«ПЕТР НАЗЫВАЛ СВОЮ НОВУЮ СТОЛИЦУ «ПАРАДИЗОМ»

«Гордись! — тебе льстецы сказали: —
Земля с увенчанным челом,
Земля несокрушимой стали,
Полмира взявшая мечом!
Пределов нет твоим владеньям,
И, прихотей твоих раба,
Внимает гордым повеленьям
Тебе покорная судьба.
Красны степей твоих уборы,
И горы в небо уперлись,
И как моря твои озера...»
Не верь, не слушай, не гордись!
Пусть рек твоих глубоки волны,
Как волны синие морей,
И недра гор алмазов полны,
И хлебом пышен тук степей,
Пусть пред твоим державным блеском
Народы робко клонят взор,
И семь морей немолчным плеском
Тебе поют хвалебный хор;
Пусть далеко грозой кровавой
Твои перуны пронеслись —
Всей этой силой, этой славой,
Всем этим прахом не гордись!

Алексей Хомяков. «России», 1839

Противоречивость России, ее склонность к анархии и бунту, о чем пишут в один голос русские мыслители, никак не объясняет одного исключительно важного факта: Россия стала величайшей империей в мире. Как же сочетаются природная анархия и появление громадной империи? Многие ссылаются на пришлых «варягов», как организаторов военных побед и правильного государственного устройства. Наверное, в этом есть доля истины, но только доля. В любом случае, не подвергается сомнению, что Россия шла от Азии к Европе, благодаря чему и приобрела не только величие, но также самобытность.

История не выглядела так прямолинейно, как пишут в учебниках: избавление от татарского ига и петровские реформы привели якобы к появлению империи. Величие России начиналось с завоевания татарских государств, уже достаточно хорошо организованных, хотя и с устаревшей военной машиной. Петр, действительно, поменял татарские методы управления на европейские, прежде всего в войсках, призвав опытных иностранных офицеров, развивая артиллерию и флот. Он резко ускорил уже наметившиеся тенденции европеизации, но не более того. Меньшиков называл Россию «недостроенной храминой», она достраивалась уже не по петровскому плану, впрочем, трудно говорить вообще о наличии какого-то плана. Петр действовал, следуя своим прихотям, ломая природу русской души и тем самым создал противоречия, от которых мы страдаем до сих пор. Ради исполнения своих прихотей он как истинный большевик не жалел ни себя, ни чужих жизней. Петр называл новую столицу своим «парадизом», но для многих она стала кладбищем.

«ТАТАРЫ И РУССКИЕ В ТЕЧЕНИЕ СТОЛЕТИЙ БЫЛИ НЕ ВРАГАМИ, А СОПЕРНИКАМИ»

Евразийцы весьма негативно оценивали петровский период, предпочитая ему время Золотой Орды. Но объективности ради следует сказать, что татары исчерпали свой исторический потенциал и европеизация была неизбежной даже без Петра. Вполне нейтральный в этом вопросе Николай Бердяев пишет так: «Московский период был самым плохим периодом в русской истории, самым душным, наиболее азиатско-татарским по своему типу, и по недоразумению его идеализировали свободолюбивые славянофилы. Лучше был киевский период и период татарского ига, особенно для церкви, и уж, конечно, был лучше и значительнее дуалистический, раскольничий петербургский период, в котором наиболее раскрылся творческий гений русского народа». Петербургский период отличался не только церковным расколом, но и противостоянием, как писал Бердяев, между «азиатской и европейской душой»: «Отрицание России и идолопоклонство перед Европой — явление очень русское, восточное, азиатское явление. Именно крайне русское западничество и есть явление азиатской души... Поистине в русской душе есть «азиатские наслоения», и они очень всегда чувствуются в радикальном западничестве горьковского типа». Взглянем на этот вопрос татарскими глазами.

