Михаил Волков-Сорокин: «Переход к рустику состоялся через известного фольклориста Сергея Старостина»

«КОГДА УСЛЫШАЛ РУССКИЕ САМОБЫТНЫЕ ПЕСНИ СТАРОСТИНА, ВО МНЕ ЧТО-ТО ИЗМЕНИЛОСЬ»

— Михаил Борисович, больше 40 лет вы работаете с деревом и последние 10 лет — в стиле рустик (от фр. rustique означает «деревенский», «грубый», основной материал — дерево — прим. авт.), до этого были классика и модерн. Как состоялся переход?

— Через известного фольклориста Сергея Старостина. Как-то я с гордостью, грудь колесом, показывал альбом со своими работами Старостину и его супруге Ольге Лапшиной. И почему-то к середине альбома меня посетила какая-то грусть. Я стал испытывать неловкость. И подумал: что я делаю, зачем все это показываю, какая это глупость и чушь! Когда услышал русские самобытные песни Старостина, во мне что-то изменилось. Произошло это на Грушинском фестивале в 2006 году. Вышел мужик, босой, в холщовых штанах и в рубахе, в каком-то светленьком войлочном колпачке, похожем на пиалу, с деревянной трубой, упер ее в палец большой ноги и дунул. И меня как будто молнией пронзило, я оказался в далеких временах и увидел своих прародителей. Как они вышли из полуземлянки в каких-то светлых, холщовых одеждах и что-то делали на холодной сырой земле. После этого видения я уже не мог слушать и воспринимать современную эстраду. И делать то, что делал прежде.

В общем, что-то со мной произошло, и все «причесанные» стили, где все предсказуемо, ровно, под прямым углом, перестали нравиться и стали чужими. Мне больше не хотелось делать то, что я делал. Все эти кессонные потолки (кессоны от фр. caisson — ящик, углубления прямоугольной или другой формы в своде, куполе, потолочном перекрытии — прим. авт.), филенчатые двери, линии модерна, лестницы с фигуристыми балясинками — все это гламурное благополучие стало уходить в прошлое.

«Как-то раз на канале Euronews сообщили, что в Берлине открывается выставка дизайнера Франка Лефебра. В анонсе показали кадр с его креслом с какими-то рогами, крокодиловой кожей, перьями. У меня челюсть отвисла, я облизнулся и потерял покой»

— Почему вы решили заняться именно рустиком?

— Все лето 2006 года я был в «ломках», ничего не хотелось делать. А как жить, что делать, я не знал. Все, что делал раньше, казалось великой глупостью, да и делали это все. Надо же делать что-то интересное, а что именно, не знал. Правда, когда сплавлялся на байдарке, на лодке куда-то плыл, я все время любовался корягами, их изгибами, трещинками, фактурой — все это меня завораживало. Но даже не представлял, как это можно применить.

И как-то раз на канале Euronews сообщили, что в Берлине открывается выставка дизайнера Франка Лефебра. В анонсе показали кадр с его креслом с какими-то рогами, крокодиловой кожей, перьями. У меня челюсть отвисла, я облизнулся и потерял покой. Думаю: боже мой, что люди делают?! Мои работы вообще ни о чем. И угодно же богу, знакомая принесла журнал «Уникальные деревянные дома», и появился заказчик. Позвонила женщина из Боровых Матюш, говорит: ищем мастера, который сделал бы интерьер в стиле «три медведя». Перебрала кучу дизайнеров, никто не поймет, какие «три медведя». Она просто не знала, что это рустик. Я ей показал журнал, говорю это все из прутьев, из бревен и коряг. Она так обрадовалась: да, говорит, это то, что мы искали! Сначала заказала лестницу, потом стол, потом еще что-то. Я у них проработал года два-три.

— Пригодился опыт работы в классическом стиле?

— Есть такой московский декоратор Аида Гоголева, она посмотрела мои работы и говорит: тебя боженька специально водил по классическому стилю очень-очень много лет, как Моисей 40 лет водил по пустыне евреев. Ты проходил серьезную классическую школу в деревообработке, когда нужно все делать так, чтобы комар носа не подточил. Из строгого классического стиля, безупречного качества, где все ровно и подогнано, я вдруг нырнул в бревна и коряги, в какие-то «растопырки». В необузданную пластику и кривизну веток. Моя мебель, хоть я и работаю в стиле рустик, не грубая и шероховатая. Культура классики воссоединилась с природностью рустика, и родилось нечто интересное.

«В АРМИИ Я ТОЖЕ ЗАНИМАЛСЯ ДЕРЕВОМ И МЕБЕЛЬЮ»

— Где вы учились ремеслу?

