Существует ли татарское кино?

«ЕГО ПРОСТО НЕКОМУ СНИМАТЬ»

Говоря о татарском кино, нужно сразу решить: что под татарским кино понимать? В широком смысле, это кино, снимаемое на территории республики. И с этим проблем, кажется, нет. Фильмы выходят регулярно. Программа казанского фестиваля тому подтверждение: только в первый день публике продемонстрировали с десяток игровых и художественных короткометражек, снятых студентами местной киношколы.

В узком смысле, однако, татарское кино — это кино, несущее следы некоего национального своеобразия, опирающееся на традиции народов, населяющих Татарстан. И с этим уже сложнее. К примеру, просмотр студенческих работ показывает, что в принципе они не отличаются от большинства студенческих фильмов. Точно также могли бы снять во ВГИКе или в любой другой киношколе России.

«Татарского кино не существует, — считает Рустам Рашитов, показавший в рамках одной из фестивальных внеконкурсных программ свой дипломный фильм «Все говорят «Прощай», — его просто некому снимать. Есть старики, которые уже отошли во многом, есть молодежь, которая только начинает, пытается что-то делать. А среднего поколения, людей среднего возраста, которые бы сейчас активно снимали, попросту нет».

Заявление серьезное, и сперва хочется ему поверить. Работы Марата Гатина или Алисы Галиевой, продемонстрированные в рамках программы, это кино хорошее, крепкое, но все еще ученическое. И, глядя на него, говорить о творческом будущем авторов пока рано. Фильм Рашитова заметно выделяется на их фоне, но говорить в его случае о каком-либо национальном колорите тоже не приходится. Действие «Все говорят «Прощай» происходит в очень условном месте и времени, и хотя фильм снимался в Казани, его герои с равным успехом могли бы жить в любом другом городе.

Кадр из фильма «Курбан-роман»

ЖЕЛАНИЕ ЛЮДЕЙ СМОТРЕТЬ СВОЕ КИНО ВЕЛИКО

Уверенность в отсутствии национальной школы только крепнет при просмотре следующих работ. Кажется, «Курбан-роман» не пнул только ленивый, хотя спустя некоторое время становится понятно, что причина всех недостатков картины кроется в крайней неопытности ее автора. Стремясь показать разом все, что кажется ему выразительным, он губит картину, обрушивая сюжет под тяжестью образов, метафор и аллюзий. Между тем, желание людей смотреть свое кино (лучшее подтверждение его отсутствия) так велико, что публика, опоздавшая к началу показа, пытается взять двери кинозала силой, а после показа пытается найти слова искреннего одобрения. Все-таки фильм снят в Казани, все-таки группа из Татарстана, и все равно, что главную героиню почему-то зовут Марысей, а действие литературной основы фильма происходило в Польше. Несколько сцен (вероятно, лучших в картине), хоть как-то связанных с реальностью или отражающих национальное своеобразие, вызывают у зрителей одобрение.

Удачная работа Алексея Барыкина «Сухая река» еще больше укрепляет в мысли об отсутствии у кинематографистов из Татарстана своей традиции. Снятая по сценарию Дениса Осокина картина развивает известную осокинскую тему условного северного язычества. Сюжет предельно прост и напоминает выжимку из мифологического словаря: расстроенный мальчик выкидывает в реку какие-то вещи. К нему подбегает девушка с именем, как крик чаек. Мальчик влюбляется в девушку, но зловещая черная девочка уже подобрала его вещи и решила забрать мальчика в черное царство смерти. Все это происходит зимой, в одном из казанских районов.

«Сухая река» хороша и словно создана для международных фестивалей. Вместо персонажей здесь архетипы, действие заставляет подозревать мощную фольклорную подоснову, можно отметить множество замечательных режиссерских и сценарных находок — чего только стоит сцена с купанием. Однако вся эта мощная фольклорная подоснова к Татарстану не имеет никакого отношения. Словно авторы пришли на голое место и стали придумывать для него свою мифологию. А там, где есть своя традиция, голого места быть не может.

