сохранилось никаких корней ни в Российской империи, ни даже в Советском Союзе?

– Разумеется, историческая преемственность существует всегда. Нельзя ведь сказать, что современная Германия не имеет преемственности по отношению к ФРГ и ГДР, к Веймарской республике и так далее. Элементы исторической преемственности всегда наличествуют, но дальше следует вопрос, насколько самосознание, культура и коммуникации абсолютизируют ее и делают ее насыщенной ценностно.

«Поиск корней – это стремление «состарить» Россию, показать, что ей не 30 лет, а то ли 100, то ли 500, то ли вся тысяча» «Поиск корней – это стремление «состарить» Россию, показать, что ей не 30 лет, а то ли 100, то ли 500, то ли вся тысяча» Фото: ©Сергей Пятаков, РИА «Новости»

«ТОЛЬКО ЛИФТЕР ЗНАЕТ, ПО КАКОЙ ТРАЕКТОРИИ БУДУТ ЕЗДИТЬ СОЦИАЛЬНЫЕ ЛИФТЫ»

– В вашем докладе множество известных фамилий, которые, видимо, становятся «родовыми»: Кириенко (его сын Владимир – старший вице-президент по развитию и управлению бизнесом «Ростелекома»), Ковальчук (сын Борис – председатель правления «Интер РАО»), Ротенберг (сын Игорь – основной акционер компании «Газпром бурение»), Сечин (сын Иван – первый заместитель директора департамента «Роснефти») и т. д. Это исчерпывающий список или он еще будет продолжен?

– Насколько я помню, в списке 86 персоналий. Наше исследование не призвано что-то разоблачить или вывести кого-то на чистую воду. Мы брали наиболее интересные и резонансные примеры, но старались не перечислять тех детей чиновников, которые уехали за границу. Наша задача была описать тенденцию, а не давать ей оценки, хороша она или плоха.

Интерес к теме, безусловно, есть. Вполне можно допустить, что ближайшая пара лет будет насыщена разговорами об участии «наследников» в транзите власти. Так что дальнейшие изыскания в этом направлении наверняка будут востребованы. С другой стороны, мы не открывали Америки – мы работали с открытыми источниками. Примерно 150 человек нам попались при этом на глаза, из них в окончательном списке мы оставили не более 90. Кто захочет продолжить этот список – пожалуйста. Мы ввели в повестку дискуссию, которая может быть равно интересной для обоих сторон. Общее ощущение, что тема детей во власти стала более политически приемлема, чем это было в советские годы, есть, пожалуй, у всех. Но дискуссии о слабых сторонах и вообще о жизнеспособности сценария «наследования» в обществе нет. В России такая политическая дискуссия обыкновенно сводится к сравнению сложившихся реалий с некими идеальными, и демонстрация соответствия или несоответствия этому идеалу. Мне кажется, надо смотреть на жизнеспособность и на перспективу данного пути, а не на его соответствие или несоответствие историческим представлениям о «демократии в вакууме».      

Цитата из доклада «Преемники 2.0 (аристократы)»: В 2008 году Андрей Кончаловский писал, что «за все время существования российского государства лишь во времена Сталина „непотизм“ или „семейственность“ жестоко карались (аресты жен Вячеслава Молотова и Лазаря Кагановича, старшего сына Никиты Хрущева, противоречивая судьба самих детей Иосифа Сталина). В брежневскую эпоху принципы непотизма – „чужие здесь не ходят“  – стали генеральными в создании высших эшелонов государственной и партийной власти. Юрий Андропов пробовал положить конец „семейственности“, но тщетно – советская система окончательно превратилась в развалины, и не без „помощи“ непотизма. По мнению Кончаловского, „аристократии у нас нет, поэтому в наследство оставляют не титул, но равнозначное социальное положение, статус. ... Политолог Станислав Белковский полагает, что тренд пристраивания детей на руководящие должности появился еще при Борисе Ельцине, а корнями он связан с национальной ментальностью, согласно которой успех не всегда должен быть связан с упорным трудом. Он высказывал предположение, что в будущем ситуация осложнится и противоречием между поколениями: „Дети чиновников взрослеют и хотят занять ключевые должности в госсекторе и бизнесе — при этом их родители не спешат покидать свои места“».

– Я думаю, что между советской аристократией, так называемыми мальчиками-мажорами и между современной аристократией нет четкой границы, такой границы, какая была проведена в 1917 году между старым имперским дворянством и новой советской партократией. Тогда существовал институт «бывших», «лишенцев», не говоря уже о расстрелах и репрессиях. А в 1991 году никаких «бывших» не появилось, потому что многие из партократов остались при деньгах и при власти. Где работал Егор Гайдар, прежде чем стал «реформатором»? В журнале «Коммунист». Чьим внуком он был? Известного номенклатурного писателя. Не говоря уже о том, из кого в 90-е «назначали» олигархов. По легенде, до сих пор бытующей в Питере, просто собрали на базе отдыха в Ленинградской области группу комсомольских активисток и тыкали пальцем: «Вот ты будешь олигархом. И ты...»

– В политической борьбе всегда есть обиженные, дискриминированные, репрессированные. В разной степени это происходит в любую эпоху и в любой стране. Но в постсоветской России это действительно было чуть мягче. В 90-е и нулевые годы политическая и государственная карьера перестала быть единственно возможной. Можно было попробовать себя в частном бизнесе. Кроме того, начал действовать канал Exist Strategy – окно возможностей, связанное с отъездом за границу для работы или для релаксации, в том числе для отъезда насовсем. Это все-таки очень серьезный канал, который приводит к снижению социального напряжения и к снижению количества невостребованных, дискриминированных людей. Кто-то из бывших элит или даже из элит путинских нулевых годов просто уехал за границу, и у этих людей нет ощущения, что вся жизнь прошла зря и завершается неудачно. Поэтому в постсоветское время появилось большее число карьерных стратегий, нежели прежде. Оно существует и сегодня, несмотря на огосударствление части бизнеса. Я думаю, что само сохранение возможности выезда – это достаточно рациональный шаг даже с точки зрения закручивания гаек, потому что помогает избежать усиления напряжения внутри системы.

– Но разве институт «наследования» не закупоривает наглухо социальные лифты в стране? Не все же могут позволить себе уехать.  

– Социальные лифты существуют, вопрос лишь в том, что нет инструкции по пользованию ими. Скорее вернулась полузабытая профессия лифтера. Только лифтер знает, по какой траектории будут ездить социальные лифты. Естественно, что таких лифтов не очень много, при том что средний возраст российского правительства вырос на 4 года в сравнении с составом 2012 года (с 47 лет до 51 года). Это признак того, что молодые поколения подпускают к власти не так охотно, как этим поколениям хотелось бы. Можно спорить, является ли проблема социальных лифтов рукотворной или это следствие того этапа, на котором сегодня оказалась страна. Наверное, назначение детей чиновников на разные выгодные посты технически сокращает число вакансий, хотя иногда вакансии создаются специально под них. Эта практика не является секретной, и общество относится к ней в целом достаточно нейтрально. Элитных бунтов в связи с этим тоже не возникало. Не исключено, что этот нейтралитет – временная ситуация. Люди охотно обсуждают политические новости, связанные с понятной им картиной мира, с родственниками, знакомыми и пр. Скажем, история с экс-министром обороны Анатолием Сердюковым, который был зятем бывшего первого вице-премьера Виктора Зубкова, была в свое время широко известна и обсуждаема общественным мнением. То есть существует риск, что общество заметит и историю с «наследниками».

Однако реакция общества может быть не только эмоциональной, но и достаточно рациональной. Вспомним, что в советское время ходили анекдоты о том, что сын генерала не сможет стать маршалом, потому что у маршала свои дети есть. При том что это вряд ли соответствовало реальной практике, где традиции клановости и непотизма ограничивались в большей степени, чем, по крайней мере, сегодня. Однако анекдоты были популярны, особенно в военной среде. Нынешнее общество более нейтрально, но нет гарантии, что публичное признание того факта, что вот сейчас у нас есть аристократия (а оно потребуется, конечно), будет воспринято людьми позитивно или хотя бы равнодушно. Что касается молодых людей из нового поколения истеблишмента, то они все равно живут в атмосфере карьерной конкуренции, естественной и понятной. Но риски того, что борьбу можно будет вести только за позиции управляющих, а распределение активов станет осуществляться по совершенно иным принципам, нежели профессиональные и карьерные, – эти риски сохраняются и даже бытуют у части истеблишмента.

«Сохраняется фактор витринности Татарстана по сравнению с другими российскими регионами. А Кремль нуждается в наличии позитивных примеров, которыми он не очень избалован» «Сохраняется фактор витринности Татарстана по сравнению с другими российскими регионами. А Кремль нуждается в наличии позитивных примеров, которыми он не очень избалован» Фото: president.tatarstan.ru

 «ПАДЕНИЕ ПОЗИЦИЙ ТАТАРСТАНА ЗА ПОСЛЕДНИЕ ДВА-ТРИ ГОДА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПРОИЗОШЛО»

– Некоторые «наследники» не только попадают в федеральное правительство, как Патрушев-младший, но и становятся губернаторами, как новый губернатор Ямала Дмитрий Артюхов. При этом всех поразил его возраст – 30 лет.

– На самом деле это не первый пример в этом ряду, и здесь уместно вспомнить не только калининградского Антона Алиханова, но и главу Чечни Рамзана Кадырова, которому еще не было 30 лет, когда он стал чеченским премьер-министром. Безусловно, на это повлияли определенные трагические обстоятельства. Что касается Дмитрия Артюхова, то здесь фактор отцовства играет роль (отец нового губернатора Ямала — вице-спикер Тюменской облдумы и секретарь политсовета тюменского отделения «Единой России» Андрей Артюховприм. ред.). Но не менее важно выстраивание сложного баланса между тюменскими, ямальскими и московскими элитами. Впрочем, пока это только эксперимент. К тому же из Ямало-Ненецком округа обычно приходит не так много новостей – в этом плане регион информационно зацементированный. Не очень понятно, удастся ли валидно и адекватно оценивать работу тамошнего нового губернатора и будет ли у нас достаточный объем материалов для этого.

– Какова устойчивость Ямала по вашей рейтинговой шкале регионов?

– Достаточно высокая. К примеру, в апреле 2018 года регион получил свыше 8 баллов, то есть максимальную устойчивость.

– А почему в том же рейтинге Татарстан оказался оценен как регион со средней устойчивостью (6,8 балла)? Кстати, внук Минтимера Шаймиева Тимур (директор нефтяной компании ООО «МНКТ») и его внучка Камиля (член совета директоров компании «СГ-Транс») вошли в ваш список «наследников» со средним карьерным успехом.

– По Татарстану в рейтинге есть двойственность. Падение позиций республики за последние два-три года действительно произошло: были и банковский кризис, и вкладчики, и языковая тема, и борьба вокруг республики. Но потенциал возвращения в категорию с высоким уровнем устойчивости у Татарстана есть, и это вполне возможно, если не будет каких-то драматических событий. Просто позитивные новости всегда более незаметны, чем негативные, и расти в рейтингах несколько сложнее, чем падать. 

– Татарстанская элита правильно делает, что оглядывается с тревогой на радикальные перемены в Дагестане или Башкортостане? Справедливы ли опасения, что с Казанью могут поступить подобным образом?

– Оглядываться на другие примеры, в том числе негативные, абсолютно естественно. Это отвечает рефлексам, которые есть у любого чиновника. Но обилие негативной информации по Татарстану – это скорее конец 2016 и начало 2017-го годов. Сейчас про республику, даже в связи со спецобращениями Госсовета РТ по языковой проблеме, слышно не так много. И я не вижу никаких негативных поводов вроде обманутых вкладчиков и банковского кризиса, чтобы эта негативная волна возобновилась. Или же поводы к этому хорошо прячут, и надо глубоко копаться в делах республики. Конечно, понимание того, что Рустам Минниханов несколько слабее Минтимера Шаймиева, у федеральной власти есть. По крайней мере, он не сделает плохо федеральной элите. К тому же сохраняется фактор витринности Татарстана по сравнению с другими российскими регионами, в некоторых из которых хвастаться вообще особенно нечем. А Кремль нуждается в наличии позитивных примеров, которыми он не очень избалован.

