Владимир Путин и Дональд Трамп «История вокруг Путина начинает играть новыми красками» (на фото – Владимир Путин и Дональд Трамп на саммите G20) Фото: kremlin.ru

Peace through power!
Brotherhood of Nod mantra

«ПУТИН И ТРАМП CONTRA OMNES»

На минувшей неделе прошел и успешно завершился саммит G20 в японском городе Осака, и это закономерно породило целую волну комментариев относительно произошедших там событий. Комментариев, разумеется, совершенно разных, отражающих идеологические предпочтения их авторов — но особенно, как это часто и бывает, отличилась разнообразная отечественная патриотическая пресса. Поводов для этого, надо сказать, было более чем достаточно: и интервью Владимира Путина известнейшему британскому изданию Financial Times, и полуторачасовые переговоры с президентом США Дональдом Трампом, и «соглашение о перемирии» между Трампом и лидером КНР Си Цзиньпином. При этом, несмотря на общий идеологический генезис комментариев, тональности их могут различаться весьма существенно — от очередной апологии истории с распадом мира на валютные зоны и до описания ситуации в формате «Путин и Трамп contra omnes». Думается, стоит добавить ко всей этой истории еще несколько суждений, расширив таким образом имеющуюся картину, и начнем мы с ключевого вопроса — с глобализации.

Я напомню, что этот процесс, в его нынешней редакции, был и остается рыночно-естественным. Начался он с того, что послевоенный мировой гегемон (США) в рамках плана Маршалла озаботился инвестициями в восстановление экономических потенциалов пострадавших от войны европейских стран, а заодно и Японии. Причина этому изначально была чисто политической — через экономическую привязку не дать возможности проводить свое влияние Советскому Союзу, который совершенно справедливо виделся в США идеологическим антагонистом и противником уровня, близкого к экзистенциальному. Экономические последствия этих действий пришли чуть позже, с 50-х годов, когда политика несколько отошла на второй план.

Это произошло тогда, когда стало понятно, что из разрушенных войной стран, вообще говоря, никуда не делось культурное и образованное население, вполне привыкшее к современным форматам фабричного труда и линейному (не циклическому) времени. Иными словами, США получили великолепные резервы рабочей силы для инвестиционного взаимодействия, для переноса производств и технологий с территории гегемона к сателлитам с последующей продажей произведенных товаров обратно в США. Именно этот чисто экономический механизм и был в основе широко известного «немецкого экономического чуда», неразрывно связанного с именами канцлера Конрада Аденауэра и министра экономики Людвига Эрхарда. Здесь же присутствует чуть менее известное «японское экономическое чудо», относительно малоизвестное «итальянское экономическое чудо» (да, было и такое, и примерно в тот же промежуток времени — в 50-е и 60-е годы прошлого века) и так далее.

Соответственно, не стоит удивляться, что экономики Германии и Японии, несмотря на свое закономерное положение среди экономических лидеров нынешнего мира, несут на себе «родимое пятно» ориентированной на экспорт развивающейся страны и весьма сильно от него зависящей. Конечно же, ситуация уже давно не является химически чистой: та же Германия служила финансовым гегемоном для прочих стран Европы, в частности Греции и Польши (после ее выхода из-под советского влияния). Германия здесь выступала уже как инвестор, переводя свои производства в эти страны (польский вариант) либо же просто активно кредитуя ее ради поддержки продаж своих товаров (греческая история). В аналогичную двойную позицию со временем встала и Япония, выступая как финансовый гегемон для Южной Кореи, делая туда инвестиции — несмотря на все протесты корейцев, живо помнивших японскую оккупацию, поскольку тогдашний лидер РК генерал Пак Чон Хи, считавший, что японские капиталы важнее болезненной памяти, довольно жестко прессовал все протесты.

У ЭТОГО МЕХАНИЗМА ПРОСМАТРИВАЕТСЯ ДВЕ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ

Конечно же, стоит иметь в виду определенные нюансы, которые повлияли на развитие экономики в отдельных странах. Так, Италия со временем растеряла свой стартовый рывок: видимо, повлияла ее некоторая неоднородность, выраженная в поговорке, что севернее Милана — Германия, а южнее Неаполя — Африка. Франция заигралась в государственное регулирование и социализм, в результате чего обросла долгами, аналогично в социализм (14 зарплат в год!) заигралась Греция. С другой стороны, Великобритания при Маргарет Тэтчер вовремя сбросила с себя хвост очень традиционной, но неэффективной промышленности, сфокусировавшись на маржинальном экспортном промышленном секторе и финансовых услугах в мировом масштабе. Страна от этого в целом выиграла, но местное население проклинало Тэтчер вплоть до самой ее смерти четверть века спустя после ее реформ. Норвегия стала (не)типичной петромонархией — очень высокие удельные доходы от экспорта газа позволили ей организовать высочайший уровень жизни населения, при этом довольно удачные инвестиции местного стабфонда приумножали имеющийся у них капитал. Финляндия, в свою очередь, работала как сборочный цех для советских заказов. 

Затем, с 80-х годов прошлого века, пришел черед относительно малозаметной Мексики и огромного Китая — как развивающейся страны уже третьего порядка. Многомиллионное нищее население обеспечило миру баснословный прирост в эффективности труда, в рамках того же самого инвестиционного механизма взаимодействия. В страну пошли американские, японские, европейские, южнокорейские капиталы, при этом приходили они фактически на пустое место — что обеспечивало высочайшую эффективность использования во всех отраслях, будь то сельское хозяйство, энергетика, производство или логистика. Вслед за Китаем к началу 90-х годов начали возникать «тигрята» уже четвертого порядка — Вьетнам, Таиланд, Филиппины, Индонезия, страны Латинской Америки (та же Аргентина), — практически немедленно свалившиеся в «азиатский кризис» 1997–1998 годов. Затем в этот механизм системно (бессистемно оно было и ранее) стали включаться страны Африки, при этом гегемоном для них выступал уже Китай. В общем, машинка вроде бы продолжает работать, но уже сейчас можно сделать некоторые выводы относительно ее особенностей.