— Много где учился: сначала в художественных кружках, потом в художественной школе, в училище народных художественных промыслов, окончил его с отличием. Потом была армия, где я тоже работал с деревом. Резал, делал мебель для высокопоставленных московских генералов.

«Берут не одну вещь, заказывают интерьер. А в интерьере нужна и лестница, и стол, и стул, и люстра, и зеркало, и кровать»

— Выходит, вы уже тогда были приличным мастером?

— Я мальчишкой, призвавшись в армию, делал мебель. Не маршировал по плацу, не бегал с автоматом и не стоял на тумбочке. У меня была просторная мастерская, из дома матушка посылкой выслала мне мой инструмент, и я все два года занимался деревом.

— Где служили?

— На Дальнем Востоке, под Хабаровском. У меня был помощник, чтобы я не отвлекался. Даже на построение не ходил, лишь бы работал. Начальник политотдела, полковник Коротин дал команду, чтобы я не ходил в столовую со всеми вместе, чтобы не тратить время. Вот тебе, говорит, помощник, он тебе будет готовить и получать продукты.

— То есть вам не просто порцию каши из столовой приносили?

— Нет, сами варили что захотим. Жил я как у Христа за пазухой (улыбается).

«Табуретку делаю от одного дня до недели»

— Куда девалась вся эта мебель?

— Была в части. Естественно, и офицеры заказывали: высокопоставленные и мелкие, под шумок. Мол, сделай жене на 8 марта резную картинку или рамочку для зеркала. Делал все, начиная от полочек и заканчивая огромными панно. Триптих из шести фигур, рассказывающий о выращивании и сборе хлеба, сделал, ими оформили солдатскую столовую на 1200 человек. И генералам доводилось тоже что-то делать. Приходили с женами, здоровались. Солдаты потом подшучивали: ну все, Волков, теперь руки не мой до дембеля, с генералом же здоровался (смеется).

«ВСЕ, ЧТО Я ЗАРАБОТАЛ, В 1991 ГОДУ СЪЕЛА ИНФЛЯЦИЯ»

— А после армии стали работать самостоятельно?

— После армии я с другом уехал в Сибирь, мы год жили и работали в Новокузнецке на металлургическом комбинате. Это градообразующее предприятие, у них свои детские сады, стадионы, дома отдыха — и все нужно оформлять. Мы этим и занимались. Год проработали, и ближе к весне решили, что знаний маловато и надо ехать в Казань. Приехали, поступили в Фешинское училище, я отучился там 4 года, тоже защитился с отличием и начал строить дом. Долго его строил, 11 лет. Все, что я заработал до 1991 года, съела инфляция. Нас просто ограбили. Государство ограбило. Обнулило все полностью, пришлось начинать сызнова.

— Какими оказались ваши потери?

— Я копил деньги на дом, на мастерскую, хотел купить землю. Работал на заводе «Радиоприбор», оформлял 52-й садик. Великолепно его оформил, скопил хорошую сумму, 26 тысяч рублей. Все сгорело! А за 26 тысяч рублей можно было построить дом под ключ с отоплением, с рамами, с дверями, с полом, купить мебель, машину «Волгу» и еще деньги бы остались. Все пропало. Пришлось все начинать заново, и стройка растянулась аж на 11 лет. Да что там, до сих пор толком ремонта нет: на пол линолеум бросили, стены покрасили водоэмульсионной краской и живем.

«Аида Гоголева говорит: тебя боженька специально водил по классическому стилю очень-очень много лет, как Моисей 40 лет водил по пустыне евреев. Моя мебель, хоть я и работаю в стиле рустик, не грубая и шероховатая»

— Как всегда, сапожник без сапог?

— Сапожник без сапог. Есть вещи, которые я не смог продать: хотел продать за одну стоимость, мне предлагали меньше. Меньше меня не устраивало, поэтому я оставил их себе, дома у меня стоят. На выставки их вожу, они производят фурор, все охают, ахают — действительно удачные вещи.

— Часто заказчики недоплачивают?

— Да вот недавно не заплатили. Я с осени до весны, полгода, делал лестницу. Получилась роскошная, как симфонический оркестр, добротная, богатая лестница, в провансе с элементами рустика. И мне за эту работу не заплатили. Нет денег, говорят. Когда-нибудь отдадим. Когда это будет? Когда они отдадут? Не знаю. Нет денег, говорят, кризис — всем плохо. Какую-то часть отдали, меньше половины — и все. Иногда дочка просит мороженое купить, говорю: купи подешевле. Унизительно все это...

— Судиться с ними не хотите?

