В театре оперы и балета им. Джалиля открылся XXVII международный фестиваль классического балета им. Рудольфа Нуриева, который собрал впечатляющую сборную звезд, состоявшихся и потенциальных

СБОРНАЯ ЗВЕЗД

Репутация Нуриевского фестиваля все это время держится на вечных ценностях — классике, давно ставшей аналогом эсперанто в балетном мире. И на этот раз шедевры старых мастеров выполнят привычную функцию палочки-выручалочки. В «Жизели» выступят Светлана Захарова — самая титулованная отечественная балерина, представляющая московский Большой театр и миланскую La Scala, и Сергей Полунин, чей побег из премьерской гримерки Королевского балета Великобритании стал не так давно главной темой таблоидов всего мира. «Лебединое озеро» даст возможность рассмотреть гораздо удачнее вписавшуюся в лондонскую труппу бразильянку Роберту Маркез, самую нежную Одетту и самую деликатную Одиллию современного балета. Ее принцем Зигфридом станет кубинец Роландо Сарабиа, некогда наделавший шум в профессиональных кругах своими победами на важнейших балетных конкурсах. Еще одна воспитанница кубинской школы Адиарис Алмейда, как и положено повелительнице фуэте, приглашена со своим постоянным партнером Джозефом Гатти станцевать виртуозный «Дон Кихот». Однако при появлении в роли Эспады солиста Большого театра Андрея Меркурьева за центральное место в спектакле ведущей паре еще придется побороться. Волнующей обещает быть «Баядерка» — ведущая солистка Московского театра им. Станиславского и Немировича-Данченко Анна Оль составит новый дуэт с корейским виртуозом Кимин Кимом, перед обаянием которого не устоял даже строгий Мариинский театр. И это далеко не все гости, которых ожидают на нынешнем Нуриевском фестивале. Казанскому театру удалось — впрочем, как всегда, — собрать впечатляющую сборную звезд, состоявшихся и потенциальных.

Но сегодня, когда мировые рекорды по тройным пируэтам и балансу в attitude легко изучить в YouTube, балетный мир вернулся к пониманию того, что высшая ценность искусства — умение создавать новую реальность, то есть воплощать ее в новых спектаклях. И театр им. Джалиля ответил на эту потребность. Дортмундский балет везет на Нуриевский фестиваль из Германии свежайшую премьеру — «Сказки Венского леса» Син Пэн Ванга и тройчатку одноактных балетов, включающую «Головокружительное упоение точностью» Уильяма Форсайта, «Кактусы» Александра Экмана и «Фортепианные пьесы» Дагласа Ли. Будет показана «Золотая орда» — новинка этого сезона в постановке Георгия Ковтуна.

Казанская публика продемонстрировала верность идеалам

БАЛЕТ ИЛИ МИСТЕРИЯ?

А открылся Нуриевский фестиваль, как и принято на фестивалях во всем мире, специально подготовленной для этого события премьерой — «Carmina Burana, или Колесо Фортуны». Это произведение Карла Орфа стало таким же символом музыки ХХ века, как и «Болеро» Равеля, а его гвоздь — хитовый номер «О, Фортуна!» — своим завораживающим ритмом лишил покоя многих хореографов. Но до сих пор никому не удалось адекватно воплотить эту музыку на сцене. Театр оперы и балета им. Джалиля доверил постановку петербуржцу Александру Полубенцеву, с которым сотрудничал уже не раз. Афиша подчеркивает его особую роль в создании спектакля — он числится не просто хореографом, а автором идеи, хореографии и постановки, а буклет называет его режиссером. И сам Полубенцев настаивает на том, что ставит не балет — мистерию, что полностью отвечает оригинальной идее Carmina Burana. Композитор Карл Орф составил свою сценическую кантату из переложенных на музыку виршей средневековых вагантов. Он выбрал 24 из более чем 300 стихотворений, которые хранились в бенедиктинском монастыре Бойерн. Именно его латинское название Burana и дало научное название сборнику стихов XIII века, обложку которого украшал рисунок колеса Фортуны. Любовь, пробуждение жизни, краткость земных наслаждений, непостоянство удачи — эти темы старинной поэзии стали значимыми для Орфа.

Открылся фестиваль, как и принято, специально подготовленной для этого события премьерой — «Carmina Burana, или Колесо Фортуны»

Полубенцев принадлежит к той волне воспитанников балетмейстерского факультета Ленинградской еще консерватории, которые в тусклые 1970-е пытались разработать средства новой балетной выразительности, размять, согреть литые григоровические металлоконструкции и придать хореографии некоторую динамику современности. Их открытия, нигде не зафиксированные, порой со временем обнаруживали родство с приемами западных классиков, но шансов прорваться на значительные академические сцены у этих хореографов не было — сегодня их назвали бы «неформатными». Повернуть колесо Фортуны из всего того поколения удалось, пожалуй, только Борису Эйфману, которого эта римская богиня удачи увела очень далеко от юношеских экспериментов.

ВЕРНОСТЬ ИДЕАЛАМ

Полубенцев, даже получив в конце концов долю званий и наград, остался верен себе. Carmina Burana — это философское произведение, как его понимали в годы молодости Полубенцева. Несколько перекроив партитуру Орфа (тщательно разученную с оркестром и хором дирижером Андреем Анихановым) — некоторые номера переставив местами, некоторые повторив, — постановщик старается избежать иллюстративной нарративности. Но, вместе с тем, Carmina Burana интересует его как жизненная философия, и свой двухактный спектакль Полубенцев объединяет единой линией развития. По моде 1970-х он выстраивает мощный хор двумя неподвижными глыбами на сцене, которые разделяет экран для проекций. Авансцена полностью достается балету. Но там, где Орф ставил своей целью выстроить как круговорот жизни отдельную человеческую судьбу, хореограф галопирует по мировой истории, утрамбовывая в свой спектакль набор символов от средневековых площадных празднеств до взрыва башен-близнецов. В его котле смешались монах, диктатор с узнаваемыми усиками, собирающие мусор бомжи, Невеста и Жених, богиня цветов Флора и бог изобилия Вертуми, потерявшая любимого (привет балету Бельского «Берег надежды»), Смерть и, конечно, появляющаяся в каждой сцене Фортуна — дама в красном платье, максимальная длина которого не позволяет ей танцевать. Фактура Алины Штейнберг, вероятно, победила первоначальный замысел: высокая, выразительная, к концу первого акта она избавляется от платья в пользу эффектного черно-золотого полосатого трико. Выданное хореографом Фортуне надломленное developpe, ассоциирующееся и со змеиной мудростью, и со свастикой, — самый внятный пластический образ спектакля. Потерявшей любимого (Айсылу Мирхафизхан) Полубенцев позволяет лишь заламывать руки и картинно потрясать локонами, как стандартной Леди Капулетти из «Ромео и Джульетты»; для Парня (Артем Белов) и Девушки (Ольга Алексеева) придумывает несколько красивых поддержек; Кристине Андреевой в партии Невесты дает повод показать красивые стопы. Кажется, все силы хореографа истощила борьба за босоногий танец, который 40 лет назад был символом всего прогрессивного и нестандартного в балете. Эта упорная преданность идеалам молодости вызывает восхищение. Но балет оперного театра, в день открытия Нуриевского фестиваля показывающий свой парадный портрет, на пуантах выглядел бы более возвышенно. Впрочем, казанская публика тоже продемонстрировала верность идеалам — после спектакля она устроила труппе стоячую овацию.

Анна Галайда