ФАЛЬШИВЫЙ БУМ

Снижение ключевой ставки ЦБ получило противоположные толкования аналитиков. Одни говорили, что само по себе снижение кредитного процента — дело хорошее, это позитивный сигнал экономике, доступность кредитования и так далее, по списку. Их оппоненты высказывались в том смысле, что минус 2% ключевой ставки (с 17 до 15%) для так называемого «реального сектора» мало чем отличается от припарки мертвому, и для предпринимателя разница невелика — предложат ли ему кредит под 25 или 27%, он не возьмет ни того, ни другого. Банки, впрочем, не стали пока снижать свои ставки по кредитам, рассудив, что 15-процентная ключевая ставка нужна самому Центробанку для собственных целей. Зато ставки по депозитам, в декабре росшие как на дрожжах, тут же отреагировали снижением.

Подумаем, действительно ли ЦБ настолько озабочен стагнацией экономики РФ, что вынужден посылать ей условно позитивные сигналы.

На самом деле, если убрать за скобки очевидный коллапс рубля, сравнительно низкие нефтяные цены и долги государственных корпораций, а ориентироваться только на доступную статистику потребительского спроса, промышленного производства и безработицы, то можно с цифрами в руках говорить даже не о спаде, а о буме. В декабре 2014 года (и отчасти в январе 2015 года) темпы роста покупок непродовольственных товаров оказались беспрецедентными за последние 20 лет. Убежденные (на словах) в преимуществах отечественной промышленности и грядущем торжестве товаров made in Russia граждане дружно отправились за продукцией мирового автопрома, обеспечив дилерам перевыполнение всех планов по продажам. Те, у кого не было денег на обновление личного автопарка, заполнили торговые центры, и затормозить приобретение холодильников и плазменных панелей смогло только прекращение массовой раздачи потребительских кредитов.

Банки не стали пока снижать свои ставки по кредитам

Очевидно, что причиной ажиотажной скупки телевизоров и автомобилей были не хорошие экономические показатели, а потребительская паника, спровоцированная обвалом рубля и набирающей скорость инфляцией, но страх покупателей «к делу не подошьешь», а цифры — вот они. Правда, масштаб оттока денег с депозитов, начавшийся еще на рубеже осени, к концу года также поставил рекорды. Но так или иначе потраченные в магазинах деньги «вернулись» в экономику, поскольку приобретение автомобилей богатыми, скупка планшетов бедными и создание запасов гречки нищими с экономической точки зрения выглядела более рациональной, чем покупка резко подрожавшего доллара, который вдобавок банки не очень торопились продавать.

Выигравшими в сложившейся ситуации можно считать и строителей, ведь девальвация рубля стимулировала всплеск продаж квартир в тот краткий период, когда повышение ключевой ставки ЦБ и дефицит ликвидности не успели еще отразиться на стоимости ипотеки. Сочетание краткосрочных факторов поддержки производства и ажиотажного спроса дает статистикам возможность зафиксировать некоторый рост обрабатывающей промышленности. Показатели занятости населения пока не подтвердили мрачное предостережение вице-премьера Шувалова о грядущей безработице, сделанное им на форуме в Давосе. Безработица, хотя и немного выросшая, продолжает колебаться около уровня 5%.

Так что, оглядываясь на перечисленные выше краткосрочные показатели Центробанк мог заявить, что экономика «подстроилась» под новый обменный курс, рассказать что-то про чудеса импортозамещения, но он не стал этого делать. Потому что все эти «позитивные» факторы краткосрочные, к кредитно-денежной политике отношения не имеющие. А ориентироваться следует на фундаментальные факторы, в том виде, например, в каком они описаны в уточненном прогнозе минэкономразвития. Согласно этому прогнозу, годовая инфляция должна будет составить 12%, инвестиции снизятся на 13%, оборот розничной торговли упадет на 8%. Заработная плата сократится на 9%, а реальные доходы населения — на 6%, считает ведомство Алексея Улюкаева (к слову, бывшего первого заместителя председателя ЦБ РФ).

ОБНИЩАНИЕ КАК ИНСТРУМЕНТ БОРЬБЫ С ИНФЛЯЦИЕЙ

Руководитель Центробанка оспаривает мнение министра экономразвития, но в отношении инфляции делает важную оговорку. «Мы сейчас делаем прогнозы, и эти прогнозы показывают, что пик инфляции будет где-то во втором квартале этого года, затем она начнет снижаться и выйдет на более привычные, однозначные уровни уже в начале следующего года», — сообщила глава регулятора, выступая в воскресном эфире Первого канала.

Вообще, если инфляция будет расти такими же темпами, какими она росла в январе, то ее годовой уровень должен превысить 25%. К слову, желающие могут легко найти и прочесть классическую статью Ариэля Бурштейна Large Devaluations and the Real Exchange Rate, в которой описывается механизм роста цен в связи с девальвацией национальной валюты. Согласно выводам экономистов, двукратное падение курса местной валюты, которое мы наблюдаем на протяжении последнего квартала, приводит к 25% (и выше) годовой инфляции. А кое-где рост отпускных цен на товары уже составил 50%, причем речь идет о массовой продукции, производимой в России.