«Над лестницей, что в Боровых, я работал дольше всего, я ее полгода делал. Ее очень сложно делать, очень много подгонок, соединений»

— Ну а как судиться? Я же не заключаю бумажных договоров. Для меня достаточно рукопожатия, как в старые добрые времена. Как раньше заключались договоры между купцами? Просто ударили по рукам и все. К тому же я в этом ничего не понимаю. Я же не юрист и не «юлист», не юлю, значит, нет у меня такой жилки.

«Я СВОИ СТОЛЫ СТАРЮ, БЬЮ ИХ ЦЕПЯМИ, СТРЕЛЯЮ ИЗ РУЖЬЯ ПО НИМ»

— В вашем деле все решает исходный материал — пни, коряги, плывуны. Где и как вы их добываете?

— На Волге и в лесу. У меня есть свои места. Я знаю, где растут одинокие сосны, на которых есть интересные ветки с изгибами. Приходится туда лазить с помощью альпинистского снаряжения или просить альпинистов, чтобы залезли и сняли мне ветку. По Волге на моторной лодке езжу вдоль берегов. Обследую их и набираю какие-то пни, какие-то коряги. Тоже нужно знать места. Можно проехать 100 километров и не встретить ничего интересного и достойного, где в пне была бы музыка, пластика.

— Плывун, древесину, побывавшую в воде, тоже собираете?

«Материал собираю на Волге и в лесу. У меня есть свои места»

— Да, берег подмывает, деревья падают, стволы забирают местные, буксируя лодками в свои деревни, а пеньки с корнями полощутся в волнах реки. Вода, песок и галька творят чудеса. А солнце так серебрит поверхность, что никакие красители и морилки с ним не сравнятся. Получается очень причудливый, изумительной красоты материал. Ездишь, смотришь, чтобы была какая-то интересная пластика. Что-то можно для люстры применить, что-то для ножки стола. Пень накроешь стеклянным полотном — вот тебе великолепный обеденный или журнальный стол.

— Вода дерево не портит?

— Нет, я же его сушу, покрываю лаком, трещинки подчеркиваю какими-то профессиональными секретами. Эта мебель не одно поколение переживет. Ее может уничтожить только пожар. Она будет служить, служить и служить, пока не попадет в музей или частную коллекцию. Это безумно интересные вещи. Люди говорят, что от них исходит невероятная энергетика. Трогать их одно удовольствие, ощущать все ямочки, трещинки. Что станок? Он отфуговал доску, и она плоская и ровная. А я свои столы старю, бью их цепями, стреляю из ружья по ним. Разбрасываю песок, глину, камушки и начинаю бить киянкой. Втираю краску. Травой могу зеленой потереть, потом шкурю, тру, скоблю ножом, полирую щетками и покрываю лаком. Все это для того, чтобы поверхность была колдовская, волшебная, чтобы была легенда. Что за этим столом будто бы сидел сам Иван Грозный, и бояре задами терлись-терлись и отполировали дерево (смеется).

Разглядывая срезы деревьев на столешнице, можно представить, что когда-то в их ветвях вились гнезда, листья купались в дождях и лучах солнца, а под яблонями сельская молодежь любила друг друга и зачинала детей. Гламурный итальянский шпонированный стол венге не расскажет тебе никаких историй.

— А с какими породами деревьев работаете?

— Сосна, дуб, ель, вяз. Вяз очень люблю, у него прекрасная фактура. В основном это сухостойник. Ну и доски, конечно, без них никак.

«В основном заготавливаю сухостойник. Он и легче, и декорирован «татуировками» древоточца»

«НЕОСВЕДОМЛЕННОМУ ЧЕЛОВЕКУ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЭТО ПРОСТЫЕ СУЧКИ ДА КОРЯГИ. НИЧЕГО ПОДОБНОГО!»

— Как формируется цена на ваши работы?

— В зависимости от потраченного времени, рабочих часов и от материала. Бывает, я использую очень редкий материал. Например, когда мы ездили в Крым с семьей, я привез на багажнике огромное корневище. Когда мы проезжали через города, мимо постов ГИБДД, все оборачивались. Мне еще бензопилой пришлось внутренность всю убирать, чтобы корневище стало легче и не раздавило машину: проезжаешь кочки — удар приходится на автомобиль. С осторожностью транспортировал эту невидаль. В последние годы стараюсь брать с собой прицеп, чтобы из поездок можно было что-то привезти.

