В этом сезоне Государственный симфонический оркестр играет Рахманинова, достигнув зенитного возраста: оркестру исполнилось 50 лет В этом сезоне Государственный симфонический оркестр играет Рахманинова, достигнув зенитного возраста: оркестру исполнилось 50 лет

«РАХМАНИНОВ — АВТОР МОЩНЫЙ, ЭМОЦИОНАЛЬНО БЕЗГРАНИЧНЫЙ И ОДНОВРЕМЕННО ТРАГИЧЕСКИЙ»

Наступление мая означает, что подходит время очередного фестиваля музыки Рахманинова «Белая сирень». Казалось бы, Рахманинов — композитор известный, если не сказать популярный. Его симфонии, симфонические картины вроде «Острова мертвых» и фортепианные концерты — отнюдь не новинка на академической эстраде. Впечатление, что его музыка не нуждается в каком-то новом толковании, не то чтобы обманчиво. Даже далекий от музыки человек назовет произведение, которое слушают молодые герои известного советского фильма «Весна на Заречной улице» по радио: Второй концерт для фортепиано с оркестром.

И все-таки не бывает такого, чтобы в хорошо известном классическом тексте не было вещей, которые не приходилось бы открывать заново. В музыке это происходит так же, как и в случае перечитывания нами, скажем, романа Толстого «Война и мир» или гоголевских «Мертвых душ». Всегда открывается что-то, чего раньше не замечалось. В материале, который ранее казался проходным, вдруг начинает просматриваться глубокий смысл. «Меняется весь мир вкруг человека, ужель один недвижен будет он?» — писал Пушкин. Снова и снова обращаться к чему-то в музыке, в литературе, в поэзии — значит следить за теми изменениями, которые происходят и в нас самих.

В этом сезоне Государственный симфонический оркестр играет Рахманинова, достигнув зенитного возраста: оркестру исполнилось 50 лет. Почувствовать себя в рахманиновской музыке нам важно, как каждому взрослому человеку важно мониторить свой организм и свое душевное состояние. Рахманинов — автор мощный, эмоционально безграничный и одновременно трагический. Русскость в его музыке только на первый взгляд кажется такой распахнутой, такой искренней и такой же «плакатной», как в фильме «Весна на Заречной улице». Не все так просто. Рахманинов был сложным человеком. Пианистом он стал чуть раньше, чем композитором и дирижером. Кстати, в свое время он был самым молодым дирижером в истории Большого театра. Это было в 1901 году, когда 27-летнему автору, только что написавшему Второй фортепианный концерт, предложили место дирижера, он два сезона подряд работал в Большом.

«В ИСТОРИИ НЕ БЫВАЕТ СЛУЧАЙНОСТЕЙ»

Ровно в эти же годы другим театром — Венской оперой — тоже руководил композитор. Густав Малер был старше Рахманинова, ему было 40 лет. Годы его директорства в Венской опере были, пожалуй, как и у Рахманинова, отмечены занятостью, отлучавшей обоих от основного — сочинительского — призвания. Поэтому музыка сочинялась ими в ситуации острого дефицита времени. Зато какая это была музыка! У Малера — Шестая симфония, казанскую премьеру которой ГСО РТ исполнил на последних «Рахлинских сезонах». А у Рахманинова это были Вариации на тему Шопена, Прелюдии для фортепиано (ор. 23) и написанная в 1903 году опера «Скупой рыцарь».

Люди, которые часто посещают концерты, любят сетовать на чрезмерную репертуарность тех же Малера и Рахманинова. Но я не вспомню, чтобы, говоря об одном из этих художников, меломаны рассуждали бы о каждом из них в контексте, который их объединял. Общая хронология — раз. И сходство их биографий — два. А ведь такие вещи многое открывают, во всяком случае, тем, кто в меру профессии, как я и мои музыканты, регулярно обращается к их произведениям, вольно или невольно находя интереснейшие смысловые и сюжетные переклички между судьбами столь разных, казалось бы, художников.

Мне дорого и как-то даже человечески важно знать, например, что Рахманинов в 13 лет был представлен Петру Ильичу Чайковскому, чью оперу «Евгений Онегин» первым из европейских дирижеров в Гамбурге исполнил молодой 32-летний Густав Малер. Мне невероятно интересно было прочесть, что 16 января 1910 года на нью-йоркском исполнении Рахманиновым своего Третьего концерта за дирижерским пультом стоял именно Малер. И Рахманинов много позже в разговоре с одним музыковедом вспоминал о Малере в том выступлении: «Он отдавал всего себя, чтобы довести довольно сложный аккомпанемент в концерте до совершенства, хотя был совершенно измучен после другой продолжительной репетиции. У Малера каждая деталь партитуры оказывается важной, что так редко бывает среди дирижеров...» Через полгода после этого выступления Малер умер.

В истории не бывает случайностей. Представители двух разных культур сошлись в 1910 году в Нью-Йорке — городе, из которого Малер вернулся в Вену, чтобы умереть, и городе, в который семью годами после малеровской смерти отплывал с семьей из Норвегии Рахманинов. Малер писал только песенные циклы и симфонии (полных — 9), простодушно желая в каждой симфонии «построить мир», — ни квартетов, ни концертов, ни фортепианной музыки у него нет. Рахманинов написал три симфонии, четыре фортепианных концерта, а также камерные оперы, ансамбли и масса фортепианной музыки. То, что одним покажется статистикой, другим — и мне в их числе — видится как эффект «сообщающихся сосудов».

Вот это чувство связанности людей, художников, творцов, чьи судьбы волею случая резонировали друг с другом, позволяет нам, исполнителям, постоянно обновлять картину музыкальной истории. В Казани, городе, который в ХIХ веке называли «Поволжскими Афинами», продолжать заниматься этим особенно интересно.

Александр Сладковский

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции