«В ОРКЕСТРЕ СЕЙЧАС ПРИЛИЧНЫЕ ЗАРПЛАТЫ»

— Рустем Юнусович, пару лет назад вы неожиданно подали заявление об уходе с поста художественного руководителя и главного дирижера созданного вами камерного оркестра La Primavera. Поскольку вы в оркестре все же остались, можно предположить, что ситуация исчерпана?

— Ситуация выровнялась, и, надеюсь, что положительные моменты будут идти по нарастающей. В этом смысле, конечно, судьбоносной была моя встреча с президентом Татарстана Рустамом Миннихановым. Президент прежде всего выделил деньги из республиканского бюджета на повышение зарплат нашим музыкантам. Это было для нас основополагающим вопросом, потому что люди искали, где больше зарплаты, и их можно понять. Конечно, у нас уровень зарплат не тот, что в симфоническом оркестре или оперном театре, но зарплаты в La Primavera сейчас приличные, и с людей уже можно требовать качественную работу. Музыканты понимают, что получают неплохие деньги и должны работать на совесть. Хотя мои ребята и без денег хорошо работали, но сейчас появилась стабильность. Это первое. Второе: по инициативе президента начала развиваться ситуация с предоставлением оркестру статуса автономного учреждения культуры. С 1 марта 2013 года мы самостоятельная организация, город выделил нам помещение на улице Бойничной, там вот-вот завершится ремонт. Хорошее помещение, там будет репзал, женская и мужская артистические, там же будет располагаться и наша административная часть. Нас все это очень устраивает, завершится ремонт, я очень надеюсь, что решится вопрос с деньгами на покупку мебели.

— Всегда больной вопрос для оркестров — инструменты. Как вы его решаете?

— В том же разговоре с президентом я затронул эту тему. Президент пообещал и сдержал обещание — деньги нам выделили. Сейчас процесс закупок практически завершен, идет растаможевание. Я связался с одной французской фирмой, мне ее хорошо рекомендовали, очень многие наши российские музыканты пользуются ее услугами и очень ей довольны. Эта фирма взялась подобрать нам инструменты. Конечно, это не музейные раритеты, но это хорошие скрипки французских и немецких мастеров XVIII - XIX веков. И по моей просьбе фирма подбирает инструменты по тембрам, чтобы они сливались. Я надеюсь, что оркестр зазвучит по-новому.

— И когда мы новые инструменты услышим?

— Мы хотели дать концерт уже 16 апреля, но не успеваем, концерт-презентацию мы сыграем, возможно, в конце этого сезона или уж наверняка в начале следующего.

— Я смотрю на ваши афиши и вижу, что вы все время что-то придумываете: то концерт в джинсах, то «Колесницу Клио». У вас есть креативный центр?

— К сожалению, мозгового штаба у нас нет. Например, наше сотрудничество с музеями возникло так. Был «Абязов-фестиваль», и поскольку он назывался «Объединяя музы», я решил, что мы не можем обойти музу Клио. И один концерт мы провели в национальном музее, он прошел с успехом, был такой сильный общественный резонанс, что мы подумали: а почему бы не попробовать выступать в других музеях? Они же все разные, и есть возможность давать программы соответствующие их направлению и настроению. И 29 августа мы начали фестиваль «Колесница Клио» в национальном музее и завершим его 18 мая в ночь музеев там же. Мы были в Елабуге 31 августа в день памяти Марины Цветаевой, выступали рядом с ее бюстом неподалеку от дома Бродильщиковых, где она жила. 30 октября, в день памяти жертв репрессий, мы выступали на Свияжске. Замечательный концерт был в Чистополе, в музее уездного города — название музея такое уютное, и зал там такой уютный, и концерт прошел замечательно. В Казани мы выступали и в музее Сайдашева, и в музее Тукая. Неожиданный концерт прошел в музее социалистического быта, это джинсовый концерт.

— Там же такое небольшое помещение, где вы разместились?