В Крыму и на Кавказе на побережье моря выносит изумительный коряжник. Езжу туда, в том числе, ради него. Это недешево: по времени, по работе, по погрузке. Добыть материал очень трудно. Неосведомленному человеку кажется, что это простые сучки да коряги. Пошел в лес и набрал. Ничего подобного! Все это полуприсыпано галькой и камнями — нужно откопать. Полно змей, которые там живут, надо их разогнать, чтобы не покусали. Лопатой, бывает, 2 метра в глубину копаю. Потом материал надо вычистить, вымыть глину, грязь. Потом как-то умудриться повыковыривать камни из корней. Если сам не справляешься с погрузкой, надо съездить в ближайшую деревню, попросить помочь, заплатить. Хлопот много. Рустик — стиль хлопотный, но безумно интересный. Обычно столяр едет в сушильную камеру, покупает сухой пиловочник и, собственно говоря, делает рамы, лавки или столы. Все предсказуемо, просто и понятно. Тут чтобы один пенек привезти, сколько хлопот! А потом он еще несколько лет будет сохнуть.

«Неосведомленному человеку кажется, что это простые сучки да коряги. Пошел в лес и набрал. Ничего подобного!»

— Сколько лет он должен сохнуть?

— Года три. Кладешь его в гараж, закупориваешь двери, и в летнее время в железном гараже создается сауна, от 50 до 80 градусов. В этой сауне мои сучки и коряги и сохнут. В этом году плохо с погодой, лето было прохладное, дожди.

— В какую сумму, например, вы оцениваете корягу, которую привезли из Крыма?

— Она для меня бесценна, это же исходный материал для шедевра. Один знакомый как-то попросил меня дать ему несколько ветвей сосны. У тебя, говорит, их полно, я баню делаю, мне надо для оформления. Я ему отказал, а он на меня обиделся и сейчас даже не здоровается со мной. Ему кажется, что это просто: пошел в лес и набрал там веток. Это же надо приобрести телескопическую лестницу, погрузить ее в багажник, который тоже надо купить, исцарапать всю машину ветками, найти сосну с какой-нибудь красивой веткой, нанять альпиниста, спилить ее, заплатить ему за работу, а потом взять и подарить эту ветку этому другу. Я же эти коряги собираю, чтобы работать и зарабатывать, сушу, снимаю кору, заготавливаю. Люди не понимают этого. Если бы я был лесником и ко мне бы пришел друг и попросил: у тебя коряга лежит, можно возьму? Я бы сказал: возьми, конечно, жалко, что ли? А это мой труд, и труд немалый.

— Живые деревья пилите?

— Конечно, не пилю. Я могу с живого дерева спилить несколько веток, в этом никакого браконьерства нет. В основном заготавливаю сухостойник. Он и легче, и декорирован «татуировками» древоточца.

«Позвонила женщина из Боровых Матюш, говорит: ищем мастера, который сделал бы интерьер в стиле «три медведя». Перебрала кучу дизайнеров, никто не поймет, какие «три медведя»

— Корни тоже вам интересны?

— Да, но это на Волге. В земле-то его как увидишь? Проведешь целый день в лесу, в комарах, откопаешь — а там и смотреть-то не на что: ни музыки, ни пластики в нем нет. А на Волге они открытые, омытые: бери и используй.

Однажды мы с сыном пересекали Волгу с огромной сосновой сувелью, и начался шторм. Я Даньке говорю: мы с тобой, Данька, сейчас навернемся и потонем, надо сувель сбросить. Он говорит: папа, тебе же надо, давай потихоньку. Обычно я на глиссере пересекаю Волгу за 10 минут, а тут мы плыли часа три. Волны были полутораметровые. Мы были все мокрые, лодка вся в воде. Сын вычерпывает воду, а я на моторе иду потихонечку. Лавировал между волн: то на одну волну, то на другую. Долго мы пересекали Волгу, так я эту сувель и не бросил. И она мне пригодилась, ушла очень известному человеку в Казани. Сделали из нее ножки для лавки. Очень хорошо они там смотрятся.

— Если бы вы жили, например, в том же Крыму, работы были бы еще интереснее?

— Наверное, они были бы ярче. Я делаю мебель исходя из того, что можно найти в наших лесах. Например, из каких-то простых поеденных жучком сосновых горбылинок (горбыль — отход производства пиломатериалов, крайние при распиливании бревна доски, сохраняющие с одной стороны естественную округлую поверхность бревна — прим. авт.) я сделал фасад кухни.

«Я делаю мебель исходя из того, что можно найти в наших лесах. Например, из каких-то простых поеденных жучком сосновых горбылинок я сделал фасад кухни. Хороший хозяин и забор из них не возьмется делать»

— Я его видела на фотографиях, невероятная красота!

