«МЫ ХОТИМ СОЗДАТЬ КЛУБ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫМ ИНТЕРЕСНО ПОПУЛЯРИЗИРОВАТЬ НАУКУ»

— Расскажите, пожалуйста, о программе проекта «Мастерские инноваций».

— «Мастерские инноваций» — это проект, который зародился в фонде инфраструктурных и образовательных программ «Роснано». Его идея состоит в развитии региональной инфраструктуры по популяризации науки и технологий. Однако он заключается не в том, чтобы просто приехать в регион, рассказать что-то о науке, о том, как ей занимаются, и уехать. Предполагается более длительная история, ведь проект задумывается на два года. Мы сейчас только запустили эту программу и начинаем с того, что приезжаем в разные регионы, рассказываем о наших возможностях поддержки, о разных форматах научной коммуникации, таких как кино, лекции, мастер-класс, рассчитанных как на широкую аудиторию, так и на молодых ученых, которые, возможно, уже решили связать свою судьбу с наукой. Наша задача — рассказать более подробно и профессионально, как ученым строить диалог с обществом. Мы хотим создать клуб людей, которым интересно популяризировать науку, с которыми мы будем дальше плотно работать, это будут специальные мастер-классы, обучающие мероприятия и так далее.

— Какие в Казани планируются мероприятия? Я слышал про летнюю и зимнюю школы.

— Они проходят не конкретно в Казани, а в федеральном масштабе. На них мы будем приглашать людей из разных регионов, прошедших предварительный конкурс. Первая летняя школа планируется в Москве, это будет пятидневный интенсив, в котором мы расскажем, как писать и говорить о науке, как визуализировать научные результаты, как организовывать мероприятия. Программа школы также предполагает конкурсы, например, конкурс идей в области популяризации науки: событие, стартап, фильм и так далее. Лучших мы планируем поддержать.

ИДЕАЛЬНЫЙ ДИАЛОГ УЧЕНОГО И ОБЩЕСТВА

— Вы говорите о том, что будете рассказывать, как выстраивать ученому диалог с обществом. В каком виде диалог кажется вам идеальным?

— Идеальный диалог в моей журналистской практике выглядит следующим образом. Если я направляю вопрос нобелевскому лауреату или хочу взять блиц-интервью, он отвечает мне в течение 24 часов. Он откладывает все и начинает работать с прессой, а через нее — с обществом. Он делает это, так как чувствует необходимость, даже в некотором роде обязанность. Это западная культура научной коммуникации, мы бы хотели, чтобы такая культура сформировалась и у нас.

Дело в том, что в советское время популяризация науки была государственной задачей и государство занималось финансированием. Потрясающе работало общество «Знание»: лекторы выступали по всей стране, даже в тюрьмах, на лесоповале, на сеновале, буквально в полях. Это была гигантская государственная машина популяризации и пропаганды науки, и, конечно, ученые никаких административных проблем в голове не держали.

На Западе же ученые в условиях грантовой системы финансирования науки уже живут много десятилетий. Они прекрасно понимают, что для получения гранта необходимо уметь предъявить свои результаты, отчитаться, презентовать свои исследования перед обществом, потому что деньги, приходящие из государственного бюджета, — это налоги граждан, следовательно, они должны понимать, на что они расходуются. Поэтому на Западе уже давно во всех университетах есть кафедры научной коммуникации, и будущий физик, археолог, химик — все могут брать этот дополнительный курс и получать необходимый навык разговора с обществом на простом языке. У нас пока эта культура только-только начинает складываться. Я не знаю, как в Казани, у меня не было опыта общения с учеными отсюда, но, в общем, это трудный процесс. К тому же пресса нас не любит.

«ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ НАУКА — ЭТО САМАЯ РИСКОВАННАЯ ЧАСТЬ НАУКИ»

— Вы говорили о грантах. Существует распространенное мнение о том, что грантовая система враждебна для фундаментальной науки.

— Да, безусловно. Потому что вы подаете заявку на грант и наперед заявляете результат. А если вы настоящий ученый, то результат заранее предугадать нельзя. Фундаментальная наука — это самая рискованная часть науки, где можно не получить никакого результата или получить отрицательный результат, но он все равно будет иметь значение. Эта часть науки должна финансироваться государством без каких-либо условий. Конечно, на все денег не хватает. Поэтому у государства должны быть четко сформулированы приоритеты — в каких областях нам нужны прорывные исследования. Что в России очень важно? Ну, у нас, условно говоря, много нефти, но нефтехимия находится в очень неразвитом состоянии, у нас нет глубокой переработки нефти. У нас есть проблема энергетики. Есть регионы, где даже газ не проведен. Вот где нужны супертехнологии и фундаментальные исследования.