— Мы сели в центре, а зрители были вокруг, среди экспонатов. Мы играли разную музыку. Конечно, звучал Дунаевский, звучал Цфасман, Шостакович, его вальс из второй эстрадной сюиты. Мы не могли обойти произведения иностранных композиторов, которые звучали в СССР из каждого окошка. Например, «Рио-Рита», «Кумпарсита», «Кукарача». В СССР их считали просто своими. Был один очень интересный момент, и мы его отметили. Весь мир исполняет «Аве Мария», и это произведение приписывают итальянскому композитору Каччини, но самом деле это произведение написал советский гитарист и лютнист Владимир Вавилов.

НАШЛИ НЕИЗВЕСТНОГО АВТОРА

— Мистификация?

— Да, но это уже доказанный факт. Вавилов писал музыку в стиле старых композиторов. Когда настало время ее издать, Вавилов понял, что музыку неизвестного композитора никто бы не издал, и он придумал и приписал малоизвестного Каччини. С тех пор так и пошло. И это не единственная его мистификация, есть еще несколько тем, которые знает весь мир, но никто не подозревает, что они принадлежат Вавилову. И мы «Аве Мария» исполнили как сочинение, принадлежащее советскому времени.

— Раньше вы ездили за границу, есть ли сейчас гастрольная деятельность?

— К сожалению, не очень активная эта деятельность. В последний раз мы были в мае прошлого года в Израиле. Серьезных гастролей вообще не было с 2008 года. Надеюсь, что в августе этого года поедем в Швецию. Все старые связи у нас как-то порушены, сейчас начинают завязываться новые. Те люди, что устраивали наши гастроли, они постарели. Это первое. Второе: кризис 2008 года, после него как отрезало. Денег нет, гастролей нет. Сейчас что-то пытаемся реанимировать. Например, приехал Марк Дробинский, а он делал наши некоторые европейские туры. Я ему сказал, что понятно, туры он уже не вытягивает, но у него же есть свой фестиваль в Швейцарии. Обещал подумать по поводу нашего приглашения на будущий год. Я надеюсь, что как-то к гастролям мы вернемся.

— А кто финансирует гастроли? Государство?

— Финансировать надо только дорогу, все, что внутри станы, это финасируют организаторы. Сейчас, к сожалению, все мои заявки на гастроли получают отказ, раньше этих проблем не было. На поездку в Израиль мы сами заработали деньги, на Швецию, похоже, тоже придется или самим зарабатывать, или искать спонсоров. Будем искать. Город с гастролями нам не помогает, мы от него только зарплату получаем.

— Но вы же автономное учреждение культуры...

— Автономное бюджетное. Мы от бюджета получаем зарплату, муниципальное задание. Но не бывает театров, концертных организаций, которым не даются постановочные. Начальные деньги нужны. Пусть они не покрывают полностью расходы, что-то покрывается за счет сборов. Мы живем на полном хозрасчете. Фестиваль, который только завершился, нам помогло провести министерство культуры, если бы они не взяли на себя расходы по гонорарной части, мы бы его не провели. Точно так же минкульт РТ взял под свое крыло «Абязов-фестиваль», который себя очень хорошо зарекомендовал. Они поняли, что это нечто солидное.

«АВТОНОМИЯ ДАЕТ СВОБОДУ»

— В таком случае что дает эта автономия?

— Она дает свободу творчества, никто не вмешивается в нашу творческую деятельность, у нас есть план по количеству концертов, по количеству зрителей, мы его выполняем. Все остальное — по нашему усмотрению. Но даже если бы мы не назывались автономным учреждением культуры, мы все равно не имели никаких дополнительных денег. Слава Богу, что у нас есть помещение и приличные зарплаты, впереди еще деньги на мебель.

— Сейчас ваши музыканты из оркестра не уходят?

— Нет, у нас уже давно, около полутора лет, стабильный состав. Многие отмечают, что оркестр стал лучше звучать. В этом году нам 25 лет, отмечать будем в ноябре.

— Не жалеете, что создали La Primavera, ведь столько проблем с оркестром...