— Это простая сосна, горбыль. Хороший хозяин и забор из него не возьмется делать, а я сделал роскошный фасад для кухни. Этот фасад увидел дизайнер из фирмы «Карпентер», говорит, сколько стоит? Я говорю, договорились на 300 тысяч рублей. Какие, говорит, 300 тысяч?! Это 3 миллиона стоит, ты сам не понимаешь, что ты сделал!

— Как долго вы работали над этим кухонным фасадом?

— Около 4,5 месяцев: там и живопись, и кованые ручки, и камни, и джут. Его делали два человека — я и Адель, помощник. Я за него получил 300 тысяч рублей. Эта кухня всем очень нравится. Говорят, хозяевам дома в Боровых Матюшах уже надоели люди, которые просят их пустить посмотреть, ходят туда как в музей (смеется).

«ПЕРЬЯ ПТИЦ, РОГА СКУПАЮ»

— Что входит в ассортимент материалов кроме веток, коряг и пней?

— Черепа и когти медведей и тигров, например.

— Где вы их берете?

— Их мне поставляют мои друзья из определенных мест. Перья птиц, рога скупаю, постоянно просматриваю объявления в газете «Из рук в руки». И если кто-то продает рога лося, оленя или марала или череп какой-нибудь, я звоню. Если цена невысокая, я с удовольствием их беру.

— Сколько, например, стоят рога лося?

— Каждый отросток рога на рынке оценивается, если я не ошибаюсь, в 100 долларов. Если считать по отросткам, цена может доходить и до 1000, и до 1500 долларов. Но реально купить рога за 3 - 5 тысяч рублей.

— У вас, наверное, мало конкурентов. Кто еще эти рога купит?

«Материал сохнет года три. Кладешь его в гараж, закупориваешь двери, и в летнее время в железном гараже создается сауна, от 50 до 80 градусов»

— Тот, кто оформляет баню или охотничий домик. Купит, почему бы и нет? Но никто за ними не охотится. Я бы с удовольствием купил круглые бараньи рога, я пока не знаю, что из них можно сделать, но мне кажется, что получится что-то интересное. Просил, чтобы мне их привезли из Узбекистана, а оказывается, их нельзя оттуда вывозить, это считается, контрабандой.

— А черепа вам зачем? Жутковато это все...

— Нет, это очень красиво! Представьте, каминная полка, и в середине над камином белый череп медведя или тигра. Или, к примеру, журнальный столик, а под стеклом какая-нибудь коряга, булыжник и череп тигра, и все это галькой засыпано, сверху стекло. Это шикарная тема!

— Сколько стоит череп тигра?

— Я не знаю. Наверное, очень дорого. Мне их либо дарят, либо отдают за чисто символические деньги. В Китае из черепа и костей тигра, слышал, делают какие-то лекарства. Там это очень дорого стоит. Там даже ус тигриный мужчины вшивают в воротник, чтобы пользоваться популярностью у женщин. Говорят, вошьешь ус тигра в воротник, и все женщины будут твои (смеется).

— Люди, правда, в это верят и отдают большие деньги?

— Да. У меня есть ус тигра, но я его все никак не вошью в воротник — забываю. Надо попробовать. Интересно, что из этого получится.

«Площадь мастерской маленькая, не размахнешься»

«ТАБУРЕТКУ ДЕЛАЮ ОТ ОДНОГО ДНЯ ДО НЕДЕЛИ, СТОЛ МОЖЕТ ЗАНЯТЬ 3 - 8 МЕСЯЦЕВ»

— Сколько времени требуется на изготовление табуретки или стола?

— Табуретку делаю от одного дня до недели, в зависимости от того, какая табуретка и насколько богат в ней декор. Стол может занять 3 - 8 месяцев.

— Все 8 месяцев вы делаете один стол или можете делать что-то еще параллельно?

— Нет, делается только стол, так как площадь мастерской маленькая, не размахнешься. Все, что касается стиля рустик и адирондак, намного сложнее классического стиля. И в то же время намного дороже. Вообще, рустик больше подходит для Франции, Америки, там его обожают, или хотя бы для Москвы.

— Не по карману местным?

