Рустам Батров: «Нормой же в религиозных реалиях, как ни прискорбно, является война всех против всех» Рустам Батров: «Нормой же в религиозных реалиях, как ни прискорбно, является война всех против всех» Фото: «БИЗНЕС Online»

Мир между религиями держится большей частью на внешних подпорках

Мы часто гордимся тем, что в Татарстане царит межконфессиональный мир и согласие. Подвох, однако, заключается в том, что обыденными вещами не гордятся, их не воспевают с высоких трибун и не поднимают на знамена. Это означает, что мы с вами живем в уникальной ситуации. А нормой же в религиозных реалиях, как ни прискорбно, является война всех против всех. И если в современном мире это часто уже не так, то спасибо феномену светского государства, усмирившего воинственность традиционных религий, ну и отчасти тем религиозным деятелям, которые сказали твердое нет миллинтантизму своих исконных теологий.

Мир между религиями, увы, пока во многом вынужденный, держится большей частью на внешних подпорках. И он перестанет быть напускным и шатким лишь тогда, когда носители религиозного сознания без притворства и лицемерия признают, что иудаизм, христианство и ислам — три толка (мазхаба) одной религии Единобожия, равно как и другие религиозные традиции, прошедшие испытание временем, — не менее важные формы духовности. К счастью, это отчасти уже произошло. Понятие традиционных религий, противопоставляемых религиозному радикализму — одно из проявлений такого взаимного признания, объединения религий на одной светлой стороне.

Однако здесь возникают серьезные богословские вопросы, которые и удерживают верующих от того, чтобы окончательно ринуться в объятия друг друга. Во-первых, не приведет ли «заигрывание» с другими религиями к утрате собственной самобытности и всеобщей унификации? А во-вторых, в чем вообще смысл разных религий и особенно ислама — самой поздней среди них в авраамической традиции, если все религии учат одному и тому же?

Ответ на самом деле лежит на поверхности. Когда мы говорим, что ислам, христианство и идуадизм — три кита одной большой правды, то их равноистинность надо понимать не в том смысле, что они полностью совпадают в тезисах, а в том, что они совпадают в конечном результате: все они в одинаковой степени приводят человека к Богу. Этот религиозный плюрализм можно сравнить с многообразием в спорте, ведь в религии, как и в спорте, первостепенное значение имеет практика (соблюдение заповедей), а не теоретизирование, ибо важно не столько знать карту пути, ведущего к спасению, сколько непосредственно идти по нему (в этом, к слову, заключается разница между религиоведом и собственно верующим). Так вот, существуют разные виды спорта, порой совершенно не похожие друг на друга, например тяжелая атлетика и шахматы, но каждый вид спорта без исключения может привести человека на олимпийский пьедестал. Так же и с нашими религиями: они очень разные, но все без исключения ведут во врата Божьей милости.

Такой подход позволяет не только снять межрелигиозную вражду между нами, но и уйти от другой крайности — экуменизма, пытающегося, условно говоря, скрестить штангу с шахматной доской, т. е. нивелировать наши самобытности. И, хотя экуменистические рассуждения красивы по форме и правильны с точки зрения общего посыла, они бесполезны в практическом смысле: Франкенштейн вряд ли когда-либо взойдет на олимпийский пьедестал, а вот полноценный штангист или полноценный шахматист, которые не оглядывались по сторонам и сосредоточились на результатах лишь в одном спорте, имеют на это вполне реальный шанс. С данной точки зрения, становится понятной и ущербность перебежчиков. Конечно, человек, сменивший свою религию, потенциально может в новой вере достичь успеха, но, поскольку ему приходится все начинать заново, его шансы снижаются. Все-таки переквалифицироваться из шахматиста в штангиста не так-то просто.

Разность наших религий есть разные методики преображения человека. Кстати, эти методики отличаются не только между религиями, но и часто разнятся внутри одной конфессиональной системы. В исламе, например, есть два глобальных пути: путь страха (тархиб) и путь любви (таргиб). В первом человек начинает с того, что боится мучений ада, затем переходит к более утонченным состояниям: он боится греха как такового, а затем боится потерять расположение Бога. Второй путь строится инверсионно: на начальном (примитивном) уровне человек мотивирован наслаждениями рая, затем он движим стремлением к благочестию как таковому, затем ему становится важным лишь довольство Бога и ничто иное. Как видим, эти два пути — диаметрально противоположные, но они приводят к одному результату — к Богу. Так и с разностью наших религий.

Вообще, читая Коран и Библию, сложно избавиться от ощущения, что они очень часто раскрывают одни и те же сюжеты Вообще, читая Коран и Библию, сложно избавиться от ощущения, что они очень часто раскрывают одни и те же сюжеты Фото: «БИЗНЕС Online»

По Корану Ева не является виновницей отступления от Божьего завета

Когда мы провозглашаем равноистинность иудаизма, христианства и ислама, то перед нами открывается еще одна перспектива — возможность богословского сличение текстов Библии и Корана. Зачем это нужно? Подобная компаративистика не просто занимательное занятие. Сравнение текстов таит в себе ключ к пониманию тех ключевых идей, которые содержатся в каждой из религий Единобожия и ради которых, в частности, был ниспослан наш пророк Мухаммад. В этом, собственно, таится ответ на второй из поставленных выше вопросов.