— Нет, ни разу не пожалел. Это моя жизнь. Я даже не представляю, что бы я делал, не будь этого оркестра.

— Тогда вернемся к истокам. Маленький мальчик вдруг начинает играть на скрипке. Мальчики больше любят пинать мяч. Как вас уговорили учиться в музыкальной школе?

— Ну, я был очень послушный мальчик, очень домашний. Я, конечно, не могу сказать, что занимался с обожанием. Нет, я хитрил. Например, когда дома не было родителей, я подводил часы и был уверен, что время занятий прошло. Но тем не менее чувство долга у меня было.

— Учить вас музыке — это была инициатива родителей?

— Бабушки и дедушки. Они хотели сделать из меня музыканта. Сами они к музыке никакого отношения не имели, из дочери музыканта сделать не получилось, остался внук. Оторвались не мне. В пять лет меня отвели в первую музыкальную школу, я был домашним ребенком и, войдя в класс на экзамен, а там было много народа, я расплакался. Экзамены я сдал, но на собеседовании меня попросили что-нибудь спеть. А я предложил сыграть на рояле. Все удивились, что я умею играть. Дело в том, что у нас дома стояло пианино, и я с четырех лет садился и подбирал по слуху мелодии, даже двумя руками. Я сел за рояль и начал играть татарские народные мелодии. Директор школы Рувим Львович Поляков сказал моим родителям, что видит меня со скрипкой. И я попал в класс Александры Максимовны Гурьяновой. Я у нее поучился, и родители узнали про специальную музыкальную школу при консерватории. Учась у Гурьяновой, я много выступал, мне было пять-шесть лет, но я играл сложные сочинения, мы постоянно ездили на гастроли. У меня уже была вибрация, а о ней можно начать говорить, когда ребенок учится в третьем-четвертом классе, так что на меня педагоги показывали пальцами. В десятилетке я попал к Фаине Львовне Бурдо. Она, слава Богу, жива, и несколько лет назад мы с женой ездили к ней в гости в Израиль.

«ЕСЛИ БЫ БОЧКОВА МЕНЯ НЕ ВЗЯЛА, Я БЫ УЕХАЛ В КАЗАНЬ»

— Среди ваших педагогов и знаменитая скрипачка Ирина Бочкова...

— Да, я учился у нее в московской консерватории. До нее я полтора года проучился у Зариус Шахмурзаевой, и даже в конце первого курса получил по специальности пятерку. Если это случается с первокурсником, то это уже по всем приметам хороший задел. Но случилось так, что Шамхурзаевой по семейным обстоятельствам пришлось уйти из консерватории. Я перешел к Бочковой, если бы Ирина Васильевна меня не взяла, я бы, наверное, вернулся в Казань. Но попал в руки к Бочковой, и это оказалось судьбоносным.

— Вы поддерживаете с ней отношения?

— Безусловно! Постоянно общаюсь. В этом году ей исполнилось 75 лет, мы отыграли ее юбилейный концерт в Казани, причем приехали все ее звездные ученики, а потом повторили его в большом зале московской консерватории. Концерт прошел на ура, при аншлаге.

— Насколько я знаю, московская консерватория — это богемное место, остальные творческие вузы Москвы просто отдыхают. Московские соблазны касались вас?

— У меня были защитные моменты. Во-первых, воспитание. Я был домашний мальчишка, которого забросило в большой город. С одной стороны, это было здорово: я сформировал характер. Во-вторых, я после первого курса женился, и это тоже был сдерживающий фактор. Соблазны в Москве были, но познавательного плана. Я посещал все театры, смотрел все премьеры. Я стал в Москве заядлым театралом, я даже больше ходил именно в театры, но не на концерты. Хотя, конечно, концерты были потрясающие, и мы их не пропускали, трудно было попасть, но я записался в большом зале консерватории в дружинники, и мы помогали контролерам, а когда публика проходила, бабушки говорили: «Ну все, иди». И мы бежали в зал, мест часто не было, слушали стоя, но были счастливы. И Святослава Рихтера слушал, и Лондонский симфонический оркестр... Этими впечатлениями я напитался на всю жизнь.