— Местные психологически не готовы к стоимости этих произведений прикладного искусства. Я смотрел передачу «Галилео», в которой рассказывали о стиле рустик. Показывают мастера, ему позвонили и сказали, что на побережье океана штормом вымыло какие-то шпалы. Оказалось, что ранее там был деревянный причал. Мастер приехал и стал извлекать их из песка и гальки. С большим трудом откопал, поднял краном и погрузил в грузовик. Высушил эти находки, сварил из металла каркас для будущего стола и закрепил на нем эти сморщенные и растрескавшиеся шпалы. Получился большой пятиметровый стол на металлическом каркасе. В «Галилео» сказали, что этот стол стоит как хорошая дорогая машина и за такими вещами охотятся. Мои столы ничуть не хуже. Какая тут машина? Разве что LADA. В «Сувар Плазе» на третьем этаже стоит стол со столешней из срезов, он делался гораздо дольше и выглядит намного интересней, чем этот стол из шпал. В Казани люди не понимают этого. Нравится всем: ахают и охают, когда видят, а как только узнают стоимость с магазинной наценкой, уходят. Надо или продавать дешевле, или сидеть за ним самому.

Может быть, казанцы еще не созрели для этого стиля, они, скорее, поедут в Италию, закажут итальянский гламурный стол и отвалят за него целое состояние. Им нужно, чтобы в доме висела хрустальная люстра Сваровски.

«Эта мебель не одно поколение переживет. Ее может уничтожить только пожар. Она будет служить, служить и служить, пока не попадет в музей или частную коллекцию»

— А из других городов заказы поступают? Из той же Москвы?

— Не часто, но бывает. В основном работаю в Казани, ездить куда-то неохота. Мне было бы хорошо где-нибудь в Америке, во Франции, в Германии. В Америке мой коллега работает всего 1,5 - 2 месяца в год. Этого ему хватает, чтобы ездить на хорошей машине, покупать дорогую фото- видеоаппаратуру и устраивать экспедиции на озера, покорять вершины гор.

— Вы не думали о переезде в страну, где публика любит такие вещи?

— Мне уже 53 года, куда я поеду? Тут болит, там болит. Хорошо бы хотя бы лет 15 назад уехать в Канаду, в этот озерный край. Там это все очень и очень востребовано. Там такие вещи понимают, ценят и любят, там это покупается на ура. В Канаде небольшой письменный стол с легкостью уходит за 35 - 40 тысяч долларов. В Казани такой стол с большим трудом я бы продал за 100 - 150 тысяч рублей. Разница астрономическая!

— Казалось бы, интернет раздвигает границы...

— Знакомые говорят, выстави мебель на eBay, но я в этом не разбираюсь.

«Можно, конечно, спуститься с небес на землю и шлепать какие-нибудь грубые табуретки по 500 рублей за штуку, по 20 штук в день. И супруга не раз предлагала мне такой вариант. Что я ей говорю? Дай помереть художником»

«ЛЮДЯМ НУЖНА ДЕШЕВИЗНА, А МНЕ НУЖЕН ПОЛЕТ В РАБОТЕ»

— Дизайнеры с вами не работают, не сводят с заказчиками?

— Нет, дизайнер хочет получать 15 - 20 процентов за то, что сводит меня с заказчиком. А у меня и на руках-то остаются те же 15 - 20 процентов.

— А если поднять цену?

— Мне кажется, перестанут заказывать. Всем же надо дешево. В Казани есть некий Юрий Карбивничий, он тоже делает мебель из веток и коряг, у него буквально за два дня лавка готова. Стоит она у него дешево, 12 - 20 тысяч рублей. У него шквал заказов: людям нравится денежная дешевизна, а дешевизна качества их уже и не смущает.

Людям нужна дешевизна, а мне нужен полет в работе. Душа требует создавать что-то такое, что войдет в историю прикладного искусства, что будет продаваться впоследствии с аукционов. Человек же существо грешное, а значит, тщеславное, и я не без греха. Можно, конечно, спуститься с небес на землю и шлепать какие-нибудь грубые табуретки по 500 рублей за штуку, по 20 штук в день. И супруга не раз предлагала мне такой вариант. Что я ей говорю? Дай помереть художником.

— Каков портрет заказчика? Какие они, ваши клиенты?

— Это, как правило, очень состоятельные люди, которые имеют несколько источников дохода. Это активные, умные, интересные и талантливые люди. С ними интересно общаться.

— Над чем вы работали дольше всего?

— Над лестницей, что в Боровых, я ее полгода делал. Месяц ушел только на заготовку материала. Вообще, изготовление лестницы — самый трудоемкий процесс. Ее очень сложно делать, очень много подгонок, соединений. Все ветки и бревна кривые, и все это надо плотно соединить.

— А какие предметы мебели и интерьера заказывают чаще всего?

— Заказывают интерьер, а в интерьере нужна и лестница, и стол, и стул, и люстра, и зеркало, и кровать. В основном берут не одну вещь, заказывают интерьер.