Вообще, читая Коран и Библию, сложно избавиться от ощущения, что они очень часто раскрывают одни и те же сюжеты. Однако истина, как говорится, прячется в деталях. Если внимательно прочитать библейскую и кораническую версию одного и того же сюжета, то мы увидим, что в них нередко встречаются некоторые отличия. Эти сюжеты похожие, но не идентичные.

Взять, к примеру, историю грехопадения Адама и Евы. Как известно, Библия признает главную роль в духовном низвержении прародителей за Евой, подчеркивая, что именно она первой откусила от запретного плода и совратила Адама. Читаем: «И увидела жена, что дерево хорошо для пищи и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и он ел». (Быт. 3:1–7).  По-другому расставлены акценты этой истории в Коране: «И нашептал им обоим [Адаму и Еве] сатана, чтобы открыть то, что было скрыто от них из их мерзости, и сказал: „Запретил вам ваш Господь это дерево только потому, чтобы вы не оказались ангелами или не стали вечными“. И заклял он их: „Поистине, я для вас добрый советник“. Так низвел он их обоих обольщением. А когда они вкусили дерева, явилась пред ними их мерзость и стали они шить для себя райские листья. И воззвал к ним их Господь: „Разве Я не запрещал вам это дерево и не говорил вам, что сатана для вас — ясный враг?“» (7:20-22).

Как видим, по Корану, Ева не является виновницей отступления от Божьего завета. Оба прародителя в равной степени были ответственны за грехопадение. Казалось бы, мелочь. Но именно эта мелочь и стала тем зерном, из которого выросли разные теологии христианства и ислама.

Так, в христианском мире женщина веками считалась презренным существом, «сосудом зла», «орудием сатаны». Неслучайно первые монастыри, как отмечают исследователи, были всегда мужскими, ибо монахи, спасаясь от скверны мира, под этим подразумевали в первую очередь женщину. Неслучайно и то, что почти до XIX века христианское духовенство спорило, есть ли душа у женщины или нет. Если душа у нее все-таки есть, то человеческая она или звериная? Если все же предположить у нее наличие человеческой души, то ее социальное положение по отношению к мужчине является рабским либо несколько выше?

Конечно, суровое Средневековье не щадило и мусульманских женщин. В этом отношении не стоит строить больших иллюзий. Однако практика отдельных мужчин все же шла вразрез с провозглашенными идеалами, ибо даже в средневековом исламе к женщине относились намного более уважительно, чем в христианстве. По крайней мере, среди мусульманских теологов никто не сомневался в наличии у нее души. Напротив, женщину в исламе всегда почитали и возвеличили, особенно в контексте материнства.

Таким образом, для того чтобы понимать Коран, нужно внимательно читать не только его, но и Библию. Без сличения этих двух священных текстов мы не сможем до конца схватить то, на что Всевышний обращает наше внимание в послании пророка Мухаммада. Несовпадение в деталях — ключ к пониманию фундаментальной сути исламского послания. Однако сравнивать между собой можно только сопоставимые, рядополагаемые вещи. А это значит, что мы должны исходить из того, что Коран и Библия — в равной степени тексты истины.

Выявление разницы в библейских и коранических сюжетах — методологический ключ к пониманию специфики родственных религий и прежде всего ислама Выявление разницы в библейских и коранических сюжетах — методологический ключ к пониманию специфики родственных религий и прежде всего ислама Фото: «БИЗНЕС Online»

Коран предельно снижает роль чуда, полностью вытесняет его в прошлое

А вот еще один пример. История противостояния Моисея и египетских волхвов. Она встречается и в Библии, и в Коране. При невнимательном прочтении перед нами предстает одна и та же история. Волхвы бросают свои веревки, и те превращаются в змеев; Моисей бросает свой посох, и он, превратившись в змея, съедает тех. Но если из библейского рассказа можно понять, что веревки волхвов действительно «сделались» змеями и волхвы смогли повторять некоторые явленные Моисеем чудеса, то в Коране говорится только о случае с веревками и посохом, притом превращение веревок описывается здесь как только «кажущееся», т. е. как заворожение глаз. Другими словами, волхвы реально не превратили веревки в змеев. Коран не наделяет их способностью изменять природу вещей.

Казалось бы, снова мелочь. Но на самом деле это кристаллик в вершине айсберга всего коранического учения, которое призывает строить жизнь на рациональном знании, а не на детском мышлении, верящем в чудеса. Коран предельно снижает роль чуда, полностью вытесняет его в прошлое, т. е. в рамки для рассказов о прошлых пророках, но никак не для времен Пророка Мухаммада. Из этого вырастает принципиально другая теология, в которой нет догматов, требующих слепой веры, а есть только религиозные положения, которые всегда обосновывались рационально. Это качественно новый этап в развитии религии. С приходом ислама наступает эра нового типа религиозности — религиозности, которая ориентирована на разум.

Увы, это сильнейшая сторона нашей религии, которой не могут похвастать наши собратья из других религий, мусульманами сегодня задвинута на второй план. Имея за плечами мощнейшую традицию рациональной теологии, в современном мире мы все больше превращаемся в глазах человечества в обскурантов и противников всего разумного.

Выявление разницы в библейских и коранических сюжетах — методологический ключ к пониманию специфики родственных религий и прежде всего ислама. Хотелось бы, чтобы его использовали и в Болгарской исламской академии, и в других российских центрах мусульманской учености. Но для этого шага нужно заплатить цену входного билета: признать истинность Библии и перестать ее дискредитировать, чем по старинке и втихаря от общественного внимания до сих пор занимаются религиозные деятели ислама.