– Сыграло ли какую-то роль в снижении рейтинга Татарстана то обстоятельство, что Николай Никифоров ушел из Кремля и что в рейтинге инвестпривлекательности регионов РТ опустилась на 3-е место?

– Тюмень, которой Татарстан уступил первенство, такой же в хорошем смысле витринный регион, отчасти и Калуга, и Белгород. Что касается Николая Никифорова, то да, событие произошло. Но, наверное, стоит дождаться завершения кадровых перестановок, внимательнее всмотреться в судьбу приволжского полпредства – его новая конфигурация еще не достроена. В любом случае судьбу отставников нельзя считать до конца определившейся, пока не произошли финальные назначения в администрациях и полпредствах.

– Сохранят ли за Миннихановым статус президента или это звание будет восприниматься как юридический и этический нонсенс в новых политических реалиях?

– Политическая реальность вообще состоит из нонсенсов. Когда Аман Тулеев, уйдя в отставку, тут же стал спикером кемеровского заксобрания, это тоже воспринималось как нонсенс. Казалось, что такого не бывает. Нонсенс – это часть политики. Периодически с ними борются, но они возникают снова.

– Прежде ходили слухи, что Рустам Минниханов может перейти в федеральное правительство. На примере бывшего губернатора Тюменской области Владимира Якушева мы видим, что это очень даже возможно.

– Абстрактно такие шансы у Минниханова сохраняются, но мы видим, что новое федеральное правительство уже сформировано. Так что в ближайшие месяцы это маловероятно.


«ОБСУЖДЕНИЕ СУДЬБЫ РУССКОГО ЯЗЫКА ОСОБЕННО ЧУВСТВИТЕЛЬНО ДЛЯ НАЦИОНАЛЬНЫХ РЕСПУБЛИК»   

– Недавно произведенные замены губернаторов в Якутии, Магадане, Тюмени, на Алтае и на Ямале – это всего лишь часть глобальной операции Кремля по перезагрузке региональных элит? Ждать ли нам продолжения?

– В прошлом году, в феврале-марте и осенью, замены губернаторов были более залповыми. Хотя в то же время некоторые ротации считались плановыми и были связаны с окончанием срока полномочий у новгородского губернатора Сергея Митина, у рязанского Олега Ковалева и т. д. Сейчас мы видим, что замена губернатора Магадана 68-летнего Владимира Печеного тоже плановая и очередная, а в некоторых других регионах ротации вызваны формированием федерального правительства. Аналогично тому, как в свое время переходил на работу в Москву с поста пермского губернатора Юрий Трутнев или красноярский Лев Кузнецов. Понятно, что есть элемент спонтанности в замене главы Якутии Егора Борисова и, возможно, алтайского Александра Карлина. Остальные завязаны на правительственные расклады.

У федерального центра впереди более 20 избирательных губернаторских кампаний (9 сентября 2018 года – в единый день голосования прим. ред.). Не исключено, что осенью скажется усталость граждан от выборов, и они могут выплеснуть накопившийся негатив или же все пройдет спокойно в условиях отсутствия мощной конкуренции. До конца понимания того, что нам предстоит, нет, но и желание множить количество губернаторских кампаний у федеральной власти тоже отсутствует.

Другое дело видно, что состоявшиеся замены вызвали у федерального центра и у администрации президента некое эмоциональное удовлетворение, определенное позитивное послевкусие. Как и в прошлом году, первая замена была необсуждаемой, хайповой – на этот раз это была Якутия, если не ошибаюсь. Но последующие перестановки были не столь резонансы – по многим из ним журналисты мне даже уже не звонили за комментариями, потому что темы достаточно быстро выпадают из повестки. А поскольку в России нет традиции восприятия региона как чего-то самоценного, никто из федеральной прессы не отслеживает эти сюжеты слишком долго. Хотя, казалось бы, что такое Якутия? Это республика, которая по своей площади находится где-то между Индией и Аргентиной, второй по территории стране в Южной Америке. То есть обсуждать отставку Борисова можно было бы не меньше месяца. Однако в России тема сошла на нет через один-два дня.