— В Казань вы вернулись, потому что были целевиком?

— У меня и в мыслях не было остаться в Москве. Целевое направление, которое выбил Назиб Жиганов, жена в Казани — я сразу был настроен на возвращение. По всем договоренностям я должен был начать преподавать в спецшколе при консерватории, и у меня даже была нагрузка распределена. Но неожиданно в момент распределения я узнал, что должен выйти на работу в ГСО РТ, такая пришла на меня заявка. Но я попросил, и меня отправили в распоряжение министерства культуры РТ. И в Казани я поначалу оказался не удел. Я пошел в филармонию, директором тогда был прекрасный человек Марат Тазетдинов, но там мест для солиста не было. Единственное место солиста занимала виолончелистка Лариса Маслова. Я пришел к заместителю министра культуры Нурие Джураевой, и, о чудо, через день филармонии выделили место солиста. Через два-три года выяснилось, что Жиганова против меня настроили, тогдашняя директор музыкальной школы боялась с моей стороны конкуренции. Жиганов даже сказал, что лет 10 Абязова рядом с консерваторией не будет. Видно, такое что-то на меня наговорили, но это так и останется тайной. Но через пару лет Жиганов сам меня к себе пригласил, сказал, что разочарован в директоре спецшколы, и предложил эту должность мне. И 10 лучших лет своей жизни я отдал этой школе. Но когда в январе 1996 года оркестр, существовавший с 1989 года, получил официальный статус муниципального, я собрал педсовет и сказал, что сидеть в двух креслах не смогу. Доработал до конца учебного года и передал бразды правления Александру Михайлову.

«ДОЧЬ СКАЗАЛА, ЧТО В МУЗЫКАЛЬНУЮ ШКОЛУ НЕ ПОЙДЕТ»

— У вашего оркестра есть своя публика....

— Иногда бывает и так, что идет концерт, полный зал, и вдруг кто-то начинает аплодировать между частями. И мы понимаем: это пришла новая публика, и это радует.

— В начале этого сезона вы дебютировали в оперном театре в качестве балетного дирижера. Как складываются ваши отношения с театром?

— Директор нашего оперного Рауфаль Мухаметзянов остался очень доволен моей работой. Он подошел после спектакля и сказал, что немного побаивался моего дебюта в качестве дирижера балета «Золотая Орда». В зале даже присутствовал аранжировщик музыки Резеды Ахияровой дирижер Владимир Рылов, он был готов меня подменить. Но его помощь не понадобилась. Мне потом со стороны передали, что спектакль получился достойный, моя работа понравилась и балетмейстеру Георгию Ковтуну. Работать с ним было интересно, мы до последнего дня не знали, что у нас в результате выйдет. У Ковтуна такая манера работы — только накануне премьеры были поставлены последние правки в партитуре. Он постоянно что-то меняет. С одной стороны, это неудобно для исполнителей, с другой, приводит к хорошему результату. За два-три дня до премьеры он сказал, что, по его мнению, нет финала. Это было сказано утром, вечером я прихожу на репетицию и вижу сияющего Ковтуна, он говорит, что нашел финал. И вечером он этот финал поставил, и все встало на свои места. Он любит говорить про себя: «Я же не гений, чтобы все заранее предвидеть».

— У вас двое прекрасных детей, они учатся музыке?

— Старший учится, ему 10 лет, он берет уроки игры на гитаре у Виталия Харисова. И делает успехи. Пока мы не видим его музыкантом, не давим на него, захочет — будет учиться дальше. Сын учится в хорошем лицее, и в том, что он будет занимается творчеством, я не сомневаюсь. Он любит актерское мастерство, ходит в драмкружок «Непоседы» и даже ездит на конкурсы и фестивали. Недавно ездил на конкурс в Питер, был там с кружком, все они там посмотрели, были даже в тех местах, где я не был. А дочке 6 лет. Она, видя, как занимается старший брат, сразу же сказала, что в музыкальную школу не пойдет. Она хочет быть художницей, и с сентября мы отдаем ее в художественную школу.

