«С ТЕМ, ЧТО Я «ПОЭТ ДЛЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ», НЕ СОГЛАСЕН»

— В рецензии на ваш сборник «Политшансон» на Colta.ru вас назвали «поэтом для интеллигенции». Автор несколько недоверчиво отнесся к тому, что ваш герой постоянно подчеркивает свою принадлежность к рабочему классу. Согласны ли вы с такой оценкой?

— С тем, что я «поэт для интеллигенции», не согласен. Ни по роду деятельности, ни по образу жизни, ни по взглядам я к интеллигенции не отношусь. Да и единого массива людей, которых можно назвать интеллигенцией, сейчас не существует. Никита Михалков и Виктор Шендерович вроде оба интеллигенция, но, боюсь, между ними довольно мало общего. Другое дело, что среди читателей поэтических текстов так называемая «интеллигенция» составляет высокий процент. Кроме того, я «сетевой» поэт. Темы текстов беру из сети. Естественно, они интересны прежде всего людям, в данной сети существующим.

— Как сформировался ваш герой, почему выбрана именно такая стилистика? В «Политшансоне» он подмечает все эти знаки времени, что-то вызывает у него горечь, что-то — гнев, над чем-то он посмеивается, а вот есть ли у него что-то вроде «политической программы»? Хотел бы он, чтобы действительность была другой, или ему эта беспросветная реальность в чем-то мила?

— Мой герой — уходящая натура. В советское время он встречался довольно часто, а в наше время фактически вымер. Это реально рабочий, не получивший гуманитарного образования, прочитавший без всякой системы множество книг, попавшихся ему под руку. В результате в его голове сформировались достаточно неожиданные и причудливые мнения по разным вопросам.

Он живо интересуется политикой, экономикой, искусством, философией и так далее, но назвать некоторый стихийный постмодернизм его сознания «политической программой» я бы не рискнул. Главное — четкая уверенность, что все и везде обманывают. Начальники, политики, телевизор, ученые, историки. Как в старой рекламе МММ: «Марина Сергеевна — одинокая женщина и никому не верит».

ГРАЖДАНСКАЯ ПОЗИЦИЯ ЛИТЕРАТОРА

— Обязательно ли, на ваш взгляд, должна быть у литератора гражданская позиция?

— На мой взгляд, не обязательно. Скажу больше: лучше бы у многих литераторов ее вообще не было.

— Почему после сборника «Болотные песни», посвященного протестному движению в России в 2011 - 2012 годах, вы опять возвращаетесь к гражданской, социально-политической лирике? Почему вам кажется важным все это регистрировать?

— Все проще. Писать о чем-то надо. О «вечных темах» все написано до меня. Остаются злободневные вопросы. Плюс большинство текстов «Болотных песен» и часть текстов «Политшансона» написано для и по заказу некоторых общественно-политических изданий. Я одно время с ними сотрудничал. А эти издания тексты о природе, любви и временах года не очень интересовали.

— Чем принципиально, кроме набора символов времени, эти сборники отличаются?

— В «Болотных песнях» я пытался выразить настроение некоторых масс, в «Политшансоне», скорее, некоторое индивидуальное ощущение. Кроме того, тексты, вошедшие в «Болотные песни», как я уже сказал, писались для изданий, иногда по три текста в неделю, с соответствующим качеством. В «Политшансоне» качество выше, так как к этому времени мое сотрудничество с журналами и интернет-ресурсами закончилось. Гонка прекратилась. Стало возможно больше уделять внимание отделке стихотворений и писать свободнее. Ну и вообще время и обстановка 2013 - 2014 годов заметно отличаются от обстановки 2011 - 2012.

«ГРАЖДАНСКАЯ ЛИРИКА БЫЛА АКТУАЛЬНА ТРИ ГОДА НАЗАД»

— Почему церковный столяр вдруг начал писать политические памфлеты? Насколько они актуальны в современной российской действительности?

— Ну церковный столяр вообще-то пишет с 13 лет. Я вообще бы не напирал на то, что это памфлеты. Почему несчастная любовь, алкоголизм, нетрадиционная половая ориентация могут быть темой для Стихов с большой буквы, а если автора вдохновляют общественные движения — так сразу «памфлет»? Я свои стишки о несчастной любви и Родине все уже к 30 годам написал. Теперь пишу гражданскую лирику. Благо сеть и телевидение темами снабжают. Мне это интересно, а про природу — нет. Гражданская лирика была актуальна года три назад. Сейчас народ ее переел, а начальство прижало по своим каналам. В результате политические памфлеты вышли из моды. Даже такой тяжеловес, как Быков, свернул свои проекты.

— Сегодня книжный рынок сталкивается с проблемой нерентабельности поэзии в печатном виде. Бытует мнение, что поэзия, как и словари, уйдет в интернет. Насколько вам при развитии такого сценария важно быть напечатанным на бумаге?

— Напечатанное на бумаге становится фактом литературы, повешенное в сети — пока нет. Я могу сколько угодно считать лайки и перепосты, а их бывает очень много, но для мафиозной организации «Современная русская поэзия» этих текстов не существует. А книжка вызывает все-таки некоторую реакцию в виде рецензий, критики, обсуждений. Пустячок, а приятно.

— Если бы вы писали сейчас стихотворение в духе «Разговор о поэзии с...», с кем бы вы поговорили, есть ли сегодня такой собеседник?

— На этот вопрос отвечу цитатой президента РФ Владимира Путина: «После смерти Ганди и поговорить не с кем». Вот и мне тоже.