– Сыграли ли свою роль в аппаратном поражении Борисова пресловутые «якутский национализм» и клановость, процветавшие при нем в республике?

– Я был бы осторожен в оценках этого, потому что они не всегда бывают точны. Думаю, при замене главы Якутии этот фактор не акцентировался, иначе бы это прозвучало хотя бы в косвенных источниках. Скорее произведенная замена воспринята как реакция на проблемно проведенные в регионе президентские выборы (Владимир Путин здесь получил 64,38% голосов, а Павел Грудинин набрал лучший из своих процентов голосов – 27,25% прим. ред.). До этого в Якутии были коллизии с выборами главы республики, но федеральный центр все равно не давал сигналов о прямой связи этого с национальной темой. Впрочем, национальные республики не отличаются информационной прозрачностью – ни Якутия, ни Тува, ни другие, – и трудно отличить, где мы сталкиваемся с реальными проблемами, которые наверняка имеют место, а где имеем дело со спекуляциями, которые всегда можно вытащить на поверхность в качестве аргумента.

– То есть приверженность Кремля защите интересов «русского мира» больше ориентирована на внешнюю политику, а внутри России не играет существенной роли.

– Мне кажется, что концепция «русского мира» не получила значительного развития и серьезного импульса с тех пор, как она широко обсуждалась в 2014 году. Тем более что проекты ДНР и ЛНР показали лишь частичную жизнеспособность. Думаю, что тема «русского мира» пока будет на втором плане. Это не отменяет обсуждения судьбы русского языка, особенно чувствительного для национальных республик РФ. Но здесь будет сохраняться двойственность. С одной стороны, есть желание снизить уровень объективных проблем и убрать чувство дискриминированности, которое сохраняется у части русского населения в национальных республиках. С другой – есть тревожность перед темой русского национализма – возможно, немного раздутая, потому что сильного и мощного русского национализма, на мой взгляд, в России не появилось. Тем не менее федеральный центр старается соблюдать здесь баланс. Да, некоторые шаги в пользу русского языка в национальных республиках в последнее время делаются. Но эту тему стараются подавать в СМИ с пониженной конфликтностью, и многие жители областей и краев РФ изменений в этой сфере просто не почувствовали.      

– В апрельском рейтинге фонда «Петербургская политика» вы внесли в графу «Негативные события» следующую новость: обращение Госсовета Татарстана к председателю Госдумы Вячеславу Володину по поводу поправок «в закон об образовании в РФ с предложением закрепить в федеральных государственных образовательных стандартах обязательность изучения государственных языков республик». Так это все-таки повлияло на устойчивость РТ?

– Любой вызов, который тебе бросили, можно замечать или не замечать, можно реагировать, а можно игнорировать. Воспримет ли федеральная власть это обращение как вызов? Готова ли она в связи с этим бороться или уступать? Я пока не слышал, каким может быть решение.

– Меняя старых губернаторов на врио, власть пытается успеть до официального объявления избирательной кампании, которая пройдет 9 сентября? Это и есть красная черта для нового поколения глав регионов?

– Думаю, что решения по федеральным кандидатурам все-таки важнее. Поэтому на первом месте ротации, связанные с правительственными изменениями. Часть из тех, кто занимается губернаторскими решениями, в принципе, не в курсе про 9 сентября и региональные выборы. Но были утечки, и вполне спланированные, что губернаторов Якутии и Алтайского края поменяют уже после 9–10 июня, то есть без прицела на выборы, которые к этому моменту будут уже объявлены. Таким образом, новые врио должны были сохранять свою приставку в течение года. Но эта утечка не получила развития, равно как разговоры об отмене прямых выборов в Якутии. Разумеется, для части чиновников 9 сентября имеет значение, но не могу сказать, что элита уже перешла в режим ожидания этого события. Думаю, это произойдет не раньше второй половины июня.