Татары и русские в течение столетий были не врагами, а соперниками. Если в Золотой Орде «старшим братом» был татарин, то с падением ханств позиция поменялась. На практике это выглядело так: Иван Калита и другие князья ездили с подарками в Орду и получали привилегии. После взятия Казани вектор поменялся, и татары начали ездить в Москву с подарками. В соперничестве между Москвой, Казанью и Крымом за золотоордынское наследие победу одержали русские. Эта метаморфоза началась с падения Казани и завершилась завоеванием Крымского ханства. Никогда противостояние татар и русских не носило характер истребления — жестокость, о которой постоянно пишут, было обычным делом тех времен на всех континентах у всех народов без исключения. Даже сегодняшние локальные войны ничем не лучше. Если татары и русские воевали друг с другом, то только за гегемонию, а часто и вовсе за рынки сбыта и контроль над торговыми путями.

С возвышением русских немало татар устремилось на службу в Москву. Для многих именитых татар выбор в пользу русской службы был обусловлен разочарованием татарскими ханствами. Это была не просто прорусская позиция, а переориентация на Европу. Не случайно первый и самый откровенный западник Петр Чаадаев был татарских корней. Первый русский историк петровского созыва Карамзин опять-таки из мурз. Первый министр юстиции при Екатерине II Державин из рода Нарбековых. Первый русский писатель, признанный в Европе, Тургенев из рода Тургаевых. Этот список можно продолжать. Здесь интересно не их количество, а ориентация на Европу. Татарская история зашла в тупик и альтернативой ей выступала Европа. То, что внешне выглядело вполне логичным, внутри, в своей глубине содержало громадное противоречие, созданное избыточным пространством Российской империи.

«КАЗАКАМ НЕ ПРОСТИЛИ УЧАСТИЯ В БЕЛОМ ДВИЖЕНИИ»

«История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков».

Василий Осипович Ключевский

История России после завоевания Казанского и Астраханского ханств с каждым годом смещалась на запад. Однако линейная картина движения русских от азиатчины к европеизации далеко не все объясняет. От того, что поменяли кафтаны и постригли бороды, русские еще не стали европейцами. Скорее, европейский лоск коснулся Петербурга, нежели остальной России, при этом азиатская ментальность сохранялась. Дело не столько в сохранении следов татарского периода, сколько в характере российского пространства, лоскутного по ландшафту, заселенности, климату, цивилизованности, а потому не поддающемуся европейскому иерархическому управлению.

Прозападная петровская ориентация сопровождалась засильем России немцами, голландцами, французами, которые оказались на ключевых должностях, в советниках, в армии, в университетах. Петр I откровенно проводил время в «немецкой слободке», а Екатерина II сама была немкой. Вся энергия и мощь страны была направлена на борьбу со Швецией за выход к Балтийскому морю, а также с Крымским ханством и Турцией за выход к Черному морю, а потому на западе границы жестко фиксировались различными договорами с европейскими государствами и Османской империей, чего не скажешь о восточных рубежах, которые были слишком необъятными, постоянно сдвигались, а кое-где были и вовсе условными. Тут нет ничего удивительного, даже сегодня Россия со многими странами не провела демаркации границы (то ли умышленно, то ли по нерадивости).

Восточная политика была дана на откуп казакам и различным авантюристам. Впрочем, казачьи набеги были важным элементом и на западных рубежах. Цари подписывали различные договоры, а казаки их постоянно нарушали. При этом русские цари прикрывались неуправляемостью донских казаков, хотя сами снабжали их оружием и боеприпасами. Казачья «анархия» стала весьма выгодной разменной монетой в руках монархии.

Казаки завоевали много территорий для русских царей, но они не могли и не хотели эти земли обустраивать по европейским образцам. Их место было в армии, а не в государственных структурах, казачий круг не терпел чиновников. Казаки вплоть до революции 1917 года жили отдельным сословием, сохраняя собственный образ жизни, доставшийся им в наследство от Золотой Орды — жизнь была подготовкой к войне, а потому народ и казачье войско совпадали по определению. Стремление к автономии было одним из характерных черт казаков, хотя это почему-то называли анархией, а не демократией. Казаки не любили иерархическую структуру, а понятие порядка у них было свое собственное, неразрывно связанное с понятием вольницы. Кстати, вечное стремление казаков к автономии проявилось сразу же после революции в виде самопровозглашенных Ставропольской, Кубанско-Черноморской, Терской республик, причем задолго до учреждения Башкирской, Татарской и Крымской АССР. Однако казакам не простили участие в белом движении.

Итак, западные и восточные земли обустраивались по-разному: на западе — по-европейски, на востоке — по старинке. Фактически Россия оказалась разорванной на отдельные территории, где были самостоятельные миры и даже различные цивилизации: на Кавказе и степи сохранялся традиционный уклад жизни, в Туркестане действовал шариат, в Прибалтике доминировал католицизм и протестантизм, в двух столицах и Поволжье активно наступал капитализм. На Крайнем Севере лишь догадывались о событиях в центральной России. И т.д. и т.п. Иерархической структурой был охвачен только центр европейской части России. Поэтому пространство России оказалось «лоскутным одеялом», чье единство обеспечивалось не государственной структурой, а исключительно наличием императора, как символа суверенитета, данного Богом. Император мог обеспечить защиту рубежей страны, но не определял характер жизнедеятельности народов.

«СССР — НЕ ОЧЕНЬ ХОРОШИЙ ПРИМЕР ЦЕНТРАЛИЗМА»

Грозней тебя был Рим великой,
Царь семихолмного хребта,
Железных сил и воли дикой
Осуществленная мечта;
И нестерпим был огнь булата
В руках алтайских дикарей;
И вся зарылась в груды злата
Царица западных морей.
И что же Рим? и где монголы?
И, скрыв в груди предсмертный стон,
Кует бессильные крамолы,
Дрожа над бездной, Альбион!
Бесплоден всякой дух гордыни,
Неверно злато, сталь хрупка,
Но крепок ясный мир святыни,
Сильна молящихся рука!

Алексей Хомяков. «России», 1839

Если задуматься об эффективности централизованного управления, то мы застрянем на первом же вопросе о дорогах, без которых контроль над восточными землями России превращался в увлекательное путешествие по неизведанным доселе землям и знакомство со многими народами, обитающими в стране (на рубеже столетий путь Антона Чехова через Сибирь до Сахалина занял 82 дня). Земли эти носили характер уделов, которые отдавались на прокорм наиболее активным авантюристам или местным вождям, получая взамен некую «дань». Население догадывалось о существовании «Белого царя», но продолжало жить своими обычаями.

Насколько русская мысль упорно твердила о централизации, настолько далека была сама практика от европейских образцов. Централизованное управление было утопией, мечтой, манившей русскую мысль, наподобие идеи о «Граде Китеже» или социалистической справедливости. Павел Пестель так описывал преимущества централизации: «При внимательнейшем рассмотрении легко убедиться можно в решительном преимуществе неразделимаго образования Государства над федеративным; особенно применяя оное к России при обширного Ея пространстве и большом количестве различных племен и народов, ее населяющих». Как ни странно, эта примитивная аргументация не претерпела существенного изменения до сегодняшнего дня. Необходимость федеративного устройства вызывается двумя причинами: размеры территории и этническое разнообразие. В России присутствуют оба фактора и было бы естественно в интересах процветания государства перейти к настоящему федерализму, но логика российских политиков откровенно иррациональна. В отношении Украины она вполне рациональна, а в случае с Россией начинаются удивительные метаморфозы здравого смысла. Если даже наплевать на международную практику и отнестись к вопросу управления чисто математически, то очевидно, что более сложный организм, да еще на громадной территории требует не упрощения системы управления, а ее усложнения, т.е. создания многоуровневого регулирования. Но российская мысль неизменно требует централизации как идеи фикс, превращения населения в однородную массу ради упрощения управления, на что надеются державники. Но даже если бы возможно было все население превратить в однородную массу, несмотря на всю бесчеловечность этой мечты, то и тогда остается разнообразие ландшафта, которое никак невозможно закатать под автомобильную стоянку. Простой здравый смысл говорит о том, что любое многообразие требует не армейской вертикальной структуры, а управления, построенного на учете различных интересов.

В качестве примера централизации можно было сослаться на СССР. Однако элементы федерализма (например, республики) даже Сталин не решился отменять, к тому же коммунистическим энтузиазмом была охвачена вся страна — идеология позволяла создать ту целостность, которую не могли обеспечить управленческие структуры. Впрочем, СССР — не очень хороший пример централизма, ведь он развалился.

МЕССИАНСКИЙ СОБЛАЗН РОССИЙСКИХ ПРАВИТЕЛЕЙ

Мессианский соблазн всегда крепко сидел в российских правителях и подталкивал на стратегические ошибки. Так, Николай II одним из первых вступил в Первую мировую войну, якобы для защиты сербов, но главной ставкой в игре был Стамбул (Константинополь) и проливы Босфор/Дарданеллы. Он выставил себя защитником всех православных, мировым гегемонов, мечтал контролировать Средиземное море, восстановить Византию, а в это время страна разваливалась. Царь жил мечтами о новых территориальных приобретениях, не замечая близкого распада страны. Впрочем, бог ему судья.

Судьба царя не стала уроком, история повторилась при коммунистах — на этот раз война в Афганистане стала детонатором революционной «перестройки».

«Поистине страсть к завоеваниям — дело естественное и обычное».

Николло Макиавелли

Пожалуй, ничто так не наполняет гордостью россиян, как размер государства, а потому расширение территории всегда воспринимается с редким энтузиазмом, будто сам размер есть оправдание и конечная цель политических усилий. Размер и гордость странным образом коррелируют. Еще Петр Чаадаев писал: «Неужели русские воображают, будто достаточно огромного протяжения страны, чтобы она стала интересною отраслью человеческого знания? Это чистейшее самообольщение народной гордости, и наука отметит его лишь как пример заблуждений народов, предназначенных быть поучением для последующих поколений». Когда-то приобретение земель приводило к росту благосостояния, налоговых сборов, возможностей мобилизации в армию, прибавки к бюджету. Сегодня расширение территории далеко не всегда ведет к экономическому росту. Территория России создает больше проблем, чем преимуществ. «Огромные пространства легко давались русскому народу, — пишет Бердяев, — но нелегко давалась ему организация этих пространств в величайшее в мире государство, поддержание и охранение порядка в нем. На это ушла большая часть сил русского народа... И в огромном деле создания и охранения своего государства русский народ истощал свои силы». Огромное пространство требует адекватных средств коммуникации. В России любят говорить о централизации, в отсутствие дорог — это пустой разговор. И чем больше централизма, тем меньше строят дорог.

В Золотой Орде вопрос строительства дорог был предметом особого внимания великого хана. Дороги соединяли Европу с Китаем, были безопасны, обслуживались по всей трассе от Крыма до Каракорума, позволяя поддерживать эффективное управление. В царской России дороги уже не были столь хороши, большинство из них оказались заброшенными и не обслуживались. Нельзя этот вопрос отнести к нерадивости русских. Дело было в другом. Одна из причин заката Золотой Орды — смещение торговых путей с континента на моря. Когда-то Шелковый путь и его многочисленные ответвления были источником процветания десятков стран, в том числе и татарских государств. Но развитие морских держав сместило экономику в европейскую часть. Степные дороги потеряли свое значение, а вместе с этим захирела ордынская государственность.

Россия как наследница Золотой Орды приобрела ее огромную территорию, но в иных экономических условиях. Основные интересы оказались в Европе, а не в Азии. Неевропейская часть страны была слабо связана с центром, а потому управлялась, как бог на душу положит. В таких условиях Россия представляла собой анархическую «федерацию» территорий и народов. Государство крепло, народ хирел, говорил Ключевский. Строительство железных дорог стало наводить порядок в стране, а появление «Транссиба» привело к освоению Сибири, но это случилось только к началу ХХ века.

Не только сами расстояния, но и разнообразие природы, ландшафта, климата, населения сказывается на российском мышлении. «Русская душа ушиблена ширью, — пишет Бердяев, — она не видит границ, и эта безгранность не освобождает, а порабощает ее. И вот духовная энергия русского человека вошла внутрь, в созерцание, в душевность, она не могла обратиться к истории, всегда связанной с оформлением, с путем, в котором обозначены границы. Формы русского государства делали русского человека бесформенным». В Золотой Орде не было внешнего контроля. Рамки государства устанавливались ярлыками, определяющими финансовую систему и налоги. Хан следил за общей охраной границ и состоянием дорог. Иначе говоря, не иерархическая структура регулировала процессы, а «символическая» власть ханов и вождей, не разрушавших привычные народные обычаи и традиции. Такая система управления шла от кочевой культуры, в которой бессмысленно было контролировать население, перемещавшееся в пространстве. Номадические традиции были адекватны громадной территории страны, но Российская империя пошла иным путем, заимствуя европейские модели иерархического управления при несопоставимых с Европой расстояниях. Такое управление в принципе не могло быть эффективным.

ДВЕ ПРИЧИНЫ НЕЭФФЕКТИВНОГО УПРАВЛЕНИЯ В РОССИИ

Все разговоры о централизованной унитарной губернской России — пустая пропаганда. Централизация и средства коммуникации — взаимосвязанные явления. Одно невозможно без другого. К тому же интенсивность экономических связей требует все более качественных путей сообщения, что остается лишь мечтой.

Москва забрала себе все мыслимые и немыслимые полномочия, но проблема государства не в концентрации власти, а в исполнении присущих ей функций, хоть на федеральном, хоть на местном уровне. Для исполнения набранных федералами полномочий издаются строжайшие указы и создаются все новые контролирующие организации. Однако это имитация управления. Армия федеральных чиновников не может в принципе создать эффективное управление в силу двух причин. Одна из них хорошо известна — это коррупция. Вторая заключается в парадоксе, создаваемом чрезмерным контролем. Существует так называемый «Квантовый эффект Зенона». На обыденном языке он звучит примерно так: если постоянно заглядывать в закипающий чайник, то в нем вода никогда не закипит. Лучший способ тормозить процессы в стране — это создать максимальное количество контролирующих организаций федерального подчинения и тогда все процессы в стране зависнут, что собственно и происходит. Требования по отчетности растут, «набеги» контролирующих госорганов продолжаются. «Чайник» не закипает, зато растет градус недовольства федералами.

«Люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходимость».

Николло Макиавелли

Противоречие между разнообразным российским пространством, с одной стороны, и вертикально выстроенными структурами — с другой, можно было бы решить с помощью федерализма, однако к этому не готова элита страны, а потому в силе остаются слова Бердяева: «Незрелость глухой провинции и гнилость государственного центра — вот полюсы русской жизни. И русская общественная жизнь слишком оттеснена к этим полюсам. А жизнь передовых кругов Петрограда и Москвы и жизнь глухих уголков далекой русской провинции принадлежат к разным историческим эпохам. Исторический строй русской государственности централизовал государственно-общественную жизнь, отравил бюрократизмом и задавил провинциальную общественную и культурную жизнь». «Централизм реакционный и централизм революционный могут быть в одинаковом несоответствии с тем, что совершается в глубине России, в недрах народной жизни... Россия погибает от централистического бюрократизма, с одной стороны, и темного провинциализма, с другой». Бердяев надеялся, что потрясения Первой мировой войны разбудят народ и России не будет навязан внешний централистский свет. Его надежды не сбылись.

О, вспомни свой удел высокой!
Былое в сердце воскреси
И в нем сокрытого глубоко
Ты духа жизни допроси!
Внимай ему — и, все народы
Обняв любовию своей,
Скажи им таинство свободы,
Сиянье веры им пролей!
И станешь в славе ты чудесной
Превыше всех земных сынов,
Как этот синий свод небесный —
Прозрачный вышнего покров!

Алексей Хомяков. «России», 1839