— У вас очаровательная жена, но она не имеет отношения к музыке. Как вы нашли друг друга?

— Я как раз рад тому, что Юля не музыкант. Моя первая жена была музыкантом, и это было сложно. Когда в одной семье два творческих человека, иногда возникают споры, кто из них талантливее, У нас с первой женой до такого не доходило, но внутреннее соревнование все равно было. А когда люди работают в разных областях, мне кажется, им проще.

«ЮЛЮ МНЕ ПОСЛАЛ ВСЕВЫШНИЙ»

— Где вы встретили Юлю?

— Мне позвонили, в трубке приятный женский голос сказал, что со мной говорят из фирмы «Аудит-консалтинг». У фирмы был юбилей, и Юле поручили связаться со мной и пригласить на празднование La Primavera. Мы были свободны, я согласился и поехал на встречу с директором. Я приехал, меня встретила красивая молодая девушка, это была Юля. Она провела меня к директору, мы с ним все обговорили, и возник проект издания наших компакт-дисков. Юле было поручено этот проект курировать. Когда мы встретились, чтобы посмотреть площадку, где мы будем выступать, я спросил Юлю, как она относится к классической музыке. Она ответила, что хорошо, и рассказала, что некоторое время даже проработала в БКЗ, слушала все концерты классической музыки и постоянно бывала на наших концертах. Юля сказала, что именно она посоветовала директору нас пригласить на юбилей. У меня было два билета на фестиваль Софии Губайдулиной, и я Юлю пригласил. Она обрадовано согласилась, но я предупредил: «Если вы появитесь в БКЗ со мной, разговоров будет очень много». Юля ответила, что разговоров не боится. И правда, разговоров было много.

— Ну, Рустем, вы же были такой завидный жених!

— Я тогда об этом не думал, просто предупредил ее. И, самое интересное, когда Юля вернулась домой после концерта, ее мама уже знала, что она была в БКЗ со мной. Кто-то в антракте ей позвонил.

— И когда вы сделали Юле предложения руки и сердца?

— Уже через две недели. Я увидел, что это мой человек.

— Не жалели потом?

— Нет, ни разу. Это судьба, это мне награда от Всевышнего за что-то.

«МОЙ ПАСПОРТ НАШЕЛ МОШЕННИК»

— Вы недавно стали героем криминальной хроники. Что это за история с кредитом?

— 1 декабря прошлого года мы уезжали на гастроли в Саров и в Москву. Часа за два до отхода поезда мы приехали на вокзал, потому что у нас был концерт совсем рядом — в «Пирамиде». Пока сидели, я вынимал паспорт, смотрел, на месте ли он, и, очевидно, уронил. Не думаю, что кто-то вытащил его из кармана. Как я садился в поезд и как попал в ядерное сердце России Саров — это отдельный разговор. Но все как-то сложилось. 2 декабря рано утром я уже пошел в полицию Сарова и написал заявление, что потерял паспорт. Перед Новым годом уже получил в Казани новый паспорт. А потом начал получать письма. Сначала это были письма от фирм, которые дают небольшие займы. Я поехал в эту фирму, они открыли компьютер и удивились: «Ой, это же не вы!» Фотография была переклеена. И в подписи не было ничего общего. Даже когда пришло письмо от «Русского Стандарта», я поехал, разобрался, но не стал обращаться в полицию. Но когда я получил письмо от Сбербанка, клиентом которого я много лет являюсь... Я понял, что что-то надо делать. Я написал заявление в Сбербанк и пошел в полицию. На сегодняшний день заведено три уголовных дела. Недавно мне позвонили из Сбербанка, так совпало, что я хотел взять у них кредит, и мне отказали из-за этой «плохой кредитной истории», в которой я не замешан. Мне сказали, что кредит мне одобрен, передо мной извинились, претензий у них ко мне нет. В Сбербанке сказали, что мошенника найдут, у них есть какие-то свои методы. Что особенно поразило: 100 человек могли найти мой паспорт, но нашел его мошенник.