— Есть ли какие-то приоритетные направления в популяризации науки в рамках «Мастерских инноваций»?

— У нас есть несколько целевых аудиторий, с кем мы хотим работать. Первая — дети. Думаю, вы знакомы с проблемой преподавания в школе: часы на научные предметы постоянно сокращаются. А для нас важно, чтобы детки заинтересовывались, шли в университеты учиться на исследователей и потом приходили в науку.

Вторая аудитория — это учителя. Один учитель может передать знания огромному количеству детей. Он медиатор. Но у учителя сегодня нет адаптированной информации о современной науке.

Третья аудитория — журналисты, потому что они тоже медиаторы. Через свое издание они передадут знание тысячам другим. Наука сегодня очень сложная, журналисту с гуманитарным образованием с этим сложно разобраться. Поэтому самые успешные журналисты, пишущие о науке, — люди с научным бэкграундом. Наша задача: сделать динамичную кафедру science communication для молодых ученых, этот опыт популяризации науки как-то передать, чтобы они потом могли разговаривать с обществом, а может быть, стать научным журналистом.

И, наконец, четвертая аудитория — это ученые.

НАУЧНОЕ ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ КИНО В РОССИИ

— В рамках программы «Мастерские инноваций» проводится фестиваль научного документального кино. Насколько сегодня научное документальное кино развито в России?

— Давайте разделим вопрос на две переменные. Фестиваль научного кино «360 градусов» появился три года назад, его учредил политехнический музей. Сюда в рамках программы мы привозим фильмы, которые отбираем сами. Мы показываем и обсуждаем их. Причем обсуждение — очень важный момент, потому что это один из первых шагов к публичному обсуждению и выступлению. Для молодых ребят это очень важно. Мы показываем, как ученый может предложить интересную лекцию. Привозим в города передвижные выставки, например, в Казани мы показываем выставку «Смотрите: это нано». Выставка сейчас находится в КФУ, и она занимательно, интерактивно рассказывает детям о нанотехнологиях. Вот еще одно мероприятие, еще один формат — уже для детей.

— Если возвращаться к научному документальному кино в России...

— Научное документальное кино было очень сильным в Советском Союзе, признанным на Западе. В 90-е, как известно, мы многое потеряли, в том числе и научное кино. А на Западе в это время как раз начался всплеск.

Сегодня очевидный мировой тренд в кинематографе — это научное документальное кино. Фестиваль «360 градусов» своим появление попал в десятку. Но на него мы привозим иностранные фильмы, потому что российских практически нет. Одна из главных задач фестиваля — спровоцировать, дать импульс. Кстати, в этом году на четвертом фестивале уже будет российская программа.

— Планируются ли какие-либо мастер-классы по документальному кинематографу в рамках «Мастерских инноваций»?

— Да, конечно. Уже в рамках летней школы мы будем говорить о визуализации. Также планируем сделать выездной мастер-класс и небольшой конкурс короткометражек, которые будут снимать молодые ребята в регионах.

— У вас уже есть представление о том, кого в качестве лекторов на данные мастер-классы вы привезете?

— Пока мы еще на эту тему не думали.

ПРОТИВОСТОЯНИЕ ИННОВАЦИОННОСТИ И НАУЧНОГО ОТКРЫТИЯ

— Сегодня есть такое мнение, что научное открытие вытесняется инновационностью. Как, на ваш взгляд, соотносятся эти понятия?

— Вообще, слово «инновационность» я терпеть не могу. Придумали себе новое слово, вцепились в него как тузик в грелку. Инновационность — это вещь, в большей степени, лежащая в области технологий. Наука — это в большей степени фундаментальная история. Но надо понимать, что никакой инновационности технологий не будет, если не будет базы фундаментальной науки. Открытия делаются в фундаментальной науке, и мы не знаем, что за ними последует. В фильме «Страсти по частицам» Дэвид Каплан на вопрос «А какой будет экономический и коммерческий эффект о того, что вы откроете бозон Хиггса»? ответил прекрасной фразой: «Понятия не имею, это не моя забота». Потому что его задача — задавать природе вопрос, получать от нее ответ и объяснять теорию. А инновация — это технология. В ней нет никаких открытий, но есть потрясающие, эффективные и безумные решения.

— Однако сегодня научное открытие и инновационность сваливают в единое понятие.

— Да, их именно сваливают, а они не сваливаются, и это ошибка.

ВОЗВРАЩЕНИЕ КРИТИЧЕСКОГО ВЗГЛЯДА

— Сегодня мы видим подъем спроса на научно-популярную литературу, в основном на переводную. Можно ли говорить о том, что россияне обретают критический взгляд, который им так прививали в СССР и которого они лишились в 90-е?

— Да, в СССР прививали критический, аналитический взгляд и системный подход. В 90-е, конечно, вылезли все эти экстрасенсы и прочие. Но здесь надо сказать, что это не только российская история. Так было во всем демократическом мире. У нас эта часть общественной жизни была настолько агрессивна, что ослабевшая научно-популярная составляющая была выдавлена. А эти шли напролом. Это был период смутного времени. Сейчас же эта ситуация начинает как-то выправляться. Именно научно-популярные книги, о которых мы с вами говорили, и развивают сегодня этот критический взгляд. В свое время, в 90-е, при РАН была создана комиссия по борьбе со лженаукой.

— Она существовала и до ликвидации РАН. Ростислав Полищук — один из самых активных ее членов.

— Да, а возглавлял ее Эдуард Павлович Кругликов. Он был наиболее активным борцом со лженаукой. Но я считаю, что тратить силы на борьбу со ней абсолютно бессмысленно, непродуктивно и бесполезно. Позиция обороняющегося всегда проигрышна. А наша позиция должна быть такой: «Мы вас не знаем, не видим, а делаем свое дело — пишем научно-популярные книги, делаем добротные новостные ленты про науку во всех изданиях». Политика должна быть такой, чтобы всю это мразь выдавить. Понимаете, средство массовой информации, которое не пишет о науке, не может считаться новостным. Потому что все, о чем пишут новостные ленты, — это коррупция, проституция, предательство, мародерство, алчность. Об этом СМИ пишут уже сотни лет. Потому что это человеческая природа, и она не изменилась, здесь нет ничего нового. А истинное и новое получает только наука. Поэтому истинная новость — это только научная новость. Расскажите это, пожалуйста, своему руководству. Этот парадокс заметила не я, а наш коллега физиолог Константин Анохин. Новое дает только наука и больше ничего.

САМЫЕ ПОПУЛЯРНЫЕ МИФЫ О НАУКЕ

— Как вы оцениваете состояние научной журналистики в России?

— Журналистика — она и есть журналистика, просто люди пишут, выбирая себе определенные темы. У нас этому не учат, у нас нет специализации в университетах. Первую магистратуру по научной журналистике открыл журфак МГУ только этой осенью. Это первый прецедент.

Где-то в отдельных местах были небольшие курсы: я читала авторский курс по научной журналистике в Международном университете в Москве, Лена Какорина — известный научный журналист, читала на журфаке МГУ, но все это были не выпускающие кафедры. Сейчас это появляется.

Научным журналистам нужно где-то работать. Вашему изданию не нужен научный журналист, и многим изданиям не нужен. Научных отделов мало, хотя все мировые издания содержат блестящие научные отделы, что «Нью-Йорк Таймс», что «Вашингтон Пост», «Фигаро», «Карьера де ля Сера»...

— Какие, на ваш взгляд, самые популярные мифы о науке?

— Самый популярный миф последних лет: ученый — нищий человек. Это не так. Достаточно приехать на территорию МГУ и посмотреть на машины у факультетов. Мне на это профессора говорят, что это студенты приезжают на Bentley, на Porsche, я мало в этих машинах разбираюсь... Нет-нет-нет, ситуация очень сильно изменилась. Сегодня ученый имеет возможность достойно зарабатывать своим умом и своим трудом. Более того, мы наблюдаем процесс, что наши ребята, которые уехали в 90-е на Запад... А уехали они не потому, что они сволочи, а потому что они не могли в своей стране реализовать свое высшее образование. Талантливые ребята рождаются по всей стране, не только в Москве и Петербурге. Они приехали в Москву, они окончили университет, окончили аспирантуру, защитились — и их выписывают из общежития. Их готовы взять на работу, но где жить? Невозможно на эту заплату снимать квартиру, даже комнату. И он начинает искать, где можно стажироваться, и едет туда.

Когда в свое время исследовались причины того, что молодые ребята уезжают, на первом месте стояло оборудование, на втором — доступ к информации: библиотеки, интернет, западные научные журналы. И зарплата стояла на каком-то далеком-далеком месте. Сейчас ситуация меняется. Вот, например, ваш Казанский университет мало того что получает огромное государственное финансирование — очень большие деньги, государство закупило им шикарное оборудование — то, без чего наука не может жить. Зарплаты растут, ты можешь взять несколько грантов, у тебя будут хорошие деньги. Сегодня ситуация радикально меняется: появляется прекрасная приборная база, появился доступ к информации, к западным журналам, государство тут тоже помогает, фонды обеспечивают доступ. И получается, что можно в своей стране раскрывать свой потенциал. Вот еще бы квартирный решить вопрос. Процесс начался. Конечно, в Москве он заметнее. Но главное, что он начался.