«То, чем я занимаюсь, нельзя назвать бизнесом. Какой же это бизнес? У меня сегодня густо, завтра пусто»

«ЗА ГРАНИЦЕЙ Я НИ РАЗУ НЕ БЫЛ, НИКУДА НЕ ЕЗДИЛ: НИ В ГЕРМАНИЮ, НИ ВО ФРАНЦИЮ, НИ В ТУРЦИЮ»

— Какой заказ был самым крупным?

— Я работал у одного господина. Делал предбанник, беседку и гостевой домик. Там я работал года три-четыре. Это была лучшая и самая интересная работа в моей практике. За границей я ни разу не был, никуда не ездил: ни в Германию, ни во Францию, ни в Турцию. У меня даже загранпаспорта нет. Живем в достатке, вроде как хватает. Но все бывает периодами: два-три года у тебя все хорошо, а потом наступает какой-то период, когда, в общем-то, и невесело. То, чем я занимаюсь, нельзя назвать бизнесом. Какой же это бизнес? Мне кажется, бизнес — это когда ты что-то купил и продал, или что-то производишь тиражное. Вот это бизнес! У меня сегодня густо, завтра пусто. Есть удачные годы, есть неудачные. Удачных за всю мою жизнь было лет шесть.

Все хотят подешевле, тоже хочу подешевле, когда иду в магазин (улыбается). Люди норовят купить эксклюзивную вещь по цене в два-три раза дороже, чем ламинатная мебель. Говорят, ламинат же столько-то стоит. А я вам в два раза больше даю, Миша! Допустим, заказывают сложный стол, называешь стоимость, а они удивляются: это же автомобиль! Ну и что? Причем тут автомобиль? Стол я делаю в течение четырех-пяти месяцев. А что, автомобиль — это критерий дороговизны? Как так? А так, понимающих заказчиков очень мало. Такой заказчик, наоборот, понимает, что получает вещь намного дороже, чем он за нее платит.

— Сколько таких заказчиков? Один из десяти?

— Не один из десяти. За всю жизнь мне попались два таких человека. Остальные напоминают сказку: можешь сшить шапку? Сошью. А две шапки сможешь выкроить? Смогу. А три? А пять? А семь? А шкурка-то одна (улыбается).

«Что-то со мной произошло, и все «причесанные» стили стали чужими. Все эти кессонные потолки, филенчатые двери, линии модерна, лестницы с фигуристыми балясинками — все это гламурное благополучие стало уходить в прошлое»

«У БИЗНЕСМЕНОВ ПОСТОЯННЫЙ СТРАХ, ЧТО ИХ НАДУЮТ, ОБСЧИТАЮТ, ВОЗЬМУТ ЧЕГО-ТО ЛИШНЕГО»

— Ваши состоятельные клиенты, наверное, думают, как бы вы их не обсчитали...

— Не все, есть исключения. Но большинство привыкли покупать за дешево, продавать за дорого. У них постоянный страх, что их надуют, обсчитают, возьмут чего-то лишнего. В них это сидит, и они эту «педаль» жмут там, где надо и где не надо. Занижая цену, они сразу обрубают импровизацию, фантазию и многие другие важные факторы творческой работы. Как вообще бизнес и творчество могут сопрягаться?

— Например, Никос Сафронов совмещает эти вещи.

— Он очень популярный, он очень модный. И продает свои работы по баснословно завышенным ценам. Его портрет стоит максимум 30 - 40 тысяч рублей, а он его продает... Ну, Никос Сафронов не является творцом, он бизнесмен. Вот, Сальвадор Дали, как вы считаете, кто?

— Художник.

— А на самом деле он шоумен. Многие путают. Например, как Малевича, который нарисовал «Черный квадрат», можно назвать живописцем? Смешно же! Что такое живописец? Слово «живопись» происходит от «живо писать». Вот смотришь на картину, и человек как будто дышит, у него влажные глаза, и как будто от него дыхание исходит. Жи-во-пи-сать. А человек рисует квадраты, треугольники или банки пивные клеит на холст. Это не живопись. Люди начинают путать, где искусство, а где — нет: у них полная каша в голове. Художник, живописец, шоумен, театральный деятель — все валят в одну банку. Но, извините, мухи — это одно, пироги — это другое. Никос Сафронов — это бизнесмен от искусства, он не живописец. Самые богатые «художники» давным-давно переплюнули по стоимости Рембрандта. Картины Рембрандта уже столько не стоят, сколько стоят их пивные банки, наклеенные на холст.

«У одного господина я делал предбанник, беседку и гостевой домик. Там я работал года три-четыре»

«В РОССИИ ЕСТЬ ВАДИМ ЦЫГАНОВ, ОН ОБСЛУЖИВАЕТ ВСЮ РУБЛЕВКУ»

— Есть ли в России мастера, которые создают похожую мебель?