Скорее всего, рассказывая о замедлении инфляции, руководители ЦБ рассчитывают именно на замедление экономического роста в России, в сочетании с падением зарплат и увеличением безработицы. Это, в свою очередь, заставит население не требовать высокой платы за свой труд, а предпринимателей — радоваться каждому заработанному рублю. Логика в таких рассуждениях есть, правда, не следует забывать, что доля оплаты труда в издержках российских предприятий не так уж высока, гораздо большие проблемы представляют для них налоговая и кредитная нагрузки. Кроме того, основной вклад в российскую инфляцию прошлого года внес резкий рост цен на продукты, спровоцированный продуктовым эмбарго.

Но, напомним, срок эмбарго истекает в августе этого года. Но поскольку к предполагаемому «краху» европейского сельского хозяйства оно так и не привело, а валютный курс «прикроет» российский рынок лучше таможенника, о продлении запрета польских яблок и французского сыра предпочтут не вспоминать, и возвращение на российский рынок импортных продуктов поможет притормозить рост цен. Что же касается валюты, которую было призвано сберечь продуктовое эмбарго, то ее объем оказался не так уж велик. Вдобавок «запрещенная» продукция все равно нашла путь на прилавки российских магазинов через границы «братских» славянских стран, о чем встревоженно заявил Россельхознадзор.

Правда, существует такое экономическое явление, как стагфляция, при которой нулевые или даже отрицательные темпы экономического роста сочетаются с устойчивым ростом цен (это явление мы наблюдали в России в минувшем году). Насколько возможность такой ситуации тревожит ЦБ РФ?

Комментируя действия регулятора по снижению ключевой ставки, председатель ЦБ РФ назвала в качестве основной причины ослабления национальной валюты именно нефтяные цены. Но действительно ли падение нефтяных цен само по себе представляет собой системную угрозу финансовой стабильности в частности и российской экономике в целом?

От падения цен на углеводороды, оттока капитала и сокращения импорта больше всех страдает все же не Центральный банк, а российский бюджет.

Около 20% своих доходов государство получает от налогов на пользование природными ресурсами, а почти половину — от налогообложения внешнеторговых операций (37% приносят экспортно-импортные пошлины, еще 12% доходов добавляют налоги на импортируемые товары). Так что по доходам бюджета бьет не только низкая цена на нефть, но и сокращение импорта, который нам так упорно обещают «заместить». Сбалансировать бюджетные показатели может — правильно! — обесценивание рубля, то есть фактическая девальвация бюджетных обязательств. А падение доходов приведет к падению спроса, каковое падение и послужит тормозом инфляции. Убедиться в справедливости такого довольно циничного расчета чиновников нам предстоит не позднее этого лета. Я думаю, что этот расчет оправдается в отношении цен в секторе услуг малого бизнеса, но не в отношении промышленности и монополий. Россияне будут и покупать доллары, и тратить деньги на товары и продукты, а цены продолжат свой рост. Ограничения на обращение доллара не понадобятся, поскольку нужда заставит многих наших сограждан самостоятельно обратиться к их наличным долларовым резервам, которые им придется менять на рубли, компенсируя нехватку денег на расходы. И хотя прогноз минэкономразвития обещает, что сокращение доходов не превысит 10%, мы не сильно ошибемся, если скажем, что реальные доходы, например, пенсионеров уменьшатся на четверть.

НЕ НЕФТЬЮ ЕДИНОЙ

Что же касается цен на нефть, то российская экономика совершенно очевидно зависит от нефтяного рынка, так же, как и доходы ее граждан. Можно сказать, что средняя зарплата россиянина соответствует цене 10 баррелей нефти. 15 лет назад она составляла $100, в то время как баррель стоил $10. Когда цена нефти достигла $100 за баррель, так и $1 тыс. стала считаться «средней» зарплатой. С 1998 года общий объем экспорта (а также добычи и переработки) углеводородов в России примерно удвоился, и ВВП России тоже удвоился (если считать в «реальных рублях» 1998 года). Добыча только сырой нефти обеспечивает России пятую часть ВВП, а прибавив добычу газа, а также переработку, можно говорить о трети российской экономики, обеспеченной исключительно ресурсами. А вспомнив о том, что скорость оборота денег в России составляет примерно 2,7, можно утверждать, что почти 9/10 российского ВВП прямо или косвенно создается с участием средств нефтегазового сектора.

Разумеется, потери российской экономики от падения цен на нефть велики. Оценивая такой ущерб сама Эльвира Набиуллина озвучила цифру в $160 миллиардов. Однако для Центробанка важны не только объемы добычи нефти и ее цена, а платежный баланс, соотношение между притоком и оттоком валюты. Снижение нефтяных доходов велико, но в сущности мы наблюдаем лишь возвращение к уровню доходов 2009 - 2010 годов, даже с учетом «дешевой» нефти.