Фильм у Барыкина и Осокина получился самобытным, но снять его могли в абсолютно любом месте, и то, что снимали его в Татарстане, — совпадение, ничего к кинематографической традиции Татарстана не прибавляющее и не убавляющее.

«ВСЕ МЫ ДЕТИ АДАМА»

Однако уверенность в отсутствии в Татарстане своей киношколы подрывают «Цветы запоздалые» Марселя Гайнуллина. История музейной смотрительницы, которой неизвестный начал дарить букеты цветов, решена очень просто и очень изящно, ученической ее назвать никак нельзя. Работая с такими тонкими материями, как поздняя любовь, живопись, классическая музыка, цветы, Гайнуллин умудряется ни разу не сфальшивить, не впасть в слащавую сентиментальность. В очередной раз доказывая, что в кино «как» зачастую важнее, чем «что», он доводит свой рассказ до совершенства. При этом внутри воздушной конструкции Гайнуллина скрывается мощный драматургический костяк. Подобный фильм (или подобный талант) не может возникнуть совсем на пустом месте.

Следующим опровержением тезиса об отсутствии в Татарстане своей кинематографии может служить документальный фильм «Воин» — совместная работа режиссера Батыра Баишева и продюсера Марселя Тимофеева. Фильм повествует о Петре Гаврилове, одном из защитников Брестской крепости. Начинаясь как вполне традиционное документальное кино, «Воин» очень скоро становится чем-то большим. Это происходит благодаря желанию авторов вписать фигуру героя в рамки локальной истории. Едва ли не в лучшей сцене картины Тимофеев беседует со старухами, знавшими семью Гаврилова и просит одну из них исполнить песню, которую она пела вместе с дочерью героя. Ненужные, казалось бы, на первый взгляд кадры с бабушкой, поющей татарскую песню времен войны, превращаются в потрясающее свидетельство времени, действующее на зрителя сильнее объективных фактов. Так, кажется, может звучать история. Не будь в фильме этой поющей старухи, он растворился бы, затерялся среди множества схожих фильмов про героев времен войны, однако одна эта сцена поднимает его на более высокое художественное измерение.

Наконец, явным свидетельством наличия в Татарстане своей киношколы может служить фильм Рената Хабибуллина «Зримая вера», который только по какому-то удивительному недоразумению не попал в конкурсную программу кинофестиваля. «Зримая вера» — это документальный фильм об исламском центре реабилитации для слабовидящих, включает в себя все, чего мы могли бы ждать от татарского кино. Здесь и исламские традиции (фильм начинается с того, как 90-летняя старушка читает Коран), и совершенно современный подход к материалу, и взаимовлияние запада и востока (одна из героинь поет в кадре песни русской эстрады), и идея о том, что «все мы дети Адама», так настойчиво внушаемая социальной рекламой на фестивале. Кроме того, некоторые сцены этого кино — безусловные удачи Хабибуллина как документалиста. Как удачливый золотоискатель, он находит в обычном течении жизни настоящие самородки.

Кадр из фильма «Сухая река»

МНОГИЕ ПЛОЩАДКИ НЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНЫ ДЛЯ ПОКАЗОВ

Увы, оценить его находки могут далеко не все зрители. И дело не в сложности формы или подачи. Программы фестиваля составлены так, что многие фильмы просто не доходят до зрителя. Относительно легко можно посмотреть только фильмы, попавшие в конкурс. Картины же внеконкурсных программ часто демонстрируют на удаленных площадках и толком не сообщают о них публике. Многие площадки просто не предназначены для фестивальных показов. Например, «Зримая вера» демонстрировалась на маленьком экране. На таких еще показывали диафильмы в старое время. В итоге встреча зрителей, которые хотят смотреть фильмы из своей жизни, и режиссеров, которые хотят такие фильмы снимать, просто не происходит.

Со стороны кажется, что на данный момент главная проблема кинематографа Татарстана — не отсутствие режиссеров или картин, а невозможность эти картины демонстрировать.

Максим Семенов