— Есть. В России есть Вадим Цыганов, муж Вики Цыгановой, он обслуживает всю Рублевку. Цены у него фантастические! Кстати, ученикам, которые у меня работают, всегда хочется меня «укусить». Я им говорю, что признан третьим мастером в мире. Их это задевает, и они начинают рыть интернет в поисках «опровержения». Им хочется найти и показать мне... вот, мол, лучше. Они спрашивают меня, кто в России самый крутой мастер? Я говорю: Вадим Цыганов самый дорогой. Они заходят на его сайт, смотрят работы, смотрят, сколько стоит, и говорят: ну, Михаил, его работы рядом с твоими и не поставишь. А между прочим, это известный и очень дорогой мастер. Есть еще Владимир Потлов, его работы даже хранятся в Третьяковской галерее. Но они у него другие, это деревянная скульптура, где он больше работает резцом. На югах есть еще один мастер, живет в Краснодарском крае. Приезжал на выставку, все хотел, чтобы я его работы продавал в Казани. Был, как это называется, его дилером. Я говорю: не умею торговать вообще, это не мое. Не дай бог, какую-нибудь глупость сделаю, «попаду» и еще должен буду.

— Если вы третий мастер в мире в стиле рустик, кто первые двое?

— На первом месте Франк Лефебр, потом Брент МакГрегор и потом собственной персоной Михаил Борисович Волков-Сорокин (улыбается). Об этом мне рассказал коллега, латыш Харий Страдиньш. Написал в Facebook. Видимо, есть и какие-то рейтинги.

Работы американца мощные и дикие, и сам Брент МакГрегор — настоящий ковбой: жилистый мужик с бородой в клетчатой рубахе и джинсах. Франк Лефебр — чистый европеец, его работы сдержанны, идеально вписываются в минимализм и хайтек. А я русак, продолжатель русской культуры. Это сказы Павла Бажова, сказки Пушкина, иллюстрации Ивана Билибина, три богатыря Виктора Васнецова.

«Франк Лефебр — чистый европеец, его работы сдержанны, идеально вписываются в минимализм и хайтек. А я русак, продолжатель русской культуры. Это сказы Павла Бажова, сказки Пушкина, иллюстрации Ивана Билибина, три богатыря Виктора Васнецова»

«Я — МИХАИЛ ВОЛКОВ-СОРОКИН, ТУТ И МЕДВЕДЬ, И ВОЛК, И СОРОКА — ВСЕ ЛЕСНОЕ, ЗВЕРИНОЕ. МЕБЕЛЬ У МЕНЯ ТАКАЯ ЖЕ: СКАЗОЧНАЯ, ЛЕСНАЯ, ДИКАЯ»

— Михаил Борисович, у вас красивая лесная двойная фамилия — Волков-Сорокин. Как она вам досталась?

— Я ее приобрел (улыбается), одна со стороны матери, другая — отца. Был я всегда Волковым. А когда мы начали делать сайт, оказалось, что доменное имя volkov.ru уже занято. Решили попробовать Волков-Сорокин, как Петров-Водкин или Борисов-Мусатов — свободно. Вот, собственно, и вся история, с тех пор я Волков-Сорокин. Волков-Сорокин — это творческий псевдоним. Был такой художник — Пикассо. Какие он картины рисовал? Угловатые, страшноватые, «пикассовские» какие-то. Шишкин рисовал хвойные леса. Сергей Старостин какие песни поет? Старинные. Ну, а я — Михаил Волков-Сорокин, тут и медведь, Миша, и волк, и сорока — все лесное, звериное. Мебель у меня такая же: сказочная, лесная, дикая. В этом есть какая-то мистика.

«Волков-Сорокин — это творческий псевдоним»

— Как проводите свободное время?

— Его как такового нет. Все время занимает работа. Одно из самых больших удовольствий и радостей — это сплавляться на байдарке либо на лодке. И это опять-таки поиск материала. Ищу, где и что растет, забиваю точки в навигатор: ага, здесь растет такая-то ветка. Ну что ее пилить впрок? Пусть растет. Если заказ выпадет и нужна будет такая ветка, координаты у меня есть. Мои базы разбросаны по Татарстану и Марий Эл (смеется).

— Какими принципами вы руководствуетесь при работе?

— Делать так, чтобы было исключительно интересно, неординарно, практично и удобно. Чтобы меня как самого притязательного и требовательного зрителя это радовало и удивляло. Если уж это меня будет радовать и удивлять, то заказчика это тоже будет радовать.