А вот резкое сокращение притока в страну кредитного капитала, обусловленное санкциями, представляет значительно более серьезную угрозу. Дело в том, что поддержка ВВП на том уровне, который мы видели в 2009 - 2013 годах, обеспечивалась не только доходами от экспорта углеводородов, но и притоком инвестиций и кредитов. Внешний долг РФ ежегодно увеличивался примерно на $100 млрд., поддерживая рост ВВП и облегчая деятельность российских корпораций, в то время как вывоз капитала ограничивался $30 - 40 миллиардами. Однако в минувшем году отток капитала превысил $150 млрд., а крупнейшие российские корпоративные должники лишились возможности рефинансировать свои кредиты, суммарный объем которых превосходит резервы ЦБ РФ. В течение ближайших двух месяцев объем выплаты внешнего долга превысит $30 миллиардов. Есть ли у российских должников эти деньги? Если цены на нефть останутся на уровне $50 за баррель (менее половины от цены за тот же период прошлого года), то при тех же объемах экспорта, что и в прошлом году, вырученных нефтяниками денег едва хватит на выплату долгов. Без поддержки Центробанка им не обойтись. Деньги на эту поддержку у ЦБ РФ пока есть. И хотя в условиях грядущего дефицита валюты формальная логика требовала от ЦБ «зажима ликвидности», чтобы ограничить давление на рубль и не допустить его падения, подобного декабрьскому, регулятор пошел на снижение ставки. Можно предположить, что Центральный банк прекрасно знает всех бенефициаров ослабления национальной валюты и не собирается им мешать.

ЕСЛИ ЗАВТРА ДЕФОЛТ? КОРПОРАТИВНЫЙ, РАЗУМЕЕТСЯ

По поводу возвращения кредитов следует задать ряд вопросов. Обратите внимание, что в публичное пространство никак не выносится идея об отказе от выплаты корпоративных долгов. Несмотря на всю агрессивную риторику, содержащую призывы не то к созданию альтернативной системы банковских расчетов, не то к запрету доллара, никто не предлагает заемщикам не платить по своим обязательствам. Напротив, на всех уровнях звучат подтверждения готовности к выполнению долговых обязательств российскими корпорациями. Российская делегация в Давосе только об этом и говорила, а руководитель ВТБ в интервью Bloomberg ТV заявил о готовности ЦБ «помочь валютой» частным должникам.

Между тем, что такого ужасного может произойти, если российские корпорации не заплатят по своим счетам? Да, дефолт и банкротство дело неприятное, но не катастрофическое. Нефтяные компании в России уже не раз переходили из рук в руки, менялись акционеры и менеджеры, но нефть продолжала «качаться». Более того, в нынешних условиях отказ от выплаты долга закредитованными нефтяниками будет означать продажу этого долга с дисконтом, причем покупателем здесь, скорее всего, может выступить российский, а не западный банк — из-за санкций. Инвесторам, конечно же, можно посочувствовать, но они отдавали себе отчет в том, кому они одалживают деньги, российские компании привлекали кредиты по ставкам, учитывающим и риск ведения бизнеса в России. Тем не менее долги будут выплачиваться, и это заставляет предположить, что эти деньги идут на такие счета, о которых нам даже не положено знать, или же обеспечением (реальным, а не декларируемым) по этим долгам служит нечто, о чем нам нельзя знать тем более. Видимо, кредиторами могущественных корпораций выступает кто-то, кому не вернуть деньги просто нельзя, и это заставляет Центральный банк изыскивать возможности для их возвращения. Защита валютных резервов — один из механизмов такой стратегии.

Но есть и другая опасность, которая, очевидно, беспокоит регулятор. События декабря 2014 года показали, что грань, отделяющая банковскую систему от набега вкладчиков, очень тонка, и ее переход приведет к последствиям не менее серьезным, чем отказ от оплаты корпоративных кредитов. Официальная банковская статистика вроде бы не дает оснований говорить о резком падении банковской прибыли и ожидаемых банкротствах. Можно, правда, сказать, что эта статистика искажена смягчением нормативных требований к банкам, которое ЦБ осуществил в декабре 2014 года, но беспокойство Центробанка в отношении устойчивости банковской системы выдает другое обстоятельство.

Познакомившись с доступной версией антикризисного плана правительства, можно увидеть, что основными получателями финансовой помощи являются именно банки. 300 млрд. из фонда национального благосостояния получит Внешэкономбанк, 250 млрд. из того же ФНБ направляются на докапитализацию банковской системы (ранее на это уже был выделен триллион). Да и субсидирование льготных кредитов предприятиям ВПК и расширений госгарантий, позволяющее банкам кредитовать без рисков тоже в сущности помогают банковскому сектору.

Это не значит, что акцент на поддержку банков — неправильное решение. Крах банков обернется остановкой экономики, не случайно и во время кризиса 2008 года в тех же США, основная помощь была направлена именно в банковскую систему. Но анализ признаков кризиса, о которых мы говорили в этой статье, и реакция на них финансового регулятора позволяет предположить, что российская экономика намного менее устойчива, чем можно судить по ее текущим показателям.