Реальность показывает, что у этого механизма просматривается две фундаментальные особенности, которые являются определяющими для оценки результатов страны, вставшей на такой путь взаимодействия. Первая заключается в том, что чем раньше страна встала на него, тем более высокого результата она может достигнуть. Так, развивающиеся страны первого порядка — Германия и Япония — имеют подушевой ВВП (фактически доход на душу) примерно в 75% от американского, причем японский на пике «пузыря» и перегрева даже превышал таковой в США, примерно на 5%, правда, «пузырь» вскоре лопнул и японская экономика замедлилась на без малого три десятка лет. Страна второго порядка — Южная Корея — находится на уровне около половины американского. Китай сейчас находится на 12% от американского, несмотря на почти 40 лет роста, начиная с реформ Дэн Сяопина, а Вьетнам — примерно на 3% от уровня США. Вторая особенность также наблюдается эмпирически и следует из первой, а заключается она в том, что страна, достигшая своего потенциала, не может его фундаментально превозмочь, она может только гулять возле этого показателя. И Германия, и Южная Корея уже несколько десятков лет находятся на своих уровнях относительно гегемона и не двигаются относительно его, а попытка японского прорыва окончилась ничем, точнее, падением до уровня потенциала.

Соответственно, можно высказать гипотезу, что тот же Китай доберется до своего потенциального уровня (который я экспертно оцениваю в 15–16% от американского), после чего затормозит свой рост и станет гулять возле этой цифры. Грубо говоря (и предполагая политическую и военную стабильность), если сейчас китаец беднее жителя Южной Кореи вчетверо, то через десять лет китаец будет беднее втрое, и через двадцать лет — тоже втрое. Аналогичной будет ситуация у вьетнамцев, у черных в Африке и так далее.

«РОССИИ БЫЛО СДЕЛАНО ПРЕДЛОЖЕНИЕ НОРМАЛИЗОВЫВАТЬ СИТУАЦИЮ, СВОРАЧИВАТЬ ПАТРИОТИЧЕСКИЙ КРЕН»

Вернемся к Осаке, глобализации и валютным зонам. Какие, простите, в свете вышесказанного, валютные зоны? Какой резон мне (скажем, скромной бедной Камбодже) работать в рамках валютной зоны Китая, продавая свои товары на его рынок — если американский рынок, в расчете на душу, в 8 раз богаче? Правильно, никакого — за исключением прямого или опосредованного насилия, либо же угрозы применения его — более того, все стремятся на богатый рынок. Ровно это видит и Дональд Трамп, и ведет он себя как хозяин супермаркета: «Вы хотите выставить свои товары на мои полки, не проблема, но вы сделаете это на моих условиях». И именно торг за эти условия и лежит в основе мировой «торговой войны».

Слово «торг» здесь является ключевым, опять же, нельзя сказать, что «торговая война» сама по себе идет по плану; так, уже сейчас видно, что заметную выгоду со всей этой истории получил Вьетнам, американские инвестиции уходят из Китая именно туда, а не возвращаются в США, как хотел Трамп. США и Китай, как уже было сказано выше, вновь попробуют сесть за стол переговоров (хотя я продолжаю скептически относиться к возможности заключения сделки, по крайней мере, в ближайшее полугодие), а парламент Мексики ратифицировал торговый договор NAFTA 2.0, который был подписан полгода назад в Буэнос-Айресе, на предыдущем саммите G20. Более того, с лета прошлого года между США и Европой продолжаются переговоры по TTIP (Трансатлантическому торговому партнерству), прерванные в 2016 году; отдельно радует то, что они, вообще говоря, секретны, никаких деталей наружу не выходит, и европейская конспирологическая пресса гонит активную волну по этому поводу. Иначе говоря, война войной, а обед, точнее, переговоры — по расписанию, и целью этих переговоров явно просматривается выстраивание новой конфигурации вполне себе глобальной мировой торговой системы.

В этой связи вся история вокруг Путина начинает играть новыми красками. Трамп беседует с Путиным, Трамп беседует с Си, Путин дает интервью FT,  европейская пресса говорит об Осаке как о новой Ялте, что, конечно же, тешит уязвленную гордость, но вызывает некоторые подозрения. Если же приложить к этому:

— восстановление России в ПАСЕ;

— вновь поднявшийся вопрос об украинских моряках, захваченных Россией в ходе инцидента в Керченском проливе в ноябре прошлого года;

— разъяснения Кремля в сторону МВД относительно необходимости прекратить практику массового применения закона об оскорблении госсимволов и органов власти;

— резко усилившуюся активность вокруг личности Алексея Кудрина, единственного представителя российской элиты, который нормально воспринимается на Западе (недавний штрих — Счетная Палата выложила в сеть коды своего программного обеспечения, и я, как бывший айтишник, вижу в этом прямой сигнал единственному в РФ авангардному классу), то можно дать предварительную гипотезу, что России было сделано предложение нормализовывать ситуацию, сворачивать патриотический крен и вписаться в какой-то западный проект. Какой именно — бросить Китай, передать Курилы японцам, начать прессовать Иран или же поддержать малой копейкой западные экономики —  я сказать не берусь. Впрочем, это уже выходит за рамки моей компетенции, хотя полету мысли, конечно, не мешает.

В любом случае нельзя не отметить, что этот околосаммитовский набор событий был весьма интересным.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции