Сергей Летов
Сергей Летов

«Я ДУМАЮ, ЧТО С ПОБЕДОЙ РЕАКЦИОННЫХ СИЛ НА УКРАИНЕ ПОКАЗ ЭТОГО ФИЛЬМА ПРИНЦИПИАЛЬНО НЕВОЗМОЖЕН»

— Сергей, действие фильма Дзиги Вертова «Одиннадцатый» происходит на Украине, зрителю демонстрируется строительство нового коммунистического мира. Как вы считаете, насколько фильм, снятый 100 лет назад, актуален в современной политической ситуации на Украине?

— Я думаю, что эта история могла бы быть очень актуальной, если бы не произошедшие на Украине события. Буквально осенью прошлого года я обсуждал с левыми украинскими активистами — партией «Боротьба» и группой анархо-коммунистов и профсоюзных активистов, сгруппированных вокруг сайта Liva, — возможность тура по Центральной и Юго-Восточной Украине с показом «Одиннадцатого». Он тогда вызывал большой интерес у профсоюзных активистов, в частности у харьковских и днепропетровских. Но ввиду известных событий, насколько я знаю, клуб Liva был разгромлен на следующий день после победы майдана, в феврале этого года. Поэтому сейчас этот тур невозможен.

Интересно, что со стороны Украины заказ на показ этого фильма поступал не только от левых сил, но и от людей, изучающих историю родного края. В городе Запорожье, где у меня состоялся концерт в сентябре прошлого года, интерес был именно к тому, что фильм «Одинадцатый» снимался преимущественно на территории Запорожской области: для нынешних жителей интересно, как выглядела эта местность в 1928 году. Я думаю, что с победой реакционных сил на Украине показ этого фильма принципиально невозможен. Если снесли все памятники Ленину, то показывать фильм о Ленине и победе коммунизма — подписать себе если не смертный приговор, вызвать очень большие неприятности для всех, кто в этом участвует.

«СОВРЕМЕННЫЙ СЛУШАТЕЛЬ НЕ СПОСОБЕН ВОСПРИНИМАТЬ КУЛЬТУРНО ЗНАЧИМУЮ МУЗЫКУ»

— В Казани вы читали лекцию о Сергее Курехине. Сегодня, на мой взгляд, публика проявляет больше интереса к его личности, нежели к его музыке.

— Я не совсем с этим согласен. У Курехина очень интересная музыка, но, к сожалению, музыка и звукозапись не являются синонимами. Звукозапись не может сохранить все очарование концерта. А по популярности Курехин в 80-е был не сопоставим ни с одной из ленинградских рок-групп. Он был намного популярнее. Я могу привести пример, если мы говорим о широкой публике. Концерты, проходившие в спортивно-концертном комплексе «Юбилейный», в течение трех дней собирали последовательно 10, 9 и 8 тысяч человек. То есть за три дня — 27 тысяч человек. При этом негритянская R'n'B-певица в эти же дни собирала не больше 200 человек. Курехин и его мультимедийная программа «Поп-механика» были очень популярны.

— Почему сейчас музыка Курехина значительно менее популярна, чем в конце 80-х?

— Потому что изменились время и аудитория. Интеллектуальный уровень российского общества в середине нулевых очень сильно понизился по сравнению с советским временем. Общий уровень, грамотность, культура, активное отношение к восприятию искусства совершенно не сопоставимы.

— С чем, на ваш взгляд, связано это понижение интеллектуального уровня населения?

— Этому есть очень много объяснений. Во-первых, в 80-е годы советское общество находилось на подъеме. Люди ждали от искусства ответов на многие вопросы. Они верили, что искусство, активное отношение к жизни, знания позволят что-то изменить. На рубеже 80-х - 90-х население страны оказалось обмануто, часть наиболее активных культурных людей страну покинули. Эмигрировали как раз те, кто мог бы воспринимать современное искусство. А 20 лет постоянного оболванивания и отупления населения постсоветской эстрадой привели к тому, что современный слушатель в массе просто не способен воспринимать интересную и культурно значимую музыку.

В советское время радио передавало в основном классическую музыку, эстрада звучала в рабочий полдень какие-то 20 - 30 минут. Звучали композиции Моцарта, Баха, Бетховена в исполнении Рихтера и так далее. Они постоянно были на слуху. Сейчас даже названия песен, звучащих на FM-каналах, неприлично упомянуть в интервью. Академическая музыка почти не транслируется и воспринимается как некая скучища, как какой-то атавизм.

Произошла массовая деградация населения страны. Это общий процесс, он касается не только России. Сейчас невозможно представить 10 тысяч человек на фри-джазовом концерте ни в одной стране мира. Произошел спад активности восприятия, музыка вместо того, чтобы быть средством познания мира, превратилась в сладкую конфетку, которую выдают офисным рабам в свободное от их службы время. Изменились функции искусства. Оно превратилось в наркотическо-ласкающий, гедонистичекий продукт для потребления.

«Я ДУМАЮ, ОН УМЕР ОТ ОПРЕДЕЛЕННОЙ НЕВОСТРЕБОВАННОСТИ»

— Возможен ли сегодня подъем и привлечение внимания к тому же фри-джазу и импровизационной музыке, вызванные появлением такого же харизматичного и талантливого человека, как Сергей Курехин? Возможно ли как-то запустить обратную метаморфозу к произошедшей деградации?

— Я не знаю решения этого вопроса. Все происходит в свое время, в какой-то степени я считаю, что смерть Курехина связана не только с последствиями заболевания. Я думаю, он умер от определенной невостребованности. Человеку очень тяжело пережить успех. Курехин был гениальным выразителем общества, он создал в 80-е годы «Поп-механику» как процесс, который максимально соответствовал потребности того времени. Это было что-то не очень качественно сработанное, сделанное наспех, но в то же время в ней содержались яркие, интересные и концептуальные идеи.

Реализовано все было очень по-советски, но задумано было чрезвычайно интересно. Люди в то время воспринимали «Поп-механику» именно как идею, за каждым явлением было не качество продукта, а именно идея, и это воспринимала публика. Но современного человека не привлекают идеи, они уже обманули общество в начале 90-х.

Курехину удавалось переломить общий настрой русской логоцентричной культуры, создавать за счет невербальных образов интересную мультимедийную игру смыслов. Практически все, что выходило после этого и было популярным, так или иначе было связано со словом.

Прежде всего я бы хотел коснуться творчества моего младшего брата Игоря Летова, основателя группы «Гражданская оборона», у которого основная нагрузка лежит не в музыке, а прежде всего в тексте, как это и свойственно русской культуре в целом. А у Курехина наоборот: если он говорил что-то, какие-то тексты, то это было максимально возможное низведение калейдоскопа различных звонких имен, понятий и терминов к некой бессмысленности. Курехин — это подведение итога той позднесоветской культуры. Он, скорее, высмеивал и обесценивал то, за что пытались ухватиться и удержаться в то время. Мир расставался с собственными идеалами смеясь.

Перенести Курехина в сегодняшний момент невозможно. Произошло падение интереса к музыке. Если в 80-х годах рок-музыкант был кумиром, властителем дум, то в 90-х он стал человеком из сферы обслуживания. Есть официант, который принесет «чего изволите», и есть музыкант, который будет исполнять «чего изволите». Курехин вовремя умер: он делал музыку к чудовищным, никому не нужным фильмам Ленинградской киностудии и, наверное, внутренне страдал. Потом он занялся революционной борьбой и ушел из этого мира.

«КУРЕХИН НЕ ВПИСЫВАЛСЯ В БУРЖУАЗНОЕ ОБЩЕСТВО»

— Вы говорите о революционной борьбе. НБП — это ведь не только политический проект, это большой художественный проект. Можно ли сказать, что Курехин не нашел себе места в национал-большевистской партии?

— Для Курехина этот проект был в первую очередь контркультурным. Курехин не вписывался в буружуазное общество, не находил в нем себе места. Одним из признаков этого является неприятие «Поп-механики» за рубежом, она там плохо воспринималась. Я могу привести пример: в 90-м году, когда я совершал с ансамблем «Три-О» турне по Германии, австрийский администратор попросил убрать из моей биографии упоминание о совместной работе с Курехиным, потому что это могло представить меня в глазах австрийской общественности в негативном свете. Выступления «Поп-механики» являлись скандалом и нарушением норм общественного вкуса в Австрии. Примерно так же происходило в Швеции. Недоумение вызвал концерт в Копенгагене, где я принимал участие.

Те идеи, которые нес Курехин, были непонятны западному обществу. Отношение к музыке и к культуре на Западе примерно такое же, как у нас сейчас. Курехин уже тогда понимал, во что превращается наша страна, судьбу нашей культуры. Он с этим никак не мог смириться. И все революционные выходки — например, выступление с Борисом Гребенщиковым в Париже, пафосное, совершенно неподготовленное и выставившее Гребенщикова в странном свете, или участие Курехина в конкурсе Телониуса Монка — все говорило о том, что эта цивилизация не принимает его идеи, не принимает искусство как средство познания и изменения мира, а не как не продукт потребления.

Именно это вызвало у Курехина стремление к радикализации, к совместным работам с Дугиным и Лимоновым, к «Поп-механике №418». Можно спорить и по-разному оценивать то, что получилось в результате, насколько это интересно. Но Курехин как человек молодой и вспыльчивый в своей деятельности хотел переломить господствующую тенденцию, это было такое сверхусилие. Но к чему оно привело? К смерти.

Это была гибель всерьез. Не могу сказать, что все, чем занимался Курехин, он делал всерьез. Ефим Семенович Барбан, ленинградский философ, который оказал огромное влияние на Курехина, который придумал название «Поп-механика», говорил, что Курехин — чрезвычайно гордый человек и должен быть выше того, что он делает. В этом вопросе вынужден с ним согласиться. Думаю, Курехин не мог пережить тот неуспех, который имели «Поп-механика №418» и его работа с Дугиным и Лимоновым. Движение Дугина провалилось на выборах, на последние «Поп-механики» почти не ходила публика. Он оказался вне потока, он пошел наперекор обществу, и его смерть стала результатом.