«Население Марий Эл устало от Леонида Маркелова, хотя это фигура интересная и по-своему историческая для Марий Эл» «Население Марий Эл устало от Леонида Маркелова, хотя это фигура интересная и по-своему историческая для Марий Эл» Фото: ©Евгений Никифоров, РИА «Новости»

«У МЕСТНЫХ ЖИТЕЛЕЙ ЕСТЬ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО В ЭПОХУ МАРКЕЛОВА С ЙОШКАР-ОЛОЙ ПРОИСХОДИЛО САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ ЗА ВСЮ ЕЕ ИСТОРИЮ»

– Закончена ли, на ваш взгляд, карьера екатеринбургского мэра Евгения Ройзмана? Тем более, что прямые мэрские выборы в уральской столице отменили почти сразу после его отставки?

– У губернатора Свердловской области следующие выборы еще очень не скоро – только в сентябре прошлого года Евгений Куйвашев набрал свыше 62 процентов, а сам Евгений Ройзман даже не был допущен до участия в кампании (официальный повод – не смог собрать подписи прим. ред.). И сегодня не видно, чтобы Ройзман вышел из этой ситуации. Каких-то дивидендов и бонусов ему не просматривается. В краткосрочном плане это, конечно, его поражение. Конкуренцию с новосибирским оппозиционным мэром Анатолием Локтем (КПРФ) Ройзман, поддерживаемый «Справедливой Россией», безусловно, проигрывает. Не слишком удачный дебют врио губернатора Новосибирской области Андрея Травникова связан в том числе и с тем, что в регионе есть сильный оппозиционный политик Локоть.

– Губернатор Петербурга Георгий Полтавченко по степени вероятности своей отставки находился где-то рядом с Алтаем и  Якутией, однако ему удается каким-то образом сохранять свое кресло.

– Нужно, я думаю, дождаться кадровых решений по администрации президента и полпредствам. Ожидания того, что кресло петербургского губернатора станет вакантным в процессе изменения конфигураций федерального правительства, пока не оправдались. А сам Георгий Полтавченко заявил, что ему было бы интересно пойти на следующие выборы. Но возможность спонтанных решений в случае Санкт-Петербурга будет существовать всегда.

– Прилегающие к Татарстану регионы Марий Эл, Мордовия, Нижний Новгород и Самара получили путинских технократов еще в прошлом году. Особенно скандальной выглядела ротация в Йошкар-Оле, хозяин которой, «великолепный» Леонид Маркелов, был арестован. Как раз на днях ему предъявили окончательные обвинения в получении взятки и хранении боеприпасов.

– Население Марий Эл устало от Леонида Маркелова, хотя это фигура интересная и по-своему историческая для Марий Эл. При всей иронии местных жителей у них есть ощущение, что в «эпоху Маркелова» с Йошкар-Олой происходило самое интересное за всю ее историю. Но люди устали, отставка решила эту проблему. Что касается публичного лица нового марийского губернатора Александра Евстифеева, то оно еще оформляется.

Уход Николая Меркушкина из Самары тоже разрядил обстановку, поскольку меркушинские эстетика и стилистика воспринимались местными элитами сложно. Зато назначение Дмитрия Азарова, бывшего самарского мэра, в освободившееся губернаторское кресло было для многих позитивным. В Нижнем Новгороде, откуда ушел Валерий Шанцев, конфигурация еще оформляется, потому что замены коснулись разных уровней региональных элит и сопровождались уголовными делами и арестами. Вхождение Глеба Никитина в нижегородскую повестку пока продолжается.

– Да, в Нижнем рокировка сопровождалась арестами, но самый радикальный сценарий по смене местных элит мы видели, наверное, в Дагестане.

– Мне кажется, что самый радикальный сценарий был применен в свое время не в Дагестане, а в Республике Коми, где в 2015 году был арестован губернатор Вячеслав Гайзер (Вслед за ним была демонтирована существенная часть местной элиты – были арестованы предшественник Гайзера Владимир Торлопов, бывший зампред правительства Коми и бизнесмен Константин Ромаданов, спикер республиканского парламента Игорь Ковзель и другие. Аресты до сих пор продолжаются – под стражу заключен даже бывший лидер республиканской «Единой России», мэр Ухты Игорь Леонов прим. ред.). Это было очень существенной встряской для региона. Попытки форсировать завершение «дело Гайзера» предпринимались перед президентскими выборами, но не завершились успехом. А последствия разрушения в Республике Коми прежней управленческой вертикали до конца так и не были преодолены.