Рустам Батыр: «Декор Кул Шарифа разрешает фундаментальный парадокс, не поддающийся рациональному осмыслению»

СМЕТАНА В МОЛОКЕ

Предание гласит, что великий имам Абу-Ханифа до того как посвятил свою жизнь практическому богословию (фикх), в юности увлекался богословием теоретическим (калам). Он часто принимал участие в многочисленных публичных диспутах, посвященных различным вопросам, связанным с верой, которые проводились в ту эпоху на городских площадях при большом стечении народа. Однажды юному Абу-Ханифе пришлось сойтись на интеллектуальном ринге с одним известным дахритом (атеистом) того времени.

Не будем пересказывать весь ход их полемики, а вспомним лишь один ее эпизод. «Вы говорите, что Бог ближе к нам, чем наша собственная шейная артерия, — атаковал безбожник юного богослова, — и вместе с тем вы утверждаете, что Бог пребывает вне времени и пространства. Как же может быть такое одновременно?» «Видишь пиалу с молоком?» — не растерялся Нуман (так на самом деле в юности звали Абу-Ханифу). «Вижу», — ответил дахрит. «Есть ли внутри нее сметана?» — снова спросил юноша. «Есть», — опять согласился его оппонент. «А где же эта сметана?» — риторически вопросил молодой теолог. Безбожник был вынужден пожать плечами и развести руками. «Вот также и Бог в отношении тварного мира!» — торжествующе воскликнул юный Абу-Ханифа.

«Сметана в молоке» — это то, что на языке философии именуется трансцендентностью и имманентностью. Сметана вроде как присутствует в молоке, ведь именно из него она взбивается, но в тоже время обнаружить ее там невозможно, словно ее и нет вовсе. В этой потрясающе глубокой метафоре находит свое разрешение интеллектуально непреодолимая задача одновременного присутствия и отсутствия Бога в мире. Постичь данный фундаментальный парадокс на рациональном уровне невозможно. Подобно буддийским коанам, он «взрывает» мозг каждого, кто попытается подступиться к нему с позиций формальной логики. Однако мусульманская культура не только смогла осмыслить эту интенцию, но и совершить, казалось бы, невозможное: выразить идею сосуществования имманентности и трансцендентности Бога с помощью наглядных средств, т.е., образно говоря, нарисовать незримую сметану в молоке. В подобном можно убедиться, стоит переступить порог мечети Кул Шариф или любого иного грандиозного храма исламского мира.

Гирих в своей математической точности и геометрической безупречности являет собой образ абсолютного совершенства, которое в исламской культуре всегда было ассоциировано с Богом

АБСОЛЮТНОЕ СОВЕРШЕНСТВО

В своей первой статье из цикла, посвященного семантике мечети Кул Шариф, я уже писал, что при ее декорировании использовались классические орнаменты исламского изобразительного искусства гирих и ислими. Попробуем теперь подробнее расшифровать символику данных орнаментов и заодно понять посылы исламской культуры, которые веками влияли на менталитет татарского народа и до сих пор влияют на всех нас. Как можно было догадаться из вышеприведенной истории, в настоящем посте речь пойдет о гирихе.

Гирих, насколько мы помним из первой статьи цикла, олицетворяет собой божественное начало. Данное обстоятельство выражено сразу в нескольких аспектах. Прежде всего, гирих в своей математической точности и геометрической безупречности являет собой образ абсолютного совершенства, которое в исламской культуре всегда было ассоциировано с Богом. Геометрический узор гириха настолько точен и настолько детализирован, что восторг от его созерцания невозможно выразить словами. Его умопомрачительная сложность и безукоризненная выверенность безо всякого преувеличения потрясают воображение.

Кстати, некоторые мусульманские богословы этимологию главного имени Бога «Аллах» возводят к глаголу валаха, что значит «быть потрясенным», «терять голову».

ВЕЧНОСТЬ — ЕДИНСТВО В МНОГОЛИКОСТИ

Гирих выражает и еще один важный посыл, так или иначе ассоциируемый с идеей Бога: мотив вечности как единства в многообразии. Или, возможно, точнее будет сказать, единства в многоликости. Если внимательно посмотреть на образцы гириха, то легко заметить, что очень часто он представляет собой ничто иное, нежели конфигурацию, сложенную из одной многократно повторяющейся геометрической композиции. При этом данная композиция могла бы множиться бесконечно, если бы не ограниченность тех материальных форм, на которые наносится узор. Другими словами, гирих — это не изображение, замкнутое внутри некоего ограниченного пространства, а нечто, что всегда выходит за рамки доступных нам физических носителей. Рамка, очерчивающая гирих, на самом деле не определяет его границы, а словно является тем окошком, которое как бы врезается в наш мир и распахивает перед нами перспективу вечности. При чем вечность эта оказывается явленной через фундаментальное единство ее многоликости.

Взгляните на молитвенный ковер в мечети Кул Шариф или на перила ее минбара, или на элементы ее экстерьеров — везде вашему взору предстанет смысловой мост гириха, соединяющий наше сознание с этой самой многоликой бесконечностью. Неслучайно многие люди, даже атеисты, которым недоступны сакральные измерения мусульманского храма, находясь внутри него, часто испытывают чувство внутреннего спокойствия и душевной безмятежности, сродни с тем умиротворением, что накатывает на человека, глядящего в нескончаемую даль безбрежного океана.

Кстати, другие мусульманские богословы этимологию главного имени Бога «Аллах» возводят к глаголу алаха, что значит «успокаиваться», «обретать покой».

ИСКУССТВО БЕЗ «ФОРМ В СЕБЕ»

Однако вернемся к «сметане в молоке». Каким образом исламский геометрический узор сочетает интенции, которые по своей сути являются взаимоисключающими — трансцендентность и имманентность? Для того, чтобы ответить на данный вопрос, обратимся к тому, как складывается многосложный орнамент гириха.

Когда мы смотрим на его образцы, нам всегда кажется, что мы видим в нем квадраты, ромбы, пяти- и шестиугольники, звездочки — словом, всевозможные геометрические фигуры. Однако ключевым здесь является слово «кажется». Ведь на самом деле никаких геометрических фигур в гирихе нет. Вообще отсутствие законченных образов и «форм в себе», как уже давно было замечено исследователями, отличает исламское изобразительное искусство от западно-европейского, христианского.

Гирих, как правило, складывается из линий, а не из цельных фигур. Посмотрите внимательно на молитвенный ковер в мечети Кул Шариф. Ухватитесь своим взглядом за любую линию его орнамента и мысленно проследите за ходом ее движения. И вы увидите, что сделав несколько изгибов, эта линия уходит за пределы изображения. И также дело обстоит со всеми линиями, образующими совокупный узор гириха. Строго говоря, на ковре нет многоугольной звезды и вытянутых ромбов, которые мы все отчетливо видим. Эти фигуры, данные нашему взору, являются в определенном смысле иллюзией. Они просто складываются из наложения друг на друга многочисленных линий, но вне этих линий как самостоятельные и законченные формы они в действительности не существуют. Данные фигуры как бы есть, но в то же время их как бы и нет. Именно эту идею и сформулировал великий имам Абу-Ханифа, предложив своему оппоненту метафору присутствующе-отсутствующей сметаны в молоке.

К слову сказать, рассмотренный выше мотив вечности, явленной через единство ее многоликости также можно рассматривать как выражение трансцендентности, непрестанно оборачивающейся своей имманентностью.

МНОГОЦВЕТИЕ СМЫСЛА

Геометрический орнамент ислама, использованный и в мечети Кул Шариф, имеет еще целый ряд семантический граней, о которых мы поговорим в следующих статьях. В частности, речь пойдет о центре исламского орнамента, который будучи точкой круговой симметрии, организует вокруг себя всю композицию, но при этом остается внеположенной ей. Созерцание всех этих оттенков переливающегося многоцветия единого в основе смысла, особенно схваченного в своей цельной совокупности, а не в ментально анатомированном виде, дарит человеку невыразимое интеллектуальное наслаждение. И помогает соприкоснуться с нечто большим — духовными глубинами веры.

Гирих — не просто элемент исламского декора, а манифестация тех смысловых измерений, которые вне всяких сомнений способны помочь нам существенно преобразить свою собственную жизнь и реалии всего нашего общества в целом. Мотивы вечности и единства в многообразии могут подарить нам ту внутреннюю целостность и гармонию с внешним миром, которую зачастую человек утрачивает в современности постмодернистской деконструкции и дефрагментации. А опыт сочетания несочетаемого и распознавания «сметаны в молоке», безусловно, делает наше мышление более многовариативным, гибким, далеким от крайних, не терпящих иных трактовок, суждений. Вообще, взгляд на мир с той духовной высоты, которая концентрирует в себе семантика гириха, может целиком нейтрализовать заряд конфликтности и враждебности, порождаемый, как известно, той или иной формой болезненного партикуляризма: религиозного, национального, политического. Разве не в этом нуждается наша страна, да и весь мир в целом?

Рустам Батыр

Читайте также:

• Рустам Батыр: «В каждой своей детали «Кул-Шариф» преисполнен глубочайшего смысла»